Я сворачиваю с пыльной дороги и ступаю на тропинку, затерявшуюся среди некошеной травы. Справа – пруд, слева – дома, многие из которых заброшены и покинуты. Здесь, на этой улице, в то время оживленной и полной детских голосов, жил Иван Смалйкин – по-деревенски Ванька. Тогда он учился на агронома и ухаживал за моей тетей, которой исполнилось восемнадцать лет.
Их дома разделяла только река. Через нее был перекинут мостик – два бревна, связанные между собой веревкой. По берегам густо росли деревья: ольхи, ивы, ветлы и там же, на краю реки, стояла бабушкина баня. Бывало, выйдешь из парильни, весь распаренный, в предбанник и сидишь, слушая, как весело журчит вода на перекате, и соревнуются в мастерстве соловьи. Счастливое детство, счастливые годы!
Здесь, в укромном месте, и встречались влюбленные. А то, что они любили друг друга, у меня сомнений нет – достаточно взглянуть на фотографию, где они запечатлены вместе и где глаза тети прямо-таки светятся от счастья.
А потом все прервалось. Я этот день, вернее, ночь очень хорошо помню.
Меня тогда оставили ночевать у бабушки. Мне постелили на печи. Не знаю, сколько часов было, но я проснулся от громкого разговора. Приоткрыл занавеску и вижу: за столом, под образами, низко опустив голову, сидит тетя, время от времени вздрагивая плечами, а над ней возвышается грозная фигура бабушки, которая, стуча костяшками пальцев об стол, выговаривает: «До седьмого колена! Поняла?! До седьмого колена!»
Я тогда не знал, что значат эти слова. Их жгучая боль опалила меня позже, когда уже, будучи студентом, увидел ее. Прежде о ней ничего не знал, потому что она проживала в райцентре, а я – в деревне.
Мы в то лето встречались почти каждый вечер. Сумасшедшие были те встречи! За околицей, там, где колосились колхозные поля, мы обломали всю рожь и, как мне кажется, именно из-за этого колхоз в тот год не смог выполнить план по сдаче хлеба государству.
А потом все прервалось. Я узнал, что она приходится мне троюродной сестрой, как тетя Прасковья приходилась Ивану. Может, я смалодушничал, не придя на свидание, ставшее последним, но у меня в голове все время, как стук метронома, звучали слова бабушки: «До седьмого колена! Да седьмого колена!»
И хорошо, что до седьмого колена! Если бы было по-другому, я не встретил бы тебя и не знал бы, что значит быть на седьмом небе от счастья.
…Мы – не родственники, но человека, родней тебя, для меня на свете нет.