Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2017/05/18/679
Старый охотник Елей ходко скользил снегоступами по запорошенному снегом льду. Изредка пробивая лыжню во встречающихся на пути переметах, он знакомой дорогой шел к родовому угодью. Сзади, по пробитому стариком следу, вел в поводу навьюченного оленя подросток.
Неделю бушевала непогода, сильный северный ветер Борей, налетев ураганом, повалил в урмане деревья, разметав вороньи гнезда, сорвал остатки осенней листвы.
Но вчера пурга наконец-то ушла на запад, и к полудню выглянуло солнце.
Пойма реки в неожиданном безветрии замерла, как в сказке. Вот в такой сказке и нашел старый Елей три года тому назад замерзших сына и сноху. И остался старику, на радость иль на горе, один только внук. Помощник. Хотя какая это опора? Мал еще.
– Таль, таль, таль, – мурлыкал под нос грустную песню охотник, размышляя. – Оленя шаману отвел. Таль, таль. За это обещал колдун, что ныне же найдет Елей новую жену, да не ленивую, а расторопную, чтоб и по хозяйству помощницу, и за мальцом присмотр. У шамана-то три бабы, и то по хозяйству не успевают, а у Елейки ни одной. Ни малицу заштопать, ни рубаху пошить. Блох подавить – и то некому. Таль, таль. Купить бы жену, и шкурки на это дело приготовлены. Да где ж бабу в урмане найти? Все на счету. Молодых всех присмотрели, не отбить, а погодки уже никчемные, старые. Такая баба воды из реки не принесет, шкуру не выделает, саман не натопчет. На кой такая обуза? Только еду переводить. Таль, таль, таль.
Парубок, шагая по следам деда, бесцельно рассматривал высокий берег протоки. Невольно его взгляд остановился на корневище поваленной бурей сосны, что свисала стволом вниз на лед протоки. Мальчик отвел взгляд, но тотчас присмотрелся к корневищу снова. На снегу из сугроба торчал уголок платка, который трепал легкий ветерок.
Олень, громко фыркнув, прянул назад.
– Ай-е! Ай-е! Дедушка! – окликнул мальчик ушедшего вперед охотника.
Но старик, напевая под ритм ходьбы песенку, – таль, таль, таль, – не расслышал внука.
Подросток, продолжая держать в поводу оленя, свернул с тропки и подошел к сугробу под корневищем. Он ткнул ногой в снежный бугор и тут же отпрянул в сторону. Олень же, натянув повод, испуганно захрапел. Сугроб шевельнулся.
– Дедушка! – вновь закричал парубок, испуганно пятясь назад. – дедушка-а-а!..
***
Яна замерзшими скрюченными пальцами потянулась к видению мальчика.
– Люди, люди. Дошли мы, сыночек, дошли…
Трусцой подбежал старик и, присев на корточки, щелкнул языком:
– Вот так чудо! Баба, однако. Не зря ведь оленя шаману дал.
– Под ней еще кто-то есть, – прошептал внук, разгребая руками снег.
– Иди-ка, сруби верхушку сосны с ветками. Надобно волокушу мастерить, – распорядился охотник, указав на поваленное дерево.
Уже зашло солнце, когда у чума шамана остановился олень с волокушей.
– Счастливый ты, Елей, тебе урман сына и жену подарил заместо твоих ушедших в страну духов. Не зря ты в жертву оленя пред охотой принес. Духи благосклонны к тебе, – осмотрев два бездыханных тела в волокуше, произнес шаман и распорядился: – Вези-ка их в свой юрт, я приду, когда разведешь огонь. Они будут жить. Правда, одежду придется кое-где снять с кожей. Но главное, что ноги целы у бабы, нога-то широкая, сильная, и женщина сможет тебе месить глину для чувалов. Да и мальчик ширококостный, помощником будет, коли выживет. Я тебе, Елей, вот что скажу, я ведьм токо одну бабу обещал попросить у духов, так что готовь еще одного оленя за сына.
– Я не просил сына, забирай его себе, у тебя ведь девки одни, – буркнул старик, погладив морду единственного оставшегося у него оленя, – не дам олешку.
– Не артачься, Елей, ступай, разводи огонь. А там поглядим, – сдался шаман, убедившись, что старый охотник не отдаст оленя.
***
Небольшой обоз встал на дневной бивак.
Антип, сидя на корточках у разведенного костра, согревая руки над зыбким пламенем, прищурившись, осматривал берег протоки.
– Какую седмицу едем, а все одно безлюдье, сендуха да сендуха, – проворчал десятник.
– Потерпи, Антипушка, скоро юрт будет большой, там передохнем и отогреемся, а мож кого и бабой порадуют. У них, у самоеди, закон таков, что гостю завсегда рады, накормят, напоют и бабу свою дадут, лишь бы угодить, баба-то не собака, жалко нет, – присев рядом на корточки, улыбнулся Иван, так же оглядывая нескончаемый берег протоки.
– Уж невтерпеж, Иван, – хмыкнул Антип и, озорно толкнув плечом товарища, пошутил: – Который ден на задницу оленью любуюсь, а она от энтого все краше и краше. Так и до греха недалече.
Путники рассмеялись.
После студеного северного ветра дул легкий Баргузин.
Дед Гаджи, завернувшись в шкуры, разомлев на солнышке, мирно посапывал. Да так мирно, что уставшие олени, щипая ягель, косясь на храпевшего индуса, нервно вздрагивали при каждом его вздохе.
Иван и Антип, приготавливая обед, суетились у костра.
Ваулихан и Мамар верхом решили проехаться вдоль притоки, что примыкала к основному руслу, чтобы поискать следы иль какие приметы обитания человека.
Молодой шаман, понукнув, ловко взобрался на своем олене на невысокий берег приточки и, оглянувшись, крикнул послу хана:
– Нагоняй, не мешкай.
Но олень Ваулихана только со второй попытки одолел подъем. Храпя и косясь на седока, он раз за разом, проявляя неповиновение, норовил освободиться от своей ноши.
Сын степей, сызмальства привыкший к лошадям, видать, с первых мгновений знакомства с животным где-то дал ему слабину, и теперь олень, всячески сопротивляясь седоку, являл свой норов.
Выбравшись на равнину, путники направили животных к темнеющей вдалеке кромке леса. Ваулихан, на ходу сняв из-за спины пищаль, подсыпал на полку сухой порох, распушил трут, приложенный к ложу.
Неожиданно олень под седоком задрожал всем телом и, не слушаясь хозяина, ринулся к холму с левого края леса. Сын Исатая, чудом удержавшись в седле, одной рукой держа пищаль, другой повод, пригнувшись, покорился воле животного. Обезумевший олень ринулся прочь, унося седока.
За спиной послышался жуткий волчий вой. Стая полярных волков, выскочив из ложбины, пустилась в погоню. Мелькали кусты и поросль. Отчаянный хрип оленя заглушал топот копыт. Ваулихан, не имевший возможности повернуться и оглядеться, каждое мгновение ожидал прыжок хищника на спину.
Перед кромкой леса олень запнулся, седок упал в снег, больно ударившись то ли о изваяние идола, то ли о камень.
Засыпанное снегом древнее капище с поваленным во многих местах частоколом приняло человека, укрыв своей колдовской силой от смерти.
Стая волков, будто столкнувшись с невидимой чертой, ринулась в сторону за убегающим оленем, не обратив внимания на упавшего всадника.
Ваулихан поднялся, отряхнул малицу, продул полку пищали и трут от снега. Посол огляделся. Повсюду чернели столбы с черепами животных. Посередине загадочного места возвышалось сооружение из трех стволов лиственницы в виде чума. Все еще опасаясь волков и озираясь, сын Исатая подошел к камню перед странной пирамидой. Стряхнув верхонкой снег с валуна, путник обнаружил надписи на неизвестном ему языке.
– Эх, Ванюшки нет. Он бы обязательно прочел! – воскликнул он, сокрушаясь, что его друга нет рядом.
Таинственная неведомая сила влекла молодого человека под своды изваяния огромного чума. И, преодолевая робость, Ваулихан нерешительно ступил вовнутрь огромной пирамиды, но, запнувшись о лежащую в снегу корягу, рухнул плашмя, больно ударившись головой о полуразрушенный чувал. В глазах у Ваулихана помутнело, и он на мгновение потерял сознание.
Полежав немного ничком, он, глянув в левый проем, не поверил своим глазам. Там стояло знойное лето. Огромные папоротники, заслоняя солнечный свет, раскинули свои ветви.
Молодой человек поднялся, отряхнул малицу от снега и раздвинул ветви растения. Сказочная картина древнего мира предстала пред его взором.
Огромная ящерица пожирала, видать, только что пойманную птицу, похожую на пеликана, но только без оперения. Птица отчаянно, все еще надеясь спастись, хлопала крыльями и вопила, словно дюжина корнаев .
Ваулихан, почувствовав себя муравьем по отношению к представителям неизвестного мира, отступил, но заметив волосатых, полуголых человечков с копьями и каменными молотами, остановился наблюдая.
Отряд отважных людей бесстрашно бросился к огромному ящеру, отбивая добычу. Криками и воплями, тыкая костяными наконечниками копий в морду рептилии, они заставили ящера выпустить добычу из пасти.
Пеликан встрепенулся и, отчаянно махая переломанным крылом, попытался уйти от очередной опасности, но десяток копий уже вонзились в его голое тело. Птица издала последний вой и затихла.
Посол, желая привлечь внимание, кашлянул. Люди обернулись и, схватив копья, с яростью в глазах бросились на Ваулихана. Самый отважный из них, похожий на маймыла , точно такого, какого видел сын Исатая на базаре в Самарканде, подбежав ближе всех, запустил маленькое копье.
– Чучуна ! – крикнул он при этом. – Чучуна! Чучуна! – поддержали его гортанными воплями сородичи.
Молодой человек испуганно отступил на два шага, видение исчезло. И только воткнувшееся между тисами Ваулихана копье говорило о явстве странного события. Посол хана выдернул копье из земли и осмотрел. Каменный наконечник был отточен до острия сабли. Мощные сухожилия прочно крепили его к древку. Опасаясь появления диких людей, Ваулихан отступил на несколько шагов. И вдруг за его спиной внезапно что-то затарахтело.
Сын Исатая, обернувшись, обомлел от увиденного. В зимнем небе висела ветряная мельница. Махая лопастями, она, зависнув в небе, на веревке спускала на землю большую карету о шести осях. Внизу, под мельницей, в каких-то скоморошьих одеждах суетились люди. На головах у всех были надеты белые шеломы.
Скоморохи, сильно ругаясь друг на друга, ярко-желтыми варежками пытались поймать спускающуюся с неба карету, которую раскачивал промозглый северный ветер.
– Чучуна! – крикнул один из них, очень похожий на того, что давеча запустил копье, показывая пальцем на Ваулихана.
Посол попятился в спасительный треугольник. Остальные скоморохи бросили свое дело и бросились к Ваулихану, на ходу направляя на него черные табакерки, которые ярко моргали маленькими вспышками.
Посол хана быстро отступил назад, успев увернуться от железного бумеранга, пущенного одним из скоморохов. Бумеранг, ударившись о ствол листвянки, зазвенев, шлепнулся ему под ноги.
Видение в проеме исчезло.
Ваулихан перевел дух и, нагнувшись, поднял незнакомый рогатый предмет. Осмотрев его, он различил под каждым рогом цифры – 22 и 24. Не найдя на бумеранге больше никаких надписей, посол хана швырнул предмет обратно в проем. Бумеранг, вылетев из колдовского чума, растворился в воздухе.
***
Мамар, прискакавший к биваку, всполошил всех.
– Волки! Беда с Ваулиханом!
Антип, Никита и Иван, схватив пищали, бросились к упряжкам.
Но от кромки леса, куда они было направились, уже шел навстречу невредимый посол хана. Глаза его пылали безумством, держа в руках копье, он издавал нечленораздельные звуки. Запнувшись о валун с надписями, Ваулихан рухнул в снег.
Иван, отряхнув с камня снег, разглядел иероглифы с выбитыми стрелками налево, направо и вниз.
– Что тут написано? – поинтересовался Антип.
– Послезавтра, послевчера, ныне, – прочел Ваня.
Мамар долго пел заунывную песню, прося духов вернуть рассудок другу. Ваулихан пришел в себя только вечером. Обведя растерянным взглядом взволнованных попутчиков, посол спросил:
– Что со мной было?
– Ты упал с оленя и ударился о камень, когда за тобой погнались волки. Стая тебя не тронула и погналась за олешкой, – пояснил Мамар.
– А где капище и чум? – оглядываясь вокруг, спросил посол. – Я был в другом мире?
– Шибко, видать, ты головой стукнулся, – улыбнулся Иван, – эко тебя, брат, угораздило-то. Какой чум? Какое капище?
Но Ваулихан, поднявшись, вытянул вперед себя руки с копьем:
– А это тогда откель?
– В снегу нашел, бывает, – подал голос Антип.
Мамарка, отведя в сторонку Ивана, прошептал ему на ухо:
– Это заветный камень. Он на бубне отмечен. Я про него от отца слышал – кто чрез него кувыркнется, тот попадет на капище с колдовским чумом. Только кто туда входил, всегда выходил оттуда полоумным, так как духи забирали его разум. Уходить надобно отсель, скоро стемнеет.
– Согласен, надобно вертаться к биваку, там дед Гаджи поди заждался нас, – поежился Ваня. От одной только мысли о соседстве с духами и другими мирами ему стало немножко страшновато.
Когда уже ехали назад, сидя на нартах с Иваном, Ваулихан тронул плечо друга.
– Там были люди, странные люди. Одни, похожие на маймылов, кинули в меня копья. Другие, похожие на скоморохов, кидались камнями и бумерангами. И все кричали на меня – Чучуна! Чучуна!
– Чучуна – это дикий человек, который появляется ниоткуда и крадет женщин и оленей, – пояснил Ванюшка и рассмеялся. – Вытри-ка рукавом лико, все в саже оно, чучуна ты, чучуна и есть вылитый!
– Это я о чувал в чуме колдовском измазался, – попытавшись продолжить разговор, начал было Ваулихан, но друг его перебил:
– Ты об этом никому не сказывай, а то в ереси обвинят, и, не дай Боже, сожгут еще. У нас на Руси суд на руку скор.
*-сендуха – тундра (устар.)
*- Корнай – духовой, узбекский национальный инструмент. (длинная труба)
*- маймыл – обезьяна (тюрск.)
*- Чучуна – Дикий человек. (якут. чукотск.)
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/08/08/318