Пока Гидеон и Марья подыскивали съёмную квартиру, в деле о хищении колёсной лиры произошли подвижки. Пятничным вечером, когда следователь Желнин планировал посещение магазина виноводочных изделий "Пятница", а после, возможно, и магазина того же профиля "Отдохни", ему доложили, что на приём рвётся какой-то оборванец.
- Бородища, глазищи, грязища, фу, короче, бомжище, - подытожил помощник.
Следователь Желнин спустился к пропускному пункту, собираясь сказать посетителю: "Всё в понедельник, всё в понедельник...", но на подходе услыхал отборный мат, а затем увидал гадкого типа, которого пытался утихомирить дежурный.
- Лезет сволочь, не стрелять же в него!
- Спокойно...ха-ха-ха...спокойно, - сказал следователь Желнин и нахмурил уши, смиряясь с тем, что пятничный вечер подпорчен. - Вы, гражданин, кто и по какому делу?
- Чухло я, - мрачно произнёс тип, - а по паспорту Геннадий Петрович Чухлоямов из города Чухлома. Только паспорт я давно посеял, поэтому придётся вам верить мне на слово.
- С чем пожаловали, Геннадий Петрович... ха-ха-ха... Чухло? - поморщившись, спросил Желнин.
Чухло насупился, будто сердился то ли на себя, то ли на общее мироустройство, потом серьёзным, драматическим даже тоном сообщил:
- Товарищ мой тут ни за что пропадаёт... Анимпадистыч...
Следователь Желнин покачал головой, словно говоря "ай-ай-ай...ха-ха-ха...ай-ай-ай..."
- Как же ни за что, - смекая, возразил он, - товарищ ваш подозревается в тяжком преступлении международного...ха-ха-ха... масштаба. И это ещё без учёта уничтожения им минеральной воды "Липецкий бювет" (основан, между прочим, в 1805 году) и других продовольственных запасов граждан музыкантов.
- Не виноват он! - горячо вскричал Чухло. - Вместе мы были, да я один злодейство задумал и исполнил.
Желнин всё сопоставил и внутренне просиял.
- Вы, я полагаю, то второе лицо без определённого места жительства, на которое указывал Пумпянский?
- Истинно так, начальник, истинно так, - вдруг с интонацией псаломщика забормотал Чухло.
- Пройдёмте в кабинет.
В кабинете Чухло, с трудом удерживая ручку в заскорузлых пальцах, ваял чистосердечное признание, тогда как следователь Желнин блаженствовал, воспаряя духом к высотам, доселе не чаянным. Он видел себя, во-первых, раздающим интервью после раскрытия сенсационного преступления, во-вторых, представленным к правительственной награде, в-третьих, главой Следственного комитета и, в финале, депутатом Государственной Думы, где, как он слышал, почти бесплатный буфет.
Написанное Чухлом не слишком его обескуражило, хоть и сообщал бомж, что колёсная лира была им продана на воровской антикварной толкучке холёному буржую-иностранцу ("вонял он ароматно"), после чего, по утверждению Чухла, сообщники буржуя напали на него, отобрали и унесли всю нехилую денежную сумму с двумя клоками бороды впридачу. О беде с Иваном Анимпадистовичем он узнал случайно из обрывка газеты, найденного в ночлежке на спальном месте другого собрата. Явился же Чухло с повинной потому, что хоть на вид он и опустившаяся тварь, заслуживающая всякого презрения, но душа-то у него... ого-го-го! Во какая душа!
Прочитав всё это, следователь Желнин порешил землю рыть, из шкуры вон лезть, в лепёшку расшибиться, но колёсную лиру найти.
- Только уж искать надо через Ентотпол, - высказал свои соображения Чухло.
- Это мы без вас разберёмся... ха-ха-ха, - сказал Желнин, мысленно уже составляя запрос в Интерпол.
Несколько дней спустя состоялась очная ставка между Чухлом, Иваном Анимпадистовичем и Пумпянским.
- Да, они, они! - дрожащим от неприязни голосом подтвердил последний.
Вновь его охватила ненависть к двум ублюдкам. Агрессия требовала выхода. Хотелось треснуть эти морды, пусть даже дыроколом со стола следователя Желнина. А ещё лучше защемить этим дыроколом бугристые носы. Чувства свои Гидеон считал вполне оправданными. Преступники покусились на святое - музыку. Целыми сутками Гидеон нервничал, плохо спал, мало ел, сильно похудел, потерял очки. Постоянно воспалялись глаза. Даже рядом с Марьей Ванной не мог он полностью успокоиться, срывался. Невидимое деревенское одеяло, из-под которого они в последнее время не вылезали, сузилось и немного прохудилось.
- Ну, неужели тебе так дорога эта лира? - спросила Марья Ванна, тревожно вглядываясь в лицо Гидеона.
- Эх, Маша, Маша, как ты не поймёшь! Сделать дурное такому инструменту - всё равно, что ребёнка ударить или там человека бетономешалкой задавить! - чуть ли не ломая руки, воскликнул Гидеон Пумпянский.
Марья приуныла.
- А ведь ты ни разу не спросил, для чего я в Москву приехала, - дрогнувшим голоском прошептала она.
Гидеон вскипел:
- Зачем задавать тупые вопросы? В Москву едут, потому что в провинции скучно и бедно, а тут, как видно, мёдом намазано!
Невеста покачала головой, как показалось Гидеону, осуждающе. Тогда у него вырвались слова столь же обидные, сколь и несправедливые по отношению к Марье Ванне.
- Ты, - крикнул Гидеон Пумпянский, - вообще в музыке ничего не смыслишь!!
Марья Ванна поморгала с минуту и тихо, но твёрдо промолвила:
- Я в музыке смыслю.
Гидеон вновь взорвался:
- Воображаю: алкаш дядя Вася с аккордеоном, дискотека в райцентре, "Фабрика звёзд" в телеящике!!
Глядя в белую круговерть за окном, Марья Ванна резко сменила тему.
- Соседская свинья повадилась в наш огород... - сообщила она.
На это Гидеон, ясное дело, ничего возразить не мог по причине обескураженности.
- Соседская пятнистая свинья повадилась в наш огород прошлым летом, - повторила Марья с прибавлением деталей для красоты рассказа. - И мать сказала: "Выгони мерзавку, покуда всю радиску у нас не взрыла, каналья!"
Гидеон в недоумении таращил глаза. Марья Ванна потупилась.
- И я пошла. Выпихнула свинью с наших грядок и погнала в сторону соседского дома, где она жила.
Раздражённый Гидеон осел на стул.
- Возле дома я услышала необыкновенное, отчего у меня в горле запершило и вот тут заныло (Марья Ванна ткнула себя в сердце). Это доносилось из соседского окна. Тут свинья расхрюкалась. Я ей по шее дала кулаком, к соседскому окну приблизилась и заглянула. У них телевизор работал, напротив на диване сосед дядя Коля лежал без движения, его накануне бычок помял, а в телевизоре...
Марья Ванна, зажмурясь, выпалила:
- В телевизоре ТЫ на скрипке играл.
Марья Ванна замолчала.
- И? - спросил потрясённый Гидеон Пумпянский.
- И диктор сказал: "Вы прослушали концерт для скрипки с оркестром Петра Ильича Чайковского. Солист: Гидеон Пумпянский". Я в Москву собралась. Мать орала. Я сказала, что буду на агронома поступать. Сама же по приезде в консерваторию побежала, уборщицей взяли.
Гидеон подскочил к Марье и крепко прижал к груди.
- Ты приехала ко мне?
Он никак не мог опомниться.
- Наверное, мне лучше вернуться в Тормошиловку. Где я и где твоя музыка, - печально прошептала Марья Ванна. Веснушки на носике поблёкли.
- Нет, нет, нет! - выкрикнул Гидеон, ужасаясь такой перспективе, представляя торжество Гертруды Соломоновны. - Не уезжай! Кто же будет меня тормошить? Клянусь больше не упоминать об этой чёртовой лире!
Марья Ванна начала производить всякие этакие телодвижения, ласкаясь по-кошачьи.
- Правда? Правда, Гидеоша?
Ватное одеяло выросло до размеров необычайных, и рождались под ним желания столь жгучие, что Гидеону срочно захотелось с Марьей Ванной уединиться. Как назло, находились они в одном их учебных классов консерватории, где скоро должны были начаться уроки.
Они выскочили оттуда, подгоняемые каждый своим желанием. Марья потащила Гидеона вниз по лестнице, туда, где располагались подсобные помещения. Во время спуска Гидеон несколько раз останавливался, чтобы впиться в Марьины губы, но она настойчиво звала дальше. Очутившись перед какой-то дверью, Марья отделила от связки один ключ, и пока происходила возня с замком, Гидеон, ласкал девушку в предвкушении продолжения.
Прыгнув за порог, он приступил было к делу по-серьёзному, но спутница потянула его в угол, к небольшому потёртому шкафчику.
- Сюда! Сюда!
Совершенно не питая интереса к старой мебели, Гидеон тем не менее повлёкся, ибо выпустить невесту из объятий было выше его сил. Дверца шкафчика распахнулась. Он был набит тряпками, полустёртыми щётками, порошками, огрызками губок. Марья не разгребала тряпки, но без разбора вышвыривала их из шкафа, и вскоре он остался пустым. Почти пустым, потому что освобождённая от наваленного хлама, вплотную к стенке, мирно и совершенно как-то обыденно стояла колёсная лира. Она, казалось, дремала, избавленная от людского любопытства.
Гидеон застыл, потом икнул, потом издал:
- Ох!
С верхних этажей доносилось истеричное вокальное упражнение. Незнакомым глухим голосом Марья сказала:
- Я взяла её. Это было очень просто. У меня есть ключ от консерваторского музея, в котором ты её оставил. Я мою там пол. Прости.
Оглушённый Гидеон хранил молчание.
- Я не знала, как привлечь твоё внимание. Мы встречались много раз: на лестницах, в коридорах, в классах. Я просила тебя подписать программку концерта. Ты смотрел сквозь меня. Я не планировала кражу. Просто, увидев, вдруг схватила и отнесла сюда. Просто потому что она твоя. Я гладила её, зная, что твои руки прикасались к ней. Хотела изобразить, что найду её, и тогда мы познакомимся... Но всё закрутилось само...
Гидеон сидел на полу с пересохшим горлом и думал, смог бы он, не послушав мать, поехать за тридевять земель ради девушки, которая скорее всего на него и не взглянет? Смог бы пойти на преступление в надежде завоевать её? Смог бы работать дворником, снимая койку в общей комнате? А раздавить червей тоски? Ответы, которые он давал сам себе, не были такими уж твёрдыми. Не такими уж положительными были ответы.
Он вскочил с пола, выпрямился, схватил Марью за плечи и, глядя в глаза и немного в ушки, где сияли бриллиантовые капли, сказал:
- Я тебя люблю!
И больше Гидеон Пумпянский не сказал ничего, да и не нужно было.
В кабинете следователя Желнина трезвонил телефон, заходили и выходили люди, помощник носился туда-сюда с разными напитками, включая "Липецкий бювет", основанный в 1805 году. Сам следователь Желнин, восседая перед пирамидкой с египетскими иероглифами, составлял запрос в Интерпол. Узнав о приходе Пумпянского, он обрадовался и попросил того пригласить.
- Гражданин следователь, она нашлась, нашлась, представляете! - с порога закричал Гидеон, в то время как Марья Ванна спряталась за его спиной на всякий непредвиденный случай.
- Что такое? - недоумённо вопросил Желнин.
- Она нашлась... гражданка Лира Колёсная... никогда не покидала здание консерватории!
И Пумпянский принялся сбивчиво убеждать следователя в том, что представительница служебного персонала, совсем, ну совсем культурно неграмотная, в музыке ничего не смыслящая и даже на треугольнике никогда не игравшая, по глупости приняв инструмент за ненужный ящик, снесла его в подсобное помещение, чтобы открутить ручку для хозяйственных нужд.
Слушая этот бред, следователь Желнин совершил манёвр, обойдя Пумпянского справа так, чтобы видеть Марью Ванну. Пока Гидеон самозабвенно фантазировал, Желнин не сводил с Марьи глаз. Всё же он был очень хороший следователь, знаток человеческих туш и так далее, и поэтому в глазах Марьи Ванны открылось ему много чего.
- Так-так, - сказал следователь Желнин под грохот обрушающихся башен своей мечты. Он несколько обмяк и не производил обычное "ха-ха-ха". Казалось, он удручён и растерян. Но в следующий миг, хитро взглянув на парочку, следователь Желнин взмахнул энергично рукой.
- Эх, барышня, барышня! Эх, молодёжь, молодёжь! Ну, что же делать-то с вами... выпить разве что вместе...
- Вы бомжей отпустите поскорее, неправильно ведь сидят люди, - торопился Гидеон Пумпянский.
С момента возвращения колёсной лиры целой и невредимой его мучила мысль о том, как несправедливо он относился к Чухлу и Ивану Анимпадистовичу. И всё лишь потому, что они неприлично выглядели. Совершенно искренне он ненавидел тех, чья вина вовсе и не была доказана, но представлялась такой очевидной из-за их социального положения.
- Есть ещё ущерб, нанесённый чревоугодием, объедением и гортанобесием, - напомнил Желнин.
- Голодный ведь был человек, - вставила Марья Ванна.
- Я готов выплатить из собственных средств, - поддержал Гидеон. - Освобождайте!
- Это уж вы...ха-ха-ха... не беспокойтесь, - сказал следователь Желнин, понемногу оживая.
Из полиции Гидеон и Марья поспешили к нотариусу. Гидеон кое-что задумал. Что именно, стало ясно два дня спустя, когда, накормив Чухло и Ивана Анимпадистовича в консерваторской столовой, он протянул им бумагу.
- Геннадий Петрович, Иван Анимпадистович, очень прошу принять. Мой подарок вам от души.
Это была дарственная на дачу Гидеона, которой тот никогда не пользовался.
- Домик старый и запущенный, но жить можно, особенно если порядок навести. Сад имеется...
- Для меня-то дворец да хоромы, - сказал, почёсывая затылок, смущённый Чухло, а вот Анимпадистыч у нас из богатеев - бывший владелец кирпичного дома и трёх Ролексов, между нами говоря.
Иван Анимпадистович стал примерно цвета кирпича.
- Да это... того... комната была в пятиэтажке, в "хрущобе" натуральной, но кирпичной, я ж не врал! Хотел продать, чтобы на село перебраться, обманули меня чёрные риэлторы, без жилья и без денег оставили.
- А Ролексы? - удивлённо спросила Марья Ванна.
- И Ролексы были, с надписью фирменной, я ж не врал! У метро на лотке брал. Первые - три доллара, вторые - восемь, третьи - по пять. Я тогды работал ещё, на часы хватало.
- Долго ли ходили такие часы? - развеселившись, спросил Гидеон.
- Ходили, как звери! Механизм-то отличный! - заверил Иван Анимпадистович. - А вот ремешки паршивые! Два месяца - и рвутся. А стоили дороже часов. Дешевле старый Ролекс выкинуть да новый с ремешком купить.
Вся компания засмеялась.
Так и зажили Чухло с Иваном Анимпадистовичем под Москвой. Дом подремонтировали, сад расчистили, огород насадили, на подсобные работы к дачникам нанимались, на досуге чаи гоняли. И всё у них было путём. Только дятел иногда прилетал и под окном долбил, и тогда Ивану Анимпадистовичу снилось, что они с Чухлом на колёсной лире в переходе играют. Зато он гитару осваивать начал, аккорды выучил, Чухло в бороду подпевал. Неизвестно, правда, долго ли они так проживут или по Руси пойдут. Ведь если полюбил человек скитальчество, насильно его не удержишь.
Гидеон Пумпянский купил квартирку возле большого православного собора, откуда в окна долетал колокольный звон. Квартал был полон старых домиков, а также была там улица, названная зачем-то набережной, хотя шла перпендикулярно речке; многокорпусовое строение № 15, занимавшее обе уличные стороны (так что куда ни сунешься, везде № 15), современный дом в классическом стиле с пристройкой из стекла и бетона. Во дворе его, на самой середине, стояла огромная каменная баба с веслом. Район был эклектичен и непредсказуем, как и характер главного героя, который, сидя на балконе, гонял чаи с супругой Марией Ивановной Пумпянской.
Примерно год спустя квартирку изволила посетить Гертруда Соломоновна и держала себя при этом прилично. Лишь спросила у Марии Ивановны, кушает ли Гидя на ночь яблочко. А Мария Ивановна ответила, что не только яблочки, но и все прочие самые отборные продукты безо всякой дряни присылают им из Тормошиловки, так что беспокоиться совершенно не о чем. Тут Гертруда Соломоновна беспокоиться перестала и тоже присела на балконе испить чайку с тормошиловским вишневым вареньем.
Высоко-высоко в небесах Геркулес взял лиру, настроил и заиграл светлую мелодию, под которую танцевали па-де-труа Лебедь, Дракон и Лисичка. Метеориты проносились мимо, расчерчивая небо, чтобы кто-то на земле мог загадать желание. Туманность Кольцо в созвездии Лира переливалась радужным спектром. Верно попадая в ритм, каменная баба во дворе приветливо помахивала всем веслом. А Гидеон и Марья, проводив Гертруду Соломоновну, отправились в спальню, где висела над кроватью меховая девушка, поймавшая, наконец, звезду удачи.