Про лом

Виктор Гранин
                Иллюстрация к сочинению "Просто Мария.
                Интродукция и рондо каприччизо."

Содержание на http://www.proza.ru/2017/12/19/1599

      - Смотри, Он лом-то оставил у дороги  - сказала Верочка.

      Но, чтобы осознать значение этой фразы, необходимо совершить некое путешествие в место и  время, откуда элементарный набор  знаков, совершённый  Верочкой начинает обретать свойства смысла.   
      Сначала здесь был лес, про который говорят -  заповедный. Потом измерительные приборы людей определили границы  некоей территории в пределах определённого лесоустроительного квартала в двух десятках километров от города и четырёх километрах от небольшой деревушки старинного тракта в  сторону байкальских берегов.
      Пришельцы действовали умело. И вот уже пробиты створы по линиям улиц, колышками отмечены углы участков и начался приток любителей садоводства и огородничества. Сначала визит был ознакомительный и оставил счастливое чувство обретённой собственности, юридический смысл которой был недоступен  подавляющему большинству обретателей, да, кажется, и по сию пору. Но вот чувство - оно есть безусловно и безоглядно, и оно пробуждает силы, до той поры неведомые.
     Первым делом участок  был очищен от павших сучьев; полусгнивших стволов  деревьев, поваленных  буреломом или от естественной своей старости; затем был сведён  кустарниковый подрост и удалена высокорослая трава.  Теперь  под крономи леса можно будет привольно отдыхать, коротая время да  насыщаясь впечатлениями и домашней снедью, даже и ночуя, по случаю, у костерка под звёздами.
      Однако, правила садоводческого сообщества, требовали отнюдь не праздности, но земледелия. Поэтому - в единый, весьма насыщенный день - мы с соседом провели спецоперацию. Лебёдкой зилка сто тридцать первого  были повалены деревья, на которые хватило механической мощи.
     Теперь на месте леса крест-накрест лежали, вздыбив свою мощную корневую систему, сосны, берёзы, осины. Лишь пара раздельно стоящих  вековых великанов лиственниц продолжали стоять над учинённым человеком разбоем.
      Постепенно сучья  и вершины дерев были отделены, снесены в большую кучу и закиданы землёй, образуя длящийся годами медленный костёр компостирования. Сами стволы  распилены на подъёмные баланы, имея ввиду меркантильный интерес  использовать их для устройства зимовья. Зимовье всё не строилось и дачники  продолжали окультуривать землю, перекатывая брёвна-баланы с  одного места на другое, уже они начинали гнить, пока хозяин не распилил их на дрова. Таким путём очищались площадки, раскапывались и сажались первые грядки и получался  вожделенный урожай плодов. Много лет ещё земля очищались от остатков таёжной сущности, из которых дольше всего продержались  могучие пни. Всё это время земледельцы пребывали буквально  под пологом небес.
     И вот однажды  был сооружен  дощатый сарай, давший начала эпохе строительства. Постепенно вокруг сарая образовалась колония пристроек, которые божьей помощью, скудными средствами из инженерных заработков, а больше всего грехом воровства случайных материалов, доступных безлошадным строителям светлого будущего - муравейник из пристроек жил,  разрастаясь вширь и ввысь.
      Так  возник и по сию пору существует наш домик в лесу.
      Не буду утомлять читателя подробным описанием  неспешного преобразования примитивных интерьеров в некое подобие я бы назвал комфорта, если бы не поразительные  вокруг нас достижения загородного строительства наших дней.
       Но, в рассматриваемую нами череду событий, основу нашего жилищного рая составлял род зимовья из прилично подогнанных брёвен. Односкатная его крыша образовала на верху некий архитектурный объём, который и мансардой-то назвать будет уж слишком. Просто укрытие, защищённое от дождя и ветров преобладающего направления. С боку от стены устроена была  терраса в двух уровнях, открытая в сторону востока, от края и до края заполненного лесами, ещё только начинающими редеть  под натиском садоводов и чёрных лесорубов. Лесорубы скрывались в чаще, выдавая себя  лишь натужено гудящими  лесовозами на трассе, наш же брат садовод ещё только начинал свою природно деструктивную деятельность, копошась в подзолистых землях, да коротая время тоже в избушках из натыренных материалов. Здесь был кто во что горазд.
      Я же под кровлей зимовья (домика - сказала бы моя изысканная в выражениях подружка) и устроил себе убежище, этакое гнездо для отдохновения и ночлега. Меж собою мы с подружкой называем его гнездом тоскующего глухаря.
     Поднявшись в конце дня в это своё гнездо, я оказывался как бы совершенно наедине с природой. Это,приятное во всех отношениях обстоятельство, позволяло мне, в зависимости от степени дневной усталости, просто вползти в кокон постели, повернуться на правый бок, вздохнуть легко и кротко, а глазами уловить в - звёздном уже - небе начавшейся ночи, произвольно в тот миг выбранную звёздочку. И всё...

... Бездна безмятежного сна поглотила меня и сделала там со мною что-то такое, от чего совсем скоро, к началу нового дня, я просыпался,  пышащий здоровьем и энергией, как ладный каравай, созревший на поду русской печи. А, так как мои домочадцы жили измерениями городскими и спали до последней возможности борьбы с вовсю уже разыгравшемся днём, то мне , озабоченному намерением своими энергичными телодвижениями не разбудить кого ненароком - мне ничего не оставалось как лежать лицом к мирозданию и грезить, слегка привирая на поэтический лад свои ощущения.
Тогда оказывалось что

Обычай певчих птиц мне оказался близок:
Я свил гнездо себе между цветами и пространствами  небес
И вовсе не беда, что оказался низок
Досчатый потолок, зато открылся - весь в дремоте - лес.
Сегодня я не спал, всего лишь -  мнится - вышел
Из  самого   себя, утратившего суть
И  улетел в миры меж будущим и бывшим.
Где на мгновенье приоткрылась чуть –
Едва заметная полоска зоревая
Меж темнотой лесов и пустошью миров,
Так, значит, мир  живет, ещё не зная
Что я взойти на свой престол готов.
Я – Мессия, я – Вседержитель света.
Творец и Гений скромный всех веков,
На всё готовый дать свои ответы,
Порвавший гнёт всех унизительных оков
Тех дней Предшествия – суровых  и  суетных -
Когда я тайно накопил  заряд
Той тщетной мудрости, с которой незаметно,
Как с метастазами  в душе я распроститься рад.
Или нет рад?  – Не знаю.
Не знаю ничего. Я просто пуст.
И светел. Как заря, как та полоска зоревая…
…Печать безмолвия моих коснулась уст.
Отныне я Ничто, совсем как воплощение рая.

      Или же, совсем уж завирально, форматировал  мир, предшествующий моменту засыпания. А может быть так давали ли о себе знать неосознанные  в тот миг мгновенные же состояния пространств, когда


Июль исходит пышной прелестью своей –
Тяжелый аромат хвои и матиолы
Смешал туман во мрак  густеющих ночей.
И слышно далеко. Как в старой радиоле.
Шальной народец резво поспешает
Отмыть осадок будничных забот.
Там музыка. Нестройный хор. Собака лает.
Всё словно рядом: руку протяни – и вот!
Чу, женщина в ночи истошно воет – в визг.
Рассудок, видно, помрачён пред выпавшим несчастьем.
Вдруг – выстрел! И ушёл, дробясь, распадком в низ,
Где канул в мох, покрыв себя ненастьем.
…Как жизнь оборвалась – упала грузно тишь…
Зверюга серый на тропе ночных блужданий
Насторожился - на мгновенье лишь.
И вновь возобновил свои искания
Извечные - в чаще густых лесов –
Чем утолить слепых инстинктов зов.
Без радости, по-дикому. Бесстрастно.
И тем продолжить бег свой безучастно.

      В тот достопамятный вечер мне, однако,  не суждено было уснуть сразу. Внимание моё развлекли действия, развернувшиеся буквально подо мной, у стены  нашего жилища.
      Мягкий благостный вечерок собрал на скамейке двух наших матерей, не чаявших никогда ранее оказаться в таковой близости. И то правда - ничего общего меж этих двух состарившихся женщин  не было.
      Если одна была вековой крестьянкой, волею нашего века поставленную в крайние условия выживания, когда жизнь была абсолютной повелительницей её дней.То другой нашей матери судьба, хоть и устроила жизнь сиротскую, да лагерно трудо-воспитательную, да каким-то образом сформировала личность в которой барские замашки единственного обожаемого ребёнка зажиточной семьи не были вытравлены в лагерях воспитания ребёнка нового советского типа, а наложились криминальным сознанием на стремление создать мир культуры и благополучия в среде социализма, в котором не предполагалось существование собственных особенностей личности, не совсем  соответствующих моральному кодексу строителя коммунизма;  и  тем и этим личностям подкидывающим одну трудность за другой.
      Короче, двум этим старушкам найти общую тему для разговора было не легко, да и опасно, имея ввиду онтологические разномнения. То что говорила одна о своём пережитом, было едва ли не диаметрально противоположным  тому чем жил другой. Много чего такого происходит с человеком, прожившим почти век. И вот на этом рубеже нелепо применять к оценке личности рейтинговые формулировки. Глубокая старость открывает возможность заявлять о человеке вне нравственных категорий.  Будущее не предполагает радикальных моральных изменений. Всё в прошлом. И, если уж обстоятельства свели их вместе на исходе жизни, надо просто жить, оставаясь таким, какой ты был до этого времени. Если, конечно, условия дожития дают к тому основания. Не самый худший, кстати, вариант завершения дней  бытия.
     Поэтому  наши старушки просто сидели да смотрели в наступающую ночь, молча каждая о своём.

- Смотри, Он лом-то оставил у дороги - услышал я голос Верочки, нашедшей для себя повод взять штурвал  нашей жизни в свои руки.  "Он" в этом случае однозначно  был я - узурпатор свобод нашей своевольной семьи. Накануне узурпатор пытался многострадальным ломом выполнить какую-то важную работу, да не вполне её окончив, бросил этот инструмент на произвол судьбы до момента возобновления работ и в нём потребности. В криминальное сознание Верочки проникла и там раскрылась со всей очевидностью картина, как этот лом, под покровом темноты крадут у нас неведомые грабители.
     Да кому он нужен-то это лом, буквально изнасилованный моей  непреклонной волей и неуёмной энергией. Вместо того чтобы выглядеть брутально и чётко, как это и положено лому строительному ЛО-28, износ которого  даже по породе восьмой категории твёрдости составляет двадцать процентов за сотню бригадо-смен; а в наших условиях, по глине, ему суждено существовать вечно молодым и стройным. Но в моих руках этот длинный стержень металла превратился в извилистую мятую-перемятую, не раз прямлённую мной палку, едва ли не пластилинового состава. Но нет - то был метал, а выше металла были мои дерзновения и силы. Существовал у нас и другой лом на подмогу первому, но вид его был ещё более ужасен.
       Вряд ли грабители стали рисковать своей репутацией ради куска металла. Тем более что в открытом, незащищённом доступе для охотников поживиться имелись у нас вещи и инструмент с существенно более высокой потребительской стоимостью.
     Но вот: - Смотри, Он лом-то оставил у дороги  - произносит Верочка, обращаясь к Марусе. Маруся в другой  раз  отшила бы не в меру ретивую сожительницу, которая на целых четыре года моложе - ей нет и девяноста  лет. Но сейчас не время для разборок.
- Скажи Ему - подначивает Маруся Верочку;
- Нет ты - страх передо Мной вынуждает Веру выпустить инициативу из своих рук.
      Ни та,  ни другая не решаются тревожить  Его, и отправляются выручать железного бедолагу своими силами. Они сообща несут лом в укрытие, сдавленным шёпотом направляя движение своего неловкого напарника в деле. Однако в их действиях даёт себя знать рассогласованность; кто-то из них спотыкается; слышится звук звякающего об пол лома; и мягкие тела старушек шмякаются друг об друга и уж обе они валятся, накрывая собой сберегаемый от хищения Его лом. Но Я - в опасной близости - и потому лишь максимально ими приглушенная  перебранка понуждает заговорщиц продолжить свою спасательную операцию. Как дело обстояло дальше - я  не знаю, ибо магическое влияние звёзд преодолело мой к тому  интерес; я поймал взглядом звезду и отключился.

        За ужином следующего дня я прерываю обычное молчание:
-А Вы ведь, Вера Ильинична, были правы.
У Верочки - верх недоумения!
- Лом-то вчерашней ночью спёрли ворюги. Сегодня весь день ищу, да не найду никак.
       Верочка и Маруся переглядываются между собою, но так, что каждая как-бы призывает другую высказать нечто важное. Пауза затягивается. Но молчать дальше становится всё труднее; и  тут, в один голос, вместе Верочка и Маруся признаются, что лом поставлен ими в кладовке с кухонной утварью.
    Поступок этот с признанием собственного самовольства настолько очевидно отважен, что  на этом Его допрос об обстоятельствах дела  прекращён. Не последовало и предполагавшихся назиданий о том, как надо правильно понимать криминогенную обстановку в нашем садоводстве, которая, тьфу, тьфу  - как бы не сглазить! - весьма и весьма... Не скажу прямым текстом, какая.

     А оба лома живут у нас в хозяйстве и по сию пору, всё тяжелея и твердея день ото дня. Уж не гнутся они в молодецких моих руках, извивами своими лишний раз напоминая мне о том, что на месте культурного нашего плодоносного да изобильного атрибутами сибаритства участка когда-то была тайга. За прошедшие годы на этом месте дикоросами поднялись - от семени да во весь свой зрелый рост - три красавицы ели, да благородная богоданная лиственница перекидывает своим существованием мост из нашего времени в будущие века. Этим своим существованием дары природы как бы дают нам знак, что наши безрассудства мирозданием как бы  и прощены .

;22 ;июня ;2017  18:27:06 
Температура 33 градуса по Цельсию