- почему ты его не выгонишь?
- мама, хватит! – вероника приостановилась, пока двери супермаркета раскрывались перед ней.
- что значит, хватит, ника? я понимаю, когда ты обманывалась в своих чувствах к нему. хотя, я говорила тебе, что это не любовь, что тебе это только кажется. но сейчас я не про то. теперь-то ты сама уже ничего к нему не испытываешь.
- и что? я вырвала его из привычной ему жизни. он ради меня оставил всё, переехал ко мне, за тысячи километров, а теперь я ему такая: извини, любовь прошла! не мог бы ты уйти, да?
- да, ника, да! – зоя петровна лихо вывернула со стоянки, заставив идущую по дороге машину резко затормозить перед ней, даже не заметив этого. – ты пойми, нельзя жить с человеком из жалости. со временем ты сама его за это возненавидишь. всё нужно делать вовремя. это жизнь. я понимаю, если бы у вас были дети, была бы семья, тогда я бы первая была против. семью нужно пытаться сохранить до последнего. не ради себя, но ради детей. а так – надо быть честной. такая твоя позиция оскорбляет в первую очередь его.
- но куда он пойдёт, мама?
- да куда угодно. он – взрослый мужик, не кутёнок беспомощный. разберётся как-нибудь.
- вот именно, как-нибудь. я не хочу как-нибудь. я хочу по-человечески.
- это как, по-твоему?
- не знаю, - вероника опустила голову, бессмысленно разглядывая пакеты с продуктами.
последние десять минут они проехали молча. когда вероника выходила из машины, зоя петровна посмотрела на дочь почти просящим взглядом, что было совсем не свойственно этой женщине:
- обещай мне, что ты подумаешь над моими словами. просто пообещай. и подумай. хорошо?
- хорошо, мама. я обещаю. – она вошла в подъезд, вызвала лифт и начала выполнять обещание - думать.
она и без обещания, данного только что матери, делала это, в последнее время, почти постоянно, когда находилось для этого свободное время. а то и в несвободное. часто в офисе или на переговорах, она ловила себя на этих мыслях.
что делать? как быть? почему всё получилось так, а не иначе? куда ушла любовь?
любовь ушла молча, без объяснения причин. проснувшись, в одно из самых обычных утр своих, она посмотрела на мужчину, спящего рядом, и поняла: не люблю.
ни почему, не из-за чего. просто.
но он не перестал ей быть родным. так, наверное. перестал быть любимым мужчиной, но не перестал быть родным. или нет. скорее так - не родной, не близкий, не любимый, но и не чужой. совсем не чужой. как такого выгнать? неправильно это. нельзя.
а пусть даже и зя - не могла она и всё тут. точка.
подходя к квартире, она достала из сумочки ключи. но открывать не пришлось. дверь была не закрыта.
вероника зашла в квартиру и прислушалась. из спальни доносились приглушённые голоса. она поставила пакеты и прошла туда. на кровати, по пояс голый, лежал игорь и прижимался своей курчавой грудиной к топлесу какой-то незнакомой ей шатенки.
судя по тому, что юбка на женщине ещё была на месте, то спектакль был в первом акте. что дают: комедию, трагедию, трагикомедию – веронике было не важно. чем эта пьеса закончится, она уже знала.
- добрый вечер, игорь. у мамы планы изменились. так что я немного раньше приехала. извини, что испортила тебе такое веселье.
игорь вскочил, пытался что-то сказать, но она его перебила:
- не надо. ты же не дурак, понимаешь, что всё, что ты сейчас не скажешь – будет глупо звучать. я пойду принять ванну, а когда выйду, буду очень признательна, если не застану вас здесь.
- ника…
- не надо, игорь. ты сделал мне больно, очень больно, – вероника физически почувствовала правоту своих слов, что-то тянуло в груди, - но что ни делается, всё к лучшему. я тебя прощаю. честно. и хочу сказать тебе спасибо за то время, что мы были вместе. за каждую счастливую минуту. но с этого момента «нас» - больше нет. надеюсь, ты не унизишься до просьб «понять и простить» и уйдёшь без лишних разговоров, не устраивая никаких сцен.
завершив диалог, она развернулась и вышла. в спину ей была тишина. пролежав в ванне около часа, воткнув в уши любимую ей сурганову, она вышла во вновь обретённое ею одиночество.
ей было легко и грустно.
всё устаканилось само собой. и ничего негативного ни к игорю, ни к его шатенке она не испытывала. может немного зависти к четвёртому размеру последней. комплекс маленькой груди преследовал её ещё с пубертатного периода. игорь говорил ей, что ему наплевать на размер груди. и она ему верила. а он, как оказалось, врал.
врал ей, а шёл сейчас с той, к метро. из вещей у него был только заплечный рюкзак.
- спасибо тебе, таня, – сказал он. – я, если честно, не очень надеялся на то, что ты согласишься.
- долг платежом красен. а ты уверен, что надо было именно так с ней расстаться?
- я же тебе говорил…
- да-да, она тебя разлюбила, но из-за своего характера, никогда не смогла бы тебя бросить. будет с тобой жить и мучиться. а ты её любишь и не хочешь, чтобы так было. я ничего не упустила?
- нет. всё так.
- а таким своим ходом ты ей больно не сделал?
- сделал. но измена нелюбимого переживается гораздо легче и быстрее. а повод к расставанию – стопудовый. не надо ни мучиться, ни придумывать ничего.
они подошли к метро. игорь достал сигареты. дал прикурить тане, прикурил сам.
- а вещи твои где?
- я их заранее в общагу перевёз.
- был уверен, что всё так и случится?
- нет. боялся, что может передумать, пока я собираюсь. с неё могло статься. поэтому и собрался заранее.
- мьда. вы-сокие отношения! – рассмеялась таня.
- и не говори, – невесело улыбнулся игорь в ответ.
до «таганской» доехали вместе. там расцеловались. она поехала дальше, в центр, а он перешёл на кольцевую.
13:36
22.06.17