Коротко нажав на кнопку звонка, жду, стоя перед дверью, покрытой дерматином, потерявшим свой былой вызывающий лоск, очевидно, из-за… возраста. Я не знаю, какую историю сегодня услышу и запишу на диктофон. Потом буду часто вспоминать чужой голос, повествующий о неизвестных мне людях, живших много лет тому назад, и периодически начну давать себе обещание, что скоро возьму бумагу, ручку, и чужая сбивчивая речь превратится в приемлемую печатную форму. Возможно, этот процесс начнется завтра, или, быть может, послезавтра, или вновь дотяну, как с первой частью («Н. Д.»), а затем, словно в шахте, придется пахать «две смены», озлобившись на себя за… собственную лень, и начав выдавать «на-гора» по два с лишним десятка страниц: «Нужно торопиться! Непременно надо успеть!». Время от времени из соседней комнаты будет раздаваться голос нещадно эксплуатируемой жены: «Готово! Что еще печатать?». В подобные дни аврала ее помощь неоценима. Чувствую – аналогичная гонка скоро наступит. Когда?
Не знаю.
Предвижу лишь единственный ход событий: так будет, потому что иначе быть не может – ленивый я… А пока стою возле входа в чужой «мир», и через несколько минут он отворит свою душу перед незнакомым человеком, которого, возможно, никогда больше не увидит.
За дверью слышатся… нет, не шаги. Раздается приближающийся странный мерный стук, но эти удивительные звуки точно не от тросточки.
Щелкнул замок, глаза автоматически оценили его возраст – ровесник дома… Вслед за тем в просвете дверного проема появилась хозяйка, и я понял причину стука – костыли.
Этот визит в моем новом амплуа – первый. Волнения нет, но одолевают сомнения: смогу ли к материалу о нашем городе, имеющемуся у меня, добавить нужную крупицу из чужих воспоминаний?..
* * *
Для того чтобы Кулик Алевтина Николаевна (1930 г. р.) поняла, что меня может интересовать, я рассказал ей историю42, услышанную от Константина Петровича Титяева.
- Титяевы? - удивленно она переспросила. - Как же, и матушку его, Марию Филлиповну, помню. Они раньше жили на улице Толбухина, потом – на Ворошилова, 5; а наша семья Бародич (девичья фамилия А. Н.), незадолго до войны, поселилась в пятом доме, по улице Донецкая.
О немцах, именно о немцах (!) Алевтина Николаевна рассказывает43, что некоторые вели себя, словно война была для них подневольное занятие. В доме Бародичей квартировалось пятеро немцев – обитали в зальной комнате, а семья ютилась в небольшой спальне. В числе незваных «гостей» был один молоденький солдатик, пытавшийся в свободное время обучать немецкому языку старшего брата, изучавшего его в школе. Кроме этого немца, был еще один боец, который отличался от остальных вояк, но он – пожилого возраста; благодаря общению с братом, объяснял, что у него дома осталось шестеро детей.
Время приема пищи у них было строго по графику; со своей кухни бачки с едой принесут, усядутся, начинают неторопливо кушать. Сердобольный солдат всегда старался что-то съестного дать хозяевам, или, если останется еда, соберет ее со стола, и отнесет матери со словами: «Матка, матка, на – киндер». Бывало, иногда после такого жеста доброй воли, начнёт плакать и говорить, мол, у него свои дети, и ему война не нужна. Молодым Бародичам было в диковинку смотреть на врага, взрослого мужчину, размазывающего слезы по щекам… Большая же часть оккупантов вела себя, как и подобает настоящим нацистам: грубо, при подходящем случае норовили ударить, пнуть ногой, не говоря уже о более радикальных действиях – прямо на улице Донецкой, сначала избили красноармейца, и уже потом его, неподвижного, расстреляли; тело, естественно, осталось лежать, а они, непринужденно переговариваясь, пошли своей дорогой. В тот день мать не разрешила Алевтине выйти из дома, поэтому она не знает – кто из соседей тайком похоронил погибшего.
В городе также находились настоящие эсесовцы; и детвора, издали заметив черную форму с эмблемой черепа на головном уборе, сразу убегала. Взрослые учили – именно этих немцев необходимо обходить десятой дорогой, что дети успешно и делали. Еще в память Алевтины врезались немецкие овчарки. Сколько живет – никогда таких больше не видела; на ногах высокие, ее хозяин, что-то говорит, а она на него даже не смотрит – все понимает, и даже лишний раз голос не подаст.
По соседству (ул. Донецкая, 3) с Бародичами жили Солдатовы, Павел и Анастасия, имевшие пятеро детей; а в семье Алевтины было на одного меньше – четверо. Николай Бародич (отец) трудился плотником на шахте 1-1 «бис», а сосед – каким-то начальником.
Немцы вступили в город – в скором времени Солдатов П. М., Мусатов П. В., Гапечкин Ф. С. и ещё трех человек арестовали44 за взрыв шахты 1-1 «бис»; в народе слух ходил, что, наверное, их выдали предатели, с хлебом и солью ездившие в Константиновку встречать немцев.
На том месте, где сейчас находится пожарная часть, раньше стоял небольшой домик, и недалеко от него возвышалась мощная каменная водокачка, которую оккупанты использовали вместо каземата.
И вот однажды, около полудня, крепкие двери водокачки с шумом распахнулись, и тишину помещения нарушил зычный голос полицейского, вызвавшего по списку около десятка человек. Построив в колонну, дзержинцев повели на расстрел, а народ (в том числе, и Алевтина), ранее согнанный к месту казни, уже их поджидал; самые наивные тихо шушукались в толпе, надеясь, что, может быть, задержанных мужчин попугают и все-таки отпустят.
Издали было хорошо видно, как их выводят из здания, но вывели не всех; в толпе говорили, что внутри здания еще немало находится людей, оказавшихся под арестом. Приговоренные шли спокойно, не сопротивляясь; несмотря на их избитый вид, создавалось впечатление, что они действительно до последней минуты не верили, будто будут расстреляны.
После раздавшегося залпа, казненные начали странным образом заваливаться на одну сторону, словно рядок, сложенный из костяшек домино. Алевтине стало неимоверно страшно, и она рванула бегом из оцепеневшей толпы. Жена Павла Солдатова на месте казни не присутствовала, а вскоре, боясь мести предателей, детей отвезла в Сумскую область, затем вернулась и не ходячую свекровь вывезла на санках из Дзержинска.
В свое время часто бывало: Алевтина Павловна идет мимо места расстрела наших земляков, так и вспоминает, как трое суток не спала после ужасного зрелища.
Второй раз она присутствовала на показательной казни, когда повесили двух партизан. Но вешали не там, где были сооружены четыре основательные виселицы (место расположения бывшего отделения ПФУ), а несколько ближе к детской поликлинике, раньше находившейся на месте нынешнего ЗАГСа (после войны она там еще долго просуществовала). Привели мужчин со связанными сзади руками, и с картонными табличками на груди (что на них было написано – она не помнит); веревки уже болтались на опорах ночного освещения, попросту говоря, – на фонарях. Патриотов поставили на деревянные табуретки, накинули петли… А дальше она не смогла смотреть – убежала вместе с подружками, стоявшими позади толпы. Мороз в тот день стоял – страшный, однако девчонки помчались пулями в сторону спасительного парка…
Алевтина Николаевна также помнит нашумевшую историю о сбитом самолете Красной Армии («Неизвестная страница») в районе Дылеевских прудов, но не успела попасть к месту падения; зато видела – раненого летчика везли на бричке в госпиталь, располагавшийся в школе. После того, как выкрали русского офицера, немцы быстро провели расследование, и по его результатам, чуть было санитарочку не расстреляли; женщина (из местных) работала в госпитале: полы мыла, и за раненым прибирала, пока он на ноги не встал. Немцы ей сами приказали ухаживать за летчиком, а потом было жизни не лишили, сделав «козлом отпущения».
Ко многим соседям Бародич часто приходили полицейские с обыском; в этом отношении их семью Бог миловал, потому, как в доме находились известные постояльцы. Кабы немцы не квартировали, то новая власть точно внезапными визитами замучила бы.
И если в доме нет мужчины, естественно, возникнет вопрос: где он?
Ясное дело, на фронте.
Допустим, каждая женщина, у которой муж, или дети, воевали, начала бы говорить, мол, бывший поилец-кормилец погиб в шахте, то, кто им поверит, что в небольшом шахтерском городке за короткий срок несколько тысяч шахтеров погибло в шахтах… Да и грех-то немалый – заживо хоронить отца своих детей.
Анастасия Солдатова выехала из города – все время дом пустовал; немцы не стали в него вселяться: кто же будет печь топить, воду носить… Им некогда было заниматься этими мирскими делами – они наводят, или приводят город в надлежащий «новый порядок».
Но если полицаи не посещали дом Алевтины, то она все равно умудрилась заработать отметину на память после разговора с одним из них. Соседка Г. на время взяла крупную терку для бурака. День прошел, второй – не возвращает. Мать ждала, ждала, и, не дождавшись возврата вещи, посылает дочку за теркой. У Г. квартировал полицай, высокий, крепкий, холеный, был высокомерен, молчалив; себя вел на правах хозяина, и очень не любил, чтобы посторонние люди входили на… его территорию.
Главное дело, Алевтина везде – бегом, и неоднократно заходила к Г., но никогда с ним не встречалась. В тот злополучный день к соседке во двор влетает, а там, на невысоком крыльце дома, сидит полицай – курит, отдыхая после трудов праведных. Увидев девчонку, нахмурился – непорядок, и спросил, но таким нечеловеческим голосом, словно гаркнул из пустой бочки, мол, чего здесь пигалица забыла?
Алевтина сначала ответила по существу, а потом ему за «пигалицу» дерзко высказала, и попыталась мимо него прошмыгнуть в дом, к хозяйке. Да не тут-то было. «Освободитель» ухватил ее за ухо, и начал таскать из стороны в сторону, пока кровь не брызнула из оторванной мочки. Шрам остался на всю жизнь.
Рассказчица отвернула ухо – виден, несмотря на столь долгий срок, довольно отчетливый след разрыва мышечной ткани; затем вздохнула, улыбнулась и произнесла: «После этого случая, если увижу, что он идёт, сразу прячусь, или десятой дорогой обхожу, а то и через чужой забор перемахну, и где-нибудь, за кустами, затаюсь; казалось, он увидит меня, и опять схватит за уши, и будет до тех пор издеваться, пока их вовсе не оторвет».
Алевтина росла шустрой девчонкой: и, если обидят, в карман за словом не полезет, и пробовала везде успеть – в смысле первой узнать новости. Однажды она с подружками, «прочесывая» центр города, остановились недалеко от площади Дзержинского, спрятавшись в переулке. Им в тот момент – взять да и убежать бы. Скрыться! Но детское любопытство пересилило, и они начали наблюдать…
Недалеко от площади располагались небольшие домики, в которых жили лица еврейской национальности. Компания, спрятавшаяся, в каких-то 15-20 метрах от места событий, оказалась свидетелем того, как евреев, живших в этих домах, выгнали на улицу, и начали грузить в подъехавший «воронок», черного цвета.
Как обреченные люди сильно кричали! Плача, они упрашивали немцев, чтобы те отпустили, хотя бы детей, но их просто прикладами быстро загнали внутрь фургона45. Автомобиль постоял, и немного погодя плененные люди перестали подавать голос. Затем машина пересекла по краю площадь и поехала в западную сторону.
Выходит, их каким-то способом умертвили; и уже мертвые – кому они нужны в той же Горловке46. Получается, евреев уничтожали здесь, на месте, а трупы тайно сбрасывались в один из многочисленных шурфов, при этом оккупанты специально дезинформировали население, распуская слух, что горожан вывозили в Горловку.
Возвращаясь к вышеописанному воспоминанию Кулик А., стоит заметить – с площади в Горловку можно попасть, отправившись в сторону восхода солнца, или, в крайнем случае, путь лежит через город, вверх, на Север, а потом все равно – на Восток, но никак на Запад.
Трудно верится, что немцы (при своей прагматичности) стали бы жечь бензин для того, чтобы за тридцать километров вывозить людей с целью уничтожения. И без Горловского «СД» в Дзержинске, благодаря предателям, и составленными ими спискам неблагонадежных, была хорошо налажена «машина» для уничтожения евреев, коммунистов и непокорных горожан, отвергающих «новый порядок».
Но и вряд ли тоже оккупанты вывозили бы людей на расстрел в «Еврейскую балку»47, хотя это как раз и есть, то направление на Запад, в котором направилась машина с горожанами.
На всей оккупированной территории Советского Союза начиналась планомерная зачистка от нежелательных элементов, и город Дзержинск в этом плане не был исключением. С наступлением темноты евреи, еще остававшиеся на свободе, старались убежать, спастись от смерти, но по ночам полицаи на дорогах, и на выходах из города устраивали засады – их ждали. А уже на следующий день по городу шла молва: «Сегодня ночью попалась семья… И семья… тоже». А сколько семей побросали свои дома, пытаясь исчезнуть и раствориться среди населения, где их никто не знал. И сразу находились люди, положившие глаз на чужое добро, а затем растаскивающие оставленное имущество, и не помогали никакие уговоры соседей, твердивших, мол, может быть, скоро Красная Армия вернется, а следом и беглецы возвратятся в город. Увы, все расхищалось, если, разумеется, рядом немцы не квартировались.
С наступлением периода оккупации, по улице Горняцкая сначала располагалась немецкая комендатура, а затем ее перевели в дом, который размещался в районе нынешней пожарной части.
Разумеется, из-за стратегического (удобного) месторасположения: окраина города, обилие шурфов, в октябре 1942 года в районе поселка шахты 1-1 «бис» (Бародич жила-то почти рядом), был образован концентрационный лагерь48 для военнопленных. Правда, он состоял из двух частей. Мужской – по левую сторону от дороги, ведущей к шахте, и ютился в нескольких бывших шестисемейных бараках, обнесенных забором из колючей проволоки, и с вышками по углам. Аналогичный женский лагерь – почти возле самой шахты «Карабанка», по улице Донецкой… Алевтина с этой шахты носила уголь домой; вокруг шахты насобирает кусков, и домой торопится – зарабатывать материнскую похвалу.
В обоих лагерях общая численность заключенных достигала до полутысячи человек. Новые партии заключенных часто привозили, иногда их пешком приводили, и если кто уже не мог сам идти – непосредственно в стороне от дороги пристреливали. Много военнопленных гибло от голода, часть же из них была расстреляна немцами, как уже не могущие быть использованы на работах, в виду их физической слабости.
«Находился этот лагерь в Дзержинске до 1943 года. Охрана ежедневно выбрасывала из лагеря в щели по несколько человек военнопленных, умерших от голода и пристреленных. Землей их не присыпали, а когда лагерь был переведен вглубь вражеского тыла, то население присыпало трупы землей в таком порядке, как они лежали в щелях» (архивная справка).
Что стоит за словом «щели», сейчас трудно объяснить; быть может, для людей, составляющих различные справки (в том числе, и по городу Дзержинску), и несведущих в горном деле, любое отверстие в земле тождественно по смыслу с обыкновенной щелью?
В подтверждение своей версии о чужом недомыслии, приведу пример с местом гибели молодогвардейцев; на многих сайтах (только четыре краснодонских посвящены истории «Молодой Гвардии»), и в десятках рассказов описано место их казни. Но как? Авторы, наверное, не понимая вообще, о чем идет речь, и, не желая сыпать одинаковыми словами, и, не находя синонимов, чередуют место гибели краснодонцев словами «ствол» и «шурф». Видимо, их гражданский (здесь – не шахтерский) ум не в силах уловить разницу между двумя горными выработками – дыра в земле, да и только... И меня основательно запутали, пока я не нашел фотографию, подтверждающую, что молодогвардейцы были сброшены именно в ствол шахты № 5.
Алевтина знала из чужих взрослых разговоров, что немцы бросали людей в шурфы49, иногда – много, но сама не видела; избавил Бог – присутствовать. Трупы убитых дзержинцев увозили с места казни, но куда – не знает.
Дворец Культуры взорвался, благодаря удивительной расторопности семейке Го…ых. Жили эти любители полазить по погребам да чужим закромам, недалеко от Дворца.
Только немцы на границу города отошли – началась… охота за легкой добычей.
Куда сразу охочий люд двинулся?
В места, поблизости от которых жил.
Вот и они, Го…вы, проникли во Дворец, и, видимо, кто-то в этот момент мимо проходил, или, скорее всего, тоже свои стопы направлял к объекту культуры; и именно поэтому, может быть, народная молва донесла до наших дней, что, вначале раздалось бренчание пианино (пустое помещение – эхо!), а потом уже здание взлетело на воздух; да так рвануло, что с места взрыва прилетел громадный камень на Донецкую улицу, и упал между домами Солдатовых и Бародич.
За полминуты до взрыва, брат Алевтины вышел из калитки и направился к началу улицы, а прилетевший камень приземлился в метре от него. Матушка, когда узнала о счастливой случайности, произнесла: «Слава Богу! На первый раз пронесло». Что она имела в виду, Алевтина сразу не поняла; прояснилось гораздо позже…
Вот такая история случилась, когда наши земляки, влекомые одним из тяжелейших земных пороков, решили постучать по клавишам пианино.
Алевтина Николаевна вспоминает вступление нашей армии в город – молоденькие ребята идут-торопятся по городским улицам в сторону здания нынешней прокуратуры, а часть повернула по направлению к бывшей немецкой комендатуре. На людей, в знакомой военной форме, смотрела, словно на экран телевизора50, а потом вдруг осенило: «Ведь это наши! Наконец-то!», и бегом домой; отворив калитку, на всю улицу закричала: «Мама! Мама! Красные – пришли!». У матери, хоть ноги болели, но собралась и, как могла быстрее, двинулась навстречу освободителям, радостно выкрикивая: - Радость-то, какая! Наши вернулись!
Центр города быстро наполнился жителями. Они со слезами обнимали и целовали солдат за долгожданное освобождение; пытались на ходу быстро рассказать им, привыкшим к вспышкам чужой радости, по поводу избавления от неволи. Да разве в двух словах опишешь двадцати двух месячное ожидание смерти! А сколько боли и горя пришлось перенести в виду маячившей этой печальной перспективы!..
После восстановления Советской власти, брат Алевтины, Владимир (30.08.1926 г. р.), заегозил, мол, пойду воевать; уперся – не хочу в тылу сидеть. Когда осуществлялись принудительные угоны в Германию, Владимир несколько раз отсиживался в камышах местного пруда. Холодная вода сделала свое дело, и у него начали сильно болеть ноги; однако в таком состоянии все равно вырвался на фронт. Как он смог уговорить военкома, какие сумел привести доводы, сыгравшие решающую роль для его востребования в рядах Красной Армии – неизвестно.
Седьмым апреля датировано последнее письмо, которое он написал, используя спину боевого товарища вместо стола (в окопах подобный метод часто практиковался).
Почтальон с улыбкой отдал матери листок пожелтевшей бумаги, свернутый в несколько раз – она дважды его перечитала, радуясь, что у сына все в порядке, тем более от мужа, с начала войны, еще не получила ни одной весточки. А вскоре в город пришла пачка казенных бланков, на одном из которых было написано торопливым почерком:
- Ваш сын, рядовой Бародич Владимир Николаевич. Уроженец г. Дзержинск. В бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 8 апреля 1944 года и похоронен в г. Армянск, ул. Буденного, Братская Могила...
Вскоре, взамен долгожданного письма от отца, на него тоже пришла «похоронка». Такой неизгладимый след оставила война в семье Бародич.
Началась мирная жизнь…
В 1947 году семью Бародич переселили в другой дом, находящийся по адресу – улица Горняцкая, 5; а бывшую жилплощадь, но уже в обеих половинах дома (т. е. полностью, вместо двух хозяев), занял товарищ главный инженер N. Подобное беззаконие сотворилось, несмотря на то, что в семье Бародич, пережившей оккупацию, было двое погибших на фронте, и вдобавок возвратился дедушка51, то ли где-то партизанивший, то ли еще что-то…
Сосед Титяевых (живший во второй половине дома, по Горняцкой улице) попал вместе с братом Алевтины служить в одну часть; также погиб при освобождении крымского городка; вместе захоронены. Жена этого мужчины ездила на его могилу, отвезла горсть дзержинской земли; по возвращении сообщила Алевтине грустную новость – на памятнике есть не только фамилия ее брата, но и нескольких знакомых из Дзержинска.
Несколько лет спустя, мать, в очередной раз, перечитав «похоронку» и выплакавшись, произнесла: «Его же не брали. И солдаты говорили, что не нужно спешить – пойдешь со своим годом, немца хватит и на твой век. Его призыв попал в «учебку», и даже многие его одногодки вернулись домой, а те, кто в год освобождения отправились воевать рядовыми – почти все полегли».
В мирное время Алевтина встретила двух однополчан Володи, участвовавших вместе с ним в последнем бою, и рассказавшие о том, что под Армянском враг побил много нашего солдата.
Несколько десятилетий хранился последний «треугольник», полученный от него, а когда переезжали на новую квартиру – потеряла. Неоднократно возвращалась на прежнее место жительства – долго и упорно искала, но так и не смогла найти пропажу. До сих пор себя корит – единственная ниточка, связывающая ее с братом, навсегда оборвалась…
Примечание:
43 Сейчас автор только слушает, но позже (послушав очевидцев тех далеких событий) придет к выводу, что детская память, будь она четырех лет, или десяти – от роду, навсегда запечатлела страшные годы оккупации.
44 В ноябре 1941 года за взрыв шахты были арестованы: инженер Ш. Г. Л. и В., но потом их отпустили, а в декабре арестовали другую группу (арх. уг. дело №57771, лист 68 – сентябрь 1944 г.).
45 После короткой паузы, Кулик уточнила время описываемого события, объяснив, что тогда она была одета в куртку брата; значит, это была осень 1941 года, так как в этом году мама собиралась ей покупать теплую верхнюю одежду – не получилось…
46 Согласно справкам СБУ и Донецкого областного архива всех евреев из г. Дзержинска вывезли в г. Горловку, и уже там уничтожили.
47 На северо-западной окраине г. Константиновки Донецкой области находится Сергеевская балка, в которой покоятся останки более пяти тысяч жертв немецких нацистов и их приспешников. Среди расстрелянных – более трех тысяч евреев; в память об этих расстрелах люди до сих пор Сергеевскую балку называют «Еврейской». Память погибших увековечена мемориалом.
48 Архивная справка «О зверствах немецко-фашистских захватчиков на территории Дзержинского района Сталинской (Донецкой) области в период их временной оккупации (октябрь 1941 г. – сентябрь 1943 г.) по документам, хранящимся в архиве СБУ по Донецкой области (арх. № 526)». Выписка из докладной записки заместителю начальника УНКГБ по Сталинской обл. подполковнику госбезопасности Ивкину, лист № 144.
49 Солдатова А. получала пенсию за убитого мужа; при редких встречах, вспоминая, расстраивалась, что даже цветочек некуда положить, потому как неизвестно, в какой шурф было сброшено его тело.
50 В переводе на современный язык.
51 Только Красная Армия прогнала захватчика – объявился он, отрастивший бороду до пояса. Во время эвакуации дедушка угонял скот из района нынешнего пруда «Базовский» (раньше на том месте стоял барак, и, по всей вероятности, рядом находились летние пастбища для колхозного скота).
P. S. Братская могила в Армянске находится на улице Иванищева, в парке Победы. В ней захоронены останки бойцов, погибших в боях за освобождение Крыма в районе Армянска весной 1944 г. Общее число захороненных – около 12 тыс. Установлены фамилии 972 человек.
В 1970 г. зажжен Вечный огонь. Авторы памятника – Л. С. Смерчинский, Е. В. Попов.