За окном поезда мелькали незатейливые пейзажи. Майская природа была ещё безликой, но уже вдохновлённой тёплыми лучами солнца. Старушка напротив, переживая за потерянный багаж при посадке в поезд, не плакала и не причитала, лишь влажными глазами задумчиво рассматривала за окном дальнюю даль. В вагоне из динамиков звучала праздничная музыка – «День Победы, как он был от нас далёк…» – женщина, вспоминая о чём-то очень важном, поправила накинутый на плечи платок, прикрывающий на лацкане её потёртого старомодного жакета медали военных лет.
Не отрываясь от окна, попутчица тихо, словно к кому-то видимому только ей, обратилась:
- Старая я стала, за вас за всех молодых жизнь свою проживаю.
***
Детство Люси закончилось неожиданно, а юность вместе с последним школьным звонком ворвалась на лязгающих гусеницами танках и громовыми раскатами артиллерийских орудий. Ни разу не примерив нарядного платья, в котором часто представляла себя вальсирующей на танцплощадке в парке, Люся облачилась в чересчур просторную военную форму. А широкая грубая портупея почти в два оборота обернулась вокруг тоненькой талии. Марфа, в отличие от Люси, высокая и крепкая телом девушка из Сибири, подшучивала над Люсей и советовала гимнастёрку надевать прямо на «ватник».
Суровый взгляд офицера окинул нестройный ряд совсем юных девушек, несуразно смотревшихся в военно-полевой форме. Им не то, что пороха нюхать не приходилось, брезгливо морщили носик, разгоняя ручкой папиросный дымок. Майор Потапов едва сдерживал эмоции, здесь на переднем крае обороны на подступах к Ленинграду, ему направляют подкрепление, и даже не «желторотых» юнцов, а целый взвод, можно сказать, девчонок-малолеток! Большинству из этих хрупких созданий и двадцати лет не было, но, проникнутые патриотическими чувствами, отправились воевать за Родину.
Потапов безрезультатно пытался убедить по телефону высшее руководство отправить с эшелоном беженцев и это молодое пополнение. Авось, в тылу и сгодятся.
- Товарищ полковник, хоть самых доходяжих, разрешите в тыл…
Пригрозив майору трибуналом, полковник отключился.
***
После команды «вольно» Люся, схватив за руку Марфу, подошла к начальнику с просьбой не разлучать их, и направить служить куда угодно, но вместе. Майор растерянно кивнул головой, нахмурил брови и с силой выдохнув, проговорил:
- Ей богу, детский сад какой-то!
Люся и Марфа подружились ещё на призывной комиссии.
Люся – ленинградка, после окончания школы готовилась к поступлению в педагогический, хотела стать учителем, как мама, но начавшаяся война резко поменяла все планы. Отец отправился на фронт, а уже через месяц пришла «похоронка». Бабушка, потрясённая смертью единственного сына, слегла после инсульта. Мама ухаживала за немощной свекровью и уговаривала Люсю уехать из Ленинграда, обещая, что они тоже покинут город, как только поправится бабушка. Но Люся уже приняла решение, что она уедет из любимого города, но не в эвакуацию, а на фронт.
Марфа приехала в Ленинград из далёкого Новосибирска за год до начала войны. Город на Неве произвёл неизгладимое впечатление на энергичную и жизнерадостную сибирячку. Устроилась разнорабочей на стройке и мечтала выучиться на архитектора. Ни мгновения не раздумывая, девушка поддержала свою строительную бригаду, которая всем составом отправилась на призывной пункт. Марфа, человек от рождения добрый и отзывчивый, увидела плачущую у окна Люсю. Все спешили мимо, и никому дела не было до заливающейся слезами девчонки. Никому, кроме Марфы:
- Ты чего потеряла или обидел кто?
А Люся, словно ждала участия в своей судьбе. Она поделилась с незнакомкой, что не пропускают её на медкомиссию, говорят, двух килограмм веса не хватает. И тогда Марфа придумала хитроумный план. На следующий день Люся пришла на взвешивание с двухлитровым бидоном воды. Пока ждала своей очереди, пила воду, и к моменту взвешивания почти «набрала» недостающие два килограмма.
***
Вместо автоматов всем девушкам вручили флажки, и последующие три дня майор лично обучал будущих военных регулировщиц. Вместе с сигналами для водителей, Потапов учил на случай обстрела правильно падать, ползать, переворачиваться и бегать. А когда из-за хмурых туч послышался гул самолётов, девчата, забыв все инструкции, с визгом на разные голоса бросились за спасением к своему командиру. Унять девичий переполох традиционными военными командами бывалому военному не удавалось. Люся, онемев от всего происходящего, мертвой хваткой вцепилась в рукав Потапова, который уже был захвачен десятками пальцами девчат, орущих, воющих и причитающих. Майор, из всех сил пытаясь высвободиться из неожиданного плена, надрывно прогорланил:
- Молчать! Я сказал – молчать!!!
Девочки притихли, с опаской озираясь и поглядывая, то в затянутое тучами небо, то на своего командира. В Ленинграде тоже обстреливали, и это были страшные минуты – голос диктора, вой сирены, люди, спешащие в бомбоубежище. И жуткое зрелище после бомбёжек – разрушенные дома и дороги, погибшие люди, а над их телами рыдали близкие, проклиная фашистов. Люся даже себе не могла объяснить этот животный страх, который испытала всего лишь при звуке реального самолёта. Нет, она не должна бояться. И она не будет бояться!
- Это – наши самолёты. И ваша задача научиться различать по звуку, где какие! Это раз! – грозно проговорил майор.
Внимая каждому слову, девчонки, вытянув шеи по стойке «смирно», смотрели на майора.
Потапов, то срываясь на крик, то по-отечески проникновенно, снова и снова разъяснял ополоумевшим от страха завтрашним бойцам всё то, чему учил три дня кряду.
После команды «вольно» и «разойтись» девчонки всё ещё не спускали с неба глаз и топтались вокруг Потапова, чем невероятно злили его.
Наскоро обученные регулировщицы сразу попали в боевые условия. Времени на адаптацию и тренировки не было – самые настоящие дороги, грозная военная техника, которой, зачастую, управляли так же спешно обученные и совершенно неопытные водители. Первая трагическая гибель одной из соратниц произошла на глазах у Люси. В тот морозный ноябрьский день регулировщицы направляли колонну автомашин по лабиринту лесных дорог, где наряду с нужными дорогами были сделаны вырубки – «обманки», чтобы ввести в заблуждение противника. На одном из перекрёстков «обманки» с основной дорогой и произошла трагедия – водитель трёхтонного ЗИСа не вписался в перекрёсток и протаранил подпиленное дерево. Такие деревья оставляли для того, чтобы завалить проезд после прохода техники. Ствол рухнул на юную регулировщицу, которая не успела сориентироваться и вовремя отбежать в сторону.
Морозы усиливались, а зима, меж тем, по календарю ещё даже не наступила. Теплой одежды для всех девушек катастрофически не хватало, и лишь в первых числах декабря пришёл долгожданный груз. Это стало целым событием для девчонок, они с радостью примеряли ватные штаны, меховые шапки-ушанки, подшучивали друг над другом и веселились, на короткое мгновение позабыв о войне.
Люся выпросила у старшины утеплённое обмундирование и для Марфы, которую направили сопровождать эвакуированных из Ленинграда детей.
- Что ты мне голову морочишь! – возмущался старшина. – Ещё не известно вернётся она или нет. У нас на живых одежды не хватает, а ты тут со своей Марфой.
Люся негодующе запротестовала, не допуская даже мысли, что Марфа может не вернуться. Не собираясь уступать, криками и мольбами ей всё же удалось уговорить старшину оставить для подруги тёплую одежду. А через несколько дней вместе с колонной «полуторок», гружённых продуктами для блокадного Ленинграда, вернулась Марфа – живой и невредимой. Такой счастливой встречи в жизни Люси ещё не было, и так осязаемы в боевых условиях стали понятия – дождаться и вернуться.
Командир объявил, что ночью одна группа девушек, покрепче и повыносливее, отправится с автоколонной к ледовой переправе на Ленинград. В легенду о ледовой дороге едва верилось – как такое возможно, что по льду может пройти колонна машин. Тем не менее, мысль о том, что связь с городом не прерывается, грела Люсину душу, ведь мама с бабушкой могли так и не уехать. Одна за другой девушки выходили из строя, делая шаг вперёд – Марфа, Клавдия, Валентина…
Не услышав своей фамилии, Люся, пренебрегая воинским Уставом, выкрикнула:
- А я? Как же я?? Я обязательно должна там быть!
Люся своей решительной настойчивостью убедила начальство, что истощена только телом, а с её боевым духом и выносливостью всё в порядке.
***
Колонна уходила ночью под громыхание артиллерийских орудий.
- От нас отвлекают, – Марфа посмотрела на мечущиеся в чёрном небе вспышки.
Регулировщицы, облачённые поверх тулупов в белую маскировку, стояли вдоль лесной дороги, указывая водителям нужное направление. Машины одна за другой проезжали мимо, наполняя морозный воздух едким выхлопным газом. В посёлок Кобону, как и планировалось, колона прибыла до рассвета. Груз был доставлен не только без потерь, но и сама дорога не замечена самолётами-разведчиками, значит, можно будет провести ещё колонну. Эту большую радость маленькой победы не смогла разделить со всеми вместе одна девушка-регулировщица, замёрзшая той ночью в лесу.
***
Люсе открылся завораживающий простор заснеженной Ладоги – леденящая бескрайняя даль, по которой словно муравьи по проторенной дорожке ползли машины. Девушка наблюдала за этим движением, представляя, что где-то там, за белым горизонтом находится её огромный город с множеством улиц и проспектов, с площадями и вокзалами, город, где жизнь не останавливается ни на минуту. Машинки казались такими беспомощными, а их челночный ход абсолютно бесполезным.
- Мой Ленинград, ты только держись… – шептали в кровь потрескавшиеся на морозе Люсины губы, – я вернусь, обязательно вернусь!
Люсе и раньше, пусть ненадолго, приходилось уезжать из Ленинграда, она прощалась с ним, уверяя, что скоро вернётся.
И он ждал.
И всегда дожидался.
И теперь непременно дождётся.
***
Пурга немилосердно швыряла в лицо ворохи колких снежинок, сопротивляясь порывам ветра, Люся едва стояла на ногах. Вокруг – ни земли, ни неба – сплошная белая пелена. Накатанная дорога скрывалась под слоем снега, ещё чуть-чуть, и разглядеть её будет невозможно. Машины, словно призраки, возникали из ниоткуда и тут же пропадали в никуда. После этой вахты не вернулась Марфа. Говорили, что грузовик на неё наехал, а потом даже тела не нашли – метель укрыла добросовестно. Так душа её обрела вечный покой на «Дороге жизни». Люся оплакивала свою верную подружку, надёжную и заботливую, всегда готовую прийти на помощь, разделить печаль и радость.
***
Весна выдалась затяжной и морозной, и единственный путь к Ленинграду продолжал держаться на толще Ладожского льда. И, тем не менее, под яркими солнечными лучами снег на Ладоге серел, оседал, местами появлялись огромные подталины, а накатанная по льду дорога покрылась водой и напоминала полноводное русло реки. Люсе предоставили долгожданное увольнение с разрешением съездить в осаждённый город проведать родных. Получив наставления начальства, пропуск и премиальный двойной продовольственный паёк, девушка на попутной «полуторке» отправилась в путь. Шофёр дядя Лёша обрадовался попутчице, но тут же предупредил, что путешествие может быть опасным. Люся рассмеялась:
- Да чего мне бояться то, дядь Лёш? Морозы и метели я выдержала, с голоду не умерла, под обстрелами и бомбёжками уцелела.
За разговорами время прошло быстро, Люся в задумчивости устремила взгляд к берегу, который стремительно приближался.
- Прыгай! – истошно закричал дядя Лёша.
Люся, немного укаченная дорогой, недоумённо взглянула на шофёра, который из всех сил давил на газ и орал во всё горло:
- Прыгай, твою мать, говорю!!
Машина, замедляя ход, надрывно взревела. Люся сообразила, что через считаные мгновения техника уйдёт под воду, такое ей уже приходилось наблюдать, только со стороны, на расстоянии. А оказать помощь людям было практически невозможно, под тяжестью грузовика лёд ломался, крошился, а водители, следующие на безопасном расстоянии, резко меняли направление и наугад объезжали опасное место. Многие шофёры никогда, даже в самый лютый мороз, не брали пассажиров в кабину, из открытого кузова проще спастись. А любое промедление могло стать очередной трагедией, и если были шансы на спасение, то только у самих бедствующих. Много раз Люся мысленно повторяла все движения и действия, как правильно покидать кабину, главное, рассчитать, не промедлить, не промахнуться… Собравшись с силами, девушка оттолкнулась от подножки накренившейся машины и выпрыгнула наружу. Она упала на отколовшуюся ледяную глыбу, которая медленно одним краем стала наклоняться, так, что Люсины ноги уходили под воду. В валенки залилась вода, промокшие насквозь, они тянули тело Люси вниз. Едва удерживаясь от соскальзывания, Люся с каждым мгновением всё больше погружалась в ледяную бездну. Внезапно, что-то очень тяжёлое упало на девушку, с силой придавив её тело. Льдина резко подалась в обратную сторону, и в этот момент невероятная сила перебросила Люсю на незыбленную твердь. Отдышавшись, и осознав, на каком она свете, Люся увидела рядом с собой дядю Лёшу. Он лежал навзничь, разглядывая в небе куда-то спешащие облака, слегка постанывал, но улыбался:
- Люсь, а ведь мы спаслись.
Люся оглядела место трагедии, ужасаясь, как можно было вообще выбраться из этой переделки – толща льда, словно хрупкое стекло, трескалась и ломалась под тяжестью, погружающейся на дно "полуторки".
Шофёр вовремя сориентировался. Когда Люся выпрыгнула, машина начала сильно крениться на водительскую сторону. Алексей быстро перебрался на пассажирское место и прыгнул на Люсю, рискуя раздавить её, или вместе отправиться «кормить рыб». Оказавшись на льдине, шофёр воспользовался моментом выравнивания глыбины, схватил Люсю в обнимку, и перекатился вместе с ней на крепкую ледяную поверхность, подальше от образовавшейся проруби.
Под впечатлением всего происходящего, Люся, промокшая почти до пояса, не сразу почувствовала холод.
- У меня валенки утонули, – всхлипнула девушка и уже была готова расплакаться.
Алексей нервно усмехнулся:
- А у меня – машина.
- Дядь Лёш, нас никто не заберёт, – Люся проводила взглядом машину, на полных парах объезжающую место катастрофы.
- Вот заладила, дядь Лёш, да дядь Лёш? Мне лет то всего двадцать семь... Нашла дядю!
Люся смутилась.
Украдкой разглядывала шофёра – руки жилистые, в ссадинах и порезах, что не удивительно, ему на морозе часто приходилось машину чинить, и мешки грузить, и снег чистить. А по лицу и вовсе не понять – густая рыжая щетина почти до глаз, а на голове ушанка. Поди его там разбери – дядя он или юноша. Да и всё равно старше, выходит, почти на все десять лет...
Алексей поморщился от боли.
- Ну что, Люся, поползли к берегу, авось не околеем, пока до теплушки доберёмся.
- А почему поползём?
- А как ты собралась идти по снегу без обувки? Да и я на ногу встать не могу, упал неудачно.
Уже через несколько десятков метров вся одежда на Люсе и Лёше промокла до последней ниточки. Продрогшие и обессиленные они были бы обречены на неминуемую гибель, но второй раз за день им суждено было спастись – с берегового поста примчалась санная повозка.
Потом был медсанбат, переохлаждение Люси обернулось пневмонией. Несколько дней девушка провела в беспамятстве, а когда открыла глаза, увидела рядом сидящего шофёра. Его нога была в гипсе, руки перебинтованы. Несмотря на это, он ловко управлялся с костылями и для пришедшей в сознание Люси даже попытался сплясать.
- Эх, вприсядку пока не получается, но это дело поправимое! – радовался Лёшка и веселил пациенток женской палаты.
- Что у тебя с руками, дя?... – на полуслове запнулась Люся.
- Да так, подмёрзли чуток, врачи говорят, ерунда!
Люся вспомнила, как свои меховые рукавицы Лёша натянул на её ноги, оставшиеся без валенок.
После болезни Люсе так и не удалось добраться домой, проведать маму с бабушкой.
***
По военным дорогам – летом в пыли, зимой в метель и в слякотное межсезонье – Люся со своими боевыми подругами прошла почти до самого Берлина. Война закончилась, но в Ленинграде никто из родных её так и не дождался. Соседи рассказали, что мама не оставила старушку, которая не вставая на ноги, той страшной зимы не пережила. Мама осталась в блокадном Ленинграде учить детей, и погибла вместе со своими учениками во время обстрела школы, крупнокалиберный снаряд влетел прямо в класс, никого не оставив в живых.
***
- Бабуль, нашли вашего Сидора* – проверяйте, всё ли на месте, – проводник торжествующе водрузил на стол от времени выцветший вещмешок военных лет.
Старушка дрожащими пальцами растянула широкие лямки и перебрала содержимое – жестяные кружка и миска, ложка, банка тушёнки, в серую бумагу завёрнутый «кирпичик» чёрного хлеба, несколько бесформенных кусков сахара и фляжка. Люся, из-за манжета достав платочек, аккуратно утёрла слёзы радости от встречи со своим боевым другом. Она с благодарностью посмотрела на проводника, залихвацкий вид которого напомнил ей Алёшу, впервые не встречавшего с ней годовщину Великой Победы:
- Спасибо тебе, милок.
Замедляя ход, поезд осторожно подполз к привокзальному перрону и замер напротив надписи «Ладожское озеро».
___________
Сидор – Вещевой мешок (вещмешок) – заплечная сумка в виде мешка из брезента (парусины) цилиндрической или другой простой формы с клапаном в верхней части, внешне напоминает бесформенный рюкзак. Источник: Википедия.