Лина несколько иначе представляла себе дорогу на Мачу-Пикчу.
Бог с ним с этим поездом, - и дорогущими на него билетами, - плетущимся из Куско в Агуас Кальентес с быстротой трамвая мимо свинцово-серой реки Урубамбы и джунглей с деревьями, на ветвях которых паразитируют колючие, выбрасывающие вверх красные цветки, синелапые бромелии....
Но ожидание платного автобуса от подножия храмового комплекса к самим террасам, вкупе с невозможностью укрыться от неожиданной жары плюс простаивание в многолюдной очереди на солнцепёке, линчевали весь её энтузиазм.
Когда же она и Тони, уже измученные, поднялись наверх и узрели-таки вымощенную из каменных глыб знаменитую площадь, то обнаружили такое количество японско-китайских пенсионеров, сбивающихся в шумные очереди чтобы сфотографироваться на фоне культового пейзажа, что не сговариваясь пошли в другом, менее популярном, направлении.
Перед узкой тропинкой, летуче змеившейся ввысь вдоль самого края обрыва, их попросили расписаться в журнале и только лишь после этой формальности пропустили к "Тропе Инков".
Лина почти не обращала внимание на разверзшуюся в полуметре справа километровую пропасть, походя роняя взоры на металлически поблескивающую узкую речушку на её дне, отрешённо шла вперёд, полностью погрузившись в свои мысли.
"Теперь понятно почему нас заставили отметиться в журнале регистрации....И очень странно, что мне абсолютно не страшно....Я ведь всегда боялась высоты....Просто сейчас реальность бесконечно далека от той действительности, в которой я привыкла существовать....Так и с Олегом....Он слишком непривычен для меня....Слишком не похож на тех мужчин, которых я знала....И я испугалась....Но, как наглядно показывает мне эта страна, фантастичности бояться не стоит.... Даже прыгать с обрыва в этом полусне, наверное, проще простого....Ядовито-яркое видение в середине моей странной жизни....И этот симпатичный персонаж, которого зачем-то прибило волною к моему берегу....Тони...."
- Тони!
- Да, - оглянулся идущий первым атлет.
- У нас ничего не выйдет, Тони.
- Я знаю, - спокойно ответил тот пару минут спустя.
- Откуда знаешь?
- У тебя голова в облаках.
- Ну, да. Я ненормальная. Так и есть.
- Не в этом смысле. Я хотел сказать, что ты влюблена.
- Я?! - удивилась Лина и хотела было возразить, но осеклась.
Они продолжали подъём в молчании, каждый размышляя о чём-то своём, до тех пор, пока наконец-то не достигли окончания Тропы Инков в виде совершенно отвесного обрыва и одиноко сереющей по ту сторону бездны выдолбленной в скале каменной лестницы.
- Вот это и есть Тропа Инков, - заметил Тони.
- Что-то с ней не так, с этой тропой.
- Разрушена одним из многочисленных землетрясений.
- Я бы её назвала Тропой Любви.
- С чего это вдруг?
- Так ведь тоже... ведёт в никуда.
Тони промолчал, только улыбнулся, глядя вдаль на горные вершины, отрешённо примерявших шапки облаков на свои зеленоватые с сизыми проплешинами головы.
- Наше добровольное совместное одиночество...так похоже на брак.
- Брак? - удивлённо переспросил попутчик Лины.
- Именно, - произнесла она, подходя к самому краю пропасти, - Знаешь, Тони, я теперь понимаю почему некоторые люди, переживающие экзистенциальный кризис, оказавшись в горах, поддаются соблазну и прыгают в пустоту.
- Почему?
- Потому что рухнуть на асфальт, выпрыгнув с балкона многоэтажного дома, отвратительно. Это пошло, уродливо и кошмарно. Обезображенный падением труп, который разглядывает толпа безучастных зевак...
- А здесь - разве только зевак нет...Или я ошибаюсь?
- Смерть в этих пейзажах воспринимается, как нечто абсолютно естественное. И кислородное голодание мозга заставляет ощутить себя космонавткой, высадившейся на Луне с не самым совершенным оборудованием. Этот бескрайний космос, с которым ты наедине, как в первый день рождения....А единственные свидетели - это Анды, перевидевшие тысячи подобных финалов. Горы, которые не будут гадать какого дьявола ты спрыгнула, что тебя на это сподвигло и так далее...Не будет непременного анатомического эксгибиционизма, соскрябывания мозгов с бетона и прочих мерзостей. Тебя поглотит природа. Сразу же. Благородные хищники утилизируют твой труп, а кости, если и не унесёт течением ледяной реки, то они будут сокрыты от всякого пакостного взора...В журнале же просто не будет доставать одной росписи, но извлекать останки со дна более чем километрового каньона дело достаточно дорогое и трудоёмкое, а потому эти милые служители заповедника, скорее всего, ограничатся тем, что сообщат о твоей смерти дальше по инстанции, не более. Однако, у меня куплен обратный билет, - встряхнув белокурыми локонами, рассыпчато-серебристо рассмеялась Лина.
- Правда говорят, что вы, русские, сумасшедшие, - улыбнулся австриец.
- Наверное, мы просто настоящие.
Лина посмотрела ещё раз на оканчивающуюся обрывом рукотворную лестницу и проговорила:
- Пойдём. Самое главное мы здесь уже увидели.
Тони кивнул, грустно улыбаясь:
- А как же инкский алтарь? Мы разве не побродим по развалинам древнего города?
- Я подожду тебя где-нибудь. Не зря же ты сюда ехал, в конце концов. А по мне так всё здесь ужасно...попсово что ли. Лично у меня нет никакого интереса следить за тем, чтобы нечаянно не столкнуть в пропасть какого-нибудь наполовину мумифицировавшегося японского дедушку, в порыве смешанного с любопытством маразма стремящегося проскочить чуть ли не между моих ног.
Прежде чем они спустились на полкилометра ниже, и Тони отправился в одиночку знакомиться с архитектурными изысками древних инков, Лина, усаживаясь прямо на траву в тени бамбуковых зарослей, проговорила:
- И не любовь у меня, Тони. Есть чувства посильнее.
Австриец замер, вопросительно глядя на свою спутницу, которая не спешила удовлетворять его любопытство и некоторое время молчала, что-то высматривая поверх его головы.
Наконец, она вздохнула и, повернув голову налево, доверительно сообщила кому-то третьему:
- Это самая настоящая, чистая, проросшая из страсти, ненависть. Ненависть, в которой, всё же, где-то совсем на краю, находится место и для нежности, и для уважения, но которая, сама по себе, есть сплошное разрушение. Тебе мешает жить, как его присутствие рядом, так его отсутствие в пределах досягаемости. Бесит и выводит из себя осознание, что он жив и где-то, в эту самую минуту, имеет наглость наслаждаться существованием без тебя. Без тебя! Это наркотическая зависимость от его тела и ласк, до которых никто, кроме него, мерзавца, отчего-то не сумел додуматься. Нет! Даже не ласк, а тонкого в них акцента, едва уловимого, присущего только ему росчерка!
Лина вновь повернулась к собеседнику, и глядя ему в глаза, устало добавила:
- Я и не знала никогда любви. Но никого и никогда так не желала. Наверное, это дико. Дико так страдать от боли, и одновременно, причинять её, двигаясь по замкнутому кругу этого карманного ада. О, если бы всё исчерпывалось эротизмом! Так ведь дело не в этом! Просто то, что приводит тебя в такой восторг, порабощает, и в тоже время вызывает гнев, абсолютно необъяснимая вещь!
Лина глубоко вздохнула:
- Ты прости, что тебе приходиться выслушивать всю эту ахинею. Но ведь ты сам виноват - держись подальше от блондинок, - и в глазах её мелькнул слабый отсвет улыбки.
- Безусловно виноват. Толкнул тебя на улице в Куско, но... не жалею ни об этом, ни о том, что заговорил с тобой тогда,- улыбнулся в свою очередь Тони, - Собственно, я путешествовал в одиночку и в мои планы ничего такого не входило, но, когда мы с тобой разговорились, я подумал, что в компании с тобой будет значительно лучше. Ты интересный человек, хотя и сложный.
- Спасибо, Тони. Мне иногда не просто ужиться и с самой собой.
- А какие у тебя дальнейшие планы? Я имею в виду, куда ты намерена ехать после Мачу-Пикчу?
- Не знаю. В Лиму, наверное.
- А в Боливию нет желания отправиться?
- В Боливию? Хм...Не планировала. Там есть на что посмотреть?
- На мой взгляд, это самая необычная страна в Южной Америке.
- Серьёзно?
- Вполне.
- Тогда едем в Боливию. А сейчас, насладись этим местом, мой друг. Я же подожду тебя здесь. Моя голова наполнена слишком глупыми и слишком тяжёлыми мыслями, чтобы я могла с лёгкостью составить тебе компанию.
- Наверное, это опять горная болезнь....
- А возможно и равнинная.
Тони кивнул и почти моментально испарился, скрывшись за скалистым выступом ведущей вниз извилистой тропы, на которой стояла меланхолично жующая траву альпака.
Животное без всякого выражения смотрело сквозь Лину, щеголяя жёлтым цветком, увязшим в густой, свалявшейся на боку шерсти.
За спиной альпаки плыли снежные облака и в какой-то момент Лине показалось, что её бежево-коричневая шерсть странным образом является продолжением небесной субстанции, а цветок - маленькое погасшее солнце, одиноко желтеющее в дыме облаков.
Реальность вдруг предстала чем-то совершенно потусторонним, показала ту свою сторону, которую видят порою лишь гении и безумцы.
Осязая всеми чувствами внезапно образовавшуюся брешь между явью и чем-то похожим на забытье, Лина ощутила мягкий внутренний толчок и непроизвольно затаила дыхание, дегустируя своё необъяснимое состояние.
Печаль, словно плотный газ, блаженно наполнила её грудь так, что стало трудно дышать.
Увязнув в патоке грусти и опьянившись ею, сердце Лины замерло, будто пойманная в ладонь птица.
В повседневной жизни часто не хватает устойчивости у души, чтобы отследить похожие состояния, сознание уносит куда-то, словно плот вниз по реке.
И хаос захватывает, ты мчишься будто в электричке с закрашенными окнами, терпеливо ожидая, что остановка всё же будет и тебе удастся рассмотреть незнакомку, которой, по сути, для себя и являешься.
Но нет, разглядеть ничего не удаётся, разве только - свежий маникюр.
Совершая глупые поступки, чтобы попробовать стать несчастной, толком даже не можешь насладиться подступившим было отчаянием, как оно откатывается назад, униженное каждодневной суетой.
Несчастье оказывается столь же недостижимым, как и счастье, а хождение между ними невыносимо длительно и всё равно оканчивается пропастью, которую ещё обзывают "смертью".
Жаль, очень жаль это съеденное рутиной время.
Оглушение ранними утренними подъёмами, безжалостная серость бесцветных людей и асфальта вокруг.
Жизнь, проведённая в беспамятстве, почти постоянной тревоге и бетонированная усталость от странных действий, называемых "работой".
Можно, оказывается, хоть что-то различить лишь отсюда, за несколько тысяч километров, через призму неизвестного цветка, щегольски желтеющего на груди странного животного.
Однако вблизи зрение не сфокусировать: всё расплывается и очевидно только одно -
огромное мутное пятно прожитых вслепую лет; где-то в их толще, должно быть, скрывается утерянное ощущение чуда, но...пыли столько, что страшно дышать.
Спасибо милому Тони за то, что так вовремя оставил одну - иначе я не поняла бы, что безумно скучаю по себе.
Или по Олегу.
Потому что с ним можно было быть собой.
Может быть, позвонить ему?
Позвонить?
Лина тут же вспомнила, что удалила его номер из записной книжки, но цепкая память пришла на выручку и она, в каком-то лихорадочном порыве, предательски дрожавшим безымянным пальцем правой руки, всё же безошибочно набрала одну за другой заветные цифры.
Что я делаю?!
Боже мой, что я, в очередной раз, делаю?!
"- Абонент не доступен или находится вне зоны действия сети," - бесстрастно произнёс женский голос.
"Я знаю, что вела себя, как последняя сволочь. И я, наверное, не вправе рассчитывать на то, что ты мне ответишь. Но я умоляю тебя...сделай это. Никогда и ничего мне мне не хотелось сильнее, чем услышать твой голос и увидеть твоё лицо. Не звони. Это был бы слишком роскошный подарок для меня, а я его не заслуживаю. И сама это, увы, теперь, понимаю. Просто напиши, что между нами ещё не всё кончено."
Она отправила это сообщение, продолжая рассматривать дымящиеся дирижабли облаков, плывущие в никуда сквозь зелёные спины андских утёсов.
Спустя чуть более часа вернулся Тони.
Он склонился над ней, всматриваясь в беззащитную бирюзу её глаз и замер в гэ-образной позе, убедившись, что не ошибся и по лицу Лины действительно текут слёзы.
- Тони, в такой позе ты похож на виселицу, - почти простонала она с вымученной улыбкой, - Пойдём уже отсюда!
Атлет подал ей руку и она, поднявшись, благодарно сжала его пальцы:
- Спасибо тебе. Если бы не ты, я бы рассыпалась по этим горам.
Они уже спускались, поначалу вдоль сползающей вниз грунтовой дороги, а затем воспользовавшись извилистой каменистой тропой, петляющей сквозь тропические заросли и многочисленные родники, бившие из расщелин в увитых лианами скалах, когда Тони ответил:
- Не рассыпалась бы. Ты по-настоящему жёсткая изнутри. Как Анды, которые хотя и источают местами влагу, но с которыми ничего не сможет поделать ни одно землетрясение.
- Благодарю за комплимент.
- Ты что, обиделась? - удивился Тони.
- Ты только что фактически назвал меня бессердечной сукой, - сдерживая смех, сказала Лина, - Но ведь так, пожалуй, и есть.
Тони остановился и, неожиданно взяв её за плечи, взглянул в глаза.
" - Да, гори всё синим пламенем! Он всё равно не ответит. Его сердце уже далеко." - пронеслось в голове Лины прежде, чем она ответила на его поцелуй.
Губы мужчины срывали незримые бутоны цветов с её шеи, слизывали видимую только ему пыльцу, а пальцы, забравшись под блузку, мягко сжимали сосок левой груди, который, набухая, вытягивался как будто именно для того, чтобы попасть Тони в рот.
Лина запрокинула голову и перуанское небо оказалось так удивительно близко от её глаз, что всё закружилось и завертелось перед её взором, словно она внезапно оказалась сидящей на детской карусели и оседлала одну из расписных её лошадок, отчаянно скачущих в никуда.