ЗАРИСОВКА 3: ПАРИЖ ПЛЮС
Туризм-дело добровольное...Но вот,ты едешь в своё первое путешествие, и не успеваешь опомнится, как на эту добровольность налагается "Категорический императив", т. е., согласно Аристотелю, как только возможность переходит в действительность - так сразу же действительность переходит в необходимость. Ты заражаешься вирусом путешественника, против которого, к счастью, нет никакой вакцины.
Хочу рассказать про свою вторую поездку в этом добровольно-принудительном режиме, под названием "Париж плюс", рассказать, собственно, не о том, ЧТО было, а о том, что БЫЛО, т. е. прежде всего - о себе, пытающимся в промежутках ещё и мыслить и, конечно же о людях - таких разных вокруг, потому что, как же без них?
Во всех такого рода путешествиях чаще всего знакомятся уже в конце, когда пора выпить по бокалу шампанского и "грациозно удалиться". В лучшем случае знакомятся в процессе. С Олегом и его женой Натальей я познакомился в Амстердаме, в эротическом театре "Casa Roso", будучи одним из тех четырёх или пяти сумасшедших, изъявивших желание туда пойти. Олег - 36-летний весёлый морячок, правда уже совсем лысый, но ещё не побитый жизнью, а Наташа - молоденькая, только закончившая свой Универ., ничего-себе-девушка, малость упитанная, но не полная, немного равнодушная, глядящая на всё и на всех как-то сквозь..."Вот решил жену показать миру" - это была первая его фраза из услышанных мною, возможно даже и адресованная мне.
В театре ему не понравилось. Он сказал, что это всё уже было, что это скучно, и, что вообще, "мы можем лучше". А в тот момент, когда стали приглашать на сцену добровольцев, просто встал и демонстративно вышел, захватив с собой супругу. Вообще было очень заметно, что ему здесь тоскливо, как повидавшему виды пирату на светском балу. Снедаемый этой тоской, он каждый вечер стучался ко мне в номер и печальным голосом спрашивал: "Ну что, отметим?..У меня там водочка..."( У него постоянно была "Хортица" - модная тогда водка. Где он её там брал? Не привёз же столько с собой... ) Но я откатывал. Не из неуважения, а просто, чтобы постоянно быть начеку, т.к. моё вирусоподобное заболевание под названием "туристическая лихорадка" тогда только , как говориться, вышло из инкубации ( а это, как известно - самый тяжёлый период ), когда боишься упустить каждое, самое мимолётное впечатление и держишься за фотоаппарат, как "монашка за свои трусы". В группе было очень много свободных девушек и женщин, которые всячески пытались оказать мне знаки своего внимания, но это означало для меня, опять-таки, упущение туристического момента, а значит было так-же, совершенно неприемлемым. Дошло до того, что, в конце концов, наш гид вдруг высказался при всём экскурсионном автобусе: "Больше всего не люблю, когда в моей группе появляется свободный мужчина".
Ну, так вот, я постоянно отказывался выпить с этим малым, и он уходил, "мрачнее всё более". Ему тоже нужен был, оказывается, свободный мужчина ( С женатым-то особенно и не выпьешь )...Ну чем же я им всем мог помочь?..Помню, как Олег этот в один из дней простудился и подхватил температуру, жена спросила, есть ли у меня таблетки, и в моей дорожной аптечке оказался флюколд. После этого беднягу сразу же отпустило. Так представляешь, он потом каждый день начинал с благодарности, хотя на самом деле вылечился водкой ( это уже после жена рассказывала ).
Вообще, при всём его простодушии, человечек этот был для меня даже в некотором роде загадкой: иногда он казался-таки настоящей занозой: Со мной рядом в туристическом автобусе сидела ну, очень пожилая дама, так он на полном серьёзе как-то спрашивает: "Ты придёшь сегодня с женой на экскурсию?" Я оскорбился: "какая-мол жена? Неужели я уже так плохо выгляжу?" А он всё так же серьёзно: "Сидите вы всё время рядом - так что ты хотел, чтобы я подумал? Неужели нужно так много думать обо всём?"
...Двухнедельный тур пролетел, как один миг. И вот мы уже в буфете, на вокзале во Львове. Я взял что-то перекусить, заказал коньяк, тут подошли и они, заказали водку. "Ну что, отметим? - улыбаясь снова говорит мне Олег, и тут-уж я никак не могу ему возразить. "У меня там в купе - "Хортица" и всё, как положено...для тебя старался...Посидим часок, а потом ты уж спать - в своё купе почешешь...извини, сам понимаешь..."( Купе были полупустые ).
Придя, я обнаружил по всем правилам накрытую "поляну". Откуда-то появилась курица-гриль, оливье, грибочки...и немерено водки...Хозяин "поляны" выглядел по-настоящему счастливым. Он был очень рад, ведь не выпивка главное, а общение. Ну, да...так все говорят...Тут только впервые разговорились о том, о сём...Мне вдруг захотелось выпендриться и я сказал, что работаю на кафедре философии. Узнав об этом после второй рюмки, Наташа, слегка приоткрыв вуаль своей безучастности, вдруг спрашивает: " А можно задать Вам чисто-философский вопрос?" Говорю: "Валяйте!" И она рассказала историю о том, как когда-то, учась на своём Филологическом, на экзамене, вытянула билет с вопросом: "В чём отличие религии от философии?". И ответила на него - как до сих пор считает, - правильно, но экзаменатор так не думал. Я объяснил, что ответ находится в одном из трёх томов гегелевских "Лекций" и напомнил, в чём он состоит. Но Наташа категорически была несогласна ни со мной, ни с Гегелем...Короче, после пятой или шестой разыгрался настоящий философский штурм ( или, скорее, - шторм ), т.к. штормило уже всех. Купе ходило ходуном. Олег пытался нивелировать рюмкой, но это мало помогало.
Я в сотый раз подходил с другого конца, но везде получал достойный, вполне аргументированный отпор, впервые почувствовав себя тогда не в роли "затёртого препода", равнодушно и вполне безнаказанно излагающего беззаговорочно-принимаемые всеми истины, а в образе некоего Сократа, навечно пригвождённого к неразрешимой загадке бытия и вступающего в спор, ещё не зная ответа. Ощутил истину - не как нечто наперёд данное, а как чудо, которое, подобно Венере, возникает здесь, сейчас и впервые - из пены противоустремлённых стихий.
Мы говорили и говорили, перебивая друг друга: о Платоне и Аристотеле, о уникальности Христианства, о "вечном возвращении всех вещей" и о многом, многом другом...После того, как я рассказал о Гераклите в интерпретации Мартина Хайдеггера, Наташа надолго задумалась и вдруг сказала с каким-то потаённым томлением, как будто она таила это всю свою жизнь: " Хочу на философский факультет!". Я ответил сгоряча: "Конечно же будешь: всё-мол сделаю для этого". И слова эти прозвучали для неё , как слова Христа, дарованные разбойнику: "Ныне же будешь со Мною в раю!"...Не принимавший участие во всех этих диспутах и не желавший терять бразды правления Олег, как-то сразу обрадовался и гаркнул "во всё воронье горло" : "Ну что, помирились??!!...Ну так поцелуйтесь!!!.."
В пылу разговора я даже не сразу заметил, что в проходе у наших дверей собрались люди и тоже что-то возбуждённо обсуждают, стараясь заявить о своём присутствии и соучастии...Я попытался сфокусироваться на этом, но на грани этой попытки прогремел зычный Олегов голос: "Сегодня на философский факультет принимаются все!" И очень быстро маленькая комнатка наполнилось морем голосов...Кто-то пришёл с упаковкой пластиковых стаканов, кто-то приволок переносной CD-плеер...Так постепенно, "из пены", рождалась истина.
"Фингальные" сцены помню уже смутно...Помню, как мы вышли из купе: я - с даром красноречия, а Олег с парой ещё непочатых бутылок, и двинулись, что говориться, - в народ: "христианский миссионер", призывающий неверных в Царство Божье и его "дьякон" с бутылкой вместо кадила в руках, тут же "окропляющий" ею всех вновь обращённых...Философский факультет рос на глазах...Мне не воссоздать в памяти, ограничилась ли эта "идеологическая компания" только нашим вагоном, смутно припоминаю только, что представлялся всем уже деканом...Водки ещё оставалось много и много было ещё желающих...Люди, толпящиеся в проходах, неуверенно подходили и спрашивали, не закончился ли приём?
Утром проснулся уже на своём месте в поезде. На соседней койке отдыхал сильно уставший, но совершенно незнакомый мне человек. Больше никого здесь не было. Пока я пытался окончательно расклеить глаза, тихонько приоткрылась дверь и внутрь заглянуло одутловатое лицо. Мужичок откашлялся и, после кратких утренних любезностей, как-то невнятно, постоянно робея, пробормотал: "Вы только извините, профессор, не потяну я на философский...Это уж слишком для меня...Куда мне с моей язвой?"
Дверь прикрылась, но не надолго. Вскоре в проёме всплыл ещё один отказник: "Философия - это понимаете-ли, хорошо, но вот приехали...Вам, как говорится, "в Сокольники, а мне - в Медведки"... Внезапно меня пронзило ощущение острой нехватки воздуха...Поднялся...Поднялся и мой сосед по "палате №6". Я немного смутился: "Извините, не представился...Я...А как Вас?.." - "Ну, как же, как же, Николай...Мы же с Вами так о многом говорили, спорили обо всём... Всю ночь напролёт думал об этих Ваших кантовских категориях...Но мне тоже, уж простите меня, нельзя на Ваш факультет: сами понимаете - как-никак священник я, батюшка мой, священник..."
Мне срочно нужен был воздух. В проходе уже стоял Олег: "Николай, пивка купи, будь другом...а то вчера малость поиздержался... горит..." После пива стало легче, но не на сердце...В порыве ещё не понятного для себя чувства, я открыл первую попавшуюся дверь. Там лежала барышня с журналом мод и сама - как из журнала. "Пардон, мадемуазель, не желаете ли записаться ко мне на философский факультет?" Барышня оборвала: "Нет! Меня встречает мой парень!"...Я медленно повернул голову. Рядом в коридоре стояла Наташа. Странно, но не смотря на моё тогдашнее состояние, в этот момент я помнил мельчайшие детали всех наших бесед, помнил её горящий взгляд и то, как она перехватывала начатую мной фразу, завершая её... Встретил её глаза, полные смущения, восхищения, полные радости ОСОЗНАНИЯ СЕБЯ. Куда я мог её принять? На какой такой факультет? Какой ещё философии?..Она это понимала и молчала. И молчание это было звуком...И звук этот был музыкой...
Пронеслись годы, но только одна Наташа из моего тура "Париж плюс" так до сих пор и осталась со мной на моём "факультете" - где-то, в самой глубине того, чего не передать никаким философским языком, в том невыразимом месте души, которое Гераклит, по прозвищу: "Тёмный", назвал когда-то "Вечно пылающим огнём, мерно угасающим, и воспламеняющимся снова".