Митяй с Федькой побежали к оврагу, туда, где поднималось облачко пыли вслед за скачущим всадником в гимназическом мундире.
Бежали они не шибко. Главное, как они поняли, не нужно останавливаться.
Всадники их не подгоняли, но если бы по вине пленных произошла остановка, то пустили бы плети в ход.
Полторы версты даже лёгкого бега, это не очень долго, когда счётчик отсчитывает, быть может, твои последние минуты жизни.
Когда они добежали до ветлы, что росла на краю оврага, Зайцев уже успел отвязать истерзанный труп Грицька и столкнуть его в овраг. Юнкер стоял возле своей лошади, привязанной к ветле, и сматывал освободившуюся верёвку.
– Стой! – Скомандовал ротмистр пленным и юнкерам, – Спешиться!
Сам он тоже спрыгнул с лошади. «Ну что ж, начнём, пожалуй. Ты, рыжий, – обратился он к Федьке, – иди сюда. Шинель сними, не так уж сейчас холодно, а скоро будет совсем жарко. Как написано в Писании– «Каждому воздастся по делам его», впрочем господа коммунисты Священную Книгу, кажется, не очень чтут.
Когда Федька исполнил его команду он приказал здоровенному малому, в котором была сажень росту и не меньше семи пудов весу: «Юнкер Петров, осмотрите шинель». «Юнкер Фон Пихлер, – обратился он к тому, который был в очках, – обыщите пленного. Да не морщитесь Вы словно институтка. Вы же в разведке хотели служить».
Тот заставил Федьку поднять руки вверх и вывернуть карманы, похлопал его по бокам, потом вынул из кармана красноармейскую книжку и подал ее капитану.
Юнкер Петров в это время стал выворачивать карманы Федькиной шинели. Из одного кармана он извлёк зажигалку, пуговицу и звёздочку от фуражки. Из второго вынул, с удивлением разглядывая, кусок гусятины с прилипшими к нему крошками махорки, какими-то бумажками и прочей дрянью. Пихлер отвлёкся и тоже начал смотреть на то, что лежало ещё недавно в карманах солдатской шинели.
– Больше ничего нет, господин капитан.
– А это что такое?
– Не могу знать. Похоже на варёное мясо.
– Ну-с, милейший, обратился он к Федьке это что и откуда?
– Гуся мы варили, да не успели пообедать.
– Это хорошо, что не успели, может не обделаешься. Что Красную Армию уже гусями снабжают?
Федька с Митяем промолчали.
– Ясно. Гусь вами был украден у мирного населения. Продолжим. Судя по тому, что здесь написано, вы любезный Фёдор Михайлович, имеете честь служить с 1919 года в красном пехотном полку и денежным довольствием за апрель месяц вас удовлетворили. Как называлась ваша часть, каково ее вооружение и куда она отступила?
– Первый пехотный полк, 9-й пролетарской дивизии, 11- й армии, – ответил Федька.
– Молодец. Орудий сколько?
– Не было у нас в полку орудий.
– Ладно, предположим, а пулемётов?
– По одному на роту.
– Неплохо. А сколько же в таком разе рот?
– Семь.
– Какой системы пулемёты?
– Четыре «Максима», два «Гочкиса», один «Виккерс».
– Господи. Как же вы с траншейным пулемётом управляетесь, у нас же позиционной войны, почитай с Царицына нет.
– Его на телеге возят. Один умелец железный лист поставил. Ничего дело справляет.
– Молодец, хвалю откровенность.
– В Красную армию добровольцем пошёл?
– Мобилизовали.
– Вот интересно. За всю войну с красными не встретил ни одного добровольца, а их листовки почитаешь – так там все только добровольно служат. Где же истина?
– Был у нас один доброволец, так вы его в конной атаке убили сегодня днём. Кондратьич его звали, рабочий с Миллеровского маслозавода, большевик был.
– Ну, царство ему небесное, или большевики туда не попадают? Апостол Пётр не пускает?
Федька ничего не ответил.
– Последний вопрос. Солдат наших много убил?
– Я не знаю.
– Это как, солдатик?
– Да, так. Лежим мы в окопе, ваши в атаку пошли –из винтовки туда палишь. Откуда знаешь, кому попадёт?
– Значит, по нашим стрелял?
– Стрелял. А куда денешься?
– Ясно. Отойди в сторонку
– Ремень на нём богатый, – шепнул ему юнкер, что был в очках. – Пусть снимет.
– Молодой человек, ремень снимите, передайте юнкеру.
Федька снял с себя гуцульский широкий ремень светлой кожи, украшенный серебряными бляшками, которым очень гордился, и отдал его юнкеру.
– Штыковой бой знаешь? – спросил капитан.
– В учебном полку учили чучело колоть, а в штыковую атаку сам не ходил.
– Посиди пока на травке.
– Господин ротмистр, – обратился юнкер Зайцев, – может вздёрнуть его на ветле, да и вся недолга, пока я еще верёвку в суму не убрал?
– Неправильное решение. На ветле ни одной ветки нет достаточно толстой, чтобы выдержать тело. А потом, скучно это юнкер. Придётся вам сегодня пройти еще одно испытание.
– Теперь ваша очередь, милейший, – обратился ротмистр к Митяю, – Фон Пихлер, повторите процедуру.
Юнкер начал охлопывать, Митяя по бокам и выворачивать его карманы. Всё обнаруженное он передавал капитану.
Красноармейская книжка, коробок спичек, нитки, намотанные на бумажку с иголкой, бамбуковый портсигар с папиросами, карманные часы «Павел Бурэ».
– Ого, это что-то новенькое, – произнёс ротмистр, беря портсигар в руки, –китайский?
– Нет, японец подарил.
– Слышал я, что китайцы за вас воюют. Правда, что зверствуют?
– Не любят они вашего брата, так и вы их, говорят, не жалуете.
– Ну, ты сравнил, ты же русский человек. Как ты можешь нас равнять с этими желтожопыми?
– Нормальные ребята. А есть даже очень хорошие. Вы вон с немцами дружите, а на германской небось с немцами воевали.
– Ты кого за немца считаешь? Фон Пихлера что ли? Так он свой немец, российский, со времен матушки Екатерины свой род ведёт. А ты что? Российских немцев никогда не видел?
– Почему не видел, у нас в деревне их полно. Только они там парни путние, а этот, как пидарас, меня по заднице гладил.
Юнкер Фон Пихлер вспыхнул как гимназистка, которую уличили в беременности и, быстро сделав шаг к Митяю, въехал ему кулаком в ухо, со словами: « Я тебе пасть заткну, сволочь красная!»
Мотнув головой и присев от удара, Митяй молниеносно ответил ударом в выпяченный гладковыбритый подбородок.
У немца только зубы лязгнули. Он, как говорят в таких случаях, «слетел с катушек» и, проехав на заднице по траве, лежал недвижимый. Очки его отлетели в сторону и поблёскивали в траве.
«Нокаут», – только и успел подумать Митяй. На него с рёвом раненого быка: «Удавлю гад!», – прыгнул в три прыжка здоровенный юнкер, которого ротмистр называл Петров. Митька только успел краем глаза заметить изумлённое лицо Балаковского, вынимающего из кобуры свой наган.
Тренировка с японцем помогла. Митяй сработал как хорошо отлаженный механизм, даже не успев подумать, то ли он делает что надо. Кувырком он перекатился через спину, в то время как его нога послала юнкера через себя.
Петрову не повезло. Поскольку это было на краю оврага, весьма глубокого, он инерцией всего своего веса, набирая скорость, рухнул с воплем на самое его дно. Закинутый за спину карабин и шашка на портупее только усугубили последствия падения. Поскольку больше звуков из оврага не раздавалось он либо свернул себе шею, либо, по крайней мере, потерял сознание.
– Хлоп, хлоп, – услышал Митяй два щелчка со стороны поднявшегося на одно колено Федьки, который успел вынуть из-за спины тот самый маленький никелированный пистолет-игрушку.
– Бах, – ударил встречный выстрел из нагана в Федьку со стороны падающего лицом вниз капитана.
Федька упал на спину. Из дырочки в центре его лба потекла на землю струйка алой крови. Побледневший как мел юнкер Зайцев, который буквально остолбенел от происходящего, наконец, опомнился. Царапая ногтями приклад, он пытался достать из-за спины карабин, но, видно, тренировался плохо. Это удалось ему не сразу. Когда он снял оружие и хотел дослать патрон в патронник, Митяй уже схватил ствол его карабина и рывком на себя выдернул из рук.
– Не смей, ты не можешь, ты не имеешь права, я дворянин лепетал он, отступая в ужасе назад.
– Имею, прорычал Митяй, влепив кулаком в переносицу юнкера. Тот улетел так же в овраг. Митяй видел, как через минуту он с залитым кровью лицом поднялся на колени и ворочался внизу, пытаясь встать.
Митяй поднял винтовку, отобранную у юнкера. Клацнул затвором он выстрелил в юнкера и, перезарядив оружие, подошёл к поверженному ротмистру. По тяжёлому его дыханию понял что офицер не убит.
Бросив взгляд, на лежавшего в десяти метрах Федьку с дыркой во лбу, он невольно посмотрел на правую руку офицера всё еще сжимавшего наган.
– Отбрось наган, перевернись, – скомандовал он капитану.
По дрожи, которая пробежала по спине и плечам капитана, он понял, что тот его слышит.
– Выполняй. И без дури, застрелю.
Капитан начал медленно со стоном переворачиваться на спину, одновременно пытаясь подтянуть под себя наган.
– Шутки шутить, белая кость, – окованный приклад винтовки Митяй с размаху опустил офицеру на запястье. Кость руки его врага хрустнула и была, наверное, раздроблена. Балаковский застонал сквозь зубы и с усилием перевернулся на спину, опираясь, полусидя, на локти. На груди у него было два, расплывшихся вокруг маленьких дырочек, больших кровяных пятна.
С видимым усилием, от боли и ненависти играя желваками на скулах, он медленно поднял глаза. Митяй отцепил его полевую сумку и сунул себе наган за пояс.
– Сколько пулемётов в вашем полку? – спросил его Митяй.
– Недооценил я тебя, щенок, – сквозь зубы процедил капитан вместо ответа на вопрос.
– Будешь грубить, получишь в морду прикладом. Отвечай куда пойдёт наступление, где накапливаются основные силы белых?
– Молодой человек, вы серьёзно думаете, что я посвящу вас в военные секреты? Плохо же вы меня знаете.
– Я так думаю, что тебя просто не пороли ни разу плетьми. Хочешь попробовать?
– Раненого плетью лупить, это всё на что вы способны? Хуже чем китайцы, а еще русскими себя называете.
– А когда Грицко, контуженного, плетями гнали, пока он не преставился, это как, по-русски?
– Да, неприятность получилась, перестарались господа кубанцы.
– А что бы ты, ваше благородие сделал, отпустил бы его?
– Может, и отпустил бы. Я противникам шанс давал, это все знают.
– И я знаю. Слышал я, как ты любишь наших на штык насаживать, вместо отпуска домой.
– Это всегда был честный поединок.
– Это ты называешь честный? – вскипел Митяй. – Тебя в лучшем училище России штыковому бою учили. Для того, чтобы ты русских мужиков на тот свет отправлял? Ты это умеешь лучше делать, чем они, потому что ты или такие как ты не научили их тому, что умеют сами. А ведь вас для этого офицерами выпускали. Где твои ученики, ротмистр?
– Я и раньше учил, и сейчас учу.
– Кого, вот этих? – кивнул головой Митяй в сторону нокаутированного им юнкера, который до сих пор не поднимался и не подавал признаков жизни.
– Жаль мы с тобой в бою на штыках не встретились, – прохрипел Балаховский.
– А я жалею, что с тобой на кулаках не столкнулся, хотя не сомневаюсь, что ты и это можешь.
– Вот за то я и сражаюсь, чтоб ни один мужик даже думать не смел, что может кулаком дворянина ударить, а оружием мы всегда будем владеть лучше.
– Ладно, ты философию эту оставь. Куда наступление Деникин готовит, вспомнил?
Капитан закрыл глаза, процедив сквозь зубы: «Жаль, недооценил я тебя. Далеко пойдёшь, парень».
– Прощай, ротмистр, – сказал Митяй, увидев струйку крови, которая начала вытекать изо рта офицера, – думаю Бог приберёт тебя скоро и каждому воздастся.
Начинало темнеть. Из сползшей метрах в ста от ветлы стенки оврага вдруг показались лошадиные головы и покачивающиеся в сёдлах всадники в островерхих будёновках. Их было немного, всего пятеро. С ними был тот на буланом коне, с которым Митяй с товарищами пытались уйти днём от белых. Когда они подъехали к ветле, он спрыгнул с коня и обнял Митяя.
– Я так и снал, сто вас найду снова. Туммаю не мосет быть, стобы вас всех постреляли.
– Всех, – обалдев от происходящего, сказал Митяй, – я один остался.
– Этто харасо, сто ты остался. Я комантира уковорил в расветку поехать. Он нас послал. Я их оврагом этим провёл. Поедем к нашим. Ты верхом умеес?
Красноармейцы, спешившись, хлопотали возле белых собирая оружие и амуницию.
Один даже сказал,
– Вот славно, не с пустыми руками приедем.
По хлопкам наганных выстрелов стало ясно, что пленные красной разведке в этот раз были не нужны.
– Поедем, – сказал Митяй, своему спасителю, – умею я верхом. Дома у нас свои лошади были. Потом спросил: «Ты из каких же краёв будешь? Говор у тебя странный. Сначала я думал – вроде немец, потом латыш, прислушался, нет, у них другой акцент».
– Я карел, – ответил молодой белобрысый кавалерист, улыбаясь всем своим скуластым белобровым лицом, – Сеппа Неволайнен меня совут.
– Стёпа, а где, так парни как ты, живут?
– Где должны жить карелы? Конешно в Карелии. Приесшай, сам увитишь.
Митяй сел на лошадь юнкера Зайцева, красноармейцы взяли на повод лошадей убитых беляков и неспешной рысью двинулись в сторону позиций красных. Туда где были свои и Митяй надеялся, что ещё сегодня удастся хотя бы поужинать.