Одуванчик на лопате...

   
   Катенька извинилась перед Калугиным и выпорхнула из приемной. Александр Дмитриевич проследил за секретарем, вздохнул. Что за невезенье? Или бестактность? Пригласить на прием к запертым дверям. Ожидание затягивалось.

…Дверь распахнулась внезапно. Вошел длинный человек, весь в сером. Только галстук черный, и копешка редких, зализанных на затылок, седых волос. Цепким взором пробежался по приемной, выхватил скучного Калугина, бесцеремонно впился в него выпуклыми глазами. Калугин поморщился: взгляд был неприятен. Бесстрастные, лишенные всякого выражения, водянистые глаза на маленьком, багрово красном лице с мелкими чертами. Человек смотрел на Калугина, и в тоже время сквозь него, куда то далеко, в затылок и еще глубже…

- Ты знаешь кто я? – без всяких предисловий, не поздоровавшись, спросил вошедший.

Калугин встал. Врожденная деликатность не позволяла ему поступить по иному. Он узнал этого высокого человека, являвшегося Генеральным директором предприятия, в котором Александр Дмитриевич возглавлял производственный участок. Генеральный приступил к работе недавно, и Калугину пока еще не довелось встречаться с ним. А тем более познакомиться. Не тот уровень.

- Да! – спокойно ответил он: - Вас, по утрам, на крыльце швейцар встречает!

Калугин сознательно ответил именно так, не очень вежливо, не смог сдержаться. Слишком самоуверенно подкатил к нему новый Верховный.

- Это не швейцар, а начальник охраны офиса! – голос Генерального под стать внешности: режет уши высокими децибелами как старая, визгливая фисгармония.

Калугин безразлично пожал широкими плечами, давая понять собеседнику, что это – его дело, как называть человека, просиживающего у входной двери за пустым столом по десять часов в сутки. Что конкретно входило в обязанности начальника охраны, Калугин никогда не вникал, но то, что с прибытием «новой метлы» у него появились новые обязательства – приметил. Каждое утро охранник выходил на крыльцо офиса, спускался с него, и почтительно встречал Ивана Ивановича (так звали Генерального) пожимал его небрежно протянутую руку и докладывал обстановку, попросту – последние офисные новости, если таковые были. Директор, величаво поднимался по ступеням, сопровождаемый почтительно шествующим следом начальником охраны.

- А ты борзый! Люблю таких! – в силу почти двухметрового роста, Иван Иванович навис над собеседником, вытягивал свою длинную шею, став похожим на хищную птицу. Остроклювый, желтоглазый. Глаза коршуна стервятника – не мигаю, пронизывают!

Калугин снова, скучающе, пожал плечами.

- Ты человека сломать сможешь? – минуя всякие прелюдии, резко выдохнул Генеральный.

- Зачем? – спокойно глядя в застывшие глаза директора, ответил Калугин. Вопрос его не смутил, за последние годы Александр Дмитриевич нагляделся всякого: - Есть и другие методы управления коллективом!

- А если надо! Сломать и добить! Сможешь? – настаивал Генеральный.

Калугин промолчал. Странный разговор начинал его основательно раздражать.

- Ясно! – подытожил Иван Иванович, хотя Калугину, подобное резюме, ровным счетом ничего не объяснило.

- Тебя учить только портить! – пронзительно громко продолжал Генеральный: - Советская школа! Слышал о тебе, говорят ты специалист хороший, только не на своем месте! Замом ко мне пойдешь? Что молчишь?

- Говорят, у вас людей, словно навоз с лопаты стряхивают! – откровенно ответил ему Калугин, спокойно и неторопливо.

- А ты все же борзый! – уважительно процедил после продолжительной паузы  директор, и в пустых глазах, наконец-то, блеснуло хоть какое-то выражение: - Ну, ну! Поглядим!

…Через неделю генеральный вызвал Калугина и повторил свое предложение. Повторил так, что Александр Дмитриевич отказаться не смог. По сути, это звучало как ультиматум.

…Прошло почти три года. Калугин выходил из кабинета Генерального не дожидаясь окончания совещания. Пятнадцать минут назад он приехал сюда на служебном автомобиле в должности заместителя Генерального директора, а теперь уходил пешком. Никем!

Иван Иванович, глядя Калугину прямо в лицо, объявил, что по распоряжению свыше он уволен, с незамедлительным расчетом.

- Без комментариев! – резко выкрикнул Генеральный, прерывая недоуменный ропот своих подчиненных: - Вызвать расчетный отдел и кассира! Немедленно!

Калугин собрал разложенные на столе документы в папку, спокойно пошел к двери. Он знал, что рано или поздно, но так будет! И не только с ним! Век специалистов в этой фирме, был иногда, очень короток!

Подошел к двери, что-то вспомнил, вернулся. Положил на стол Генеральному уже ненужные ему рабочие документы...

В кабинете зависла тишина. Слышно только кондиционер и натужное дыхание побагровевшего Генерального. Коллеги, теперь уже бывшие, смотрели вслед уходящему заму, кто сочувствующе, кто с непониманием! Иные, пряча глаза, уткнулись в стол, озабоченно перебирали бумаги.

И только главный инженер, сказав громким шепотом что-то неразборчивое, резко отодвинул стул и вышел вслед за уволенным товарищем.

- Чебынин, вернись! – понесся в след пронзительный голос Генерального: - Что, вместе с ним уйти захотел? У меня запросто!

Взволнованный непонятным происшествием, инженер предложил Калугину услуги своего водителя чтобы уехать домой, но последний, понимая, какие последствия могут ожидать отзывчивого на чужую беду человека, отказался. Инженер выматерился и метнулся в кабинет, что то отрывисто сказал. Но Калугин услышал только ответ Генерального: "А как ты хотел! Вам зарплату платят не за то, чтобы вы..."

Дальше Калугин слушать не стал. В коридор вышла Стефания Петровна, кассир. Виновато улыбаясь протянула расходный ордер и деньги...

...Идти было далековато, километра два, через затяжной пустырь. Уже темно. Обычная ноябрьская погода, ветреная и холодная, с колючими крупинками секущего снега.

Калугин шел, уверенно ступая по тропе. В душе спокойствие и облегчение, словно он, наконец, сбросил с себя тяжело и давно давивший плечи груз…


…Прошло полтора года. В тот день ему позвонила старая знакомая. Сообщила что ее муж, давний друг Калугина, находится в санатории после лечения в кардиологии. Александр Дмитриевич ругнул себя за невнимание к единственно оставшемуся у него товарищу, отбросил все дела, срочно выехал из города.

Встреча прошла как всегда сдержанно и немногословно. Друг уже оправлялся от болезни. Прошлись по больничному парку, сели на лавку.

- Надоело мне, Саня, среди этих одуванчиков! – Адам Лаврентьевич кивнул в сторону прогуливающихся пациентов санатория.

- Почему одуванчики? – с любопытством поинтересовался Калугин.

- А ты приглядись! Почти все седые, и ходят – покачиваются, словно пушистые одуванчики под ветром! Особенно вон тот, длинный! Дунь на такого, кажется полетит...

Калугин, улыбаясь подобному сравнению, проследил глазами за жестом и внутренне ахнул. Человек, на кого указал товарищ, был Иваном Ивановичем! Грозный Генеральный приближался к ним, избежать этой встречи было уже нельзя.

- Я тебя сразу узнал! – голос Ивана Ивановича звучал все также пронзительно. Также как и прежде, нависал над своим собеседником, впиваясь в него бесцветными, лишенными эмоций глазами: - Слышал про тебя! Замом работаешь у Н……го! Я за тебя не беспокоился, специалист ты толковый! Знал, что не пропадешь!

Калугин хотел спросить у него, а зачем тогда, столь толкового уволили, но промолчал. Генеральный стоял перед ним в помятой, подобранной не росту пижаме, из которой сиротливо и наивно высовывались худые запястья рук и костлявые, поросшие волосом лодыжки ног.

Но Иван Иванович был умным человеком, и естественно, предугадал невысказанный вопрос.

- А как ты хотел? Если бы я тебя тогда не сломал, то сам, с белым билетом ушел бы! Так –то… Приказы не обсуждаются. А почему ты был уволен, мне дела нет! Это жизнь, а не детский сад...

- Что с вами случилось, почему вы здесь? – из приличия спросил Калугин, отчетливо понимая что не испытывает ни ненависти, ни обиды, к этому бездушному человеку.

- Стряхнули! Прямо с лопаты, как ты и говорил! С инфарктом в придачу!

Говорить больше не о чем, оба это понимали! Прощание было коротким. Иван Иванович повернулся к друзьям узкой спиной и пошел по аллее. Пройдя несколько шагов остановился, и обернувшись в пол оборота, не глядя на Калугина, резко выкрикнул в сторону:

- Ты думал, с нами, директорами, по другому поступают? Нет, брат! Как со всеми! – помолчал, и добавил, уже уходя совсем: - Нельзя по другому! Время сейчас такое, безжалостное!

Он уходил по асфальтовой аллее, прямой и не сломленный, унося с собою правду времени и ненужное никому, свое гордое одиночество. Легкий ветерок шевелил его редкие, седые волосы. Вздымал их над маленькой головой с багровым лицом.

- Ну, в точности – как одуванчик на лугу! Разве я не прав? – сказал друг,
 задумчиво глядя в след Ивану Ивановичу.

Калугин ничего не ответил, промолчал.

(Время событий: август 2007 год)