Революционные перемены в деревне особо проявлялись осенью. Почему осенью? Да потому что приходило время собирать урожай и время делить этот урожай с государством. Часто эта дележка была не в пользу крестьянской семьи, которая трудилась круглый год, и осенью, этой чудесной порой, которая воспета многими поэтами, жизнь вдруг оказывалась не такой поэтической, как подразумевалось. Нет, государство успевало драть с крестьянина шубу в течение всего года, но осенью эта процедура превращалась в сущий ад. Ведь в крестьянстве на генетическом уровне заложено, что в зиму семья должна уйти с запасами, причем с запасами не только – покушать, но что-то еще и в землю по весне нужно бросить, чтобы и в очередной год взрастить, обласкать руками, собрать и заложить. И если осенью забрать у крестьянина то, что он заготовил: как дальше жить-то? Прерывалась связь прошлого, настоящего и будущего.
И вот, когда багряный лист падал в холодную осеннюю лужу кораблем, вместе с кораблем в деревне появлялись уполномоченные. Которые потому так назывались, что были уполномочены решать, какую семью оставить жить, а какую лишить надежды дождаться весны. Не так были страшны уполномоченные, которые часто видели ту или иную семью в первый раз, на подворье сделали первый шаг. Страшны были свои доморощенные завистники, которые добросовестно сообщали о тех семьях, которые не столь лояльны к существующей Власти. Толи хозяин на току не так отозвался о бездельнике председателе, толи хозяйка его у колодца про жену председателя лишку сболтнула… всякое могло быть.
Семья эта становилась в порочный круг доклада и стукачества, а найти за какие грехи – это не столь хитрая наука. В ход шли самые коварные методы. А вот у них корова, да еще телок – не спроста это. А власть имущие сразу же задумывались: а и, правда, почему? Да и попробуй не задуматься – ты-то тоже не святой чай, и на тебя писака найдется. Никому неинтересно, что на эту коровушку по восемь-десять детских ртов с голодными глазами приходится.
В одну из семей в погожий осенний денек направлялся такой уполномоченный. Он шел, гордо неся себя по деревенской улице. Рядом с ним семенили захудалого вида дедок; да в драном платье и грязном фартуке соседка, дюже зловредная баба. Почему-то издалека было видно, в чей двор они направляются, эти уполномоченные. Они шли деловым шагом, всем видом показывая свою значимость и неотвратимость революционного порядка. Пусть давно уж не было кровавых революционеров, которыми детей старики на конюшне пугали. Да и чего этим старикам еще рассказывать? Чем были напуганы, тем и потешались, старое племя. Уполномоченный смотрел по сторонам, как будто прогуливался и никакой подлости сроду в душе не держит. Но строчка его шагов в пыли прямехонько глядела туда, где он уже должен был отыскать излишки хлеба, или еще чего. В прочем-то, что в семье этой – лишнее.
Трое младшеньких игрались в пыли. Последыш в игре еще не совсем смышлен, но те, что постарше, его не обижали. Шел обыкновенный деревенский процесс воспитания и передачи опыта в простенькой игре, где игрушками служили какие то щепки, да кусок бечёвки. Им казалось, глубоко равнодушен и этот дядька из района, и сопровождающие его лица. Процесс игры прервать никак нельзя, поскольку это явление называлось, просто на просто, жизнью. Они не понимали и того, что процесс этот может в будущем быть прерван, причем самым варварским способом. Когда семья остается без пропитания и средств к существованию, а жизнь уже вынуждена будет выбирать: кому остаться в живых, а кому на погост лечь.
Из избы, хлопнув дверью, выбежала мамка. И, что-то причитая, побежала к амбару, по пути распугав домашнюю птицу. Суровой компании оставалось пройти еще добрых пятьдесят метров и поэтому они не успели увидеть главного, как мать сунула дужку замка в отверстие, повернула дважды ключ и, вытащив его, засунула за пазуху.
Это был козырный ход, который со всем коварством предусмотреть не могла даже такая хитрая компания, что была подобрана для выполнения акции устрашения. Тяжелые шаги приближали троицу. Далеко не ту, которой поклоняются христиане, но, увы, неотвратимую как половодье весной, которое безжалостно смывает все, что попадается ему на пути. И вот уже заскрипела калитка, и первый шаг уполномоченного нарушил границу семьи, теперь он становился скрытым врагом для этой женщины и для детей, что копошились почти на пути. Тогда эти грозные представители еще здоровались с теми, к кому они вошли. Видимо, воспитание в крестьянской среде так сразу вычеркнуть было невозможно
– Здравствуйте.
Женщина сделала вид, что рада гостям и совсем не понимает, с какой угрозой переступила порог эта компания.
– Здравствуйте, здравствуйте гости дорогие. Помогай Вам Бог, проходите.
Потом все: и участники этой драмы, и соседи, с любопытством следящие из-за своих заборов, напряженно наблюдали за тем, как грозного вида исполнитель расстегивал нагрудный карман кителя военного образца и доставал ту страшную бумагу, после которой во дворах раздавался бабий вой и мужицкие ругательства. Момент был выбран удачно. Взрослые сыновья находились в поле на работах, а муж шорничал в мастерской, справляя лошадиную сбрую для коллективных лошадей. Казалось, справиться с одной деревенской бабой конечно же легко, но это было столь же обманчиво, как и наивно. Поговаривали, что в крови этой женщины текла цыганская кровь, она и с виду-то смуглая. Говорят, что с ней не стоило связываться: она могла одним только словом заставить споткнуться на ходу коня. Она наговаривала и нашептывала корешки трав и лечила половину баб и детишек на деревне. Потому и послали уполномоченного молоденького мальчишку. Опытные не решились пойти, хоть и запрещала коммунистическая пропаганда верить во все эти пережитки – бережёного Бог бережет.
Уполномоченный с важным видом, наконец, справился с карманом и, достав бумагу, начал зачитывать постановление сельского совета об изъятии излишек хлеба. В заключении своей зажигательной речи от волнения дрожащим голосом выдохнул вдруг одним разом:
– Открывай амбар, гражданка.
Мать засуетилась, как же как, ведь люди важные такие пришли. Негоже заставлять их ждать. И она послала старшего из младших, мол, принеси-ка ключ сынок. Она, конечно, не пошла сама, это было еще одной небольшой хитростью: пусть потом кто-то скажет, что ключ сама спрятала.
Малец, не понимая всей ответственности момента, метнулся в дом и выскочил через некоторое время – нет ключа на месте.
– Да как же это, сынок? Как?
И мать пошла в дом, искать ключ. Уполномоченный хоть и молод был, но сообразителен не по годам, понял, что где-то подвох. Понять, правда, пока не мог, в чем же тут подвох. Естественно, что на месте ключа не было. Тут же возникла версия: может, отец по ошибке с собой забрал. Послали отца в мастерскую, но тут уж, чувствуя, что его точно надувают, уполномоченный послал с мальцом одного из сопровождающих – старика. Сам присел на завалинку и стал ждать. Соседи, чтобы не попасться на любопытстве, наблюдали за происходящим – кто, откуда: из огорода, от колодца, из-за угла дома. Прошло уж больше получаса – пришли.
– Нет ключа!
Вот это ситуация нарисовалась, как же быть. Теперь молодой человек понял, что его явно обманывают. Самое интересное, что все подглядывающие с нетерпением ждали следующего шага. В те времена срывать замок было нельзя. Нельзя по закону, и точка. Выручить мог только милиционер, да он числился один на несколько сел и к тому же сегодня допоздна находился на совещании в районе.
– Ну, как же так, гражданочка? А вдруг накормить кого надо, а никак пожар случится, – пошел на хитрость уполномоченный. Но ситуации изменить уже было нельзя, она оказалась в этот момент на стороне хозяйки, и с этим сделать поделать ничего невозможно.
– Да чем кормить там. Всего-то полмешка и осталось зерна. А боле там ничего и нету.
Уполномоченный нахмурился, что же делать. Обманула его тетка, развела как последнего недотепу. Что же предпринять? И, наконец, принял решение, которое разрядило напряженную обстановку:
– Значица так, гражданочка. Я опечатываю ваш амбар и предупреждаю при всех соседях, что если завтра печати на месте не окажется, вы будете отвечать по строгости закона. А за ночь настоятельно рекомендую найти ключ, чтобы не ломать запоров.
И трое уже не страшных на этот момент людей, с гордым видом за исполненный долг, покинули двор. Со всех сторон заохали и заахали соседки, но тут уж не до них. Самое главное, что первый бой оказался выигранным, причем за явным преимуществом…
Вечером, когда собралась вся семья: совет держать начали, как быть. Остаться без запасов – смерти подобно. Сорвать печать, грозило тюрьмой. А больше выхода никакого не виделось. Вокруг матери горячились старшие сыновья. Отец как всегда - тих и спокоен, да его всегда мало кто слушал.
– Да мы сейчас печатку то сорвем, да все вывезем и спрячем, – это старший, – а уполномоченного этого по голове да в овраг закопаем.
– Придумал тоже мне, где это видано, чтобы мать своего сына в тюрьму подталкивала. Угомонись, горячая голова.
Угомонись-то угомонись, а что делать? Младшие братья крутились тут же, они еще не успели охолонуть от дневных переживаний, вот только слова им никто не давал. И тут подал голос отец:
– Я там, когда амбар-то строили, на всякий случай лаз оставил, доска там, в правом углу, не прибита, а в паз вставлена.
– Что ж ты молчал-то? – мать на виду у детей, чего принято в семье не было, прижала голову мужа и поцеловала. Вот и спасение.
– Токмо там взрослый-то не пролезет, кому-то малому надоть.
Младшенькие чуть не взвыли от свалившегося на них счастья. Вот кто спасать семью будет. Всю ночь семья трудилась, не покладая рук. Первый венец амбара стоял на материнских камнях. Пробравшись вдоль них, они подкапывали землю, где руками, где лопатой дальше и дальше, пока не добрались до доски с пазом. Потом в подолах рубах, в маленьких мешочках, в шапках трое юных спасителей неустанно через подкоп вытаскивали зерно, где их встречали старшие братья. Они пересыпали зерно в мешки и уносили его в дальний угол огорода, где уже вырыли схрон. Под утро, когда на забор уж забрался петух, чтобы оповестить всех о том, что день идет, операция была закончена. Семья тщательно заровняла и убрала все следы, насыпала перегноя под стену амбара, благо огород начинался отсюда.
Младшие, возбужденные произошедшим, долго не могли уснуть, все толкали друг друга в бока: вот уполномоченный удивится-то. Но, наконец, и они угомонились. Они не слышали, как поднялись старшие и накормленные матерью еще затемно с обреченным видом пошли на работу. Пусть смотрят, кто зло задумал, да радуются. Только никто не узнает, что радоваться они будут напрасно.
Под утро приехали на телеге уполномоченный с милиционером, замок был сорван, да вот только в амбаре зерна было с полмешка. Первое расследование: облазили все вокруг амбара, даже перегной не поленились расчистить, огород прошли, – ничего не дало. Нет хлеба и все тут! Составили акт, да ни с чем и укатили.
А младшие свой звездный час проспали, да и не беда. Зато семья теперь с хлебом будет…
30.06.2017