Мадам

Старина Вв
   Черное море ей поначалу не понравилось своей простотой и сельским пейзажем сразу за линией отелей. Но потом, чем более оно казалось ей простым и понятным, тем легче и приятнее становилось на душе. Думалось о старой России – о Чехове, Куприне, белогвардейцах Врангеля, уплывших навсегда в эти серо-голубые дали.
   Она  сидела у косметолога и смотрела на море. Заботливые и осторожные движения девушки, снова возвращали ее к мысли о тех временах, когда она вполне могла бы иметь слуг или даже рабов и жить широко, не заботясь о средствах.
«Если бы не проклятый октябрь…» – часто говаривала она, принимая какие-либо подарки от семьи дочери, то есть от зятя, глубоко неприятного ей человека.
   «Сто лет назад!» - восклицал при этом зять и угрожал – «Вот дождетесь, вы Анна Павловна, доберусь я до вашей родословной тогда посмотрим что там были за дворяне и цыгане!»
   
   Анна Павловна и на этот раз отдыхала с ними. Дочь и внучка порой ее утомляли и она придумывала себе различные занятия, чтобы пореже с ними видеться. Еще меньше ей хотелось видеться с зятем – подозрительной личностью, промышлявшей, по-видимому, чем-то незаконным. Он всегда с загадочным видом замолкал, когда она вскользь в беседе спрашивала его об источниках дохода. А дочь, твердила мантру, что он цвет нации и элита. Впрочем, она ничего не знала и боялась вникать.
    – Но разве могут быть у ученых такие рожи или, скажем, у писателей, о какой элите речь? – Она с отвращением вспомнила о зяте и его друзьях, иногда приезжавших к нему и сюда. Они садились с пивом у бассейна и с заговорщическим видом обсуждали какие-то свои темные дела.
    К сожалению Анны Павловны, здесь, как и дома, крайне редко встречались умные интеллигентные лица, статные подтянутые фигуры и французская речь.
    – Не хватает только шашлыков во дворе и пьяных разборок. Стоило ли уезжать из России ради этих картин. – не то подумала, не то сказала она, разглядывая отдыхающих.
    – Честно говоря, сударыня, и я – сказал вдруг кто-то густым бархатным голосом рядом. – немного загрустил по родине…
Она оглянулась и увидела мужчину средних лет, немного младше ее. У него были шикарные пышные усы, переходящие в бакенбарды. Мужчине делали маникюр, и он с удовольствиием разглядывал свои ногти на уже готовой руке.
    – Вот-с, решил после похода привести в порядок… – несколько смутился он, заметив, как она внимательно и, как будто, с осуждением, посмотрела на него.
    Он казался ей ужасно знакомым, но его махровый халат не давал ей вытащить из памяти более привычный портрет.
    – Простите, мы с вами знакомы? – спросила она, поглядев на него поверх очков.
    – Хм, извините, совсем в этих походах забываешь обо всех человеческих приличиях – он засмеялся и пристукнув пятками тапочек под столом отрекомендовался – генерал Штруделев, Михаил Дмитрич…
Она не сразу ему ответила, и можно было подумать, что она по старой, уже забытой, привычке оценивает - стоит ли он ее внимания.
    – Знакомая фамилия, кажется из каких-то русско-турецких войн, товарищ… - подумала она, – еще молодой, статный… Почему бы нет!
    – Анна Павловна… Сидоренко – сказала она, немного запнувшись перед фамилией.
    – Очень приятно-с – усмехнулся генерал – разрешите пригласить вас вечером сделать променад по набережной.
    – Кажется мы едва знакомы… – строго начала Анна Павловна, но Михаил Дмитриевич, смутившись и покраснев, вдруг перебил ее:
    – Пардон, мадам,  я не хотел Вас обидеть, но служба государю приучила меня ценить каждую минуту…  К сожалению у меня так мало времени в этом городе… 7-го числа я уже должен снова убыть в войска-с…
    – По старому стилю 7-го или по новому? – спросила вдруг невпопад Анна Павловна.
   Генерал задумался на минутку, что-то прикинул в уме, пошевелил в воздухе своими красивыми пальцами и сказал: 25-го июня, стало быть, по-старому, а 7-го июля по-новому… Всегда, знаете, путаюсь…
    – Да совсем немного, – подумалось Анне Павловне, – Пожалуй, если я и дальше буду морщить свою старую задницу, мы только и успеем, что сделать променад…
    – Я даже не знаю… – растерянно сказала она, – сегодня прием у Натальи Петровны, завтра мы играем в вист у Ивана Ильича… И он тоже куда-то торопится – вряд ли это удастся перенести…
Генерал пожал плечами и вдруг, с южным бессовестным интересом, уставился в окно, на чьи-то неприлично искусственные груди.
    – Впрочем, я думаю, Наталья Петровна подождет… – выпалила Анна Павловна.
    – Отлично! – откликнулся генерал и быстро, по-молодецки, вскочив с кресла с удовольствием осмотрел свои красивые пальцы – тогда жду вас в восемь, у входа в отель.
   Он откланялся, еще раз пристукнул тапочками и, резко развернувшись, вышел вон.
   Анна Павловна проследила за ним пока он не исчез за углом и спросила:
    – Что же мне одеть?
   Когда она вышла из кабинета и около бассейна ее встретили дочь с завопившей внучкой, Анна Павловна вдруг почувствовала себя нехорошо, как будто она выпила в жару из-какого то мутного источника с лягушками. Она отмахнулась от дочери, подсовывавшей ей внучку и направилась в отель.
   – По-видимому мне голову напекло, какие к черту  царские генералы…  – подумала она раздраженно, – но как хорош собой – чудо-мужчина!

***
   Вечером, когда жара начала спадать, а на набережной стали зажигаться огни. Анна Павловна одела шляпу и красивое платье. Платье казалось, Анне Павловне, немного коротковатым, поэтому она переживала, что Михаил Дмитриевич – человек на императорской службе может быть скомпрометирован, если его увидят с ней. Однако,  Михаил Дмитриевич встретил ее без белоснежного кителя с эполетами, а напротив – в майке и шортах и это заставило Анну Павловну успокоиться. Когда же он нежно взял ее за руку и стал рассказывать о том, как он был впечатлен ее красотой – там у косметолога, она совершенно избавилась от всякого напряжения и почувствовала себя на пару десятков лет моложе.
   
   Михаил Дмитриевич был неутомимым рассказчиком. Он рассказывал ей что-то из своего прошлого, про какие-то кавалергардские полки, корнетов и юнкеров, часто переключаясь на комплименты, искрометный немного старорежимный юмор. Анна Павловна весело смеялась, слушая его вполуха, думала о чем-то своем, давно ожидаемом и таком невероятном…
   Уже совсем стемнело, когда они оба, немного пьяные, вышли из ресторанчика на набережной и Михаил Дмитриевич повел ее к берегу, где приглушенно шумело уставшее море.
    – Вот-с Михал Дмитрич, шампаньскуя и фрукты, как вы приказали-с – на берегу у лодки стоял денщик Михаила Дмитриевича с полной корзиной припасов.
    – Давай-ка голубчик, ставь все в лодку – ответил небрежно генерал и подхватив Анну Павловну на руки, легко как пушинку перенес ее через борт на сиденье на носу. Сам он ловко запрыгнул на борт, пока денщик переносил корзину, и взялся за весла.
  ***

    – Как прекрасно – подумала Анна Павловна, свесив руку через борт в прохладную воду. Далеко на западе садилась луна, море шумело у близкого берега, которого не было видно в темноте.
    – Мы встретимся с вами завтра, Михаил Дмитрич… – мечтательно сказала она и почувствовала, что слова ее ритмично и плавно, как биение волны о борт лодки, звучат в темноте и, что в них нет вопроса, а есть только ритм – да, да, да...
Штруделев хмыкнул что-то неопределенное, чмокнул и выпустил из своей трубки несколько геометрически идеальных колец.
    – Михаил Дмитрич! – сказала она громче через пару минут, чувствуя, как голос ее переключился на привычный учительский лад и от этого начинает стремительно исчезать сказка, – мы встретимся с вами завтра?
    – А как же, покер у Ивана Ильича? – поинтересовался Михаил Дмитриевич чужим холодным голосом.
   Анна Павловна приподнялась на лавке и с негодованием увидела, что Штруделев успел уже достать удочку и теперь бессовестно рыбачил.
    – Ну уж извините, Михаил Дмитрич… – Анна Павловна открыла рот, совсем уж было позабыв о прекрасном вечере, но генерал мягко улыбнулся, сверкнув в темноте белозубой улыбкой и грустно сказал:
    – Анна Павловна, дорогая Вы моя, Анна Павловна. К сожалению, завтра у меня очень сложный и ответственный день. Я вам не сказал, что я нахожусь здесь на задании его императорского величества и завтра должна решиться судьба моего предприятия. Как говорится, или  грудь в крестах или голова в кустах…
Он хмыкнул и резким движением выдернул леску из моря. В темноте блеснула здоровенная макрель, которую он ловко снял с крючка и бросил на дно баркаса.
    – Завтра мне, возможно, предстоит пасть в бою с врагами нашего отечества… Или быть может встать на пути иуд, продающих свою родину германцам…
   Этот человек не врал – Анна Павловна вдруг почувствовала как сжалось ее сердце. Она поняла, что любит генерала, даже больше тех белогвардейцев, больше всей русской классики и на глазах у нее выступили слезы. Она подумала, что она тоже нужна родине в этот час, что она должна быть рядом с ним и может быть даже погибнуть. Образы героических женщин, наравне с мужчинами, делившими все тяготы героического пути, прошли перед ее глазами.
    – Михаил Дмитрич, – вдруг сказала она с дрожью в голосе, – чем я могу помочь вам и императору?
   Штруделев снова закинул леску и взял небольшую паузу.
    – Я верю в Вашу искренность Анна Павловна – сказал он тихо, но очень торжественно. – В мои планы первоначально не входило раскрывать Вам подробности своей миссии… Я не имел права подставлять вас под удар и с другой стороны посвящать вас в эту тайну. Но двух наших офицеров сегодня зарубили янычары и нас осталось чертовски мало, в сущности мы можем доверять только моему денщику Петьке, а интересы отечества превыше всего… Я вижу вы воспитаны на прекрасных примерах героических женщин нашего отечества и, я могу доверять вам полностью.
Анна Павловна замерла и внимательно слушала.
    – Анна Павловна, в нашем отеле, в номере 25, остановился крупный германский шпион.
    – Михаил Дмитрич, неужели?
    – Да, да, Анна Павловна, это ваш зять, Джакомо Батистута…
    – Позвольте, Михаил Дмитрич, какой Батистута?
    – Именно под таким именем, мы, в генеральном штабе, знаем этого страшного человека.
   Анна Павловна вспомнила эти подозрительные посиделки с пивом у бассейна и поняла, что она и раньше знала, что ее зять не тот за кого себя выдает.
    – Да-да-да, теперь все ясно – бормотала она, – что я должна делать, Михаил Дмитриевич?
    – Он везет бумаги для германского генштаба. Если он успеет их передать, германцы завладеют нашим секретным телеграфным кодом для «Искандеров» и бросок на Берлин уже никогда не повторится…
   Анна Павловна поняла, что дело очень серьезное и она, может быть единственный раз в своей жизни, оказалась в центре исторических событий, и что это огромный шанс для нее.
    – Мадам мне нужны эти бумаги! От них зависит судьба России. К сожалению, мы не можем никак обойти эту вездесущую обслугу в отеле и незаметно увести бумаги из номера, поэтому мы вынуждены будем принять неравный бой… Завтра у него назначено рандеву с германскими офицерами на набережной.
Анна Павловна вдруг представила, как Михаил Дмитриевич лежит распростертый на раскаленной набережной южного городка, с простреленной на вылет волосатой грудью. Сердце ее сжалось.
    – Я достану вам бумаги, Михаил Дмитриевич, сегодня же ночью. – голос ее звучал уверенно и все замерло вокруг – кажется, даже волны удивились решительности этой маленькой женщины и притихли.
    – Информация записана на такую вот шпионскую штуковину – сказал генерал и поднес к глазам Анны Павловны какой-то мелкий предмет.
    – Это такая же флешка как у него! – воскликнула Анна Павловна, – он носит ее на груди!
    – Точно. Я в вас не ошибся, вы очень наблюдательны, - сказал генерал и взялся за весла, - мы должны успеть, пока он спит.

***

   Джакомо Батистута, этот обманщик и двуличный человек беззаботно спал, насосавшись пива у бассейна и, когда Анна Павловна зашла в спальню, проснулась только ее дочь.
    – Мама, что с тобой! – вскрикнула она, увидев, что та увлеченно стала перегрызать цепочку на шее ее мужа.
    – Т-с-с, сиди, где сидишь – Анна Павловна сверкнула на нее огромными глазами – я тебе все расскажу потом…
   Дочь сидела, не понимая, что происходит. Муж ей говорил иногда, что мама не в своем уме и пора бы ее отправить на лечение. Но очевидно в эти минуты в нем говорил какой-то злой демон, и она старалась не воспринимать эти страшные слова всерьез. Вот и сейчас она, на минуту засомневавшись, решила, что мама всегда права и это от отнюдь не  является следствием чьих-то душевных расстройств.
    – Вот она! – воскликнула Анна Павловны, завладев флешкой и стремительно исчезла в дверях.
   На улице ее ждал Михаил Дмитриевич. Он небрежно спрятал флешку в карман и, крепко обняв Анну Павловну, поцеловал ее почти также нежно как это было ночью.
    – Я вернусь за тобой, Аня. – сказал он, и в его огромных глазах появились слезы, - вот добьем всю эту сволочь… Ты жди меня.
Анна Павловна кивнула, она не могла ничего говорить, в горле у нее стояли слезы. Ее переполняло чувство, настоящее чувство к мужчине, такое которого не было никогда. Она знала, что Михаил Дмитриевич уходит навсегда, что он исчезнет в морских далях и ей долго еще будет казаться, что это была прекрасная сказка, а потом она и вовсе забудет об этой короткой встрече, встрече с настоящим счастьем…
   
   ***
   Когда она пришла к себе в номер, там ее уже поджидали родственники.
    – Мадам, что вы наделали! Это были последние секреты нашего ракетного завода! Куда вы дели флешку? – подступил к ней зять, выкатив свои красные глаза и сжав страшные кулаки.
Анна Павловна поняла, что она совсем теперь его не боится. Не боится по-настоящему – без необходимости колоть и язвить, и может теперь прямо смотреть ему в глаза, с презрением и чувством превосходства.
    – А какого дьявола, ты  - Джакомо Батистута, притащил их сюда, за тридевять земель? – парировала Анна Павловна и ткнула своим тонким и острым пальцем ему в пивной живот.
Зять почувствовал в ней эту новую, неожиданную силу и отступил.
    – Какая же вы идиотка, мадам – сказал он растерянно, – я же ведь для вас всех старался…
    – Не смей обзывать маму!  – закричала вдруг дочь и ударила Батистуту по голове детским горшком.
Снова заплакала внучка и Анна Павловна вдруг как-то сжалась, у нее закружилась голова и подступила тошнота.
    – Все это какой-то цирк – сказала Анна Павловна, нервно, – какое-то шапито! Я отказываюсь верить в ваши глупые шпионские игры… Я не брала никаких бумаг! все это чушь, и царские генералы и космические секреты, всего это не может быть, это плод вашего воображения,  вы больные люди!
   Она отвернулась к окну. Зять что-то невнятно бормотал, как-будто сам с собой.
    – Мама! – окликнула ее дочь, но Анна Павловна, кажется, уже не слышала никого.
   За окном ветер трепал белые шапки на волнах, ржавые контейнеровозы ползли на горизонте, и едва заметная точка качалась на волнах вверх и вниз. Анна Павловна почувствовала, что ее душу снова наполняет гармония и покой и какие-то приятные слова звучат внутри в такт волнам, бьющимся о борт лодки.


1 июля 2017 года.