-Сантос, она всегда приходит проверять по вечерам?
-Первый раз за эти полгода, что я здесь.
-Ты веришь в судьбу?
-Почему ты спросил, мальчик?
-Может быть, Росита не зря ушла от тебя? Видимо, знала, что ты уедешь из Аргентины и встретишь здесь ту, которая предназначена тебе. Тебе нравится Петровна?
-Я об этом не думал, хотя проходя мимо неё, иногда говорил себе, что не отказался, бы переспать с этой сеньорой.
-Сантос, пусть я мальчик, как ты меня называешь, сопляк, в твоём понятии, но поверь мне, скоро ты будешь спать с ней. Раз она заявилась за вечер второй раз, значит, рыбка клюнула.
-Иди в душ, философ.
-Может быть, и ты пойдёшь? Вдвоём веселее.
-А почему бы не пойти? Сейчас соберусь.
Мы подходили к стенду в тот момент, когда парень снимал ключ.
-Вы тоже в душевую?
-Как видишь.
-Втроём будет веселее.
Я пришёл в столовую в то же время, что и вчера. Они только что сели за столик. Зал, как и вчера, был полупустым.
-Здравствуйте мучачас!
-Капцов, если мы тебе не нравимся, можешь обругать нас, на русском языке, а не на своём ишачьем грузинском. И запомни, мы не чучелы-мучелы!
-Что, ты Аллочка, я вас и не собирался ругать. Я сказал: - Здравствуйте, девочки! Мучачас, по-испански – девочки, а мучачос – мальчики. Меня научил аргентинец. Не веришь, проверь по словарю. В библиотеке, наверняка есть. Диктую по слогам: МУ-ЧА-ЧАС.
Сегодня она была злая, не то, что вчера. Может, сегодня
181
ночью ей приснился голый мужик, и она его не догнала, чтобы изнасиловать. Я представил это, как она бежит за голым мужиком и чуть не расхохотался.
-Ваня, ты опять взял гороховый суп? Нравится стрелять от него?
-А разве от него стреляют, Лор? Я и не знал. Горох тоже ведь – бобовое растение, как и фасоль. У нас, на Кавказе все её употребляют, и я не знаю, чтобы кто-то стрелял. Но я фасоль люблю, а горох – не любил. Но тут гороховый суп такой вкусный, особенно с горчицей. У нас горчицу тоже не употребляют, я о ней тоже не знал. Но зато у нас - все добавляют в пищу красный перец.
-Капцов – ешь! А то, пока ты будешь нас просвещать, опять всё остынет, как вчера.
-Люд, я не привередлив к пище. Сойдёт и холодное.
-Ванечка, спасибо за перчатки! В них так удобно работать. И они не рвутся, как тряпочные рукавицы.
-Я рад, что сделал вам доброе дело.
Алка, не доев первое блюдо, поковырявшись во втором встала и ушла, сказав, что у неё много работы. Наверно, у неё хорошая книга. Читать она любит, даже больше, чем слушать анекдоты. Все стали чувствовать себя комфортнее. Есть же люди, которые невольно создают вокруг себя напряжённую, натянутую атмосферу.
-Зря она быстро ушла. Мне рассказали новый анекдот. Хотите послушать?
-Ванечка, ты самый лучший рассказчик! Давай! А потом мы расскажем Алке.
И я рассказал им. Атмосфера сразу разрядилась. Хотя, она, моя мучача, моя девочка, ещё играла роль обиженной у которой отобрали любимую игрушку.
Потом я рассказал историю любви Сантоса и Роситы, которая от него дважды уходила и возвращалась.
-Но в конце, Сантос сказал, что если один человек, любит другого, он не должен замечать все его внешние и внутренние недостатки, а если замечает, тогда не любит.
182
-А ты замечаешь, Капцов?
-А ты замечаешь, Грищенко?
-Мне не у кого замечать недостатки. Я ни кого не люблю!
-А я люблю, но, увы – замечаю.
-Значит, ты тоже никого не любишь.
-Люд, давай полюбим, друг друга и не станем замечать наши недостатки.
-Пошёл ты к чёрту! Пошли Лор, осталось десять минут до конца перерыва.
Они встали. Встал и я.
-Люд, один вопрос, подскажи, пожалуйста, если не трудно?!
-Что надо, говори?!
-Как найти чёрта? Где дорога? Миленькая моя мучача, девочка, пойдем, поищем вместе и оторвём чёрту хвост, к чёртовой матери.
Вначале засмеялась Лора, а затем и Люда.
-Дурак ты, Капцов!
-Знаю, Люд, но что поделаешь. Сейчас пойду к начальству и буду просить направление в дурдом.
Мы разошлись в разные стороны. Похоже, дело идёт к примирению. Дай-то бог!
По пути домой, я зашёл в магазин за хлебом и колбасой. Вчера еду брал Сантос. Не могу же я постоянно жрать его харчи. Хорошо было бы взять пузырёк и мило, в беседе с Сантосом, провести время. Мне понравилось с ним общаться. Ему, видимо, со мной – тоже. Но денег было немного. Нужно ещё оставить на завтрашний обед. На бутылку вина хватало. Но оно, правда, было дерьмовое. Его, похоже, разбавляли водой раза два, пока оно попадало в бутылки. Я заметил шоколадные плитки и взял одну, чтобы завтра угостить девчонок. Лучше бы сразу отдать Людочке, но она ещё дует свои прелестные губки, и, боюсь, не возьмёт у меня. А если я отдам всем, то всё равно ей достанется третья часть, моей капризуле.
183
Уходя утром на работу, я не встретил Петровну, а сейчас, она была в своей каморке.
-Добрый вечер, Петровна!
-Добрый вечер, студент! Как работалось?
-Как ишаку! Навалили груз, да ещё били кнутом, чтобы быстрее бежал.
Она засмеялась. Зубы у неё, оказывается, красивые: белые и ровные. И, хотя я не цыган, а она не лошадь, я, почему-то, заглянул ей в рот. А она, правда, баба – ничего! Хотя, по возрасту она, примерно ровесница Рахели, фигура у неё хорошая и тело при ходьбе не трясётся, как холодец. Если бы Рахель была такой, как она, то Вовка точно воткнул бы ей, а может, и я. Может, отдать ей шоколодку? Лучше я отдам её Сантусу, и пусть он отнесёт ей, а Людочке куплю, когда помиримся.
-Сантос, пришёл минут через двадцать после меня. Он тоже купил хлеб и сыр. Чай и сахар у нас были.
-Санчо, а что за шоколадка у меня на тумбочке?
-Сантос, как тебе спалось на двух матрасах?
-Прекрасно! Я вторую ночь спал, как в детстве, крепко, крепко, без сновидений.
-Ты думаешь, что если поцеловал Петровне руку, то расплатился с ней? Пара костюмов, что висят в шкафу твои?
-Один - мой, один – Виктора. Но ещё один, выходной – в камере хранения общежития, в главном здании.
-Надень костюм и отнеси шоколадку Петровне. Ей будет приятно.
-А если она прогонит меня с этой шоколадкой?
-Положишь ей на стол и уйдёшь.
-Странно! Цыплёнок учит петушка.
-Давай, давай, петушок, собирайся! А я соберу еду на стол, и потом мы будем пить чай.
Но чай я пил один, после того, как прождал его минут сорок.
184
Он, видимо, тоже пил чай с Петровной. Мне кажется, им было о чём говорить. Пожилые и старые тоже имеют право откусить от пирога любви, если у них есть зубы?! А зубы у Петровны не то, что, как у молодой лошадки, крепкие, а как у акулы, которую я видел в кино, ох, проглотит она Сантоса, с потрохами, но, думаю, что он только будет рад этому.
Потом я читал книгу и заснул.
Утром, когда я уходил, Сантоса уже не было.
Я пришёл в столовую, чуть пораньше. Их ещё не было. Опять взял гороховый суп и утащил горчицу с другого стола.
Они появились вдвоём, без Алки и сразу заметили меня. Я им помахал, они тоже.
-Мы тоже решили попробовать гороховый суп, который ты хвалил. Если нам не понравится, заставим тебя съесть обе тарелки.
-Согласен, Лор, только суп вы сами слопаете, за милую душу. Только намажьте хлеб горчицей, с ней суп вкуснее.
Я стал им рассказывать, как Петровна принесла матрасы Сантосу и как он целовал ей руку.
Отсмеявшись, Люда сказала:
-Ты помешался на этом Сантосе и этой Аргентине.
-Люд, а я тебя простил!
-За что?
-За то, что там, в Буэнос-Айресе, ты пошла танцевать аргентинское танго с длинноволосым красавцем, а потом ушла с ним и за то, что, потом, когда мы, с Сантосом, шли в кафе Педро, друга Сантоса, встретили вас на пляже, полураздетых, тебя и твоего дружка, моряка, а его морская форма и твоё короткое красное платье, с модными туфлями лежали рядом. Раз я тебя прощаю, значит, люблю!
-Ванечка, тебе, правда, надо идти к начальству и брать направление в психиатрическую клинику. У тебя точно,поехала крыша.
185
-Люд, а на корриду, на это захватывающее зрелище, боя матадора с быками, мы сходим с тобой сегодня ночью, если ты мне снова приснишься.
-Вань, а я тебе не снилась? Если ещё поедете в этот Буэнос-Айрес, возьмите меня с собой.
-Лор, я не против, не знаю, как Люда? Хотите, девочки я расскажу, что я там видел?
-Капцов, рассказывай, только с тем условием, что меня там нет!
-Люд, без тебя, даже там, в этой прекрасной, стране, было бы не интересно. Ты была там самой красивой девушкой! Все аргентинцы, мужчины шли за тобой, любуясь стройными ножками из-под красного платья. Они бежали за тобой, как быки, на корриде, за красной тряпкой.
-Болтун ты!
И я начал составлять винегрет, рассказывать о пейзажах Черноморского побережья Грузии, где кипарисы и пальмы, а в Чёрное море, помещая океанских рыб, о которых имел смутное представление, о чернооких грузинках, армянках и гречанках, превращая их в маленьких страстных мексиканок и не менее страстных высоких аргентинок. Я выхватывал маленькие эпизоды из мексиканских и аргентинских фильмов, шедших на наших экранах. Винегрет получался классный и они, девочки, одна из которых, почти моя, глотали этот винегрет вместе с гороховым супом и тефтелями с картофельным пюре, а потом запивали киселём. Я посеял в их душах семена доброты. Я Заразил их бациллой романтики и прекрасной мечты.
Был последний рабочий день перед праздником 7 Ноября, Днём Октябрьской Революции.
-Ты где будешь отмечать праздник? – спросила, Люда.
-В общежитии. Или поеду к брату.
-Люд, а давай мы его возьмём с нами. Ты не против?
Несколько секунд она молчала, видимо, колебалась, а затем сказала:
-Нет! Давай! Если он согласится.
186
-Соглашайся, Капцов! Мы с Людой одноклассницы.
На праздник решили собраться классом. Правда, согласились не все. Десять человек. У меня дома. Родители гуляют у друзей. Ну, как?
-Девчонки, милые, мучачас, как-то неудобно! Вы там будете все свои, а я совершенно посторонний.
-Ерунда! Мы же с Людкой тебе не посторонние! Соглашайся и гони деньги! Мы скидываемся по пять рублей.
-Уговорили! – я достал пять рублей и отдал Ларисе. Хорошо, что Сантос, вернул мне десятку.
-Этот праздник я вспоминал, много раз и мне не хотелось ещё раз бередить себе душу.
Дождь барабанил по стеклу. Он лил всю ночь.
Я подошёл к окну. Сирень буйно цвела под окном, и каждый её лепесток жадно подставлял свои сиреневые губки навстречу каплям, а те падали на сирень, словно моими слезами о том, прекрасном, прожитом времени. Чувства, как и дождь. Могут нахлынуть внезапно.
Я люблю стихи Есенина. Мне нравится Цветаева, но не все её стихи. А вот о чувствах она сказала так, что лучше уже не скажешь. Я достал журнал, в котором приводились цитаты Цветаевой о чувствах и вновь прочитал их:
«Чувства всегда – одни. У чувств нет развития, нет логики. Они непоследовательны. Они даны нам сразу все, все чувства, которые когда-либо нам суждено, будет ис-пытать; они, подобно пламени факела, отродясь втиснуты в нашу грудь. Чувство (как и детство – человека, народа, планеты) всегда начинаются с максимума, а у великих людей и поэтов на этом максиме остаётся. Чувству не нужен повод, оно само повод для всего. Чувство не нуждается в опыте, оно всё знает раньше и лучше. (Всякое чувство ещё и предчувствие.) В кого вложена любовь, тот – любит, в кого гнев – тот негодует, а в кого обида – тот отродясь, обижен. Обидчивость порождает обиду. Чувство
187
не нуждается в опыте, оно заранее знает, что обречено. Чувству нечего делать на периферии зримого, оно в центре, оно само – центр. Чувству нечего искать на дорогах, оно знает -- что придёт и приведёт – в себя.»
Хорошо сказано, но я бы к этому добавил от себя, ни на что не претендуя.
-Да, чувства всегда в нас, при нас, но всегда спят или дремлют, как член у мужика, головой вниз, и просыпаются мгновенно, если на них повлиял внешний или внутренний раздражитель. И ещё чувств нет, и не может, быть, у бесчувственных людей, которых с каждым витком нашей красивой планеты, становится всё больше и больше.
А дождь всё лил и лил. Это хорошо, когда в конце мая
такой дождь. Значит, должен быть урожайный год. И хорошо, что сегодня выходной. Сирень впитывай мои слёзы вместе с дождём. Завтра, на солнышке ты станешь ещё прекраснее. Я сел на диван и потянулся за дневником Людмилы. Кошка, Наташка, сразу запрыгнула мне на колени и запела свою любимую песенку про кота:
188
Коты все в марте хороши,
Я так люблю им отдаваться...
Я открыл дневник и вновь окунулся в то далёкое прошлое.
29 октября. Воскресенье. Интересная закономерность. Когда всё хорошо в жизни, в учебе, делах, особенно в любви, много об этом не хочется писать в дневнике, который я веду добровольно, для себя. Наступает какая-то безмятежность. Вот и я, дура, не записала всё подробно, как хорошо мне было с Вано. А сейчас придётся записывать только суть, главное, как это было, без мелочей, которые медленно, но постоянно стираются из памяти. А когда всё плохо там или тут, записываешь каждую мелочь, а затем, перечитывая, казнишь себя.
Боже мой, как же нам было хорошо! Лучше буду говорить о себе. Мне, мне было хорошо. Как было хорошо ему, Вано, пусть он напишет в своём дневнике. А я не ис-ключаю, того, что он его ведёт, хотя все мужики, ленивые козлы, которые любят только выпивку и баб.
После того, как мы, после очередной глупой ссоры, больше по моей вине, чем по вине Вано, наступили на белою полосу, как сказал он, и шли по ней, перед нами уже маячила чёрная полоса, а мы её не замечали.
Как он нежно и мило лечил меня, заботился обо мне, заматывал Нелкиной шалью, а потом ещё и одеялом. Мы были, почти, как муж и жена. Если бы он взял меня тогда! Сразу бы всё встало на свои места. А может, наоборот? Он бы совсем отвернулся от меня. Лечил то он хорошо, как знахарь или даже шаман, кавказский. Но шаманы на севере, надо узнать у него, как называются шаманы у них? А с другой стороны, это он виновен в том, что я тогда заболела, вытащил меня на улицу, где было холодно и сыро. А, может, я его вытащила? Надо взять за правило, каждый раз, записывать в дневнике, все происходящие
189
события со мной – тщательно и подробно. Особенно те, о которых потом будет приятно читать, такие, например, как те пару часов, что мы провели в захламленной аудитории. Зря я не согласилась отдаться ему там! Но время вспять не повернёшь.
Если бы не заявился Славик?! Какого чёрта они припёрлись так не вовремя? И это пальто. Только и слышишь отовсюду пошлую фразу: «мода требует жертв». А каких жертв я не понимала. А сейчас поняла. Если бы я не позарилась на это модное зелёное пальто и шляпку, ничего бы не произошло. А так, этот идиот, кавказский ишак, принял жену Славика Оксану, в моём пальто и шапочке, за меня. Нет, он, однозначно, меня не любит! Если бы любил, то определил бы, что это не я, хотя в моём пальто. Пусть он видел не морду, а только задницу Оксаны, всё равно, задним чувством, должен был определить. У мужиков нет чувств! Ни задних, ни передних. Нет, передние есть, когда у них – стоит.
Видно это там, на небесах, решили разлучить нас. Если бы они встретились, то я сказала бы Славику, что мы с Вано, хотим пожениться. А это уже была бы невозвратная точка отсчёта, после которой назад ходу нет. И у нас, сейчас – не было бы проблем.
9 ноября. Пятница. Снега пока ещё нет, но сильно похолодало. Дует порывистый ветер. Этого придурка, Капцова, не было сегодня на работе. Ничего удивительного. Напился на праздник 7-го, после того, как свалил от нас, и, наверно, продолжал пить 8-го. Может, он, поэтому и свалил, что хотел напиться? А сегодня головушка бобо, то есть болела, а может, он и сегодня пил? Потом он будет говорить, или думать, что опять виновна я. И пил он из-за меня. Хотя, косвенно, вина моя есть. Зачем я, дура, тогда перед праздником поддержала Лорку, согласившись, чтобы он пошёл с нами на ту встречу с одноклассниками. Наверно, потому, что хотела позлить его, флиртуя с Джоном и Костей.
190
Эти красавцы, жеребцы пришли из армии месяца полтора назад.
Костик сразу припёрся ко мне. Он ещё питает надежду. А у нас с Капцовым, как раз была белая полоса. Почти медовый месяц. Я всё честно рассказала Косте о Вано. Зачем баламутить хорошего парня? Он погрустнел, но ушёл тогда от меня, хоть и погрустневший, но не несчастный. Похоже, он переписывался не только со мной, но и ещё с кем-то?
Джона я встретила случайно на улице, пьяного. Он чуть ли не силой затащил меня в кафе. Выпил, почти сам, бутылку вина, которую заказывал. Я – только половину бокала. А затем, когда проводил меня до дома, полез целоваться, а одной рукой сразу под юбку. Если бы у меня была чёрная полоса, всё равно у него ничего не получилось бы! К Джону я охладела. Всё перегорело. Было школьное детское увлечение или влюблённость. К тому же, не терплю пьяных и грубость. Капцов, хоть и кавказский ишак, но никогда, ни разу не предпринимал никакого насилия. Всё делал нежно, ласково, говорил красивые слова или веселил меня. Женщину, действительно не возьмёшь силой, если она не мазохистка.
Всё-таки не стоило приглашать Вано. Но квартира не моя, а Лоркина, вернее её родителей. Не могла же я ей давать команду, кого приглашать, а кого нет. Девка хотела, как лучше. Болеет за подругу. Хотя подругами мы стали, только в техникуме. Но сказать Лорке «-Не приглашай»! – я могла.
Вано, на удивление, вёл себя очень вежливо в незнакомой компании. Ни разу не бросил на меня презрительного взгляда и не упрекнул. А, может, разлюбил? Ну, и чёрт с ним! А я вела себя, как шлюха. Даже Костик это заметил и, наверно, подумал, хорошо, что эта б....дь не со мной, а с незнакомым парнем. И что я доказала Вано? Ничего! Ещё раз выставила себя в глупом виде. Жаль, что этот идиот, сбежал незаметно. Если бы я видела, как он
191
уходит, повисла бы у него на шее, при всех и не пустила бы. Они вышли с Лоркой раздетыми, а потом она, незаметно, вынесла
ему старое клетчатое демисезонное пальто, которое он носит и зимой. Бедный студент! А скорее – дурак! Вместо того, чтобы покупать мне дорогие французские духи, лучше бы купил себе пальто. А духи- классные. Все техникумовские сучки завидовали мне. Особенно эти молокососки с первых и вторых курсов, поклонницы всего западного. Ну, и ****ское поколение подрастает?!
А, потом мне совсем было грустно. Хорошо, что Джон напился и не приставал ко мне, а то бы я надавала ему по морде, выместив на нём всё зло. Костя, умный парень. Когда мы с ним танцевали, после ухода Вано, сказал:
-Не грусти, Людончик, (он всегда так называл меня) вы ещё помиритесь и всё будет хорошо. Душа у Кости – добрая, как и у Вано, не то, что, у Джона.
А я и сейчас грущу. Как хорошо он меня лечил! Если заболею, пойду не к врачам лечиться, а к нему. Он самый лучший доктор на свете. А вкус мёда я поняла только тогда, когда он поил меня чаем с мёдом. Пойду спать, а то расплачусь.
10 ноября. Суббота. Сегодня Капцов был на работе. Выглядел странно. Но не от любви ко мне. Заболел. Рассказывал, как помогал выталкивать машину и свалился в грязную речку, что недалеко от Лоркиного дома. Хоть он, как всегда пытался шутить, но это ему плохо удавалось. Он немного кашлял. Но мне кажется, что кавказские ишаки все выносливые и его простуда скоро пройдёт. И всё-таки я бессердечная! Хоть бы для приличия, предложила ему свою помощь. Злилась, за то, что он бросил меня и сбежал. А когда, во время его рассказа представила, как он, мокрый до нитки, идёт к остановке, а ветер продувает его насквозь, даже сказала мысленно: «-Это тебя, козла, Бог наказал за то, что ты сбежал от меня!»
Наверно, в отместку, Бог меня наказал. Я зацепила перчаткой, которые он принёс нам с Лоркой, за острый
192
угол металлической закладной и разорвала её, немного поранив руку. Если бы не эта перчатка, то рана была бы глубокой. Это первая маленькая рана нашей любви на мо-ём теле. Но пусть будут ещё, даже глубокие раны на теле, чем неглубокие на душе. Там они заживают труднее.
От Володьки пришло второе письмо, а я ещё не ответила на первое. Некрасиво, обидится. Хотя мне писать ему не о чём и не хочется, всё-таки напишу. Всё равно, ещё никто не спит, и завтра – воскресенье. На работу не идти. Пока, кавказский ишак! Если хочешь, приснись.
Я закрыл дневник. Дождь уже перестал, и выглянуло солнышко, выпивая мои слёзы с цветков сирени. Налил рюмку водки и выпил. Хорошо, что сегодня воскресенье и не нужно идти на работу.
Лёг на диван, подсунул руку под голову, как это делал аргентинец, Сантос, и стал вспоминать то далёкое прошлое.
В воскресенье, вечером, появился Сантос, когда я, в обед, выпив стакан водки с перцем, которую мне приготовил Виктор, проснувшись, лежал и потел под одеялом.
-Санчо, ты весь потный, потому что у нас очень жарко. нужно открыть форточку, а лучше окно.
-Григорьич, он заболел. Хотел утопиться в мелкой грязной речке, но его спасли. И вот теперь я его лечу водкой с перцем.
-Санчо, Ваня, это из-за Людмилы? Ты, правда, хотел утопиться?
-Сантос, я же не дурак, топиться в грязной речке, где воды - воробью по колено. Если бы я хотел утопиться, то утопился бы тогда в Атлантическом океане, когда встретил её на берегу с моряком. Женщинам нужно прощать их шалости. Они любят флиртовать.
Виктор стоял, слушал и ничего не понимал.
-Почему вы называете друг друга, странными именами и несёте всякую чушь?
193
-Витя, не обращай внимания! Это у нас такая игра. Значит, Ваня простыл. У нас гаучо, пастухи умеют делать массаж, вернее стимулировать те точки, которые способствуют восстановлению организма. Сейчас я помою руки и стану тебя лечить, хотя я, не такой умелец, как они.
-Я не знаю, Григорьич, поможет ему твой массаж или нет, а вот русский метод – водка с перцем – точно поможет! Мы ему нальём сразу полный стакан, а остальное выпьем сами за праздник. – и он пошёл в магазин.
Сантос, вначале, поработал над моей спиной, а затем перешёл на грудь. Хотя его руки были заняты, уши и рот были свободными.
-Где же ты был вчера весь день и ночь, кот Сантос?
-Не поверишь, Санчо, но у нас начался медовый месяц. Это, благодаря тебе. Не обижайся, Санчо, но уже в постели, когда мы лежали утомленные, Петровна сказала:
-Надо же, Сёма, даже не верится, этот сопляк, свёл нас.
-Быстро же ты, Сантос, предал меня! Значит, ты уже не Сантос, святой человек, а Сёма?
-Но я тебя не предавал, Санчо! Ты мой самый лучший друг! Ты возвратил меня к жизни. И не только меня одного, а сразу двоих. Одно слитое вместе существо – лучше, чем два
-Существа.
-Нет, Санчо, чем два одиноких человека. Когда люди одиноки, то они – существа, а когда существа вместе, то они уже люди.
-Значит, я сейчас тоже существо? И моя, нет чужая Людмила – тоже существо? Хотя, если она чужая, значит, она человек. Ты прав, Сантос, одиночество – это плохое дело. А я рад, что вы соединились. Когда родиться мучача или мучачо, пригласите меня посмотреть на ваше произведение, девочку или мальчика.
-Мы стары для этого, Санчо. Нет, сделать ребёнка мы
194
в состоянии, но рожать Петровне уже поздно.
-А откуда ты знаешь? Уже спрашивал?
-Нет.
-Может, она способна родить ещё пятерых. Даже если не станет рожать, всё равно подумает, что ты хочешь по-настоящему связать свою судьбу с её судьбой, а не просто переспать.
-Спасибо тебе молодой друг, философ.
-Что мне твоё спасибо? После того, как вылечишь меня своими манипуляциями, пойдёшь искать для меня большую деревянную бочку.
-Ты собрался заняться виноделием?
-Есть такая русская пословица «назвался груздем, полезай в кузов». Раз ты назвал меня философом, значит, мне нужно лезть в бочку, как Диогену. Знаешь, кто это?
-Да, читал о нём.
-А ты, знаешь, мне стало легче. Или твои манипуляции помогли, или наша болтовня, но у меня под лопаткой справа, перестало ныть, как было в детстве, когда всё вре-мя хотелось жрать.
-У тебя организм молодой, крепкий, всё пройдёт. главное чтобы душа не ныла. Тогда трудно жить.
-Она у меня всегда будет ныть, если я не буду с ней. Тебе, Сантос, уже этого не понять! Ты нашёл свою вторую часть души, а я её - потерял.
-Ничего ты не потерял! Всё образумится.
Виктор пришёл с водкой, и они вначале полечили меня, а как лечились сами – не знаю. Я крепко спал и даже во сне ко мне никто не приходил в гости.
Когда я выглянул в окно, где с сирени ещё капали слёзы, а солнышко слизывало их с лепестков, тёплый весенний ветерок обцеловал мне всё лицо. Потом он ворвался в комнату и стал теребить штору, а Наташка, хитрым взглядом смотрела на их игру, я ещё налил рюмку и проглотил её. Наташка сразу спрыгнула с дивана, когда
195
я сел с ней рядом. Все бабы не любят пьяных мужиков. Не все бабы. Только жёны.
-Дура, я же тебе не муж? Иди на улицу, погуляй! Но она не пошла гулять. Коты, ей, беременной, уже были не нужны. Она запрыгнула в кресло и, свернувшись, закрыла глаза. Таким образом, она посылает меня к чёрту. Я тоже послал её к чёрту и, как и она - закрыл глаза. Всё равно сегодня воскресенье, не надо идти на работу. Морфей нежно взял меня на руки и отнёс к Лире.
-Миленький, Морфейчик, сказала ему Лира: – на хрена ты притащил мне сюда, этого писателя?
-Ты сама просила об этом прошлый раз. Что уже забыла?
-Не забыла! Я сама сегодня собиралась к нему.
-Морфей, дружище, ты знаешь, что я всегда рад встрече с тобой. Лучше нет того момента, когда ты приходишь, закрываешь мне глаза и уносишь в своё царство. Чего только я не перевидал там? Даже, однажды, ты сделал меня султаном одной из арабских стран, подарил гарем с двадцатью тысячами наложниц и сказал:
-Е..и, пока твой фуй совсем не сотрётся и не станет тонким, как спичка. А эти дуры накинулись на меня, как голодные гиены на антилопу.
Но я, тогда, не обиделся на тебя и кое-как справился с одной, самой старой, беззубой и некрасивой, потому, что она была ближе всех и захватила меня в плен. Знаешь же, что в твоём сонном царстве ничего не удаётся сделать, всегда что-то мешает.
А сегодня я обижен на тебя. Ты притащил меня к этой, вечно пьяной блудливой девке, которая уже перестала отличать поэтов от писателей. Да, пусть я херовый, но – поэт, а не писатель!
-Пошли вы в жопу, разбирайтесь сами! – обижено сказал добряк Морфей и поспешил за другими клиентами.
-Я не пьяная девка! Я всемогущая Лира! А - ты не херовый Поэт!
196
Видишь, я даже это слово произнесла с большой буквы. Ты один из самых любимых моих Поэтов, потому, что часто и красиво пишешь обо мне и о моей одинокой подруге Луне, платье которой соткано из серебристой парчи. Мы вчера с ней вертелись среди этих ****ей – звёзд и решили сделать тебя ещё и писателем. Ты должен начать писать...
-Рассказы, как Чехов?
-Нет. Начинай сразу книгу.
-Милая, Лира, моя девочка, мы много раз спали с тобой, но ты не смогла из меня сделать даже маленького Пушкина, а сейчас, в мои-то годы, решила сделать меня большим Львом?
-Ты, итак – Лев! По гороскопу.
-Я имел в виду Льва Толстого.
-Он писал в своё время и о своём времени. А ты будешь писать о своём времени. К завтрашнему дню напишешь десять...
-А почему сразу - не двадцать томов?
-Дурак, не томов, а строчек. Пусть это будет началом. Но учти, что быть писателем - намного труднее, чем поэтом. Придётся много трудиться. Писать и переписывать.
-Значит, я освобождаюсь, от трудоёмкой работы – сочинения стихов?
-Для тебя это была не трудная работа. Ты сочинял их, играючи. А потом радовался, как дитя, новой игрушке.
-Ты, как один из моих бывших секретарей парткомов. Чем больше и лучше я выполнял порученную мне работу, тем сильнее он загружал меня новой.
-Я – не политик и не администратор. Но к завтрашнему дню ты должен написать первые десять строчек своей первой книги. А поэзию ты уже не бросишь и будешь за-ниматься ею – параллельно. Этот вирус уже давно укрепился в твоей крови и погибнет вместе с тобой. Иди сюда, мой мальчик! Я, сейчас, своим долгим поцелуем, волью в тебя писательское вдохновение.
197
-Остановись, дура! Ты задушишь меня в своих объятих. И я тебе уже не мальчик! Я – скорее – старик!
-Ты, ещё не старик, раз водишь баб. А для меня навсегда останешься мальчиком, ребёнком. Все поэты и писатели – мои дети. И я всех их люблю, как мать, плохих и хороших своих детей. Плохих - даже больше! Жаль, что их - до хера!
Появился обиженный Морфей, с двумя грудными детьми на руках, пнул меня под зад и сказал:
-Просыпайся, козёл! Освободи место для детей. Им нужно много спать, чтобы расти.
Солнце нагло воспользовалось тем, что я спал, и жадно целовало мне лицо, обнаженную грудь и ноги. Хорошо, что я был в трусах, а то оно полезло бы и «туда».
Сирень уже не плакала. Она была свежей, умытой и красивой, как Людмила в первый день занятий после летних каникул.
Ручка и тетрадь лежали на столе. Я не помнил когда положил их туда, но они сразу бросились мне в глаза.
Может, правда, начать писать книгу? Всё-таки лучше начать писать маленький рассказ. Потом уже не захочется писать книгу. Лира не зря об этом сказала, что надо начинать писать сразу книгу. О чём? О перестройке? О строительстве КАМАЗа? О жизни? О любви? Да, да – о любви. О любви моей и Людмилы. Итак, пишу книгу о любви. Надо придумать название. Иван и Людмила. Глупо и по;шло. Ассоциируется, как Руслан и Людмила. Чёрт с ним с названием. Придумаю потом. Пока назову: Книга о любви. Лучше:
О любви.
(моя первая книга).
1-й том.
Я её встретил вечером на танцах в колхозе.
И что дальше? Кто - я? Кто - она? В каком колхозе?
Нет, из меня писателя не получится! Ну, и что с того, что приказала Лира? Мало ли что эта дура, кому-то, что-то прикажет?
198
-Не думала я, что ты, ленивый козёл, бабник и алкаш, так быстро возьмёшься писать книгу. Значит, ты лучше, чем я думала. Убедился, что писателем быть труднее, чем поэтом? Зато сразу зашевелил мозгами.
-Лира, я слышу твой голос, но тебя не вижу.
-Ну, и не надо. Слушай! Этот листок – порви. Название книги придёт потом. Напиши – первая глава и постарайся начать писать с того момента, о своей жизни, как помнишь. Пиши пока, что помнишь. Не привирай. Если ты захотел написать книгу о своей жизни и любви к ней, своей мокрой курице, а не фантастический роман.
-Не оскорбляй её, мою Людмилу!
-Хотела проверить, любишь ли ты её до сих пор? Любишь! Продолжай, а я полетела.
А что я помню? Как рождался? Не – помню. А кто помнит? Никто. Это нужно пропустить. А то, если написать: Помню, как я рождался. Помню, что не закричал, как все дети и тогда акушерка, жирная или тощая, молодая или старая шлёпнула меня по заднице и я заорал и сразу сказал матери: -что ты лежишь? Вставай и корми меня молоком, а иначе, я голодный побегу гулять босиком. Ведь сейчас лето. 20-е августа 1940 года.
Я засмеялся, прочитав начало такой книги. Умный читатель, сразу бросит её в камин. Это богатый. А бедный - бережно понесёт её в туалет и станет медленно читать жопой, за неимением туалетной бумаги. Тут я солидарен и с богатым и с бедным, потому, что автор с первой строчки своей книги стал врать. А я врать не могу! У меня двадцатилетний стаж члена КПСС. И, хотя я написал заявление о выходе, но партбилет храню до сих пор. А, суки - Горбачёв и Ельцин, сразу поменяли его на «зелёные» бумажки.
Тогда, внезапно прилетела первая ласточка из самого, самого глубинного детства, как я, проснувшись, сикал на девок, своих старших сестёр, их у меня было три, а они
199
смеялись. И тогда я записал первые уже настоящие строчки, в своей первой книге:
ГЛАВА I. ДЕТСТВО.
ПОЯВЛЕНИЕ НА СВЕТ.
Кто помнит, где, как и когда он
родился? Вы помните? Я - нет!!!
*** *** ***
Сёстры, а их у меня три: Аннушка, Мария и Ксения- рассказывали: - Был маленький, морщинистый, говнистый - (значит, часто какал) и много орал.
Но я - не помню!
Первое, что сохранилось в памяти в два или три года, я утром проснулся, вижу - сёстры пьют чай. Позвал - ноль внимания. Тогда я пустил струю из своего «стоячего краника», чуть ли не на них, а они, дуры, смеются. С этого момента началась запись жизненных файлов моего персонального компьютера, подаренного природой, при помощи родителей.
И полилось и полилось.
Я написал 12 страниц, когда позвонил Гаяз.
-Игнатьеч, привет! Чем занимаешься?
-Пишу книгу.
-Понял. Читаешь, книгу. Красивая, темпераментная?
-От тебя недалеко жена Оля, поэтому ты страхуешься, конспиратор. Иначе напрямую спросил бы: Ты на бабе? Я угадал?
-Верно, Игнатьич, мы с Олей в саду. Она что-то сажает. Плохая слышимость. Сейчас поднимусь выше, хоть и хорошая эта мобильная связь, но делают короткие антенны в аппаратах и поэтому плохая слышимость. Поднимаюсь на возвышенность. Ух, запыхался.
-Стареешь, шеф.
-Ты тоже, тем более - старше меня. Что, прямо сейчас на бабе? Это не та, которой собирался делать ремонт?
-Я же тебе серьёзно говорю, что пишу книгу. Написал уже 12 страниц.
200
Продолжение 10 следует.
На Стихи. ру – публикуются мои стихи. которые
рождаются ежедневно.
мой сайт:
www.kapczov-stihi.ru