Жив и здоров старый друг. Слава богу!
Помню ли я Володю Лаврентьева? Конечно, помню. Как же можно забыть свой первый школьный день! Первого сентября 1957 года в Оренбурге стояла невыносимая жара. Термометр показывал тридцать градусов по Цельсию. Я с родителями на днях приехал из города Таганрога, где мой отец почти год находился на учёбе. Запоздалое появление семьи в Оренбурге вызвало ряд недоразумений. Я оказался без школьной формы, ученических принадлежностей, а главное, без цветов для учителей. Сначала меня коротко постригли, оставив лишь ненавистную чёлку. Впопыхах моим родителям удалось кое-что купить из остатков на прилавках магазинов. Это были объедки пирога, дефицитные товары расчётливые оренбуржцы давно расхватали. Мне достались несообразные сезону серые шерстяные гимнастёрка и брюки. Громоздкий, тяжёлый портфель. Это при моём-то малом росте и хрупком телосложении! Лишь фуражка с блестящей кокардой, широкий ремень с золотистой, как у солдат пряжкой, и добротные ботинки были вполне приемлемы. Дедушка Вася — отец моей матушки мог порадовать учителей (но только не меня) букетом свежих, красных роз, нарезанных в саду у фронтового друга.
Итак, утром первого школьного дня, обливаясь потом, волоча неподъёмный портфель, набитый всякой всячиной, я прибыл с цветами в школьный двор.
Начальная школа №4 находилась на перекрёстке улиц Советской и Максима Горького, как раз напротив здания народного суда Ленинского района. Школа представляла собой одноэтажное кирпичное здание дореволюционной постройки. Вход в школьный двор был со стороны улицы имени пролетарского писателя.
Во дворе я увидел принаряженных родителей с детьми, которые с нетерпением ждали появления руководства школы и учителей. Они скоро появились, и началась сортировка учеников по классам. Я попал в класс Марии Семёновны (к сожалению, её фамилия в памяти не сохранилась). Эта полная, небольшого роста женщина средних лет, с пучком скрученных на затылке волос производила приятное впечатление.
Разглядывая своих будущих одноклассников, я обратил внимание на рослого, крупного мальчика. Он был одет в обычную одежду. В руке "Гулливер" держал большой, видавший виды чемодан. Через пару минут Мария Семёновна предложила нам, будущим питомцам разобраться по парам и следовать вместе с ней внутрь школы. И вот тут "Гулливер" выбрав меня, пристроился в хвосте торжественной процессии. Видимо, он понял, что я замешкался и в общей неразберихе не могу самостоятельно принять решение. Лицо незнакомца было открытое и простодушное, с первого взгляда внушало доверие. Так состоялось моё знакомство с Володей Лаврентьевым.
В отличие от меня, Володя умел хорошо читать и рисовать. К учёбе в школе его заранее готовили. Мои же первые "успехи" не впечатляли, а удивляли. Однажды, вернувшись с занятий, я застал дома свою матушку с соседкой.
— Как успехи в школе, малыш? — спросила любознательная женщина.
— Отлично! — выпалил я, не моргнув глазом.
— Что пятёрочкой хочешь порадовать?
— Да пятёркой — двойкой и тройкой, — гордо отчитался я, не понимая глупости своих слов. Понял я суть изменившейся ситуации позже, когда с тяжёлым портфелем, мешочками для чернильницы и сменной обуви каждый будний день стал ходить на занятия. Набираться знаний, чтобы занять достойное место в жизни.
Со временем я познакомился с родителями Володи и его младшей сестрой Леной. Лаврентьевы жили в 13-м военном городке, расположенном за учебными корпусами Оренбургского лётного училища. Это совсем близко от реки Урал, на противоположном берегу которого Зауральная роща. Семья Лаврентьевых жила в крохотной двухкомнатной квартирке и испытывала материальную нужду. Дело в том, что Лаврентьев старший, военный лётчик транспортной авиации недавно был уволен из армии. Его отказ бомбить заторы на реке Урал в период ледохода командование оценило негативно. Не разобравшись в причинах поведения Лаврентьева старшего — сложные метеоусловия, болезнь пилота — одним махом решило судьбу принципиального офицера. Мать Володи — Мария Ивановна делала всё возможное для того, чтобы наладить семейную жизнь. Но горький осадок генеральской несправедливости остался в душе военного лётчика и его близких навсегда. Именно поэтому робкий по натуре мой товарищ стал ещё и недоверчивым и малообщительным человеком.
Мария Ивановна была активисткой в школьном родительском комитете. Ни одно значимое мероприятие не проходило без её участия. Педагогические познания, терпение и труд были свойственны этой незаменимой помощнице нашей учительницы Марии Семёновны.
— Надо любить свою учительницу, относиться к ней с глубоким почтением. Мы в своё время, встретив учительницу на улице, шапки снимали, — поучала нас ласковая и заботливая Мария Ивановна. Эти советы мудрой женщины мои одноклассники принимали за чистую монету. Встретив Марию Семёновну за дверями школы, и в дождь, и в холод, стягивали с головы картузы и шапки. Разве что в ноги не кланялись. Нет, это не ирония, так было на самом деле и запомнилось надолго.
Два года я проучился с Володей в начальной школе. Понемногу набрался ума, преуспел в учёбе, стал октябрёнком. После окончания двух классов поменял место жительства, школу, но с Лаврентьевым связь не потерял. Дни рождения мы отмечал вместе и часами не могли наговориться. Мария Ивановна умела готовить вкусную пищу и любила щедро угощать. Всегда приветливой была и младшая сестра одноклассника — Леночка. Я мечтал стать юристом, а мой товарищ — биологом. Вся его комната была завалена книгами об обитателях водной среды, преимущественно рыбах. Меня это не удивляло: ведь у каждого из нас есть свой интерес в жизни. Стремительно летели годы, детство заканчивалось.
После успешного окончания средней школы я и Володя Лаврентьев решили увековечить десятилетие нашей дружбы ярким, незабываемым событием. В ту пору дедушка Вася — отец моей матушки заведовал милицейским профилакторием на берегу реки Сакмары. Профилакторий это, конечно, громко сказано. В лесу у села Татарская Каргала были развёрнуты с десяток сборно-разборных деревянных домиков и построен причал для лодок. Это место оренбургское милицейское начальство использовало в свободное от работы время для рыбной ловли. Мне и бывшему однокласснику пришла в голову хорошая идея — не только погостить у моего дедули пару деньков, но и вернуться домой водным путём на плоту. Это путешествие для нас, неоперившихся юнцов казалось сногсшибательным мероприятием.
Лаврентьев старший имел мотоцикл с коляской. На этом драндулете в один из летних дней я и "Гулливер" были доставлены в профилакторий. Посетители в нём отсутствовали. Мой дедуля, добрый и приветливый человек, попотчевал гостей ушицей и чаем из трав. В ответ же получил хлеб, колбаску и, конечно, бутылочку уважаемого им доброго винца. Захмелев, ушёл спать в один из домиков и вскоре громко захрапел. Теперь мы, будущие юрист и биолог охраняли государственное имущество, на которое никто из жителей Татарской Карагалы никогда не посягал.
Володя был просто очарован пристанищем рыбаков. Оно утопало в зелени и выглядело сказочно. Приятель вечерами с причала для лодок подолгу любовался быстрой, извилистой рекой Сакмарой. В её глубинах было полным-полно обитателей водной стихии, изучением которых Володя хотел заниматься. Меня же это благолепие мало трогало — насмотрелся.
Два дня пролетели быстро. Рыбалка, купание, загорание, изготовление из старых полуразрушенных лодок катамарана — всё это было увлекательно и интересно. Утром третьего дня я и Володя на самодельном катамаране поплыли домой. От Татарской Каргалы до Оренбурга по дороге чуть более двадцати километров. Но до слияния Сакмары с Уралом маршрут гораздо протяжённее. Поэтому наше путешествие могло продлиться не менее пяти-шести часов. Кстати, мы планировали и остановки в пути. Прощаясь с нами, дедушка Вася в шутку или всерьёз проворчал:
— Эх, гостенёчки, могли пожить бы подольше. Опять мне одному караулить это хозяйство. Но эти челпенцы и бишара вряд ли на базу сунутся... Знают меня! — многозначительно закончил он. Кто такие челпенцы и бишара мне и Володе было невдомёк, но в смелости бывшего фронтовика я убеждался не раз. Жаль, что через два года он отдал Богу душу.
Катамаран нёсся по главному притоку реки Урал, разнося вдребезги рыбацкие "колья" для ловли рыбы в проводку. Кое-где приводил в негодность и перемёты. Но что было делать? Катамаран был практически не управляем. Мы имели лишь длинный шест, чтобы плот не прибило к берегу.
Володя говорил, что в горных верховьях речная долина будет живописна. Там река якобы течёт в ущелье и имеет множество перекатов, окруженных скалами. Однако на пути к Оренбургу на берегах Сакмары мы наблюдали только кустарник с лесом и травянистые террасы. И всё же уральская природа завораживала. Лето было в полном разгаре, полуденное солнце заставляло искать укрытие, которого на катамаране не было. Поочерёдно обливая друг друга речной водой, я и Володя боролись с жарой. Голод утоляли припасёнными консервами и хлебом.
К вечеру жара начала спадать, дышать стало легче, но давала о себе знать усталость. Впереди замаячило какое-то гидросооружение. Мы подплывали к месту слиянию двух уральских рек Сакмары и Урала. Причалив к берегу и бросив катамаран, закончили путешествие, посвящённое десятилетию нашей дружбы.
Как же много воды утекло с тех пор. С Володей Лаврентьевым я больше не встречался. К сожалению, судьба не предоставила такого случая. Теперь я знаю, что Владимир Иванович вместо биолога стал врачом. Ныне в Оренбурге он заведует отделением в одной из городских больниц. Семьёй не обзавёлся, зато имеет чудесных племянников. Живёт в отчем доме по-старому адресу. Жив и здоров старый друг. Слава Богу!
© Copyright:
Валерий Хлызов, 2017
Свидетельство о публикации №217070200201