В Большой речке небо затянуло тучами. Влажная, сумрачная мгла поползла к полям и видно было, как там серо полоскал рукавами дождь. Осип вернулся неся на бровях ядреные капли влаги.
- Съездили...такую-то мать.
Асташа, усмехаясь, доставал ложкой кашу из чугунка.
- Раздевайся батя. Нечего мокнуть.
На завтра Смагины свозили жерди с полей. Лучшее, по-хозяйски, поставили в колхозный амбар, по-хуже свезли к себе.
- Не то время, чтобы выгадывать,- разворачивая телегу, пробурчал Осип.
- Батя,- помолчав, сказал Иванька,- люди говорят немцы Минск взяли.
- Как так,- растерянно замер Осип.
В субботу Володька запряг лошадь, отправился в город за товарами и новостями. На станции пахло сожженным углем. У вагонов рабочие в черных мундирах
торопливо сновали по перрону. На обклеенных стенах изорванные куски газет. По площади ходила баба с бадейкой, черпала поварешкой воду:
- Рубь до сыта! Рубь до сыта!- выкрикивала она.
Тут же торговали семечками и простоквашей.
- Вешай кило,- худощавый мужик подставил банку.
- Не полагается так-то,- прошептала девица,- айда за мной, видишь с краю двухэтажный дом? Иди туда, я сейчас подойду.
- Кого потеряли хуторяне?- окликнул их бывший деревенский парень.
- Да вот, скобы ищем с утра,- улыбнулся Иванька.
- А мне баба во, наказала, - Матвей ощеряя зубы, мотал над головой шубой.
Потом достал из кармана табак, скрутил самокрутку, постоял, помолчал.
На скособоченных верхушках престарелых осин кричало встревоженное воронье.
Вытянутые ветром облака таяли в небесной синеве.
- Ишь какая погода стоит,- раздумчиво проговорил Матвей. Где-то теперь наши мужики? - были бы только живы.