ПАСТУХ И РОЗА
Давно это было. Люди в ту пору со зверями свободно общались, и чудеса разные часто случались. Времена были такие.
В прекрасной долине, окружённой со всех сторон высокими горами, жил со своей семьёй скромный пастух Сако. Каждый день на рассвете открывал он загон и шёл, окликая собак и овец, через холмы на равнину, где трава, напоённая горными ручьями, всегда сочнее. С трёх сторон горы, впереди зелёная гладь, а далеко за ней, на высокой скале – старинный княжеский замок. Зловещей каменной глыбой возвышался он вдалеке, и ходили слухи, что там живут оборотни. Впрочем, толком никто и не знал, где правда, а где болтовня. Говорили о князе и о каком-то заклятье. И о том, что в день полнолуния бывает там страшно.
Было свежее раннее утро. Солнце медленно выкатывалось из-за гор. Овцы сонно паслись по брюхо в тумане, жевали траву и двигались дальше. Они редко вступали в беседу, да и то: «природа, погода…». Что с них взять – овцы и есть. Пастух медленно брёл сквозь прохладу.
– Здравствуй, здравствуй, Сако, ты чего такой хмурый? Всё вздыхаешь, вздыхаешь… – услышал он щебетанье Синички. – Посмотри, какой день начинается! Будет ясно, чудно, прекрасно!
Тот угрюмо шагал, глядя вниз. Сапоги сбивали росу. Длинная палка мозолила руку. Он взглянул на жёлтую птичку:
– Ну, здравствуй, моя щебетунья, всё порхаешь. У тебя жизнь чудесна: лёгкость, простор, синева! Тебе не понять меня.
– Сако, Сако, что случилось?
Человек ухмыльнулся, протянул птичке руку, погладил её, посадил на плечо.
– Лилу моя снова дурит. Взбрело же ей в голову, что в саду слишком много камней. Никому ничего не сказав, принялась она их собирать и таскать на тележке за дом. И швыряет, швыряет третий день до изнеможения.
– Туда, где родник? – испугалась Синичка.
– Был когда-то родник. Обмелел, да и высох, а теперь, вот, засыпан камнями. В молодые-то годы мы всегда его расчищали, потом как-то забросили. Лишь сырая ложбина в том месте осталась. – он вздохнул, помолчал, хмуря брови. – Да и та теперь погребена.
Синичка села ему на плечо.
– Почему ты не запретил ей?
– Я говорю: «Что ты делаешь?» А она вдруг как закричит: «Неблагодарный! Не видишь, как я убиваюсь, все руки болят от работы! Только и знаешь, как поучать, а сам пальцем не пошевелишь! Погляди, что творится в нашем саду: от камней не пройти!» Но только я взялся ей помогать, позвал сыновей, как она снова в крик: «Ну куда, куда ты кидаешь! Отойдите, всё равно не так сделаете! Мне от вас только больше работы – вечно всё переделывать надо! Что за мужики нынче пошли…» Ну, и дальше в таком же духе. Мы, конечно, сбежали скорей от её камнепада.
– Ведь она не всегда была такой.
– Нет, конечно, ведь мы были молоды, мы верили в то, что всё будет чудесно. А ведь как хороша была раньше моя жена! Как горели её глаза, какой любимой и желанной была моя Лилу! Ни одна из женщин не могла с ней сравниться! Но… дети выросли, мы постарели, ничего-то нас больше не держит, кроме общего дома… наши чувства иссохли, словно старый родник возле дома. – он снова вздохнул, глотая горький комок. – Я теперь чаще хожу по лугам, а когда возвращаюсь, она всё ворчит и ворчит… вечно всем недовольна…
Синичка вздохнула сочувственно, но, не в силах долго грустить, снова защебетала:
– Сако, Сако, погляди же вокруг – ведь весна! Посмотри, как всё зелено, как волшебно! Любовь, мечты о новой прекрасной счастливой жизни! Посмотри! Всё ещё можно возродить и исправить! Не унывай! Надо начать что-то делать, менять! Нельзя же вот так…
Но пастух перебил раздражённо:
– Любовь, мечты… не болтай! Это всё для юнцов, полных сил. Ничего уже не исправишь. Я имею то, что имею. Лилу не хочет меняться. Я много раз говорил ей об этом, но безрезультатно. – он осторожно снял птичку с плеча, подержал на широкой ладони. – А теперь, дружок, оставь меня, будь так добра. Мне надо подумать.
– Хорошо. Прощай. Полечу-ка я в рощу. – Синичка чирикнула, взмыла ввысь и исчезла в безоблачной синеве.
Он поднял с земли камень, повертел на руке, подбросил. «Вот так вот и я, словно камень, тяжестью падаю вниз. Пол жизни прожито. И что впереди? Только ссоры, раздор и мученья» – хмурил брови пастух.
Подбежала собака, возбуждённо залаяла, оторвав от раздумий:
– Хозяин, хозяин, я чую волков!
Пастух гикнул собак. Те всполошились, принялись сгонять овец в кучу. Недовольные овцы нехотя повиновались. От подножия скал отделились крупные серые тени и принялись обходить отару с двух сторон. Собаки ощерились, готовясь держать оборону. Бараны вышли вперёд, заслоняя овец и ягнят. Все тревожно заблеяли, заволновались.
Наверху зловеще кружил старый ворон. Сако сдвинул брови: «Дурной это знак».
Волки медлили, держались поодаль, но вдруг отступили, мелкой рысью направились к скалам. Сако проследил глазами и обмер: Руна, его лучшая овца, любимица жены, обречённо блеяла в той стороне. Красный ошейник – оберег, с любовью сплетённый для Руны женой, маячком выделялся на белом. Как? Когда успела отбиться от стада? Размышлять было некогда.
– Гоните всех к дому! – приказал он собакам, а сам, крепкий посох наперевес, побежал туда, где металась овца, прижимаясь к скалам.
– Осторожно, хозяин, сегодня день полнолуния. Не приближайтесь к замку! Не приближайтесь к замку! – услышал Сако и что было сил помчался на выручку.
«Полнолуние! Ерунда! Старые байки. Главное – спасти мою Руну!» – задыхаясь думал Сако.
Глупая овца нервно взбиралась всё выше и выше по выступам скал. Волки уже отступили и клацали зубами, не теряя добычу из виду. Сако звал, кричал ей, что волки ушли, но до смерти перепугана, она карабкалась выше и выше, увлекая хозяина.
Подступала ночь. Холодало. Как это бывает в горах, внезапно стемнело. Сако с тревогой думал о том, что пора возвращаться домой, но дурная овца как сквозь землю провалилась. «Жалко её. И что он скажет жене? – Ветер донёс слабое блеянье. – Вот же чертовка! Забралась ещё выше! Знать бы ещё где мы есть и как возвращаться…» – думал пастух. Он медленно продвигался сквозь сгустившийся полумрак.
Неожиданно стало светлее. Сако поднял голову: прямо над ним, улыбаясь большими глазами, плыла Луна. Она вздохнула, и серебристая полоса, переливаясь, расстелилась у ног. Где-то рядом послышался хрустальный перезвон. Овца промелькнула и снова исчезла в кустах. «Ну, держись, глупая, попадёшься ты мне!» – Сако полез следом. Исхлёстанный ветками, он пробрался сквозь провал в стене и оказался на широкой лужайке старинного парка. Тут и там вокруг клумбы с диковинными цветами в величавом порядке виднелись красивые статуи. Кряжистые деревья серебрились под луной и бросали густую тень по краям поляны. Сако остолбенел: впереди, там, за парком возвышались остроконечные башенки старого замка. В них горели окошки, мелькали тени, словно праздник шумел полным ходом. Но вокруг было тихо, и лишь хрустальный звон доносил ветерок. Пастух протёр глаза, похлопал себя по щекам, и видение исчезло. Он вздохнул, устало сел на траву, прислонившись к стволу. «Как бы там ни было, а мне надо искать овцу» – подумал он, поднимаясь, и уже было вышел из тени деревьев, как почувствовал, что вокруг всё меняется.
Перезвон превратился в тончайший заливистый смех. Луна поднялась ещё выше, протянула лучи. Пастух обомлел: дивная роза, что росла посередине клумбы в красивом вазоне, ожила, закружилась в серебряном вихре и обернулась женщиной! Темноволосой красавицей с розами в локонах. Она спрыгнула с края вазона, с наслаждением потянулась, расправляя плечи, словно вбирая в себя лунный свет. Заиграла хрустальная музыка, парк осветился огнями, и красавица Роза закружилась в чарующем танце. Статуи ожили на своих постаментах, восхищаясь и аплодируя. Даже деревья, казалось, задвигались в такт. Тёмно-вишнёвое платье сверкало драгоценной отделкой, атласом и бархатом в лунных лучах. Переливистый смех, словно сотни божественных колокольчиков, заполнил пространство вокруг. Кружась по поляне, Роза, не замечая в тени человека, приблизилась. Он стоял ни жив, ни мёртв, окутанный розовым ароматом, не мог оторвать глаз от красавицы, так изящно, с таким наслажденьем танцевавшей так близко и так недоступно… Ох, он готов был смотреть на неё до конца своих дней! Эти ножки, мелькавшие из-под платья, эти тонкие белые руки и тёмные локоны кружили голову бедному пастуху. И вот, когда она снова приблизилась, он потянулся за ней, шагнул в лунный свет и пошёл по поляне, не в силах оторвать глаз от танцующей женщины. Ноги не слушались. Получалось как-то неловко, как будто бы он разучился ходить, но он так хотел поскорее дотронуться до прекрасной руки, что как мог ковылял вслед за нею.
Увидев его, она замерла. На мгновение они встретились взглядами.
– Ах, медведь? – в её распахнутых синих глазах прочитал он испуг.
Музыка оборвалась. Растерявшись, услышал он шум захлопавших крыльев, и на поляну, закрыв собой Розу, опустился гигантский Орёл. Сако замахал было руками, но увидел, что они в бурой шерсти, а вместо пальцев – острые чёрные когти. Он опустился на лапы и, мотая тяжёлой головой, стал отступать. Орёл хищно шипел, наступая, щёлкая клювом. Сако пытался кричать, но слышал лишь медвежий рык. Вдруг из-за кустов с криком выскочила девушка в белой одежде. Волнистые волосы казались серебряными ручейками. Она решительно встала между ними.
– Стой! Не подходи! Прости мне моё любопытство. Сейчас мы уйдём и больше вас не потревожим.
На этих словах она сорвала с себя красный плетёный ошейник и повернулась к Сако:
– Скорее, бежим! А не то нам несдобровать!
Орёл опешил. Девушка прыгнула медведю на спину, обвила ошейником, и они помчались, продираясь сквозь кусты к лазу в стене. Ужасающий птичий крик и шум гигантских крыльев слышали они позади, но без оглядки бежали.
– Сако! Сако! Ты живой! Как я рада, как рада! – услышал он сквозь туман в голове. – Очнись! Вставай!
Солнечный свет резанул по глазам. Кто-то суетился и щебетал возле уха.
– Сако, ты жив! Я нашла тебя! Поднимайся, скорее домой! Твоя Лилу так волновалась, так волновалась! Всю ночь бушевала гроза, а ты куда-то пропал. Вставай, Сако, вставай! – суетилась Синичка.
Приходя в себя, он сел на траву. Вспомнив события ночи, поднёс руки к глазам, ощупал лицо.
– Уф, представляешь, Синичка, мне приснилось, что я был медведем!» – выдохнул он с облегчением и огляделся. Было ясный день. Рядом мирно щипала траву его Руна. На траве возле ног лежал её красный ошейник…
Теперь Сако ещё чаще отсутствовал дома. Боясь ранить проницательную Лилу, он стал сдержанным, занятым, очень серьёзным. Но сердцем летел туда, где на диковинной клумбе цвела его Роза. Взобравшись на скалу, он не раз приближался к ограде, но не смог обнаружить проход, сквозь который вошёл и вышел той ночью.
Снова травы шуршат под ногами, пьянят луговым ароматом, волнами катятся до горизонта за ветром. Снова посох в руке. Снова небо и вечные горы.
– Что со мной происходит, Синичка? Я сам не свой. Мне хочется жить!
– А раньше ты разве не жил? – птичка вспорхнула ему на плечо.
– Жил. Но теперь хочу жить ради Розы. Я вижу её в моих снах. Она так прекрасна, что я не смею дышать! Когда она рядом, я говорю с ней стихами. Мне хочется петь, танцевать с ней, смеяться! Я люблю её всем моим сердцем! О, как много могу я отдать за то, чтобы быть с нею рядом!
– А как же… Лилу?
Сако помрачнел, опустил глаза, тяжело вздохнул.
– Она давно меня не любит. Да и я тоже…
– Но…
– Я знаю! – оборвал он Синичку, – Я знаю, что не должен так поступать. Но что же мне делать? Я люблю Розу! Без неё мне не жить! Она теперь цель и смысл, она – всё, что мне нужно. Моя муза, моё вдохновенье, моя отрада! К тому же, представь, у меня мало времени.
– Почему?
– Я не молод. Оглянусь я, бывало, назад, а пол жизни уже пролетело. Всякое было – и хорошее, и плохое… Помнишь, я насмехался, когда ты восхищалась весной. Я думал, любовь – для юнцов… но я ошибался. Боже мой, как же я ошибался, Синичка! Теперь твоя очередь надо мною смеяться. Потому, что я снова познал, что такое Любовь.
– Разве можно… над чувством. Это скорее печально…
– Но я счастлив! Тебе не понять, как я счастлив! Я люблю её! Люблю мою Розу! Я сделаю всё, что она пожелает! Пусть только скажет! Для неё я готов сделать всё!
– А что же она?
Сако помрачнел, расшвыривая сапогами тяжёлые травы. Повисла тяжёлая пауза и Синичка уже пожалела, что задала этот вопрос. Совладав с собой, пастух заговорил:
– Она… ничего. То есть в моих снах, когда я говорю ей о чувствах, она просто молчит. Нет, сначала она как будто бы радовалась, расцветала, её аромат становился сильнее. Я чувствовал: ей приятны мои слова, понимаешь. Мне казалось, она принимает мою к ней любовь. Просыпаясь, я мечтал снова уснуть, чтобы встретиться с ней, говорить-говорить обо всём. И вот однажды я решился сказать, что люблю её пылко и страстно… – он вздохнул. На лице отразилось страдание. Он как-то даже ссутулился, – Я позвал её за собой, предложил ей руку и сердце. Да что там – всю мою душу готов был отдать за согласие разделить мои чувства! Я хотел забрать её из проклятого сада, от князя. И теперь она вдруг замолчала.
– Замолчала во снах?
– Она ушла. Я больше не вижу её. Не могу больше с ней говорить.
Это прозвучало глухо и так обречённо, что Синичка вздохнула.
Он долго так шёл по мокрой траве. Казалось, Сако, погружённый в раздумья, не разбирал дороги. Но Синичка видела, что как бы он ни старался пойти в другом направлении, ноги всё равно вели его к скалам, в углубленьях которых пролегала тропинка к вершине холма.
– Сако, что ты делаешь? – Синичка вывела его из раздумий.
– Вот видишь, дружок, я снова и снова, как зачарованный, возвращаюсь в это зловещее место, освящённое той, что люблю больше жизни. Князь – чудовище! Проклятый оборотень! Наверняка это он её заколдовал, чтобы скрыть от чужих глаз. Роза цветёт, чтобы радовать монстра своим ароматом. Она не должна быть игрушкой! Он её не достоин! Розу надо спасти!
– Сако, Сако, успокойся. Я уверена, это не так. Пойдём-ка лучше домой. Тебе нужно поспать.
– Ты права. Лети. Не волнуйся, я возвращаюсь.
«Нет, я не сдамся», – думал Сако, сбивая стебли высоких трав. Овцы мирно паслись вдалеке. Он окинул их безразличным взглядом. Мысли навязчиво возвращались к цветку: «Я должен бороться, должен пытать своё счастье! Я не из тех, кто отступается при первой же неудаче. Надо на что-то решаться. Надо решаться! Она не ответила мне. Может быть это страх перед князем? Я должен узнать её чувства ко мне. В глазах столько нежности, столько любви… что это было? До полнолуния несколько дней, надо успеть…» – пульсировало в голове.
Вечером он отвёл Руну в сторону:
– Твой ошейник… он помог нам войти и выйти… в чём его сила?
– Его сила – любовь твоей жены, вплетённая в него. Это мой оберег. Для меня. Попроси Лилу, и она тебе тоже сделает.
– Благодарю, но хомут мне не нужен. – он ухмыльнулся, отправился в дом.
«Неужели все эти сказки на самом деле работают? Помню, когда-то Лилу мне дарила… где же его поискать?» – думал Сако, шаря во всех местах, где хранились старые вещи.
– А, вот он! Нашёл!
– Что ты нашёл? – Лилу вошла, вытирая руки о передник. Из-под косынки выбились пряди волос. Она окинула комнату взглядом, нахмурилась:
– Ты зачем это бардак наводишь? Что же это такое? – упёрла руки в бока, набирая побольше воздуха, но увидев в руках мужа пожелтевший от времени оберег, который с такой любовью вышивала, вдруг осеклась, посмотрела на мужа, хмыкнула и удалилась.
На заре Сако надел оберег и вышел из дома. Его терзали сомнения: «А что, если Роза надо мной посмеётся? А что, если разгневается и прогонит? А что, если не захочет меня даже слушать? А что, если оборотень будет там? И вдруг оберег не поможет?». Чем ближе подходил пастух к заветной скале, тем сильнее сгущались тучи. Ветер дул с такой силой, словно хотел повернуть Сако к дому. Но тот упрямо шёл к своей цели.
Тем временем в княжьем саду небо было безоблачным. Нежные лучи рассвета позолотили деревья, могучими стражами стоявшие вкруг поляны.
– Доброе утро, милая Роза. Как вам спалось? Мне показалось, я чувствую некую грусть в вашей улыбке.
– Доброе утро, мой князь, нет, это вам показалось. Я счастлива снова чувствовать вашу заботу.
– У меня есть сюрприз. Закройте глаза.
Она засмеялась – словно хрустальный бубенчик запрыгал по саду:
– Князь! Где вы видите глаза у цветка?
– Роза, для меня вы всегда – самая очаровательная женщина на всей земле. Никогда я не перестану заботиться о вас. И, пока вы цветок в моём саду, я всегда буду поливать вас и оберегать от дурного влияния непогоды. Над вами всегда будет чистое небо. И дожди всегда будут тёплыми, нежными, как мои прикосновенья. Солнцу я не позволю испепелять вас, оно будет ласковой мамой. Как самый привередливый садовник, я буду выпалывать все сорняки, чтобы они не касались ваших нежных изящных листьев. Я всегда буду боготворить ваши бутоны, оберегая в них тонкий ваш аромат. Наслаждаться им – благословенье судьбы. Итак, закройте глаза. И не смейтесь, а то, я боюсь, не получится.
Князь распахнул свой богато расшитый камзол и вынул от сердца стеклянную колбу. Посмотрев сквозь неё на солнце, он прошептал заклинание и убедился, что жидкость пришла в движение. Улыбнувшись, он откупорил сосуд и вылил всё в лейку. Тот час же послышался хохот множества голосов и смешливые розовые пузырьки, теснясь и толкаясь, высунулись наружу. Князь полил этой жидкостью Розу. Словно от щекотки, Роза захохотала. Князь смотрел на неё и сам не мог удержаться: смеялся, держась за живот. Сотней радужных колокольчиков неслась по лужайке радость. Все цветы и деревья, статуи и даже трава – хихикали и хохотали на все голоса, пока не лопнул последний из пузырьков.
– О, князь, благодарю вас. Ваш сюрприз весьма удался. – промолвила Роза, едва отдышавшись. Это просто чудесное начало дня для меня! Как мне бы хотелось выйти из цветочного плена, чтоб радоваться жизни вместе с вами.
Бледное лицо князя снова стало печальным. Он встал на колени, дотронулся до цветка.
– Не теряйте надежды, моя дорогая. День и ночь я читаю волшебные книги старого чародея. Каждый новый рассвет приближает нас к тому дню, когда я смогу прикоснуться к вашей руке. Вот и сейчас, если позволите, я пойду с новой силой учить заклинания.
– Да, князь, извольте. Мне сегодня так радостно и хорошо, что я с лёгкостью вас отпускаю.
Он прикоснулся губами к бутону, и лепестки его тотчас раскрылись. Нежный розовый аромат расплылся повсюду.
– Возьмите себе мой цветок, милый князь. Пусть он поможет вам в ваших поисках.
– Я не могу причинить вам такую боль. Я не смею.
– Если вы не возьмёте его, он усохнет от глупой тоски. Я прошу вас. И почаще смотрите на мои лепестки. Нынче мне неспокойно.
Князь бережно отломил едва раскрывшийся цветок, прижал его к сердцу и удалился в библиотеку. В его сердце вот уже несколько дней занозой сидела тревога.
Погрузившись в письмена и свитки, князь не заметил, как задремал. Звон стекла вырвал из сна. Порыв ветра распахнул окно, разметал бумаги. Князь с тревогой взглянул на цветок: лепестки его были черны. За окном клубились свинцовые тучи, ветер свистел, неистово проносясь в кронах деревьев, гнул их до самой земли. В ужасном предчувствии князь помчался вниз. Не успел: возле разбитого вазона, не понимая, что он натворил, сидел несчастный Сако. Раненая Роза лежала на земле, не в силах даже стонать. Шаровая молния гневно шипела, кружась по поляне.
– Зачем ты к ней прикоснулся? – в ярости выкрикнул князь.
Он оттолкнул пастуха, упал на колени, пытаясь сгрести чёрную землю на оголённые корни. Ещё утром шикарные розы безпомощно сникли. Князь нервно встал. Гнев и отчаянье перекосили его красивое бледное лицо. Совладав с собой, он повернулся к Сако:
– Нет тебе оправдания за то зло, что ты совершил! В наказание, быть тебе снова медведем. До полнолуния ровно три дня. Если ты не спасёшь её – навсегда останешься в шкуре. А жена твоя будет цветком засыхать средь камней. Сыновьям же твоим быть теперь сорняками. А теперь, уходи! Оставь нас! – выкрикнул князь с такой силой, что медведь отпрянул и стремглав бросился вон.
Шаровая молния понеслась, рассекая воздух, в долину. Лилу, почуяв опасность, вышла из дома. Она стояла, глядя на грозное небо, когда вспышка света вдруг обожгла, ослепила её.
Падая от усталости, медведь вошёл в дом. Сколько ни звал он Лилу, детей, они не откликались. Слабый стон донёсся со стороны двора. Там, средь камней, на выжженной чёрной земле он увидел увядшую лилию.
– Лилу, что же я натворил с собой и тобой! Лилу, ты меня слышишь?
– А-а-аххх… – только и смогла прошептать она.
Как он ни был разбит от усталости, не зная, что делать, пошёл медведь искать свою жёлтую птичку.
– Сако, Сако, что же с тобой приключилось? – с изумленьем его узнавая, щебетала Синичка. Выслушав, повздыхала, поохала и сказала:
– Выход только один: иди к старому Ворону. Только он теперь сможет помочь тебе стать человеком. Не упрямься и не рычи. Собери ему угощенья в котомку и ступай на высокую гору к одинокому дубу. Там сидит мудрая птица последнюю сотню лет. Всё он ведает, но не всем помогает. Ты должен попробовать. Скорей, мало времени!
Эх и трудно же быть вдруг медведем! Лапы не слушаются, всё из них выпадает. Сако так рычал от досады, что стены старого дома дрожали. Но справился: положил-таки сыра и хлеба в котомку, продел в неё голову и что было сил побежал к старому дубу.
Ворон строго взглянул на него круглым глазом и отвернулся, втянув голову. Медведь виновато склонился, вытряхнул из котомки гостинцы, отступил в ожидании. Долго ждал так Сако, уж смеркалось, когда мудрый Ворон, обдумав, соизволил с ним заговорить:
– Что ты хочешь?
– Я? – он опешил. Так долго в дороге крутил в голове он слова, а теперь растерялся. – Я… я хочу быть с Розой.
Ворон разгневался:
– Глупец, вот, смотри, что ты просишь!
Ворон вскинул крыло, и медведь увидел как наяву: гневный князь убивает его наповал одним взглядом. Роза погибла. И лежат они вместе в могиле, на которой плачет Лилу.
– Ты действительно этого хочешь? Подумай ещё раз.
– Князь – чудовище, жестокий оборотень! Он не может любить её так, как люблю её я!
– Что ты можешь об этом знать? Князь заключён в тех стенах старинным заклятьем. Его жена заколдована. Он поливал её чудодейственным зельем, хранил уже две сотни лет от всяких невзгод. Двести лет мечтают они вновь прикоснуться друг к другу, но не могут. Он ищет, но не находит нужную книгу. Ты вмешался. Значит было начертано так. Что ж, посмотрим. – он помолчал. – Так чего же ты хочешь?
– Я люблю её и хочу, чтоб она была счастлива. – прорычал бурый зверь, понурив усталую голову.
Ворон сипло расхохотался.
– И за этим ты так далеко ко мне шёл? Мог бы просто остаться и поливать свою лилию до конца ваших дней. Ты не этого хочешь! Думай! Думай, скорей!
– Мне трудно в этом признаться, но я просто хочу снова стать человеком и быть счастливым. – прошептал он, и слёзы потекли по его мохнатым щекам.
– Во-о-от! Наконец-то я вижу: ты понял. И теперь я могу тебе дать то, что просишь. Но запомни: путь этот труден. Стоит ли начинать? Дойдёшь ли до счастья?
– Я попробую. О, мудрец, скажи, что мне сделать?
– Первым делом принеси мне воды из того родника, что за вашим жилищем.
– Он же высох! – в ужасе крикнул Сако.
Птичий взгляд пронзил его насквозь.
– Не высох. Завален камнями.
– Но камни сами нападали за столько лет! Я думал, в горах это неизбежно.
– Всё плохое приходит в нашу жизнь само. Но если хочешь чего-то хорошего, над этим надо трудиться. Таков закон жизни. Ты позволил камням засыпать чистый родник энергии вашей любви. Энергии жизни!
– Но как же мне быть? – взмолился медведь, – Вот, и жена меня не послушала, завалила ложбину!
– Ты за это тоже в ответе. Там, где ты проявлял терпенье и мягкость без мудрости, твердели пороки Лилу. К тому же на многое ты закрывал глаза, думая, что от твоей доброты всё само образуется. Получилось наоборот: жена не слушается, дети не уважают…
– Но… как я мог знать?
– В том то и соль, что не мог. Эх, молодость! – Ворон перемялся с лапы на лапу.
– Разве можно теперь всё исправить?
– Можно-то можно, конечно, но… – мудрец пристально посмотрел круглым глазом, – Ты готов потрудиться?
– Что нужно сделать?
– У тебя лишь два дня и три ночи. Утром в день полнолуния принесёшь мне воды. Полный кувшин. Я скажу тебе, что делать дальше. Торопись, путь неблизкий. Прощай.
Измождённый медведь грузно рухнул на пороге родимого дома. Спать, спать… от усталости он не мог шевелиться. Закрывая глаза, он услышал терзающий стон:
– Пить… пи-и-и-ить…
– Лилу, я иду. Подожди, я сейчас.
Он ринулся в дом, обшарил всё в темноте, но все вёдра и бочки были пусты. Дождей долго не было, поэтому и на улице всё было сухо. Сако соображал: с колодцем зверюге не справиться, горное озеро далеко. Остаётся только родник. «Скорее! Только б успеть. Держись, Лилу, держись, моя дорогая». – думал Сако, направляясь за дом к роднику.
Вдалеке над скалой, там, где замок, по-прежнему клубились тучи. Вспышки молний рассекали зловещее чёрное небо.
Медведь добрёл до ложбины. Неподъёмными показались ему камни. То ли лапы медвежьи мешали, то ли усталость, но ему было трудно. Но что это? Камни как будто светились! Надписи! Они загорались при каждом отблеске молнии. Он стал с интересом читать: «Равнодушие», «Самолюбие», «Жалость», «Гневливость», «Обидчивость», «Ревность» и «Злость»… Так вот оно что! Он швырял и швырял эти камни прочь, расчищая завалы. «Непрощение», «Холодность», «Лень»… слова загорались и исчезали во тьме. Но вот уже показалась вода. Нет, не вода, пока только сырость. Медведь поднажал. Он не чувствовал боли в израненных лапах, в голове стучало одно: «Лилу, потерпи, я спасу тебя, скоро спасу».И странное дело: чем больше камней убирал из ложбины Сако, тем ярче всплывали в душе воспоминанья. Вот они, счастливые, едут к родителям в гости. Лошадка еле плетётся, но никто не торопит её – им так здорово вместе. А вот их первый малыш. В этом вот роднике полноводном, студёном, они его искупали. Лилу всё боялась и охала, Сако окунал, а крепыш верещал и смеялся будто бы от щекотки. А вот вспомнился случай, когда они всей семьёй пошли в тёмный лес за грибами и потерялись. Настоящее приключение! Его долго потом обсуждали с друзьями. Вереница счастливых событий и дней, угасавшая с годами, высыхавшая вместе с родником любви, возрождалась теперь, вырывалась наружу фонтаном. «Лилу, я понял, как ты мне дорога. Я клянусь, что, если все мы спасёмся, я буду очень стараться сделать счастливой нашу семейную жизнь!» – думал медведь, разбивая в кровь лапы.
– Вода-а, вода-а-а… – выдохнул он в изнеможении.
На дне отразились яркие вспышки. Путь роднику был свободен. Медведь рухнул, припав мордой к воде, зажурчавшей в камнях. Он пил, пил, пил, жадно глотая прохладу, и новые свежие силы вливались в него. Наконец, отряхнувшись, он встал.
– Пи-и-и-ить… – донеслось до него.
Он набрал в рот воды и пошёл осторожно к Лилу. Трепетно, боясь проронить даже каплю, он полил несчастную лилию. Много раз он так бегал, всякий раз замечая, что цветок как будто растёт. Убедившись, что ей хорошо, он уснул как убитый.
Проснувшись, он увидел Лилу. Она стала прежней! Он тут же вскочил:
– Проснись, Лилу, проснись, чудо свершилось! Ты больше не лилия!
Она открыла глаза, но, увидев медведя, замахала руками, попятилась в ужасе к дому:
– Медведь! Не трогай меня! Уходи!
– Лилу, не пугайся, пожалуйста, выслушай. Это я, твой Сако. Чародей превратил меня. Я всё тебе объясню. Пожалуйста, Лилу, это же я! – Сако не решался приблизиться. Его голос в медвежьем теле так изменился: стал грубым, рычащим. Неужели она не узнает?
Сев на задние лапы, медведь рассказал жене всё, что с ним приключилось. Она плакала, ревновала, кричала, но, помня, с каким трепетом спас он её этой ночью, подошла к нему со слезами, обняла и сказала:
– Мы оба попали в беду, вместе нам и справляться придётся. Сако, я могу тебе чем-то помочь?
– Да, Лилу. Ворон приказал принести ему полный кувшин воды из нашего родника. Помоги мне наполнить его.
Она принесла, но только они наклонили кувшин, как вода будто ушла, струясь под камнями. Медведь расчистил дно, голубая струйка забила, но снова иссякла при попытке приблизить кувшин. Сако сдвинул мохнатые брови.
– Колдовство. Что же нам делать?
– Надо подумать.
– Времени мало, Лилу. Если я не успею, навсегда останусь медведем. А Роза… – он замялся, посмотрел на жену.
– Да уж, понятно, чего там… – проговорила она, пряча глаза. – Пойдём лучше в дом, полечу твои лапы.
«Лилу изменилась. Будто голос стал мягче, роднее. Надо подумать, чем бы её порадовать…» – думал Сако, ковыляя следом.
После нескольких тщетных попыток набрать воду, медведь приуныл. Лилу наводила в доме порядок, по привычке ворчала, но не сильно, а так, для видимости. Собирая со стола посуду, она вдруг воскликнула:
– Сако! Нужно сделать чашу! Кажется, я придумала! Надо выложить камни вокруг родника, чтобы в них собиралась вода!
– А ведь действительно! Умница! А я-то не догадался!
Лилу просияла. Воодушевившись, они вместе принялись за работу. Медведь собирал и подтаскивал камни, а Лилу подбирала их по размеру, выкладывая как можно плотнее. Раза два у неё всё разваливалось, она ругалась, разбирала, пробовала по-другому. Медведь волновался, но всякий раз находил для неё слова одобрения и поддержки. Только к вечеру второго дня получилась купель, в которой задерживалась вода.
– К утру наберётся! – устало сказала Лилу. Глаза её лучились радостью.
Медведь вздохнул:
– Я не могу столько ждать. Завтра утром я должен быть у старого дуба. С кувшином в лапах идти буду слишком медленно. А путь-то неблизкий.
Лилу теребила платок.
– Сако, сейчас тебе нужен отдых. Давай..., я пойду… с тобой.
– Ты? Как? Со мной? Туда тоже? – он показал лапой на замок.
Она кивнула.
– Да. Я подумала, что если наполнить кувшин надо до верху, то будет лучше, если я сяду тебе на спину и ты повезёшь меня. Так будет намного быстрее, а ночью ты сможешь выспаться. Я… – это наша беда, и я тоже в ней виновата…
– Хорошо, Лилу, так и сделаем. – он растроганно уткнулся носом ей в грудь, лизнул лицо.
– Фу-у-у, целоваться с медведем я никогда не привыкну! Так что – за дело! Ужинать и отдыхать. Подъём на рассвете!
– А вот командовать надо тебе отвыкать. – засмеялся Сако, ковыляя в сторону дома.
Ночью ему не спалось. «А что, если просто помчаться туда и полить водой Розу?» – думал Сако и содрогался от своих мыслей. Гневный взгляд князя, полный отчаянья не выходил у него из головы. «Надо же – двести лет! А я-то думал, что у меня нету счастья…». Он вздыхал и ворочался с боку на бок. На кровати он не поместился, поэтому лёг на полу и ему было жёстко.
Незадолго до рассвета он подскочил. Лилу собирала на стол. Кувшин, полный воды стоял на скамье у порога.
– Полюбуйся, что я нашла. – она показала на круглый гладенький камень. Сако посмотрел вопросительно. Лилу накрыла им горло кувшина, – Не расплескаем в дороге. – довольная собой, она собирала дорожную сумку. Слово «Верность» – загорелось на камне в отблеске молний.
К Ворону добрались они быстро. Солнце только вставало. Увидев Лилу, он едва заметно порадовался. Грузно слетев, Ворон сел на краю кувшина, макнул в него клюв и запрокинул голову, словно горло прополоскал.
«Мы так долго старались лишь для того, чтобы этот старик мог напиться?» – нахмурилась Лилу, но Ворон так строго взглянул на неё, будто пронзил её насквозь. Ей стало стыдно.
– Хорошо. – проскрипел он, – Хорошо. Я доволен. Берите кувшин и несите его осторожно. В замок войдёте вы без проблем. Но выйдете ли – вот вопрос.
– Мудрый Ворон, пожалуйста, подскажи: что нам делать с этой водою? – решился спросить медведь.
– Сами поймёте. На месте во всём разберётесь. Ну, ступайте, путь ваш не близкий. Берегите друг друга. А ты – он показал на Лилу. – Во всём слушайся мужа. Как он скажет, так ты и делай. Он в ответе за вас обоих. Помни, женщина, от тебя теперь много зависит.
Чем ближе они подходили к заросшим стенам, тем черней становилось вокруг. Лилу прижималась к медведю. Ноги не слушались. Они вошли через лаз за ограду. Ветер трепал одежду и волосы испуганной женщины, мешал ей смотреть. Вековые деревья стонали, метались, рискуя сломаться. Густые тучи сверкали, словно от гнева, освещая страданье на лицах белокаменных статуй.
На клумбе, сгорбившись, словно древний старик, сидел князь. Дорогая одежда испачкана чёрной землёй, руки стиснуты, губы сжаты страданием. Увидев медведя, он медленно встал, отряхнулся, сдержанно поклонился.
– С чем ты пришёл? – хрипло спросил он.
Медведь посторонился и из-за его спины вышла Лилу. Ветер хлестал её, она крепко сжимала кувшин.
Князь, прижав руки к сердцу, протяжно вздохнул. Ветер стих, молнии перестали рвать посветлевшее небо. Стало пронзительно тихо. Лилу немного увереннее шагнула к нему, князь тоже пошёл ей навстречу. Но как только он протянул руку, тучи раздвинулись, и Луна открыла глаза. Он успел взять кувшин, и тотчас, вырастая, превращаясь в гиганта-орла, опрокинул его на Лилу, едва не ставшую снова лилией. Медведь ринулся было схватить, но лишь безпомощно замер. Возле осколков вазона, на чёрной земле застонала женщина-Роза.
– О, нет! Нет! Не-е-е-ет! – дикий крик отчаянной птицы слился с оглушительным рёвом медведя.
Лилу, обтекая, успела подставить ладони, собирая с волос драгоценные капли воды.
«Два раза спасала меня эта чудо-вода», – думала женщина, глядя на капли в руках, – «А что, если просто полить ей Сако? Тогда мы сможем уйти, и будь что будет…» – она подняла глаза на медведя, перехватив его взгляд, полный тоски и жалости к Розе. Ревность и злость закопошилась внутри. Медведь приблизился медленно, заговорил:
– Лилу, дорогая, помни зачем мы пришли. Прошу тебя, вспомни о детях. Спаси всех нас: отдай воду Розе. Посмотри на неё как на женщину – ей нужна твоя помощь. Ты добрая, славная, твоё сердце болит за других. Умоляю, Лилу!
Вся боль последних дней пронеслась перед внутренним взором. Строгий Ворон, медведь и орёл смотрели на неё напряжённо. Лилу взглянула на Розу и сердце дрогнуло. Она бросилась к ней, напоила с ладоней водой, обняла, разрыдалась. Роза вздохнула, словно жизнь потекла у неё в теле. Женщины помогли друг дружке подняться. Роза отряхнулась, расправила платье, шагнула к орлу. Тот, дрожа от волнения, ждал.
– Князь, я чувствую, всё изменилось. Луна над нами больше не властна. И я наконец-то увижу вас снова. Роза пригладила перья. Орёл наклонился, она обвила его шею и поцеловала. В тот же миг стал он вновь человеком. Роза смутилась, опустила глаза. Он обнял её крепко и нежно. Небо расчистилось, и Луна со всей щедростью посеребрила поляну. Хрустальный звон понёсся вокруг. Статуи заулыбались, дерева возбуждённо зашептались, цветы окутали всех божественным ароматом. Князь поцеловал жену, и в этот момент в небе над замком разлился разноцветный огонь. Будто северное сиянье волны танцующих линий переливались вверху, то исчезая, то вновь загораясь.
Лилу прижалась к медведю, поцеловала в самую морду. И тотчас же Сако – её прежний Сако – подхватил её на руки и закружил по поляне.
Старый ворон неторопливо парил над широкой долиной. Внизу, на сочно-зелёных лугах, белели точками овцы. Высокие горы синели вдали. Виноградники, витиеватые ленты дорог, горное озеро с лучами речушек медленно плыли под ним. Чёрная тень точкой скользила внизу.
Сако и Лилу неспеша возвращались домой. Тёплый пар исходил от земли, прогреваемой солнцем. В травах искрилась роса. Он смотрел на жену, и желание жить наполняло. Вот она – близкая и родная, такая понятная, такая живая! Такая красивая! Лилу растроганно заговорила:
– Сако, мне страшно подумать, что я могла тебя потерять.
Он взял её за руку, погладил по волосам, обнял за плечи.
– А мне так понравилась твоя хрупкая безпомощность в образе лилии! – он смеясь увернулся от её кулачка. – Ты наконец-то позволила мне проявить о тебе заботу. Я так старался, что ты расцвела, Лилу! Вот посмотришься в зеркало дома!
Он поднял её, покружил, прижал и зажмурился, не давая прорваться слезам:
– Я тоже очень боялся тебя потерять.
Они помолчали, обнявшись. Лилу подняла заплаканные глаза:
– Сако, у нас правда всё будет хорошо? Обещаешь?
– Да, родная моя, пойдём домой, дети ждут. Давай начнём всё сначала. У нас с тобой впереди столько времени! Нам многое надо успеть.
Впереди забелела отара. Стали слышны крики погонщиков и лай собак. От стада отделилась овца и резво помчалась навстречу. Собаки было погнались за ней, но, завидев хозяев, вернулись к отаре.
– Да это же Руна! Проказница! Из-за тебя мы чуть все не погибли! – Сако ласково потрепал её за загривок.
– Да, вот ведь как получается в жизни: что имеем – не храним… – Лилу обняла курчавую подружку, уткнулась в мягкую шерсть. – Я даже рада, что всё так получилось.
Синичка конечно же тоже давно поджидала Сако. Она волновалась, перелетая с дерева на куст, и, завидев издали своих друзей, взмыла вверх, не желая отвлекать на себя внимание.
– Сако, Сако, как я рада, как рада! – щебетала она из синевы. Человек поднял голову, приложил руку к сердцу, затем помахал ей в ответ.
Навстречу бежали мальчишки. Волна тёплой радости накатила: кажется, что не виделись целую вечность! Вот она – новая страница такой знакомой уютной жизни, где всё привычно, но словно по-новому ярко. Сако чувствовал, как ему хочется жить. В сердце было тепло, празднично и очень спокойно. Какое счастье – жизнь продолжается!
Покружив над долиной, старый Ворон вернулся на дуб. Устало нахохлившись, втянув поседевшую голову в плечи, забормотал:
– Да-а-а, много ещё трудов предстоит вам, Сако и Лилу, много огромных камней найдёте в душе… Но… дело сделано: ты – человек и ты снова обрёл своё счастье.
28.06.17