- А ну-ка, вон отсюда! Убирайся немедленно!- охваченная паникой, возмутилась Люба.
Внезапно она проснулась от того, что кто-то трогал её под одеялом. В комнате было совершенно темно, но, сообразив, что это Наташкин муж, она строго предупредила:- Иначе жену твою позову.
- Жалко мне тебя,- шёпотом ответил Юрка, устроившись у Любы под боком,- просто, я пожалеть тебя хочу.
Была глубокая ночь. Наташа с детьми спала в этой же комнате. Сама по себе комната была узкой и длинной, по длине всего дома. Дверь в комнату находилась посредине, при входе в которую с правой стороны стоял разобранный старенький диван, а напротив него, у противоположной стены - детская кроватка с бортиками.
Именно на этом диване, уложив вместе с собой дочурку и сынишку, легла спать Наташа. Любу она определила на ночлег в противоположной стороне этой же комнаты, на широкую кровать, стоявшую вдоль этой же стены, что и диван. А мужу Наташа постелила на кухне, на самодельном деревянном топчане, высоком и просторном.
- Убирайся!- снова повторила перепуганная Люба и, приподнявшись, стала сталкивать его с кровати.- Сейчас Наташку позову!
- Зови, она всё равно не услышит, я ей снотворного в вино подложил,- спокойно сказал Юрка с иронией в голосе,- она крепко спит.
Произнесённые Юркой слова вдруг повергли Любу в состояние шока, и она на какое-то мгновение растерялась, задавая самой себе вопрос за вопросом: «Как такое возможно? Как он мог? Неужели это правда?»
Воспользовавшись возникшим замешательством, он сразу же накинулся на Любу и навалился на неё всем своим телом. Парнем он был крепким и достаточно высоким, справиться с ним ей было не под силу.
- Отпусти меня!.. Убирайся вон!- закричала в панике Люба и начала в темноте бить его кулаками, куда попало.
- Юра! Ты что здесь делаешь?- вдруг услышала Люба из темноты удивлённый голос Наташи, появившейся у кровати.- Ну-ка, пошли со мной!
Юрка сразу же ослабил хватку и выпустил из рук свою добычу, послушно встал и ушёл вместе со своей женой, а Люба, натянув одеяло до самого подбородка, оставалась лежать в темноте с открытыми глазами. Она долго не могла уснуть после такого неожиданного нашествия.
У Любы в голове стали переплетаться мысли и воспоминания. Прошло всего каких-то десять месяцев с тех пор, как она случайно наткнулась на своего мужа и Наталью, стоявших вплотную и поедавших друг друга влюблёнными глазами. При всём этом Сергей нежно гладил её ниже пояса. Всё происходило в Любином доме. Стояли они на кухне у стола, за которым сидел ещё один гость, их сослуживец, наряженный в костюм снегурочки.
«Их даже не настораживало то, что я находилась в соседней комнате и могла всё увидеть. Надо же, устроили маскарад с новогодним поздравлением для моего ребёнка!- заново переживала Люба прошедшие события.- Наташка даже не подозревает, что я тогда их увидела и всё поняла. Как же мне было больно, но я не стану причинять ей ту же боль, тем более, что Сергей погиб и его больше нет».
Сколько нужно было тогда иметь внутренних сил, чтобы сдержать себя и не устроить скандал, всё пережить и забыть, словно ничего и не было. Воспоминания оказались для Любы слишком болезненными, и боль с новой силой пронзила её израненное сердце.
Неожиданно перед глазами Любы всплыла могила её мужа, которую она посетила всего несколько дней назад. На ней аккуратно лежала небольшая веточка с гроздью красной рябины. Сердце ей сразу подсказало, что положил её туда особый посетитель - одна из поклонниц её мужа.
«Вполне возможно, что эту рябину положила Наталья,- встревоженно подумала Люба.- По одному их виду было понятно, что они любовники. Может её Юрка знает об этом и потому пришёл ко мне ночью, чтобы, действительно, меня пожалеть, только его жалость мне не нужна... А что мне нужно, я и сама не знаю».
За окном задребезжал рассвет. Так и не сомкнув глаз, Люба встала с постели и, накинув на себя тёплый халат, выданный ей накануне вечером, решила выйти на улицу по нужде. Проходя мимо топчана, она взглянула на мирно спящую пару, где, повернувшись лицом к стене, спал Юрка, а позади него, уткнувшись мужу в спину, спала Наташа, которая словно сторожила его от нового покушения на их гостью.
«Я больше никогда не останусь ночевать в этом доме»,- подумала Люба, открывая на улицу дверь...
Постоянные преследования со стороны мужчин, с желанием овладеть ею, очень раздражали Любу. Для неё отдушиной по-прежнему продолжала оставаться работа, покраска автомобилей с их предварительной подготовкой - любимое занятие, позволяющее увидеть результат своего труда.
Многие клиенты были очень щедрыми и за хорошую работу старались отблагодарить. Кто арбузы привезёт, кто толстолобика метровой длины, кто мяса оковалок, кто тушёнки солдатской в металлических банках, и много чего другого отвозилось ими по указанному адресу в дом Любиной свекрови, у которой по-прежнему остался жить её сынишка.
Люба была готова работать и день и ночь. Когда рабочий день подходил к завершению, она не знала, куда себя деть. Ехать в Раздольное ей не хотелось, там стоял мрачный дом, в котором её никто не ждал, даже кота и собаки не было в нём. Дом с «приведениями», где в любой момент на неё могли покушаться, вызывал у неё отторжение, а ехать к свекрови тоже было настоящим наказанием.
Ощущая себя совершенно одинокой, несчастной и потерянной, она понимала, что ей срочно нужно что-то менять в своей жизни, но что именно, она пока никак не могла решить.
- Тебя Анатолий Герасимович вызывает, просил срочно подойти,- оповестила Любу, подошедшая к ней директорская секретарша, молодая и даже очень симпатичная девушка.
- А что за срочность такая?- удивлённо спросила Люба, нанося шпатлёвку на зачищенные вмятины очередного автомобиля, готовившегося к покраске.
- Я не в курсе, но просил вызвать срочно,- ответила секретарь и поспешила назад в контору, оставив Любу наедине с её мыслями.
Нанеся на машину всю шпатлёвку, находившуюся на шпателе, Люба покинула рабочее место и, оставаясь в недоумении, направилась в кабинет директора.
- Вызывали, Анатолий Герасимович?- спросила она, приоткрыв дверь кабинета.
- Да, проходи,- последовал ответ директора, который, тут же подняв трубку телефона, сказал:- Я сейчас сделаю один звонок. Дело в том, что с вами хочет поговорить председатель сельского совета.
- А что, собственно, случилось?- снова удивилась Люба, присаживаясь на стул, предназначенный для посетителей.
- Он сам вам всё объяснит, - ответил Анатолий Герасимович, ожидая, когда на другом конце провода поднимут трубку.- Ну что, моя сотрудница у телефона, вы можете поговорить с ней лично.
Люба взяла трубку, протянутую ей директором, и произнесла:
- Алло!
- Фомичёва Любовь Николаевна?- услышала она в трубке своё имя.
- Да.
- Очень хорошо! Я попрошу вас сегодня подойти в сельский совет, у меня к вам очень серьёзный разговор, по телефону говорить будет не удобно, поэтому жду вас сегодня у себя в кабинете.
Сельский совет находился в этом же селе, где работала Люба, в селе Богатырь. Это село, а так же село Отрадное и село Раздольное, в котором жила Люба, объединялись в единый совхоз под таким же названием «Богатырь».
В этот день Любу отпустили с работы немного пораньше. Прибывая в размышлениях, чтобы это значило, она направилась к выходу, проходя через проходную.
- Любаня, зайди ко мне на минутку,- вдруг выглянув в приоткрытую дверь, обратилась к ней Людмила, дежурившая на проходной в этот день.
Людмиле на вид было лет тридцать семь, болела она сахарным диабетом и была очень полной, с огромным животом и светлыми волосами, собранными сзади в коротенький хвостик. Всегда весёлая и чересчур разговорчивая, она была без комплексов, даже не смотря на отсутствовавший передний зуб.
- Людочка, спешу я, меня в сельсовет зачем-то вызывают,- ответила Люба, взглянув на ручные часы,- могу опоздать.
- Я тебя не задержу, дело у меня к тебе есть,- сказала Людмила и махнув Любе рукой, скрылась за приоткрытой дверью, таким образом, приглашая её войти.
- Какое ещё дело?- спросила Люба, войдя в комнату для охранников.- Что за срочность такая?
- Мне помощь твоя нужна, знаю, что не откажешь,- как-то взволнованно произнесла Люда.- Сегодня пятница, я скоро смену сдаю, останься сегодня у меня, помоги мне арбузы на поле собрать.
- Какие ещё арбузы? О чём ты говоришь?- переспросила её Люба, толком ничего не понимая.
- На совхозном поле уже собрали урожай арбузов, но кое-где арбузы всё же остались. Одной мне тяжело справиться,- ответила Людмила, бросая взгляд на свой живот, поглаживая его рукой,- ты же знаешь, что муж мой в тюрьме сидит, а помочь больше некому. Себе тоже наберёшь.
Люба не знала, что ей ответить на странную просьбу, она ведь собиралась ехать на выходные дни в Константинополь, чтобы провести их со своим сынишкой.
- Ладно, помогу,- ответила она, в очередной раз поглядывая на часы.- Извини, мне бежать надо, я тогда из сельсовета прямо к тебе домой пойду.
Где живёт Людмила, Люба знала, она уже однажды останавливалась у неё с ночёвкой и дорогу к дому запомнила хорошо.
- Здравствуйте, я Фомичёва,- сказала Люба, войдя в кабинет председателя сельского совета.- Это вы меня хотели видеть?
- Здравствуйте, Любовь Николаевна,- ответил пожилой мужчина при галстуке, одетый в тёмный костюм,- присаживайтесь, разговор у нас будет не из лёгких.
Заинтригованная предстоящим разговором, Люба присела у стола и уже приготовилась выслушать причину столь неожиданного вызова. Однако мужчина почему-то медлил, пару раз кашлянул, как бы прочищая горло перед своей речью, но не находя нужных слов, он, наконец, произнёс:
- Прямо скажу, ваши родственники уже замучили меня. Сначала они приехали ко мне, а теперь звонят без конца и постоянно спрашивают: вы поговорили с ней?
Люба сразу не смогла сообразить, какие её родственники приезжали к нему, да ещё названивают, нет у неё здесь никаких родственников, ими могут быть только свёкор со свекровью.
- Вы кого имеете ввиду, Тамару Григорьевну и Станислава Фёдоровича Фомичёвых?- спросила она председателя сельсовета.
- Совершенно верно,- ответил мужчина с растерянным видом.- Детё, прошу тебя, откажись ты от этого наследства.
- От какого ещё наследства?- не поняла Люба и вопросительно взглянула прямо ему в глаза.
- Как, от какого?- теперь вопросительно смотрел на Любу сам председатель.- А мотоцикл с коляской? Прошу, откажись от него. У тебя ещё вся жизнь впереди, если захочешь, у тебя не один мотоцикл будет, отдай ты его им.
- Да пусть берут, тем более что он и так у них находится,- без всякого принуждения ответила Люба.- Я и не думала его у них забирать.
- Умница, откажись, отдай им всё!- обрадовался седоволосый председатель.- Сейчас я дам тебе бумагу, и ты напишешь два отказных письма от наследства, одно - от своего имени, а другое - от имени несовершеннолетнего ребёнка.
Люба написала всё, о чём попросил её председатель сельского совета. Удалилась она от него с омерзительным чувством, понимая, что за её спиной плетутся настоящие интриги.
«Неужели они не могли сказать мне об этом сами? Зачем обязательно надо было подключать сельсовет?- спрашивала у самой себя Люба, размышляя над случившимся.- Сейчас он уже точно звонит свекрови, чтобы обрадовать её. Хорошо, что Людмила меня к себе позвала, после всего, что произошло, ехать в Константинополь к таким родственникам мне что-то не очень хочется».
Люба неспеша брела по асфальтированной улице, тянувшейся вдоль края села, двигаясь почти в его конец, при этом настроение её было скверным, что придавало ей угрюмый вид. Увидев перед собой магазин, она решила зайти в него, чтобы купить чего-нибудь на ужин, хотя еда на ум совсем не шла.
Путь казался ей бесконечным, ноги не слушались, хотелось забиться куда-нибудь в угол, чтобы никого не видеть и не слышать. Наконец, она подошла к покосившемуся забору, уже знакомому ей, за которым виднелся двор, весь поросший спорышом.
Как только Люба открыла калитку и вошла во двор, из будки сразу же вылез небольшой рыжий пёс. Упав на передние лапы и прогибая спину, он одновременно и зевал во всю пасть, и радостно вилял пушистым хвостом.
- Ну что, Рыжик, узнал меня?- с грустью спросила его Люба, словно он должен был понимать её слова.- Хозяйка твоя уже дома?
- Дома я.., дома,- послышался голос Людмилы откуда-то из-за угла собственного дома, со стороны огорода.- Я ждала тебя, за нами уже вот-вот заехать должны.
«Хорошо, что я в джинсах»,- подумала Люба и сказала подошедшей к ней женщине:
- Я думала, что с работы ты ещё не пришла. Плетусь по дороге, в магазин зашла - вот, колбасы на ужин купила.
И в подтверждение сказанных слов Люба показала ей свёрток, который держала в своей руке.
- А я собиралась тебя борщом накормить,- ответила Люда.- Пошли скорее в дом, может ещё успеешь поужинать.
Не успела Люба за стол присесть, как послышался звук подъехавшего автомобиля и резкий затяжной сигнал, на который сразу же отреагировал рыжий пёс.
- Всё, за нами приехали,- предупредила Любу хозяйка дома, выглянув в окно, занавешенное белой короткой шторой.
Пережёвывая на ходу кусок колбасы, Люба первой вышла к синим жигулям «копейка», подъехавшим вплотную прямо к калитке. За рулём сидел странный тип, худощавый, на вид лет тридцати, с насупленным лицом и бегающими глазами. Люба села в машину и, не произнося ни слова, стала молча ожидать торопившуюся вслед за ней Людмилу.
Всю дорогу Люба продолжала молчать, она мысленно перебирала в памяти разговор с председателем сельского совета, пытаясь понять непонятное. В каком направлении они ехали, Люба не обращала внимания и о чём велись разговоры — не прислушивалась, до всего этого ей не было никакого дела.
С правой стороны автомобиля стали постоянно мелькать поля, а с левой - тянулась бесконечная лесополоса, уводившая их машину всё дальше вглубь. Неожиданно резвый водитель свернул влево на перекрёстную дорогу и, вывернув вправо, резко остановил машину на обратной стороне лесополосы.
- Всё, приехали,- недовольно объявил он,- дальше возвращаетесь на противоположную сторону и проходите вперёд. А теперь быстро выходим, я спешу.
- Что значит «спешу»?- удивилась встревоженная Людмила.- А кто нас назад будет везти?
- Тётка, угомонись,- последовал его ответ,- позже подъеду.
Люба первой выбралась из машины и, захлопнув за собой заднюю дверь, стала наблюдать, как Людмила покидает переднее сидение, неуклюже выкарабкиваясь наружу. Автомобиль рванул с места и, оставляя за собой огромное облако пыли, быстро скрылся из виду.
Женщины отправились по указанному маршруту. Оглядевшись вокруг, Люба не выдержала и спросила:
- Странно, а где же арбузное поле? Может нас не туда завезли?
- Оно где-то здесь должно быть,- как-то растерянно ответила Людмила,- точно говорю.
- Уже скоро вечереть начнёт, а мы даже поля найти не можем,- посетовала Люба,- и где мы теперь эти арбузы искать будем?
Они стояли замешкавшись и не знали, что им делать дальше. Оглянувшись назад, в ту сторону, с которой они на это место пришли, Люба вдруг увидела приближающихся к ним двух крепких молодых парней. Шли они устремлённо, довольно быстрым шагом, и при этом деловито держали руки в карманах своих брюк. Вид их казался угрожающим, и в сердце Любы внезапно проник страх.
Люба продолжала стоять не двигаясь, внутренний голос ей подсказывал, что направляются они именно к ней, куда-либо убегать не имело никакого смысла, потому что бежать ей было некуда.
Приблизившись к своей жертве, они резко остановились и, продолжая держать руки в карманах, стали окидывать Любу похотливым взглядом, выдавливая из себя ехидную ухмылку.
- Ну что, птичка, попалась?- спросил тот, который повыше, со светлыми волосами и бандитской рожей.
Страх сковал всё тело, но внешне Люба не подавала ни малейшего вида, что боится их. Что ей делать и как спасаться, она не знала, предчувствие беды только усиливалось.
Вдруг, самопроизвольно и неожиданно для самой себя, она кокетливо улыбнулась, строя им глазки с наведёнными стрелками и спросила:
- Неужели на меня кто-то охотится? Ой, как интересно!
Изображая на лице неподдельную радость, Люба от счастья расплылась в улыбке, чем вызвала недоумение и растерянность у своих злодеев. Наверное, им показалось, что у неё с головой не всё в порядке. Молодые люди молча взглянули друг на друга и снова перевели взгляд на свою жертву.
- Так что, покувыркаемся?- опять спросил всё тот же бандюган, вдруг скинув с себя устрашающую ухмылку.
- Я только «за»!- воскликнула Люба от радости, потому что у неё возник план действий, главное теперь, чтобы он сработал.- А где начнём? Может прямо здесь? Зачем нам ходить далеко?
Она заметила их странный взгляд, которым они снова переглянулись и появившуюся в них нерешительность. Свои руки из карманов они вынули, и теперь эти конечности болтались вдоль тела. Такой прыти от неё они никак не ожидали, и это завело их в тупик. С ответом они медлили, и Люба тут же воспользовалась паузой, продолжая:
- Вы даже не представляете, как мне «покувыркаться» хочется, просто уже сил нет терпеть,- страдающим голосом изливала она перед ними свою душу, используя всё своё актёрское мастерство,- только есть одна небольшая проблемка... Главное, чтобы я вас предупредила, и вы всё знали, тогда не страшно, тогда мне ничего за это не будет... Сифилис у меня, любые контакты запретили и бумагу подписать заставили, если что - наказания мне не избежать, а так как я вас предупредила, то последствия мне уже не грозят... Вы, как бы по своей воле, сами захотели.
- Чего-о-о?- спросил нараспев всё тот же блондинистый тип, вытаращив на неё свои зенки.
- Сифилис... у меня,- тихо и с досадой повторила Люба, глядя ему прямо в глаза.- Но я не против!
Пронзительным взглядом он просверлил Любу насквозь и, собрав во рту слюну, сплюнул ею в сторону.
Перекинувшись между собой о чём-то шёпотом, они резко развернулись и направились в обратную сторону - туда, откуда пришли.
Люба стояла не двигаясь, она смотрела вслед уходящим субъектам и дрожала от перенесённого страха, но то, что она увидела дальше, повергло её ещё в больший ужас.
Из-за поворота, со стороны лесополосы, вдруг вывернула огромная кучка молодчиков, около десяти таких же отморозков, и двинулась на встречу этим двум типам.
Только что возникшее облегчение внезапно сменилось новым кошмаром. Глянув с тревогой по сторонам, Люба попыталась найти, куда-то исчезнувшую Людмилу, но в её поле зрения она так и не попала. Куда она делась, было не понятно.
«Неужели сбежала?- подумала Люба, придя ещё в большее потрясение.- И что мне теперь делать? Да эта толпа меня сейчас разорвёт на части».
Оставаясь стоять на том же месте, она пыталась сообразить, что ей делать дальше. Её тревога усиливалась по мере того, как эти подонки и моральные уроды приближались друг к другу.
И вот, встретившись, они стали вести беседу. Любу отделяло от них расстояние метров в пятьдесят. Она продолжала стоять посреди дороги и смотреть на остановившуюся толпу, умирая от страха и ожидая своей дальнейшей участи. Одновременно все вместе они устремили свои взоры на Любу, которая стояла словно вкопанная, вовсе не пытаясь куда-либо бежать. Такое её поведение, явно, смутило их, и вдруг произошло чудо: вся эта толпа развернулась и двинулась назад, к перекрёстку полевых дорог, и скрылась за лесополосой.
От сердца отлегло и совсем обессиленная, Люба присела на краю дороги, прямо на землю, поросшую травой.
«Они так похожи на стадо гусей, каждого из которых я держала за поводок,- вспомнила она сон, недавно ей приснившийся.- Так же ходят стадом, и поведение у них такое же, как у этой птицы. Вот сон и сбылся. Но, кажется, опасность миновала».
Люба снова огляделась вокруг, надеясь увидеть Людмилу, но безрезультатно. Нужно было срочно принимать решение о дальнейших действиях, но страх никак не отпускал и не давал сосредоточиться.
Продолжая сидеть, она какое-то время размышляла над произошедшим. Вдруг за спиной послышался треск веток и сердце Любы дрогнуло. Оглянувшись, она увидела Людмилу, пробиравшуюся сквозь деревья.
- Ты куда пропала?- спросила Люба, не понимая радоваться ей или огорчаться.- Сижу тут, тебя жду, не знаю, что делать. Уже вот-вот темнеть начнёт.
- Я на ту сторону ходила,- ответила Люда.- К тебе ребята подошли, и я решила, что не буду мешать, что пусть поговорят, пойду лучше поле арбузное поищу.
- Ну, нашла?- спросила Люба, поднимаясь с земли.
- Нет, такого поля здесь не видно.
- Лучше, пошли домой,- предложила Люба,- пока ещё видно, чтобы по темноте меньше идти.
- Нас отвезти обещали,- последовал ответ,- давай, лучше, подождём.
- Ты что, действительно думаешь, что за нами приедут?
- Он обещал,- ответила Людмила, не желая идти пешком.
- Обещанного три года ждут, а на четвёртый - забывают. Говорю тебе: развели нас и кинули. Давай, пойдём своим ходом, и чем скорее, тем лучше,- продолжала настаивать Люба.
Уже долгое время они брели по полям, двигаясь в направлении села. Было очень темно и холодно. Днём в октябре солнце ещё согревало, но к ночи температура резко снижалась. Дрожа от холода, Люба то и дело
набирала скорость, но её спутница разогнаться ей не давала, потому что задыхаясь из-за собственного веса, она постоянно останавливалась, делая передышки.
Люба шла молча, почти не разговаривая. Она делала вид, что со вниманием слушает разговорчивую Людмилу, но на самом деле её мысли были заняты произошедшим. Она была уверенна, что всё случившееся кто-то подстроил заранее, но кто и зачем?
«Эти двое должны были меня заполучить и пока бы они развлекались, подошла бы целая толпа, чтобы продолжить начатое,- с ужасом размышляла Люба.- Это стало бы групповым изнасилованием. Не знаю, как я всё так хорошо придумала? Они поверили мне и испугались. Но Людмиле я ничего не скажу, может она тоже с ними в сговоре, хотя... Нет, её бросили в полях вместе со мною, но я всё равно буду молчать».
Жизнь Любы продолжала оставаться непонятной, безрадостной и запутанной. Постепенно она сдалась, вступив на путь тайных свиданий с начальником СТО, но такие отношения её тяготили, и она всё сильнее стала ненавидеть себя за свою слабость и бесхарактерность.
Не о такой жизни она мечтала, ей хотелось иметь семью - свою, настоящую, крепкую, как у её родителей, которые стали для неё большим примером. Но её семья разрушена, а новая - не предвиделась. Отчаяние шаг за шагом подталкивало Любу к иной жизни, нужно было что-то менять. На работе Люба ещё больше пристрастилась к сигаретам и курение стало для неё неотъемлемым и привычным делом.
Наступившую зиму Люба проводила, где придётся. Жила она сначала у свекрови, но иногда оставалась на ночлег, то у одной Людмилы, с которой работала на покраске машин, то у другой - из охраны, у которой в последствии Люба и осталась жить до весны, наведываясь в Константинополь только по выходным дням.
Дом в Раздольном пустовал - не было ни угля, ни дров, и Люба ждала, когда, наконец, переживёт это холодное время. Но ближе к весне руководство совхоза решило его у неё отобрать, оставив без какого-либо жилья.
«Как такое возможно? Они не имеют права так со мной поступить,- нервничала Люба, держа в руках уведомление и не понимая, что происходит.- Хотя мой муж и погиб, но у меня остался маленький ребёнок, тем более что директриса совхоза близкая подруга моей свекрови. Так, стоп... А может эту подлость её попросила сделать именно моя свекровь?»
Идти на поклон к директору совхоза Люба не стала, она решила пойти к директору СТО и объявить ему об увольнении, решив забрать ребёнка и уехать навсегда домой, к родителям. Её жизнь превращалась в бесконечный и беспросветный кошмар, которому она хотела положить конец.
- Нет, я не дам согласия на увольнение,- ответил Анатолий Герасимович на заявление Любы,- не вижу оснований, причина не серьёзная.
Тогда она написала письмо отцу, описав последние события, и обратилась к нему с просьбой приехать и забрать её вместе с сыном. Однако приезд отца тоже не дал для неё положительного результата.
- Николай Иванович, за дочь не переживайте, мы о ней позаботимся, квартиру снимем рядом с работой и вещи перевезём. Обещаю, что все вопросы решим и в беде не оставим,- уговаривал Любиного отца Анатолий Герасимович в своём рабочем кабинете.- Мы ценим её, как хорошего специалиста, а хорошими работниками, сами знаете, не разбрасываются.
Должности директора Анатолий Герасимович соответствовал по всем параметрам. Высокий, подтянутый, с тёмными волнистыми волосами, зачёсанными назад, при галстуке и в костюме, он всегда держался строго и
говорил убедительно, в тоже время располагая собеседника к разговору. А если ещё учесть, что они были примерно одного возраста, то уговорить Николая Ивановича не увозить свою дочь, особого труда директору не составило.
- Хорошо, попробую поговорить с дочерью,- последовал ответ.- Надеюсь, что волноваться за неё мне не придётся.
Выйдя из кабинета, отец направился к дочери прямо в рабочий цех и, отозвав её в сторону, сказал:
- Директор обещал найти для тебя квартиру под съём и помочь вещи перевезти. Мы с мамой твоей тоже жить начинали со съёма жилья,- но, увидев, как поникло лицо дочери, Николай Иванович добавил:- Уехать ты всегда успеешь. Очень просили не забирать тебя.
Люба даже не подозревала, сколько много хороших слов было сказано в её адрес. Отец очень гордился тем, что его дочь уважают и ценят.
Когда-то она мечтала о свободе, хотела вырваться из родительского дома, теперь же она думала и мечтала об обратном: ей хотелось вернуться домой, хотелось вырваться из этого болота, в котором она оказалась, но его трясина затягивала её всё глубже и глубже.
Жильё под съём для Любы было найдено, как и обещали - небольшой флигель в запустелом дворе, поросшем сорной травой. Внутри две комнатушки с низенькими потолками были полностью забиты перевезённой мебелью и вещами.
Оглядев свой скарб, Люба вздохнула с облегчением и подумала: «Вот и освободила им дом, пусть радуются. Я думала, что моя свекровь во всём виновата, а это скорей всего соседи на дом глаз положили. Сына своего женили, а теперь хотят его рядом с собой пристроить, уберут забор и двор общий сделают. Не удивительно, что у них на свадьбе я ногу сломала, видно тогда ещё план такой вынашивали. А может они в этом все вместе замешаны, может сговор у них, чтобы вышвырнуть меня на улицу».
Перебираться жить в съёмный флигель Люба никак не хотела, причиной был Иван Михайлович, который надеялся заходить к ней туда, когда ему вздумается, как к себе домой, считая, что имеет на это полное право. Ко всему прочему, поиском жилья занимался именно он, хотя и по указанию директора.
Разбирать вещи Люба тоже не стала, она заперла дверь на ключ и ушла к Людмиле. Но прожила у неё недолго, так как вскорости из тюрьмы возвратился её муж. Он стал бросать на Любу неоднозначные взгляды. Чтобы не стать причиной скандалов в семье, она решила уйти от них и снова перебралась жить к свекрови в село Константинополь.
Тамара Григорьевна ненавидела свою невестку, но поневоле ей приходилось её терпеть. Когда Люба снова решила вернуться к ней, то не знала, как объявить свекрови о своём решении, но помог случай, и всё решилось само собой.
Как раз в это время к ней зашла в гости родственница, жившая с ней на одной улице, баба Феня, уже довольно пожилая женщина. Они находились на кухне и беседовали, обсуждая последние новости.
- Вот, не знаю, что тебе и сказать,- жаловалась свекровь,- сучка и та щенков своих не бросает. Убить её некому!
«Да что же она убить меня всё время хочет?- подумала Люба, услышав их разговор из соседней комнаты, понимая, что говорят именно о ней.- Да ещё при ребёнке такие гадости плетут».
- Мама, зачем вы такое говорите?- возмутилась Люба, выбежав на кухню.- Вы сами Серёжку у меня забрали. Жила бы я с ним сейчас у себя, он бы в садик ходил, я - на работу, и всё было бы по-другому. Вы сами всё решили, говорили, что после аварии ему особый уход нужен, что в садик он должен ходить именно здесь, у вас. Думаете, что я не переживаю за всё это? Всё, я остаюсь жить у вас, в вашем доме.
Свекровь сразу же замолчала и уткнулась в стряпню, которую готовила на ужин, а баба Феня тут же по-быстрому испарилась. Люба молча взяла ребёнка за руку, который крутился вместе со взрослыми на кухне, и повела его в зал, где стоял чёрный пианино.
- Серёженька, скажи мне, ты свою маму любишь?
Ребёнок стоял напротив Любы, сидевшей на диване. Он вдруг, застеснялся и улыбнулся, неожиданно обхватив её своими крепкими ручонками вокруг шеи, прижимаясь к ней и не произнося ни слова.
- А, что Серёженька хочет?- спросила она, крепко прижимая к себе сынишку.
- Мама, я хочу, чтобы у меня папа был!
Сердце Любы дрогнуло, ей и самой хотелось иметь семейный очаг.
- Серёженька, но это не возможно, папы больше нет,- ответила она, не выпуская из объятий своего ребёнка.
- Пусть другой дядя папой будет.
Люба, продолжая обнимать сынишку, закрыла глаза, и слёзы беззвучно хлынули из неё бурным потоком, вырываясь изнутри с дикой болью.
Как только Люба освободила дом в селе Раздольное, ей тут же на работу пришла новая депеша - требовали возместить огромную сумму денег за порчу совхозного имущества, а именно, парового отопления, повреждённого в результате замерзания воды в трубах и котле в зимний период. В конце было приписано, что в случае отказа возмещения ущерба дело будет передано в суд.
«Совсем обнаглели, денег от меня заполучить хотят,- возмутилась Люба,- не дождётесь! Не совхоз мне отопление делал, а мой родной отец на свои кровные заработанные деньги и, если бы я знала, что нужно было воду слить, я бы, конечно, её слила».
Полученное уведомление она разорвала на несколько частей и бросила в ящик с мусором, стоявший в углу цеха.
Жизнь со свекровью не очень ладилась, она ухудшалась и, чем дальше, тем больше. Чтобы Люба не делала, всё было не так, доходило даже до оскорблений.
Однажды, приехав с работы, Люба объявила свекрови:
- Меня сегодня на день рождения пригласили, но я отказалась и поехала домой.
Она хотела этим показать, что кроме спокойствия и благополучия ей ничего не нужно, что она вовсе не такая плохая, как та о ней думает.
- А чего это ты отказалась?- вдруг спросила свекровь.
- Нет никакого желания,- ответила невестка,- тем более что с ночёвкой оставаться надо.
- Ну и что, что с ночёвкой? Ты же неуважение к людям проявляешь, нельзя без причины отказывать.
- Думаю, что никто из них особо не обидится на мой отказ.
- Так, давай, собирайся, успеешь на праздник попасть, время ещё предостаточно,- забеспокоилась Тамара Григорьевна,- хватит дома сидеть, отдохни и развейся.
Как понять такое поведение своей свекрови, Люба не знала, но возражать больше не стала и, на ходу собравшись, отправилась на трассу, чтобы вернуться в соседнее село, в котором она работает и в котором сегодня проходит торжество.
Люба открыла входную дверь и вошла на безлюдную веранду. Громко играла музыка, которая вместе со смехом и шумом доносилась из прихожей, наполненной гостями. Подойдя к настенной вешалке, она сняла плащ и повесила его на гору верхней одежды, свидетельствовавшей о большом количестве прибывших.
Любу вдруг охватило внезапное волнение и, открыв внутреннюю дверь, она вошла в комнату с гостями. Комната оказалась очень большой, вся заставленная столами, ломившимися от угощений. Праздник был в самом разгаре: кто-то пел, кто-то танцевал, кто-то смеялся сам и веселил других, а кто-то продолжал закусывать, поднимая наполненные рюмки.
На вошедшую Любу сразу обратили внимание и к ней поспешила виновница торжества, приглашая пройти к столу и усаживая её напротив молодого парня, симпатичного и на вид скромного. Люба взглянула на него и заметила, что он искоса поглядывает на неё с особым вниманием, словно изучает. Это её смутило и она подумала: «Каждый раз одно и тоже, хоть никуда не ходи, хотя этот, вроде, тихий и на наглого не похож».
Кто-то из гостей предложил тост за именинницу, и этот молодой человек стал ухаживать за Любой, однако получалось у него как-то неловко, руки дрожали и он ронял почти всё, к чему прикасался. Люба понимала, что парень очень волнуется. Сидела она молча и с ним не разговаривала, лишь благодарила за оказанное внимание.
Продолжая сидеть за праздничным столом, она с грустью смотрела вокруг себя, поглядывая на танцующих и веселящихся гостей, и пыталась понять, почему свекровь буквально выпроводила её из дома.
Вдруг возле Любы остановилась именинница, танцующая в паре с каким-то мужчиной.
- Хватит сиднем сидеть, с видом, будто кого-то похоронили! Встали и танцевать пошли! И побыстрее!- скомандовала она и, взяв Любу за руку, потянула на себя, одновременно кивая головой молодому человеку, сидевшему напротив.- Давай, вставай, это и к тебе относится! Ну-ка, потанцуй с девушкой!
Всё произошло неожиданно. Очень быстро Люба оказалась на площадке, отведённой для танцев, куда следом за ней последовал и молодой человек. Он сразу же протянул ей свою руку, но как-то неуклюже и с большим смущением. Возражать она не стала и, подойдя ближе, начала танцевать с ним медленный танец. Парень оказался довольно высокого роста, и он не плохо двигался в танце.
- Меня Фёдором зовут,- сказал он ей на ухо, чтобы она могла расслышать его слова среди шума.
- Люба,- ответила она ему без лишних слов.
Постепенно они начали общаться, и Люба из разговора поняла, что живёт он с матерью в этом же селе, не женат, детей нет, работает в совхозе, как говорится, куда пошлют.
Время пролетело быстро, и праздник незаметно подошёл к концу. Любе необходимо было где-то переночевать, поэтому решался вопрос её ночлега.
- Федя, а у вас места не найдётся, чтобы ей переночевать?- зачем-то спросила именинница именно у него.
- Найдётся,- мгновенно прозвучал ответ, с нотками радости.
- Всё, решено, у Федьки переночуешь!
- Но, как я могу? Это же не прилично,- ответила ей Люба, не ожидая такого поворота дел.
- Там его мать дома, она нормальная женщина, так что можешь не переживать. Видишь, сколько гостей много и всех надо куда-то распределить. Получился ни день рождения, а целая свадьба.
Любе ничего не оставалось, как отправиться на ночлег к Фёдору. Было уже около двенадцати часов ночи, но мать его не спала, она ждала сына. Когда запертая изнутри дверь распахнулась, Люба увидела довольно крупную женщину, которая вежливо ответила на её приветствие и пригласила войти.
Ольга Борисовна была на вид лет пятидесяти, с грубоватым голосом и крупными глазами. Её остриженные волосы, окрашенные в каштановый цвет, придавали лицу некую строгость. Она показалась Любе немного странной, потому что, совсем её не зная, встретила, как дорогую гостью.
С этого момента участь Любы была предрешена и, провожая утром, Ольга Борисовна настойчиво пригласила её в гости, да так, что отказать ей было не возможно. И вот, в конце концов, вся эта история закончилась тем, что, спустя некоторое время, она сказала:
- Бросайте уже страдать по одиночке, сходитесь и живите, места всем хватит.
- Ольга Борисовна, я ведь не одна, у меня ребёнок есть,- попыталась дать свой ответ Люба,- я не могу от него отказаться.
- А в чём, собственно, дело? Ребёнка с собой забирай и живите вместе. Федьке тоже пора за ум браться, семью заводить. Обживётесь немного и распишетесь.
Люба глянула на своего нового друга и увидела его радостную улыбку, глаза его светились от счастья и просили: соглашайся.
- Ладно, я подумаю,- ответила Люба, которая в тайне от всех мечтала о новой семье и счастливой семейной жизни.
Узнав о такой новости, Иван Михайлович вдруг рассвирепел:
- Ты что натворила? Да ты хоть знаешь, в какую семью ты попала?
- Семья, как семья,- дала ответ Люба, а сама подумала: «Знаю, почему ты так нервничаешь, теперь больше не сможешь приставать ко мне и, наконец, оставишь меня в покое».
Она действительно вздохнула с облегчением, потому что с появлением новой семьи прекратились домогательства к ней и преследования со стороны мужского населения. Распахнув на встречу этой семье своё сердце и душу, Люба почувствовала взаимную любовь, заботу и тепло.
По настоянию Ольги Борисовны, она ожидала приезд своих родителей, очень этому радовалась и одновременно сильно волновалась.
Всё складывалось как нельзя лучше и лишь одно беспокоило Любу: её ребёнок рос непослушным и совершенно неуправляемым. Ему было четыре с половиной года и заставить его слушаться было практически не возможно, поэтому ей приходилось применять над ним насилие, которое никакого результата не давало. Каждый раз он поднимал такой крик и вопль, что можно было сойти с ума.
Как-то к обеду решено было приготовить жаренный картофель, каждому по определённой порции. Все сели за стол, и Люба каждому стала выкладывать еду из сковороды в отдельную тарелку. Сначала она наполнила тарелку Ольги Борисовны, потом - Фёдора, затем приступила к тарелке сына. Наклав ему его порцию картофеля, она уже собралась оставшийся выложить себе, как вдруг раздался вой:
- Ещё! Ты мне мало положила!
Заглядывая в тарелки взрослых, он видел, что у них лежат большие горки картофеля, а у него - маленькая.
- Серёжа, если я тебе ещё подложу, то ты не съешь!- строго сказала Люба, зная точно, что сын не одолеет и этого.
- Съем!- крикнул он и начал ныть.
Ольга Борисовна и Фёдор в её разговор с сыном не встревали, они молча принялись за обед, ожидая, чем всё закончится.
- Смотри, если не съешь, то я высыплю её тебе прямо на голову,- выпалила Люба, что первым пришло ей в голову и выложила ему в тарелку и свою небольшую порцию картофеля, оставшись без еды.
Садиться за стол она уже не стала, а занялась другими делами, наблюдая со стороны за сыном и размышляя: «Ну откуда у него такой непокорный и настырный характер? Творит, что хочет, никакой управы на него нет. Что вырастит из него?»
Наблюдая, как Серёжка вилкой ковыряется в тарелке, она ждала, когда он совсем перестанет даже ковыряться. Он не только её порцию не съел, он не доел даже свою, оставаясь сидеть за столом в гордом одиночестве.
- Ну что? Ты сказал, что тебе мало положили, а сам не съел, свою маму без обеда оставил. Что теперь делать будем?
Не дожидаясь ответа, Люба взяла тарелку в руки и вывалила жаренный картофель прямо ему на голову, убеждая себя: «Раз сказала, значит, надо сделать, иначе тогда он точно никого слушать не будет».
Светопредставление Сергей закатил такое, что рёв стоял на всё село.
Приближалось четвёртое мая, день Пасхи. В суть праздника Люба никогда не вникала, но понимала, что праздник этот божественный. Знала так же, что был распят на кресте Иисус Христос, а вот зачем он был распят и кто это сделал, она не знала и никогда не интересовалась. Пасха для неё заключалась лишь в окрашивании яиц и поиске куличей другими людьми, но ни ею лично.
Незадолго до этого дня Люба вместе с Фёдором посетила кладбище, чтобы убраться на могиле его отца, похороненного рядом с другими его родственниками и освежить ограду, окрасив её серебрянкой.
Через неделю после Пасхи Люба ожидала приезд своих родителей, они должны были приехать накануне перед Красной горкой, когда все пойдут на кладбище, чтобы ещё раз проводить и помянуть своих усопших родственников.
Ольга Борисовна встречала Любиных родителей с распростёртыми руками. Угощала их пирогами с картошкой, щавелевым борщом, была с ними вежливой и разговорчивой, всё время нахваливая их дочь.
- Я на вашу дочь глаз положила. Дивчина она добрая, будет моему Федьке хорошей женой.
- Мы её в строгости воспитывали,- сказал Николай Иванович,- хотели вырастить из неё хорошего человека.
- Только, отношения с прежней свекровью у неё не сложились,- вставила своё слово Валентина Ивановна.
- Приезжала она тут как-то на днях, с мужем своим на москвиче,- поддержала её Ольга Борисовна,- плела на дочь вашу что попало. А мне какая разница? Главное, что привезли они два бутыля молока, мешок картошки задрипанной, мешок мелких семечек, яиц и всего, чего только смогли. Так что пусть говорят, что хотят, а я на Любу глаз положила, хочу, чтоб машину она нам взяла. Там, где она работает, её могут на очередь поставить на покупку машины, а то гараж у нас пустует.
Николай Иванович и Валентина Ивановна промолчали, услышав такое смелое желание, и возражать не стали.
За разговорами время быстро приблизилось к вечеру, и, как только Люба пришла с работы, хозяйка объявила:
- Я сейчас к старшему сыну поеду, приеду завтра, а вы с дочерью пообщайтесь, ведь давно не виделись, будет у вас, о чём поговорить.
Ольга Борисовна ушла, а дедушка и бабушка принялись развлекать непоседливого внука и вечер мог бы завершиться спокойно, если бы не признание Фёдора, которое повергло Валентину Ивановну в шок, и от которого её обдало холодным потом.
- Я вас только прошу, никому об этом не говорить, и Любе тоже, она может меня неправильно понять. Когда приехала её свекровь со своим мужем и стала моей матери на Любу всякую гадость говорить, я залез под их машину и обрезал тормозной шнур, хотел наказать их за злой язык. Не знаю, как им удалось аварии избежать, но я им всё равно, что-нибудь устрою, пусть только снова приедут...
Утром Ольга Борисовна приехала и сразу же стала собираться на кладбище, а вместе с ней и все остальные.
На кладбище происходило что-то странное. У длинного ряда могил, заключённых в невысокую ограду и кусты распустившейся сирени, собралось немало людей.
Валентина Ивановна заметила, что все эти родственники с матерью Фёдора не общались, никто не обмолвился с ней словом и даже не смотрел в её сторону. Все они были роднёй его отца, которого кто-то убил. Они сидели за длинным столом, поминая своих родственников, пили крепкие напитки, закусывали и вели между собой оживлённую беседу, вовлекая в разговор и мать Любы. А сама Люба по всему кладбищу бегала за своим сыном, который носился по могилам на трёхколёсном велосипеде и не собирался подчиняться никаким запретам.
Выбрав момент, Фёдор снова поведал Валентине Ивановне историю под грифом «Совершенно секретно».
- Отец мой и мать как-то на одной свадьбе гуляли и вдруг завязалась страшная драка, все выбежали на улицу, и я тоже побежал. Людей в драке участвовало много и кто-то зарезал моего отца, но я видел, кто это сделал. Нас всех на допрос вызвали, все на мать указывать стали, мол это только она могла сотворить, больше некому. Все родственники взъелись на неё, стали ненавидеть, говорить, что она ментам подмазала и дело замяли. Убийство она отрицала, сердце у неё очень слабое, и я тоже от следователя скрыл, что это мать моя отца убила, ей я тоже не сказал, что всё видел, испугался я, боялся, что сердце её не выдержит. Мать убила его, но что она это сделала, я никому не говорил, и вы не говорите. А родственники до сих пор ей не верят, уверенны, что её рук дело...
Шокированная Валентина Ивановна лишь спустя тридцать два года передаст эту историю своей дочери, в связи со сложившимися обстоятельствами.
Родители вернулись домой в ожидании приезда Любы вместе с её новым мужем, с которым она планировала в ближайшее время узаконить свои отношения. Николай Иванович обещал ему патроны к ружью купить, которое помогла приобрести Люба на свои заработанные деньги. Своё обещание отец сдержал.
Казалось, что жизнь Любы постепенно налаживается, однако всё сложнее ей становилось сводить концы с концами. За ружьём появлялись всё новые запросы, которым не было видно ни конца, ни края.
Свою зарплату Фёдор отдавал строго своей матери, из-за чего все Любины проблемы упирались только в финансы. Были дни, когда в доме не было еды. Ольга Борисовна стала нажимать на новоиспечённую невестку, надеясь на то, что та изыщет средства на покупку машины.
Люба, наконец, поняла, что эти двое людей просто используют её, они пытаются выкачать из неё как можно больше денег. И тогда она принимает решение оставить этот дом. Сказать им об этом она планировала в самый последний момент, после того, как соберёт хотя бы небольшую сумму денег.
Так она и сделала: на почте открыла сберкнижку и стала класть на неё небольшие суммы от продажи излишков автомобильной шпатлёвки и краски, а ещё - денежные вознаграждения от клиентов за покраску автомобилей, если такие появлялись. Остальные её деньги были под контролем Ольги Борисовны, которая почему-то нигде не работала. Мать Фёдора постепенно изменилась в поведении и Люба стала её серьёзно побаиваться.
В один из рабочих дней Люба подозвала к себе начальника, проходившего мимо цеха и объявила ему:
- Иван Михайлович, мне нужна ваша помощь.
- Я весь во внимании, слушаю,- ответил он, удивившись столь неожиданному обращению, так как она его всё время избегала по известным ему причинам.
- Иван Михайлович, я уходить собралась от Фёдора и его матери. У меня больше сил нет терпеть все их безобразия.
- А что, собственно, случилось?
- Деньги, деньги, деньги... Надо, надо, надо... Мать его злая стала, помешалась на деньгах, контролирует меня, полный отчёт требует. Боюсь я её, а ведь у меня ребёнок маленький. Хорошо, что отвезла его назад, к свекрови в Константинополь, всё-таки её родной внук. Мне нужно будет из их дома в съёмную квартиру кое-какие вещи перевезти легковой машиной, и ещё мне нужна будет ваша подстраховка, чтобы я не одна была, от его матери исходит угроза, чувствую, что в гневе даже может прибить меня.
- А ты знаешь, что она в тюрьме сидела?- спросил Иван Михайлович, глядя на Любу с сожалением, словно и сам почувствовал эту угрозу.- Разве тебе об этом никто не сказал?
- Нет, никто не сказал,- испуганно ответила она,- первый раз слышу.
После их разговора прошло несколько летних дней, за которыми последовали первые дни сентября, время долгожданного отпуска, когда, наконец, Люба сможет осуществить задуманное и съездить на побывку к родителям, чтобы придти в себя и одновременно рассказать им о последних событиях.
Свой уход она назначила на первый день отпуска, к десяти часам утра, когда Фёдор уже будет на работе, чтобы, в случае чего, было легче справиться с его матерью.
Ольга Борисовна знала, что у её невестки наступил первый день отпуска, чему она была очень недовольна, хотя и пыталась своё недовольство скрыть. Раздражение взяло верх и, сорвавшись, она закатила ей скандал на пустом месте. На самом деле причина для скандала была. Люба получила отпускные и должна была ей отчитаться, но вместо этого она молчала, испытывая терпение хозяйки дома.
Наконец раздался сигнал автомобиля, подъехавшего к воротам.
- Кого там ещё принесло?- недовольным и грубым, почти мужским голосом спросила мать Фёдора.
-Это ко мне должны приехать,- как можно спокойнее попыталась ответить Люба, скрывая внутреннюю дрожь,- выйду посмотрю.
Она оказалась права, подъехал Иван Михайлович и не один, взял на подмогу какого-то молодого мужчину.
- Здравствуйте,- поздоровалась Люба сразу с двумя своими спасителями, выбирающимися из машины.
Поздоровавшись в ответ, они захлопнули дверцы машины и Иван Михайлович спросил:
- Вещи ты уже собрала?
- Нет,- ответила она дрожащим голосом,- я пока ничего не говорила ей, боялась. Собирать вещи буду при вас. Надеюсь, что именно так смогу себя обезопасить. Ну, пойдёмте в дом.
Люба пошла первой, за ней направился Иван Михайлович, а за ним - неизвестный ей мужчина, оставивший за собой приоткрытую дверь в металлических воротах. Все вместе они вошли внутрь дома, где навстречу им из комнаты вышла Ольга Борисовна с озадаченным видом, не понимая, что именно эта компания собирается делать в её хоромах.
- Ольга Борисовна, я ухожу от вас,- первой сказала Люба, пытаясь объяснить ей происходящее, и добавила.- Навсегда. Сейчас я соберу свои вещи, и вы меня здесь больше не увидите.
В глазах «обманутой» женщины засверкали тысячи молний, щёки надулись и вместо слов она прошипела, словно змея. Казалось, что вот-вот она выкинет своё жало и укусит. От её змеиного вида у Любы перехватило дыхание, но чувствуя за своей спиной защиту, она не дрогнула, а продолжала смотреть ей прямо в глаза.
- Давай поскорее,- вдруг вмешался Иван Михайлович, обращаясь к Любе,- время поджимает, потом поговорите.
Его произнесённые слова стали для Любы настоящим спасением. Она тут же развернулась и направилась в спальню, в которой жила до сегодняшнего дня и, в которой находились её вещи. Сборы проходили быстро, Люба торопилась, опасаясь драки, потому что боковым зрением видела, как несостоявшаяся свекровь от злости сжимала толстые кулаки, стоя на пороге комнаты и наблюдая, какие именно вещи покидают её дом.
«Так, беру только самое необходимое и ценное для меня,- давала себе установку Люба, перебирая вещи,- то, что ему дарила, забирать не буду, не хорошо это. Деревянную кровать жалко, придётся им подарить, а вот музыкальную аппаратуру я им не оставлю, это память о муже».
- Ольга Борисовна, пожалуйста, отдайте мне мои отрезы и голубое платье, которое я закончила шить,- попросила Люба, не желая оставлять эти вещи, потому что отрезы и платье были очень красивые и дорогие, и хранились они почему-то именно в шкафу хозяйки дома.
Люба смотрела на неё, всё так же стоявшую на пороге спальни, и ожидала ответа, но вместо слов раздался странный рёв и её выкинутая вперёд правая рука показала скрученную из пальцев, всем известную, фигуру из трёх пальцев. Злющая, она мгновенно развернулась и скрылась в своей комнате, освободив проход.
Воспользовавшись ситуацией, Люба быстро стала подавать вещи на вынос, решив отказаться и от платья с отрезами. Всё это время Ольга Борисовна из своего укрытия больше не выходила, дав возможность уехать без скандала.
Люба радовалась свободе, она была уверенна, что всё самое страшное уже осталось позади, а впереди её ожидает поездка домой, и новая счастливая жизнь. Так она думала, даже не подозревая, насколько опасной может быть эта женщина...
Из дома Люба возвратилась с кучей обновок, окрылённая, с горящими глазами, наполненными счастьем, полная сил и готовая снова окунуться в свою нелёгкую, но так полюбившуюся ей, работу. Она снова стала жить у Людмилы, решив больше не обращать никакого внимания на её мужа, вернувшегося из тюрьмы.
После работы Любе захотелось зайти в продуктовый магазин, находившийся недалеко от её работы, в который она заходила и раньше. Одетая в новое шерстяное платье с отрезной расклешённой юбкой и длинным рукавом, из ткани синего цвета, с тонкими красными и белыми полосками, пересекающимися в крупную клетку, обутая в туфли вишнёвого цвета на высоких каблуках, с химической завивкой на длинных тёмно-русых волосах, она выглядела достойно и в тоже время для села сногсшибательно.
Войдя в магазин, Люба заняла очередь и стала рассматривать продукты, не обращая внимания на окружающих её людей. Когда же она подняла глаза на продавца, чтобы сделать заказ, то сильно удивилась, увидев рядом с этой женщиной свою не состоявшуюся свекровь, тоже одетую в белый халат.
«Что она здесь делает?- подумала Люба,- неужели на работу пошла?»
Вид её был зловещим, те же молнии, сверкающие из глаз, те же надутые щёки. Она ждала, когда Люба завершит покупку продуктов, но под конец не выдержала и прошипела:
- Ну вот и свиделись. Как живётся тебе без нас?
- Спасибо, живётся хорошо,- ответила Люба, напугавшись такой неожиданной встречи, но вида не подававшая.
- Так что мне Федьке передать?- прищурив глаз, с ехидной улыбочкой процедила сквозь зубы Ольга Борисовна.
Закончив покупку, Люба ответила:
- Передайте, что ему давно пора своим умом жить.
Такой ответ мать Фёдора разозлил в конец, и она зашипела, как змея. Отходя от прилавка, Люба успела краем глаза уловить, что та схватилась рукой за гирю.
Не на шутку испугавшись, Люба быстро направилась к выходу, чтобы поскорее покинуть это злополучное место. Выскочив на крыльцо, она ускорила шаг и, не оглядываясь, поспешила к дороге. Позади послышался какой-то шум, переходящий в крик, но она продолжала свой путь, не оглядываясь.
Вдруг сзади кто-то подбежал, однако оглянуться Люба уже не успела. От сильного удара в затылок её глаза мгновенно закрылись, в ушах зазвенело, но боли она не ощутила, просто в мозгах загудело и от них вниз побежала какая-то волна, расслабляющая всё её тело. Сначала расслабились пальцы, потеряв силу, и
Люба почувствовала, как из её рук падают сумки. Когда эта волна дошла до колен и пальцев ног, они сами по себе подкосились и она упала, потеряв сознание. Всё произошло настолько быстро, что угрозу смерти она даже не успела осознать.
- Убила! Убила!- закричала в панике Федькина мать, продолжая держать в поднятой руке окровавленную гирю.- Я её убила!..
Люба лежала на больничной койке с перевязанной головой, её мозги переворачивались и боль не отступала. Она ожидала приезд отца, которого по её просьбе вызвал телеграммой Иван Михайлович и всё это время пыталась понять, почему она постоянно ходит по лезвию ножа.
Без милиции дело не обошлось, её сразу же опросил следователь и попросил написать заявление о покушении на жизнь. Сначала Люба отказалась, но он убедил не делать этого, что особу эту они давно посадить хотят, потому что она у них, как кость в горле.
Люба твёрдо решила уехать из этого края, уехать домой, уехать подальше от всего того, что пришлось ей здесь пережить. Она мечтала начать новую жизнь, в которой больше не будет горя, зла и ненависти.
Приезд отца помог ей собраться с мыслями и силами.
- Ты, Люба, заявление назад забери,- попросил отец, выслушав подробный рассказ дочери,- не связывайся с больным человеком, тебе это только во благо будет.
- Хорошо, папа,- ответила дочь,- я заберу, обязательно.
Вернувшись домой, Николай Иванович скроет от жены истинную причину, по которой их дочь попала в больницу, чтобы не расстраивать её, только спустя какое-то время, когда всё будет позади, он расскажет ей, что же случилось на самом деле.
Выйдя из больницы, Люба твёрдо решила уволиться, но попытка снова оказалась неудачной, директор даже слушать не захотел, в очередной раз уговаривая не делать этого. К счастью, одна из конторских женщин дала ей хороший совет, которым она и решила воспользоваться.
- Ты вот, что сделай,- сказала она,- напиши заявление на увольнение и ничего больше не объясняй, а положи на стол и уходи. Придёшь через неделю и увидишь - даст расчёт, как миленький, задним числом.
Люба сделала всё, как ей сказали, но когда через неделю она зашла в кабинет, директор орал на неё так, словно с цепи сорвался. Выслушала она его молча, не проронив ни слова, но своего всё же добилась.
Когда же, наконец, трудовая книжка попала к ней в руки, она раскрыла её и прочитала: « 21. Х. 1986г. Уволена по ст.38 КЗОТ УССР (по собственному желанию). Директор СТО: (подпись) А.Г. Хара. Пр.№ 85-ОК от 28/Х-86г.»
К воротам подъехала машина «Жигули» красного цвета. Люба знала, что отец приедет именно сегодня вечером, поэтому ждала его с нетерпением, прислушиваясь к каждому звуку и постоянно выглядывая в окно.
- Серёжка, дедушка приехал!- закричала она радостно.- Побежали встречать!
Радовалась ли свекровь её отъезду или огорчалась, Люба не знала, она знала лишь одно, что ещё чуть-чуть и весь кошмар закончится, поэтому своей радости она не скрывала.
Поутру, загрузив самые необходимые вещи, которые можно было вместить в машину, Люба забралась с сыном на заднее сидение. Николай Иванович сел рядом с водителем, хозяином автомобиля, с ним он был хорошо знаком, почему и нанял его на столь важное дело.
Люба возвращалась домой после нескольких лет непонятно как прожитой жизни, полной переживаний, страданий и слёз. Машина всё дальше и дальше увозила её от недалёкого прошлого в такое близкое будущее. Испытывая долгожданный покой, она словно находилась в невесомости, то проваливаясь в сон, то выходя из него.
Она была уверенна, что теперь весь ужас остался позади. Однако покидать её он вовсе и не собирался, он просто затаился на короткое время, чтобы обрушиться на неё с новой силой...