Я к приятелю зашёл помочь ему с компом и помог. Думал, там серьёзное что-то, а оказалась мелочь, и я довольно быстро управился. Тогда приятель говорит: «Давай, Миша, выпьем. Ты будешь белое вино или красное вино? Водку, я знаю, ты не, а вот у меня коньяк есть хороший.» А я ему говорю: «Я воду буду. Вино я люблю, и коньяк любил когда-то, но пить их мне давно уж не хочется почему-то. А воды я выпил бы.»
– Простой?
– Ну, простотой бы я это не назвал…
– Да ладно, ты мне мозги-то не тереби! Простой, спрашиваю, воды?
– Колодезной.
– Болеешь, что ли?
– Не, просто воды хочу, а вина не хочу.
– Вот же… Две бочки в подвале почти полные, коньяк такой…
– Так ты-то пей, чего…
– Так и мне не хочется. Думал, за компанию, тогда и я...
– Давай тогда воду пить за компанию. Где у тебя колодец? Свежей набрать.
Я человек совсем взрослый уже, совсем. И за довольно обширную жизнь свою выпил много всякого хмельного. Но, кажется, никогда я ещё так не хмелел, как от этой воды. Ещё даже не начинал пить, а только плеск услышал в глубине колодца и потом увидал, как она медленно, дремотно колышется в ведёрке, и начал уже пьянеть от неё.
Мягко и тяжело что-то ударило изнутри головы в виски и глаза, воздух вокруг сгустился и зазвенел, а земное притяженье усилилось – так что у меня подкосились ноги, и я чуть не уселся прямо в заросли отцветающей аптечной ромашки и нескольких мелких лопухов. Потом мы стали черпать кружками и пить, и тут уж обоих нас развезло во все концы.
Как бы объяснить… Обыкновенно, я хорошо различаю, где я, а где вода. Я – вот он, а вода – в ведре, в кружке, в колодце, в луже… Да пусть даже во рту, горле или желудке – всё равно она – это она, а я – это я, мы разные. А теперь вдруг стали одинаковые и перепутались. Вода шумно отдувается, с хрустом утирает небритую морду и нахлопывает по карманам курево, а остатки меня мерцают в ведёрке, отражая ветку яблони на бледно-синем небесном фоне, несколькими каплями просачиваются в землю, где будут немедленно выпиты корнем лопуха, а ещё несколько капель быстро высыхают на рубахе. Это я, я испаряюсь, прозрачным паром улетаю в самые небеса, к птицам, чтобы стать там облаком, а потом дождём.
– Меня чего-то срубает, – сказал приятель, – пойду полежу… Жарко…
Хех, салабон! Вина ещё хотел… Однако и мне пора домой и там полежать как следует, потому что действительно жарко. Весело булькая, потёк я в сторону дома.
Водяной хмель гораздо интереснее винного. От винного понимаешь только о себе, да и то одни какие-то глупости. А от водяного – напротив. О себе не понимаешь совершенно, зато гораздо понятнее выглядит окружающий мир, явь его становится более явной и подробной. Очень, очень интересно. Только успевай смотреть и слушать…
Вот некий младой насекомый, влюблённый дурачок танцует в солнечном воздухе и поёт. «Зизи!» – поёт он – «Зизи!» Мне не нравится близость его песни к моему уху, я собираюсь дать ему в торец но всё-таки сдерживаюсь и просто машу рукою. Пока-пока, братан, вали к своей Зизи, она заждалась.
А вот соседская кошка Варька встречает меня у подъезда. С Варькой мы почти родственники, она сильно беременна от моего кота. Вообще, Варька – это сокращённое имя, полное – Варора. Кися Варора. Это когда-то одна маленькая девочка пела такую песню: «Что тебе снится, кися Варора?» Я моментально полюбил эту песню и это имя и назвал им первую же спящую кошку, которую встретил тогда. А кот мой услыхал и тоже сразу полюбил, и вот уже Варька сильно беременна…
Я живу на втором этаже. Это невысоко, но всё-таки вода не очень умеет течь наверх, поэтому ей надо сначала немножко посидеть и собраться с силами. И с Варорой надо бы поговорить, сказать что-нибудь ободряющее, ей это важно сейчас.
Да, это настолько важно, что бодрить Варору взялся не только я. Откуда ни возьмись, вдруг выскочил чрезвычайно бодрящий ветер, хулиганисто задрал юбки на ивах, погнал по дороге клубы колючей пыли. Небо нахмурилось, как бы понарошку, а потом вдруг не понарошку бабахнуло – так, что и мёртвые бы взбодрились, а не то что беременные. Всё вокруг вздрогнуло от этого бабаха, слегка подпрыгнуло и частично мяукнуло. А потом с неба посыпались крупные холодные капли. Приободрённая Варора обратила на меня укоризненный взор.
– Это не я – забормотал я, стремительно трезвея, – честное слово!