Если верить документам, выданными детским домом, то мне завтра исполнится семьдесят лет. Ночью не смогла воспользоваться услугами Морфея из-за калейдоскопа нахлынувших воспоминаний – ярких, весёлых, грустных, трагических, в которых всегда присутствовала надежда на лучшее. Лучшее – это мама, любовь, семейное счастье. В воспоминаниях жизнь расчерчена, как линии на ладони. Накануне полувекового юбилея попыталась по полочкам разложить всё то, что не удалось осуществить и удачные её периоды. Нижняя полочка согнулась от тяжести напрасных мечтаний, а верхняя – прямая, от лёгкости груза. Корила себя за слабость духа, нерешительность рассказать о своей тайне. Боялась причинить боль тем, кого пыталась защитить от подобных переживаний и проблем, которые, как полагала, мне были определены судьбой. Не верила в то, что человек сам строит свою жизнь.
После всего, что преподнесла мне жизнь, поверила в силу воли человека только тогда, когда родились дети – сын и две дочки. Мужу и детям отдала всю нерастраченную любовь. Старалась, чтобы они были счастливы, не разочаровались во мне, и не испытали ту боль, которую я носила в себе с того момента, когда узнала, что моя мать, как только родила, выбросила меня в мусор.
... Вспомнила, как не раз сожалела о том, что искала её. Не искала бы, как другие детдомовцы, не веря в доброту, порядочность тех, кто их бросил, тогда и не страдала бы всю жизнь, при воспоминании о встрече с матерью.
Искала её пятнадцать лет...
С тревогой в сердце ехала в далёкую, затерянную в закарпатских лесах деревушку, где жили родители женщины, которая, судя по полученной информации из архивов детского дома, больницы, милиции, может быть моей матерью.
Я раньше не видела такой красоты, как в этой деревне. Лес, речка, дома небольшие. Многие расписаны цветами, петухами. Шла по улице в надежде кого-нибудь встретить. Обрадовалась, когда увидела в одном из дворов женщину и обратилась к ней:
- Добрый день, Вы сможете мне помочь найти родителей Гудзенко Анны?
- Доброго дня. Це ти маєш на увазі Олеся Гудзенко, батька Ганки? Господи, жіночка, Олесь уже десь зо двадцять, а може і більше, років як помер, а Ганка була тут після його смерті зо два рази. Першого разу на цвинтарі, бо не була на схороні батька. А другого разу приїздила, щоби трішки упорядкувати дім. Потім забила дошками вікна та поїхала невідомо куди. З односельцями не розмовляла. А ти ж чого запитуєш про цю родину, родичка чи то знайома Ганки?*
Не знаю, почему я скрыла правду о цели своего приезда, но ответила:
- Приехала в Закарпатье по работе, а коллега дала мне адрес вашей деревни, чтобы я узнала о семье Гудзенко, живы ли они.
_ Ну, що я можу тобі сказати, крім того, що горемична доля у цієї родини. Марічка, мати Ганки, померла, коли донці виповнилось шістьнадцять років. А Олесь після цього занеміг. Серце його гнітило горе. А Ганку якийсь гедзь укусив. Не стала слухатися батька, завіялася кудись. Через декілька років приїхала до нього вагітною. А далі і у страшному сні не можливо побачити того, що вона зробила зі своїм немовлям. Вночі у клуні народила дитину, викинула його у сміття за сусіднім городом та й втекла. Вранці Леся, їхня сусідка, виносила з хліву залишки сіна та й побачила ту нещасну дитинку, ледь прикриту ганчір’ям.
Наробила крику. Збіглись усі, хто почув його. Визвали фельдшера, яка і повезла те бідне немовля до районної лікарні. Прибула міліція, розпитували Олеся про Ганку. Проте він нічим не зміг їм допомогти, тільки прохав віддати йому онуку, щоб не потрапила до дитбудинку.
Йому, звісно ж, відмовили. Склалося так, що Ганку знайшли та засудили на декілька років. Олесь від горя та сорому зовсім занеміг і помер. А Ганка після того, як вийшла на волю, ще більше скотилася ниць – гуляла, пила. До села рідко поверталась. Де вона тепер, не знаємо.**
Мне стало плохо после услышанной истории о моём рождении, поступке матери, смерти деда.
Женщина, увидев моё состояние, дала мне воды, предложила поесть. Вместо привычного чая я с удовольствием выпила холодное молоко из погреба. Поблагодарила её за обед, вкусное молоко, которое меня спасло якобы от жары, из-за чего, мол, мне и стало плохо. Оставила приветливой хозяйке свой адрес и попросила сообщить мне о приезде Гудзенко Анны домой.
Ждать пришлось несколько лет. Как только получила письмо, что Гудзенко возвратилась в свой дом и намерена остаться жить в нём, собралась с духом и поехала в деревню. Хотела увидеть женщину, которая родила меня. А мужу и детям так и не хватило смелости сказать правду о своей «командировке».
Сразу же зашла к знакомой тёте Клаве, поблагодарила за письмо и попросила показать дом Гудзенков, который в прошлый приезд я так и не увидела. От неё узнала, что Анна по-прежнему пьёт, ни с кем не общается, на что живёт не понятно, но деньги есть, так как продукты и водку в магазине покупает.
Только мы подошли с тетей Клавой к её калитке, как увидели женщину, бредущую (иначе не скажешь), по дороге.
- Ой, Господи, та це ж і є Ганка. Далі я з тобою не піду. Порозмовляй з нею наодинці.***
И я пошла за этой женщиной. Сердце стучало так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Сколько раз думала о том, что скажу маме при встрече, а сейчас, видя старую, неопрятную женщину с глубокими морщинами и с засохшими в них остатками пудры, все слова потерялись.
Шла как на закланье – так тяжело мне было быть почти рядом с той, о ком мечтала по ночам с первого класса, когда в букваре читали слово «мама». Как же билось моё сердечко, когда видела, как чья-то мама вела своего ребёнка за руку и что-то нежное говорила ему. Смотрела им вслед и плакала. Очень хотелось, чтобы и меня мама тоже взяла за руку, говорила добрые слова и улыбалась. Но так, ни разу, никто и не взял за руку плачущую девочку, одиноко стоящую за забором детдома.
Почему именно тогда мне таким дорогим и заветным стало слово «мама», не могу объяснить. Ведь и раньше слышала рассказы, сказки о маме, но в душу запало именно это слово из букваря.
И сейчас, через столько лет, находясь в незнакомой деревне, смотрю в спину пьяной женщине, вспоминаю, то желанное слово «мама», написанное в букваре, и ком в горле.
Вдруг она споткнулась и упала. Я подбежала, помогла подняться. Спросила:
- Вы не ушиблись? Вам больно? Я помогу Вам дойти домой.
Она грубо оттолкнула меня, зло посмотрела и спросила:
- Ты кто такая? Я тебя не знаю. Пошла прочь! Иди своей дорогой и не путайся под ногами.
Я была в шоке от слов «иди своей дорогой».
- «Так я и шла, по твоей «милости», СВОЕЙ ДОРОГОЙ, после того, как ты выбросила меня на мусор на съедение волкам или бродячим собакам», - хотелось крикнуть этой женщине.
Но увидев пустые, бесцветные глаза, подумала, что у неё и сердце такое же, и вряд ли она что-то поймёт, услышав слова выжившей и возвратившейся к ней дочери.
Не откликнулось тогда её сердце и не дрогнула рука в тот момент, когда выбрасывала ребёнка, не почувствует и сейчас его боль и душевное состояние.
Я развернулась, и ушла из деревни, глотая слёзы обиды, разочарования от несбывшейся надежды и детской мечты о маме.
Дома долго отходила от этой встречи. Думала, что смогу сказать правду мужу и детям о своём рождении и о том, что видела мать, но не призналась, что я её дочь. И ещё о том, что через каждые два месяца, пока она была жива, отправляла ей деньги, не указывая настоящего имени отправителя до тех пор, пока последний перевод не возвратился на почтовое отделение.
Господь сказал: "Прощайте и прощены будете".
Не смогла я простить этой женщине того, что она выбросила меня, как кусок ненужной тряпки.
Сейчас, когда мне столько же лет как было матери, перед уходом в мир иной, понимаю, что должна была простить её. Простить, и рассказать семье о ней. Может быть и душевная боль, с которой я прожила всю жизнь, была бы не такой тягостной.
Сегодня у меня юбилей – семьдесят лет. Наконец-то поведаю своей семье о том, что скрывала от них долгие годы. Скажу, что очень люблю их. И что для меня высшая благодать и счастье - это их ответная любовь.
Как воспримут родные мою тайну о « матери и не прощении её», после моего признания?
Жду их вердикт.
*******
*Добрый день. Это ты имеешь ввиду Олеся Гудзенко, отца Анны? Господи, женщина, Олесь уже двадцать, а может и больше лет, как умер, а Анна была здесь после его смерти два раза. Первый раз на кладбище, потому, что не была на похоронах отца, А второй раз приехала, чтобы навести хоть какой-то порядок в доме. Заколотила окна досками и уехала неизвестно куда. С односельчанами не разговаривала. А ты почему спрашиваешь об этой семье, родственница или знакомая Анны?
**Ну, что я тебе могу сказать, кроме того, что несчастная судьба у этой семьи. Маричка, мать Анны, умерла, когда дочери исполнилось шестнадцать лет. А Олесь после этого заболел. Сердце его угнетало горе. А Анну как слепень укусил. Не стала слушаться отца, завеялась куда-то. Через несколько лет приехала к нему беременная. А дальше и в страшном сне невозможно увидеть то, что она сделала со своим младенцем. Ночью в сарае родила ребёнка, выбросила его в мусор за соседним огородом и убежала.
Утром Леся, их соседка, выносила остатки сена из хлева и увидела этого несчастного ребёнка, чуточку прикрытого тряпкой. Подняла крик. Сбежались все, кто услышал его.
Вызвали фельдшера, которая и повезла этого бедного младенца в районную больницу. Приехала милиция, расспрашивали у Олеся об Анне. Но он ничем не смог им помочь, только просил отдать ему внучку, чтобы она не попала в детдом. Ему, конечно же, отказали. Сложилось так, что Анну нашли и осудили на несколько лет. Олесь от горя и стыда совсем слёг и умер. А Анна, после того, как вышла на волю ещё больше опустилась – гуляла, пила. В село редко возвращалась. Где она теперь, не знаем.
*** Ой, Господи, так это же и есть Анна. Дальше я с тобой не пойду. Поговори с ней наедине.
26.06.2017
8:41
Фото из интернета