Вот набрел на необычайно интересную публикацию, которая так поразила меня, так поставила на свои места многое из того, что ранее казалось мне выходящим за рамки нормального в философском смысле, что я решил об этом написать.
Борис Гройс - крупнейший российско-немецко-американский философ, Почетный доктор Института искусства Курто.
http://www.bbc.com/russian/features-40524266 Вот наиболее парадоксальные выдержки:
«Природа человека - достаточно искусственная конструкция. Мы исходим из определенного типа философии, определенного типа науки, понимания природы и понимания человека. Современное понятие природы возникло из Французской революции и французского Просвещения. Довольно рано, как нас учил Маркс, человечество включилось в технологические процессы и через технологию, через социальную организацию общества, которая всегда была иерархичной и искусственной, еще до появления роботов представляло собой скорее собрание машин, чем природных объектов.
Советский проект, в принципе, отличается от всех остальных только одним: отсутствием частной собственности, господством коллективной и государственной собственности, как единственной. Такое предложение было сделано еще Платоном в свое время. И к идее отмены частной собственности постоянно люди возвращались, но никогда не реализовывали. В советском проекте ее удалось реализовать.
Советский эксперимент показывает, что общество без частной собственности возможно, и такое общество может жить достаточно длительное время. Другое дело, конечно, что в советском случае это общество просуществовало, вероятно, недостаточно долго, чтобы мы увидели его внутреннюю трансформацию и закономерности, с ней связанные. Это общество трансформировалось несколько раз: от военного коммунизма к сталинизму, потом через де-сталинизацию к бюрократическому типу управления. Во что все это вылилось бы дальше, сказать очень трудно. Но в любом случае мне кажется, что это исторически был очень значительный эксперимент - он впервые показал, что в принципе такая форма государственности возможна.
Консервативные, реставрационные повороты в русской истории, конечно, были. Но надо сказать, что и Петр Первый, и нынешний [путинистский] режим, отличаются тем, что приспосабливают страну к уже сложившейся на Западе модели. Они делают это довольно крутыми мерами. Сейчас, конечно, далеко не такими крутыми, как при Петре, но в принципе модель, которая сейчас строится в России, - это все равно западная модель. Советский эксперимент был другим: он реализовывал модель, которая нигде не существовала. Но и она, конечно, пришла с Запада, она не пришла из России. Но она пришла с Запада как умозрительная модель, просто как возможность развития, которая на самом Западе никогда не была реализована. Так что в этом смысле советский проект, конечно, уникален.
Сталин? Если мы вообще посмотрим на историю революций (английской, ну и, конечно, французская революция - образец для всех революций, тот путь, который она прошла, все революции проходят), то, конечно, этап, который проходят все революции, это этап реставрации. Потому что революция - это как первая ночь, а потом начинается следующий день. А следующий день - это возвращение к тому, что было до этого. Потому что начинается период стабилизации, период сохранения революционных завоеваний… Для всего этого нужна полиция, нужен контроль и пост-революционные стабилизационные механизмы, направленные, прежде всего на то, чтобы ПРЕКРАТИТЬ РЕВОЛЮЦИЮ, задушить её.
Мы видим это во Французской революции. Каждый следующий этап Французской революции был более реакционный, чем предыдущий. И каждый из них был направлен на то, чтобы купировать, остановить революционные завоевания, пока, наконец, не произошла полная реставрация. Просто во Франции этот процесс прошел очень быстро. В России этот процесс тянулся очень-очень медленно. Но в России все процессы происходят медленно - страна большая.
Однако, если посмотреть на смену эпох, то совершенно очевидно, что траектория движения всегда та же самая - реставрационно-реакционная, направленная на ликвидацию революционного импульса во имя сохранения революционных завоеваний. Это парадокс истории, который повторяется каждый раз.
Что касается фигуры Сталина, то, я думаю, нужно две вещи учесть. Прежде всего, русский народ, советский народ прошел через много лет запрета на имя Сталина. Крах Советского Союза был освобождением, и одним из знаков этого освобождения была бы возможность упоминать и читать Сталина. Сталин же был полностью запрещен… Поэтому мне кажется, что имя Сталина, во-первых, символизирует свободу от десятилетий госконтроля, который цензурировал Сталина.
Ну и, во-вторых, что самое главное, - в народной памяти Сталин остался как человек, который репрессировал бюрократию, что неверно, конечно. Если вы посмотрите даже фильмы сталинской эпохи, то увидите, что они все направлены на критику бюрократии и зажима инициативы трудящихся. «Волга-волга» - самый яркий тому пример. Ощущение осталось, что «так им и надо», а то, что сам народ пострадал, он этого не осознавал в достаточной степени. Это вторая часть этого «протестного голосования»: «Сталина на вас нет!» То есть, народ не хочет Сталина для себя, для себя Сталина никто не хочет, они хотят Сталина для других - для бюрократии и правящей верхушки.
Другое дело, что сама по себе ПОЛИТИКА УТРАТИЛА СМЫСЛ. Проблема «конца истории» не заключается в том, что одна политическая система победила, а все остальные политические системы потерпели поражение. Конец истории заключается в том, что любая политика исчезла или потерпела поражение как таковая.
Чем сегодня занимается политика? Она занимается привлечением инвестиций, это единственная ее задача. Иначе говоря, политика, как на это указывал еще Маркс, полностью подчинилась экономике, полностью утратила свою автономию. И в ситуации глобализации, всеобщего господства конкуренции любая политическая организация выступает просто конкурентом экономической единицы. С этим связан страшный рост национализма, который мы наблюдаем. И если Фукуяма еще верил в американский империализм, то мы сейчас видим, как в самой Америке начинаются националистические настроения, и там происходят такие же процессы, как и в советском обществе 1980-х годов.
ОБЩЕСТВО УСТАЛО НЕСТИ БРЕМЯ ИМПЕРИИ. В свое время это случилось с Англией, следующим был Советский Союз, теперь наступило время Америки. В этой ситуации глобальной конкуренции люди хотят выиграть, они не хотят тащить других и не хотят брать ответственность за других - это слишком тяжело. Поэтому мне кажется, что то, что мы сейчас видим, это развитие экономики, это развитие технологий и это постоянное приспособление - как отдельных людей, так и наций к этому процессу.
Человек сегодня - это аппарат, который занимается self-updating. Каждый день я задаю себе вопросы: какие программы во мне устарели, что мне нужно заменить и так далее. Что можно заменить на моем «компьютере», чтобы он был совместим с другим, какие пережитки прошлого для этого нужно устранить, что надо забыть, от чего отказаться. Еще Эрнст Юнгер сказал (а почти все, что он говорил, было правильно), что модернизация - это долгий путь. И когда отправляешься в долгий путь, нужно пойти с легким багажом. Это то, что и происходит.
Мне кажется, что эта ликвидация политики и ситуация тотальной конкуренции очень напугала молодежь. Дело в том, что после краха [марксистского] социализма произошел крах и демонтаж социального государства на Западе, не надо об этом забывать. Этот демонтаж идет сейчас в Америке, он, видимо, довольно быстро сейчас пройдет во Франции, и прошел практически во всех остальных странах.
Это означает, что молодежь, которая начинает сейчас свою основную деятельность, чувствует себя абсолютно беззащитной. Работы для многих нет, есть только временная, то, что называется прекариат. Все молодые люди, которых я знаю, переходят с договора на договор или берут пять договоров одновременно, чтобы прожить. Это все их страшно пугает, они каждый день думают о том, как прожить следующий.
В этой ситуации они разделяют настроение «хорошо бы, чтобы нам было бы лучше». Нам - немцам, американцам, русским и так далее. А «у них», которые с нами конкурируют, не то, чтобы их убить надо, но чтобы у них было меньше возможностей. Раз наше правительство русское или французское, то за кого оно должно быть? За нас: за русских, за французов, а не бог знает за кого. Это ощущение растет, и оно связано с экономической и социальной напуганностью молодежи».
Правда, проблемы цивилизации показаны здесь несколько под иным углом, чем мы привыкли видеть? А как главная проблема – глобализация – смотрится в этой стройной системе? А это действительно метровой толщины бетонная стенка, о которую грозит разбиться вдребезги вся мировая экономика, а с нею и цивилизация!
Вот сейчас в Гамбурге, где проходит встреча глав G20, мы наблюдаем далеко не только «наконец-то встречу» Трампа с Путиным, но и факелы из автомобилей и магазинов на улицах этого прекраснейшего города Европы. В Гамбург съехались радикалы-антиглобалисты со всего мира!
Оставим на минутку то, что они радикалы и мерзавцы (порядчные люди не напяливают маски, и, тем более, не уничтожают чужое имущество), - а их мотивы достойны внимания: широко шагающий по миру глобализм, сиречь единый мировой рынок без пошлин и эмбарго, - с одной стороны, конечно, очень выгоден всему человечеству, поскольку стократно увеличивает прибыль и ускоряет прогресс, - но при этом эти прибыль и прогресс каждому конкретному человеку достаются отнюдь не в равной степени!
Глобализм идеально подошел бы для планеты, все страны которой пребывали бы в равных условиях – этнических, прогрессистских, географических, наконец. В реальности же на Земле эти условия самые разные. Одни живут в раю, работящи, законопослушны, - а другие наоборот. Причем эта разница в географии и менталитете не наследие нехороших политических режимов, а объективная реальность, зачастую не зависящая от человека и даже всего этноса. Условия так формируют человека.
Например, Россия, привольно расположившаяся в зонах, согласно картам географического районирования, «непригодных для жизни человека», и «экстремально непригодных», где периодически случается так, что март сразу переходит в ноябрь, что произошло, скажем, в этом, 2017 году, когда в середине июля температура в жилых помещениях, отключенных от отопления, не превышает +16 градусов. В такой стране любое производство за крайне малым исключением, неконкурентоспособно.
А есть страны более благополучные в этом отношении, хотя и они все тоже разные по инвестиционной привлекательности, и потому не все глобализму рады. Вот США мечтают отгородиться от ЕС пошлинами на сталь, которая в Европе получается дешевле, а г-н Туск, председатель ЕС, грозит им за это санкциями.
Глобализм проводит к контрастированию мировой экономики, равно как «всемирное потепление» контрастирует климат планеты: где и без того было тепло, становится еще теплее, и наоборот. Так и тут, куда и прежде ломились инвестиции, туда они стали ломиться с удвоенной силой, поскольку в этих странах минимальны издержки. А туда, где издержки повыше, инвестора не заманишь и калачом. Там люди нищают, теряя работу, выпускники ВУЗов работают подсобными рабочими в овощных ларьках, и то если повезет.
Вот эти-то «подсобные рабочие» (не считая профессиональных маргиналов) и вышли на улицы Гамбурга.
Глобализация могла бы устроиь всех, если бы при этом была установлена и свобода перемещения рабочей силы, впрочем, и то вряд ли, поскольку мигранты составили бы конкуренцию местному населению, которое тут же стало бы сплошь убежденными антиглобалистами.
Вот и выбирайте, суперпрогресс с горящими улицами городов, или «тише едешь – дальше будешь». Глобализм в свете философии Бориса Гройса – пример ликвидации политики и торжества тотальной конкуренции, выгодной транснациональным монополиям, но совершенно не выгодной народам.
Советский проект, «отличающийся от всех остальных отсутствием частной собственности, господством коллективной и государственной собственности», хотя и мог бы жить и подольше, но перспективы у него все равно были бы кладбищенскими. Не годится он в спасители человечества, с ним бы человечество до сих пор ездило на «запорожцах», за которыми нужно было бы стоять в очереди по 25 лет. И, что самое смешное, нынешний гражданин Нью-Йорка ездил бы за яйцами в Москву. Нет уж, скончался, и мир его праху.
А политика действительно кончилась, посмотрите на тот же G20: все президенты изо всех сил озабочены одним – лоббированием интересов своих толстосумов. Я даже думаю, что переставилась не только политика, но и сама философия, которая так и не смогла уберечь человечество от самоубийства.
Валентин Спицин