Настал суровый месяц декабрь. Всё вокруг утопало в пухлых сугробах, казалось, зима пришла навсегда! Была суббота, я возвращался домой слегка навеселе от Володьки Застёгнутого, с которым мы по-соседски раздавили пару пузырей «бормотухи», но неважное с утра настроение никак не хотело улучшаться. «Вероятно, зимняя депрессия», - вяло думал я, пробираясь по узкой тропинке, натоптанной прохожими среди глубоких сугробов. Меж тем, вечерело, но вместо звёзд, затянутых пеленою лохматых туч на фоне свинцового в своей безнадёжности неба, зажглись фонари, тем мертвенным светом, что начинаешь видеть, как хоровод снежинок превращается на твоих глазах в танец привидений.
Сквозь разыгравшуюся не на шутку метель, я заметил приближающийся мне навстречу силуэт. Это была женщина и когда мы неизбежно повстречались, я немного сошёл с тропинки, уступая ей дорогу. Она почти миновала меня, как вдруг я неожиданно услышал:
- Привет, а ты чего отворачиваешься, Руслан? Зазнался, фраерок?
По голосу я сразу признал Верку – свою младшую тётку, представительницу многочисленного семейного клана моих родственников, проживающих на улице с помпезным названием Героев Труда.
- Ого, какие люди в ночи да без охраны, - почти машинально отозвался я, - здравствуй, Вера, куда это ты разогналась?
- Вот хорошо я тебя встретила, - сказала Верка, - тут такой «шухер», просто караул, Альбинка освободилась, звала сегодня вечером в гости. Пойдём вместе?
Тут необходимо упомянуть, что моя тётка, являлась старинной подругой Альбины, а также, что именно она, в своё время, познакомила её со своим братом Мишкой. Но тот так и не дождался своей любимой из мест заключения, поскольку утонул в конце прошедшего лета в Каинском озере.
- Ну, а мне-то чего ради чего за тобой тащиться, - резонно заметил я, - кто меня звал? Да мы с ней даже не знакомы! Так слышал мимоходом, что это она Мишку ножом «пырнула», за то и срок получила.
- Ерунда, ты же со мной будешь, - отмела мои сомнения Верка, - она, знаешь, как рада будет, если мы придём.
- Неудобно в гости с пустыми руками, - продолжал упорствовать я, - вроде как на «халяву» пришёл нажраться на чужой праздник.
- Ой, ну купи «пузырь», раз такой щепетильный, - засмеялась тётка, - и в кого ты только такой?
Но по довольной Веркиной физиономии было заметно, что моя «щепетильность» ей по сердцу! Деньги у меня водились и мы тут же на «хате» в соседнем доме, где приторговывали «из-под полы» спиртным, купили две бутылки водки с лихой коммерческой «накруткой». «Вот сука горбатая! – ругнулся я про себя, расставаясь со своими «кровно» заработанными, - придумал сухой закон, чёрт меченный!» На улице продолжался снегопад и, добравшись до нужного нам дома, мы были облеплены снегом с головы до ног. Отряхнувшись, мы зашли в подъезд и поднялись на второй этаж. Бывшая «каторжанка» проживала в двухкомнатной квартире вместе со своей матерью. Нам открыла старая хозяйка квартиры, и поскольку тётку мою в этом доме знали много лет, то, после того, как мы скинули верхнюю одежду, она без лишних разговоров провела нас в большую комнату. Наше с Веркой появление случилось вовремя - «поляна» за столом была накрыта и, как я успел заметить намётанным глазом, немногочисленные гости успели уже «замахнуть» по стаканчику.
- Мир вашему дому, - проговорил я, когда мы вошли, - с праздником великим на вашей улице!
Собравшийся «народ» одобрительно зашумел, а хозяйка поблагодарила за честь и предложила нам присаживаться. Я скромно поставил водку к уже имеющейся на столе «батарее» водок и вин - во времена «сухого закона» это было нормально и мы с Веркой, наконец, присели. Нас снабдили всей необходимой сервировкой и банкет, который чуть «тормознул» с нашим появлением – продолжился с новой силой. Никогда народ так не налегал на спиртное, как в те далёкие времена «борьбы с пьянством и алкоголизмом». Запретный, а главное - дефицитный плод сладок. Тост следовал за тостом, в общем – «шумел-гремел посудою шалман». Несмотря на распахнутую настежь форточку, сизый дым от сигарет висел в помещении словно туман, а на столе для курильщиков были предусмотрены пепельницы.
Очевидно, из-за этого дыма я плохо видел героиню вечера, «отмотавшую от звонка до звонка» восемь лет, хотя она находилась напротив меня, и нас разделял только стол. Альбина сидела молчаливая и загадочная как сфинкс, длинные волосы были распущены, улыбаясь уголками губ, она лишь кратко отвечала, когда её о чём-нибудь спрашивали. Выглядела она двадцатипятилетней девушкой. Я мысленно произвёл в уме нехитрые вычисления – получается «присела» девка в семнадцать лет. Ерунда какая-то, тут же решил я, значит ей больше годков, чем кажется, и чтобы узнать сколько, тихонько спросил об этом у Веры, которая сидела рядом со мной. Тётка как раз осушила гранёный стакан водки, лицо её слегка перекосило, но она всё же сумела ответить:
- Двадцать девять лет, скоро тридцатник стукнет. Это ж моя одноклассница бывшая, а значит, мы – ровесницы.
Я по-новому взглянул на Верку, половина зубов отсутствует, желтоватая от никотина кожа, явственно проступающие морщины и ко всему прочему – шрам на лбу. Да уж, ровесницы! Банкет, меж тем, достиг своего апогея, какой-то пожилой мужчина уже спал за столом, сложив свою буйную седую голову, две бабки вместе с Альбинкиной матерью визгливыми голосами горланили «Из-за острова на стрежень», остальные продолжали пить и вести застольную беседу, где никто никого не слушал. В очередной раз, «накатив на грудь», я почувствовал, как под столом кто-то тихонько наступил мне на ногу. Подняв глаза, я встретился взглядом с Альбиной. Она слегка кивнула и, неторопливо покинув стол, вышла из комнаты.
С меня моментально слетел весь хмель и чтобы ликвидировать это досадное недоразумение, я по примеру своей родственницы налил себе полный стакан водяры и с удовольствием «охромякнул» его. Когда поднимался из-за стола, меня слегка повело, но, подключив внутренний гироскоп, я всё же выровнял баланс с линией горизонта и даже удачно вписался в дверной проём, почти не задев косяки. «Ах, какой широкоплечий парень!» - подумал я о себе в пьяном умилении. В коридоре возле большого зеркала стояла Альбина и слегка улыбалась мне своим зеркальным отражением. Приблизившись, девушка спросила:
- Тебя Русланом зовут, ты, кажется, Веркин племянник?
От неё пахло духами. Внезапно онемевший, я только утвердительно кивнул головой.
- Прогуляться хочу по улице. От этого дыма уже голова болит, – продолжила Альбина. Может, составишь компанию?
- Я очень люблю гулять по улицам, - серьёзно ответил я, - особенно в метель и ночью.
- Вот и славно, - рассмеялась бывшая «каторжница», надевая на себя короткую дублёнку.
Что я запомнил с этой прогулки? Пустынные улицы, занесённые снегом, настоящая пурга, налетающая, казалось, со всех сторон, завывание стихии и манящий смех девушки, которой, желая понравиться я «плёл» что-то несусветное. Потом там же среди зимы она, вдруг, прижалась ко мне и поцеловала в губы. Снег и поцелуи – вот, пожалуй, квинтэссенция той хмельной ночи. В барашковой дублёнке, с волосами покрытыми кристаллами снега, сверкающими в свете фонарей как драгоценные камушки, Альбина чем-то напоминала Снегурочку, а я ощущал себя персонажем некой волшебной мистерии, героем зимней сказки. Потом мы оказались в подъезде какого-то дома, где от поцелуев мы перешли к более серьёзным вещам, я впервые тогда занимался этим стоя, но страстна она была необыкновенно. И тот финальный стон, готов был исторгнуть её Душу из бренного тела и поцелуи благодарности, и горячечный шёпот нежных слов. И снова брели мы по улицам, разыскивая в снежной круговерти её дом.
Занимался хмурый рассвет, когда мы вышли к нему, закончив круг, как принято говорить среди альпинистов. Свет в квартире горел только на кухне. Гости, вероятно, давно разошлись.
- Мать не спит, волнуется, - показывая рукой на светящееся окошко, произнесла Альбина. Ну и попадёт же мне сейчас! А всё равно – мне это было необходимо, ты меня понимаешь? Так я пойду, ладно?
С этими словами она меня крепко поцеловала и быстро вбежала по ступенькам на крыльцо подъезда.
- Мы увидимся? – крикнул я вслед, немного растерянный такой стремительной разлукой.
- Ну, конечно! – обернулась она с улыбкой, раскрывая подъездную дверь.
Дверь хлопнула, и я остался один в снежной пустыне, в которую за ночь превратился город. Метель стихла, но в чувствах был раздрай. «Восемь лет это очень-очень много, - размышлял я, - очевидно, что это не любовь. Это просто секс!» Когда до меня дошёл этот простой факт, мне стало значительно легче. А может так и надо – как дворняги, «шпили-вили» и разбежались без взаимных обязательств? Впрочем, чо зря «париться», пойду я лучше до давешней «хаты», куплю себе бутылочку «херши» на опохмел. Приду домой, похмелюсь водочкой и баиньки! С этой здравой идеей в голове я и отправился прочь от Альбининого дома, проваливаясь в глубокие сугробы почти по колено.
Эта история имела закономерное продолжение, ибо умный поймёт - если моргнуть, а дурак - если толкнуть. Итак, в воскресенье я грамотно «починился», отоспался и в понедельник спокойно и в бодром расположении духа вышел на работу. Вспоминая ночное «приключение», довольно усмехался, вот ведь, чёрт возьми! Но вот уже во вторник настроение резко изменилось, мне очень захотелось увидеть Альбину. Еле дождавшись окончания рабочего дня, я поспешил к ней, но мать девушки, открывшая дверь, сказала, что дочери нет дома, и когда будет, не знает. Дважды на неделе была отчаянная попытка повторить визит и с тем же успехом. Казалось бы, всё понятно, но я же привык доводить дела до конца! В субботу с утра (о, прошла целая неделя!) мои ноги принесли меня в хибару бабушки, где проживала моя многочисленная родня. Верка ещё дрыхла, но не в силах дожидаться пока она соизволит выспаться (а это произошло бы, скорее всего к обеду), я бесцеремонно растолкал её и сказал, что есть срочный разговор. Бессмысленно тараща спросонья глаза, тётка молча закивала головой.
Сам я вышел на крохотную кухню, это было единственное место в доме, где можно поговорить без свидетелей. Там горела печка, было тепло и уютно, достав сигарету, и не отказав себе в удовольствии прикурить от «живого» уголька, глубоко затянулся. Вскоре на кухоньку вышла Верка, застёгивая на ходу пуговицы халата.
- Ты чо оборзел, в такую рань разбудил, - сказала она, прикрывая двери, - что случилось?
Вера некоторое время с недоумением слушала мой сумбурный монолог «рыцаря печального образа», потом рассмеялась и сказала:
- Да чо вы все в ней такого находите? Сначала Мишка, а теперь ещё и ты. Баба как баба, не красавица и никогда ею не была, даже когда мы в школе учились.
Тут тётка, которая ещё десять лет назад имела массу поклонников и воздыхателей, была, в общем-то, права. Красота Альбины не бросалась в глаза, скорее всего, её можно назвать симпатичной девушкой, единственно – длинные каштановые волосы почти по пояс, за восемь лет заключения, скорее всего ни разу не стриженые, да тёмные, чуть раскосые глаза. Действительно, на первый взгляд ничего особенного, но после той ночи, тянуло меня к ней необыкновенно. Животная страсть! – скажет кто-нибудь. Возможно и так, но какая-то доля таинственной женской магии тут, несомненно, присутствовала.
- Хочу её увидеть и поговорить, - произнёс я, упрямо отметая все разумные Веркины доводы, - ты можешь организовать нашу встречу?
- Ну, ты баран в натуре! – начала сдаваться тётка, - смотри сам, потом не пожалей.
- Где она «зависает»? – игнорируя предупреждение, поинтересовался я.
- Ладно, слушай, - окончательно сдалась Верка, - за ночи не скажу – свечку не держала, но все вечера она проводит у Тоньки Лохматой. У той мужика посадили, теперь там, в хате - шалман. Народ ушлый.
- Блатные? - равнодушно спросил я.
- Да нет, ну есть приблатнённый молодняк, а так в основном - шушера всякая. А возле Альбинки «трётся» новичок – позавчера только «откинулся». Молодой, здоровый, симпатичный. Да и постарше тебя.
- А кто он? – делая вид, что мне «по барабану», продолжал я спокойно снимать «допрос».
- Да никто! – криво усмехнулась тётка, - вор мохнатый.
- Подожди, он чо – насильник, по сто семнадцатой «чалился»?
- Точно, - откровенно рассмеялась Верка, - понял теперь, каков у тебя конкурент?
- Ну, теперь-то – да. А кто там ещё бывает, я кого-нибудь знаю? – в надежде проговорил я, ибо просить тётку привести меня в шалман, значит «подставить» её, мало ли чем закончится наша встреча. Вдруг, у нас с Альбиной случится «семейная сцена»? Шутка!
- Но ты, блин, вопросы задаёшь, в раздумье произнесла Верка, прикуривая сигарету. Да понятия не имею, с кем ты там хороводы водишь! Хотя, подожди, а ведь с братьями Воробьёвыми ты, кажется, знаком? По-моему, я вас видела вместе.
- С Воробьями? – обрадовался я, - ну конечно знаком, ещё бы!..
Братья входили в круг знакомых Кота и Крипачарии, раньше, когда Крипа был на свободе, мы иногда собирались у них – поиграть в карты. Распрощавшись с Веркой, я пошёл домой. Дома в записной книжке я нашёл телефон Воробьёвых и позвонил. Трубку взял старший брат Лёха. Чтобы не вызвать подозрений, я поговорил с ним о том, о сём и, как бы невзначай, предложил расписать партию-другую в «тысячу». Он согласился и «наколотил мне стрелку» на вечер, назвав адрес и время. До вечера я пытался то посмотреть телевизор, но там не было ничего интересного, то крутил винил на вертушке, но музыка только вызывала раздражение, то пробовал читать, но всякий раз ловил себя на мысли, что не могу вникнуть в содержание написанного в книге. Выкурил пачку сигарет, и вот наконец-то - стали сгущаться сумерки. Однако пора выходить! Всю дорогу на хату, добросовестно пытался понять, для чего я туда иду и что скажу Альбине. Проблески ответов в воспалённом воображении, появляясь, тут же гасли и растворялись в чёрной дыре подсознания.
Около указанного дома меня поджидали братья Лёха и Толян Воробьёвы. Немного времени, и вот нас встречает на пороге своего жилища хозяйка шалмана – Тонька Лохматая. Это пожилая баба с седыми волосами, убранными на затылке в тугой узел. Маленькие и хитрые глазки её смотрят на меня несколько подозрительно, она неожиданно спрашивает у парней:
- Ручаетесь за него?
- Как за себя отвечаем, так-растак! Долго ты нас будешь на сквозняке держать? – пробурчал недовольно Лёха. И ещё прибавил непечатно.
Старуха посторонилась, и мы прошли в хату. То, что за меня пацаны поручились, означало, что я не мент, не «стукач» и не «беспредельщик», который в состоянии открыть стрельбу, если ему что-то не придётся по вкусу. Тонька имела свой бизнес, беря мзду за аренду «площадей» и приторговывая по ходу спиртным и сигаретами. Об этом мне ещё утром рассказала Верка, и теперь я с интересом рассматривал «притон».
Это была обычная обшарпанная «трёшка» в панельном доме. Нас провели в большую комнату, где находились по углам три небольших круглых стола со свисающими с них замусоленными скатертями. Возле столов в живописном беспорядке стояли венские стулья. В четвёртом углу комнаты находился диван и журнальный столик, на котором стояли пепельницы. В некоторых из них находились окурки, и в воздухе стоял затхлый запах табака. Исходя из того, что в квартире было тихо, мы прибыли первыми на этот праздник жизни.
- Ну, чо, распишем на троих или подождём, пока народ «подтянется»? – спросил меня Лёха Воробей. Его брат Толян больше помалкивал в присутствии старшего брата.
- Давай на троих, - заулыбался я, не играл миллион лет, чо на кону?
- Знаем мы, как вы плохо играете. Тебе как, по полтиннику с носа не слабо будет? – испытывающе взглянул на меня Воробей старший.
- Самый раз, - в тон ему ответил я, и тут же поинтересовался:
- А что, в этом заведении, что-нибудь подают к столу?
Тут же в комнате нарисовалась Тонька Лохматая, видимо караулившая в коридоре:
- Чего желаете, молодёжь – портвейн, водка или коньяк?
Ну, крепкие напитки во время игры, особенно в её начале, как-то не практиковались обычно, а потому, я спросил:
- Чо за портвейн у тебя, уважаемая?
- «Массандра» крымская, червонец за бутылку, - благостно потупив свои поросячьи глазки, проговорила Лохматая.
- Давай, неси, две. Угощаю, давно не виделись, - обратился я уже к Воробьям, лица которых просияли от неожиданной «халявы».
- Если барин при цепочке, значит – барин при часах, - подмигнул мне Лёха, и они начали с братом расставлять стулья возле облюбованного ими стола.
Я присел за стол так, чтобы сразу видеть входящих в комнату, братья тоже расселись, и Толян достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку для банкомёта. Тонька принесла «Массандру» и стаканы. Когда я с ней рассчитался, а Толян сдал карты, то вино тут же весело забулькало по стаканам – игра началась. В этот момент в прихожей раздался звонок, это начали собираться гости «заведения». Пользуясь тем, что Лохматая нас в данный момент не могла подслушать, я спросил у Алексея:
- А что там, в других комнатах?
- Самая маленькая комната старухина, она всегда под замком, - ответил Лёха, а потом, заговорщицки понизив голос, прибавил, - там Тонька хранит свои деньги и золото партии. Ну, а в другой комнатухе и на кухне собираются любители «погулеванить» и выпить, постоянным клиентам старуха даже делает скидки. Что при таких «расценках», - тут Воробей щёлкнул ногтем указательного пальца по бутылке с вином, - и неудивительно.
По коридору прошли люди, слышны были разговоры, обострённым слухом я уловил женский голос. Кто это, может, уже Альбина? Хотелось немедленно встать и посмотреть, но вместо этого я продолжал скидывать на стол карты – Толян молча брал свои «взятки». Прогнали несколько кругов, за это время хозяйка шалмана ещё пару раз ходила открывать двери в ответ на «закодированный» звонок. К нам в комнату пришли «игровые». Поздоровавшись, они заняли соседний стол под преферанс. Тонька метнулась к ним со своим винишком. «Какой прибыльный бизнес! – отстранённо подумал я, - заняться что ли, на старости лет? Если доживу, конечно». Процесс шёл – Толян уже успел залезть и слететь с «бочки», а от выпитой «Массандры» в голове был недюжинный «кумар».
Неожиданно я увидел Альбину, а с ней какого-то парня в красной «толстовке». Парню было навскидку лет двадцать, парочка присела на диван, парень щёлкнул зажигалкой, и они закурили. В этот момент мы с Альбиной встретились взглядом, и я ей спокойно кивнул, продолжая сдавать карты, надеюсь, что руки мои при этом не дрожали. Она слегка наклонила в ответ голову и отвернулась, продолжая разговор с парнем в красной «толстовке». «Чо у него за козлячья масть?» - так с раздражением подумал я, закончив раздачу. Лёха разлил по стаканам последнюю «Массандру» и подозвал Лохматую, так, кстати, появившуюся в «игровом зале», он сдал ей пустую тару и заказал бутылку вина. Игра продолжалась, а парочка – «гусь да гагарочка», меж тем, покурив, покинули комнату.
- Кто это был, там, на диване? – как можно небрежнее поинтересовался я.
- За девку ничего тебе не скажу – не знаю, - степенно проговорил Воробей, - а чушок этот в «кумаче» недавно объявился.
- А почему он чушок? – удивился я, зная, что так называют в неформальной иерархии заключённых людей с низким социальным статусом. Таких, как правило, заставляют делать самую грязную работу, и ниже их по статусу только опущенные.
- Хвалю «сотку», не зевай, братва, - сказал Лёха, бросая на стол червовую даму, потом усмехнулся и ответил на мой вопрос, - да у него «перстень» запартачен соответствующий, изображение наносится насильно и чаще всего такое «колют» на ВТК (колония для «малолеток»).
- И как он с такой наколкой по жизни? – почти машинально сбрасывая карты на каждую Лёхину «взятку», вопрошал я, - можно же, наверное, как-то вывести, марганцовкой?
- Карты на стол, бродяги, остальное моё, - Воробей старший предъявил «небитку» по пикям и торжествующе улыбнулся. Он посчитал очки и проследив, чтобы результат был записан верно, продолжил, - такой «перстень» сводить необязательно. Наколка представляет собой прямоугольник по диагонали разделённый пополам, верхняя половина – запартаченна тушью, вторая – чистая. Достаточно запартачить чистую половину и «перстень» утратит первоначальный смысл, а будет означать – «отсидел срок звонком, то есть полностью».
- О как, лихо! – восхитился я, сдвигая колоду, протянутую мне Толяном, - так чо же он не запартачил, как «откинулся»? Гордится прошлым?
- Я думаю, - произнёс значительно Алексей, закуривая сигарету, - что чушок, он и в Африке – чушок. Это ж надо искать где-то «кольщика» или на крайний случай «машинку», а ему всё по фигу, «откинулся» и на радостях в «шалман» с девками кувыркаться.
Глядя в свои карты, я поморщился, но не потому, что «не замастило», меня задел смысл Лёхиных слов. «Это ревность, чуваки!» - подумал я и допил своё вино. Метал карту после этого я крайне небрежно, а Толян, меж тем, тихой сапою залез опять на «бочку» и закончил игру. Рассчитавшись с пацанами, я отказался от второй партии, мотивируя это тем, что у меня есть ещё на сегодня дела. Партнёры по игре для братьев нашлись тут же, а я направился осмотреть «заведение», надеясь переговорить всё же с Альбиной. О чём? Да, в общем-то - хрен его знает, но я же привык доводить всё до логического завершения!
Сначала пройдя по длинному коридору, я заглянул на кухню, там «кулинарила» и что-то как раз нарезала ножом Тонька Лохматая. Увлечённая процессом, она меня даже не заметила. Весьма довольный этим обстоятельством, я повернул обратно, посетил уборную, ибо выпитое вино уже просилось на выход, шутка ли, почти три часа за столом? Затем я зашёл в комнату, откуда доносилась громкая музыка. Из магнитофона, стоящего на подоконнике, звучала «Гусарская рулетка» в исполнении заокеанской дивы эмигрантских шалманов и ресторанов Брайтона - Любки Успенской. «Народ», расположившийся на стульях вокруг стола, был занят, преимущественно, употреблением алкоголя и разговорами. В комнате, заглушая Успенскую, слышен был многоголосый гомон и стоял грандиозный смог от бесчисленно выкуренных сигарет. Всего присутствовало десять человек, из них трое, вероятно, уже прилично «нагрузившиеся», отдыхали в «оттаявших» позах в креслах и на полинялом диване. Настоящая картина Репина маслом, правда, не помню какая именно!
Альбина в числе прочих сидела за столом спиной к двери, рядом с ней бессменным сторожем находился чушок в «кумаче», как остроумно заметил Лёха Воробей. Я подошёл и тронул девушку за плечо, она обернулась и уставилась на меня в недоумении своими слегка раскосыми глазами.
- Пойдём, выйдем на кухню, - приветливо улыбнулся я, - поговорить надо.
Она, с некоторым сомнением тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, потом неуверенно встала и мы пошли на выход. «Народ» за столом не обратил на моё появление и наш последующий уход никакого внимания. Только парень в «красной свитке» устремился, было, за нами, но я закрыл перед его носом дверь со словами:
- Побудь здесь, через пять минут она вернётся, «базар» есть.
Похоже, парень привык подчиняться, потому, что закрытая мною дверь, оставалась закрытой, пока мы шли с Альбиной по длинному коридору. «Через пять минут она вернётся, - повторил я про себя, - или не вернётся, это как покатит».
Мы зашли на кухню, там, у плиты стояла и что-то помешивала в кастрюле Тонька. Заметив нас, она застыла, как гончая, заслышав охотничий рог, весь вид её выражал подозрительность. Пытаясь разрядить атмосферу, я со всем возможным добродушием улыбнулся старой карге и мягко произнёс:
- Извини, уважаемая, что мы помешали «процессу». Ты не можешь нас оставить здесь одних? Есть серьёзный разговор, всего пять минут. Всего только пять минут, - повторил я, незаметно сунув Тоньке в руку полтинник и потихоньку отжимая её к дверям.
Она недовольно зыркнула по мне своими поросячьими глазками, выключила кастрюлю и вышла из кухни, прикрыв за собою дверь. Мы с Альбиной остались наедине, я приблизился и обнял её за плечи. Молчание затянулось, я просто не находил нужных слов. Она слегка отстранилась и посмотрела на меня, глаза её смотрели сначала безучастно, но потом в них появилась непонятная враждебность. - Зачем ты пришёл, – голос её был сух и холоден, - что тебе от меня надо?
- Пришёл, чтобы быть с тобой, - сформулировал я, наконец-то фразу, выбрав её из потока разрозненных мыслей бушевавших у меня в голове. Ты мне нравишься.
- А ты мне – нет! – резко обрубила девушка, - и не приходи ко мне больше. И вообще, я любила только Михаила, и все эти восемь лет ждала встречи только с ним. Но не случилось, а вы все – кобели дранные, мне до лампочки. С кем хочу, с тем и гуляю – сегодня с одним, а завтра с другим!..
Последние слова Альбина выкрикнула с истерическими нотками в голосе, лицо её исказилось, став почти отвратительным, и тут же в кухню влетел парень в красной «толстовке», видимо, «греющий уши» за дверью. Разъярённый, я сильно толкнул его в грудь, он отлетел к стене и, стукнувшись головой, медленно сполз на пол. Альбина кинулась к нему, захлопотала, усаживая парня на табурет, стоящий у стола. В принципе, всё уже сказано, ситуация прояснилась и можно было преспокойно уходить. Но некой заключительной точки, как мне показалось тогда, в этом эмоциональном разговоре явно не доставало! Я огляделся в поисках подсказки, парень уже сидел за столом, положив руки на его поверхность, а девушка осматривала его затылок, в поисках возможной пробоины, вероятно. На меня Альбина больше не обращала, подчёркнуто никакого внимания, и этот факт показался мне тогда обидным.
«Сейчас ты на меня посмотришь!» - свирепея, подумал я, и взял оставленный на столе нож. Парнишка затравленно взглянул на внушительный клинок в моей руке. Лицо его побелело, и он попытался встать, но ноги его явно не держали.
- Сиди, где сидишь, чепушило, - произнёс я уверенным тоном, переведя свой взгляд, тем временем, на Альбину.
Лицо девушки как будто застыло, превратившись в загадочную маску сфинкса, уголки губ тронула улыбка, она по-прежнему смотрела чуть в сторону, игнорируя меня. Сделав шаг вперёд, я угрожающе взмахнул ножом, рассекая воздух практически в сантиметрах от этой застывшей «маски». Ноль эффекта, ни один мускул на лице Альбины не дрогнул, а её равнодушная улыбка приводила меня в бешенство. Ах, так ты у нас ничего не боишься? Ну, ладно!.. Чтобы поставить точку в этом затянувшемся представлении, я внезапно изменил траекторию своего замаха и со всей силой пригвоздил ножом кисть контуженого парня к столу. Он слабо вскрикнул и потерял сознание, уронив голову на собственные руки. Вот теперь всё стало ровно и чётко, в сердце тяжесть прошла, а буря, бушевавшая в моей груди, улеглась. Ха-ха, это был всего лишь секс!
Не глядя больше на Альбину, я молча покинул кухню, в прихожей не торопясь, оделся, затем вышел из квартиры и отправился домой. «Как хорошо, что завтра воскресенье!» - спокойно думал я, вдыхая зимний воздух и шагая по скрипучему на морозе снегу.