Россия всегда строила поселения в самых недоступных местах. Чтобы застолбить за собой территорию. Это называется –обозначить присутствие. Я вспомнил об этом сегодня в забытом и забитом чертополохом месте, где не живёт ни одна живой души. Здесь , так сказать , обозначено полное отсутствие России. А ведь место это находится в самой сердцевине Белгородской области, на тучных черноземах, в обрамлении перелесков и глохнущих водоемов. Сюда нога человека ступает лишь раз в год – во второе воскресенье июля.
Как раз сегодня.
Это место – один из 16-ти исчезнувших столыпинских хуторов, некогда живших насыщенно и видно. Хутор Агеево. Возник в 1911 году, исчез в 1979-том. Здесь была школа, клуб, магазин, ферма, уличный водопровод, колхозная баня и автобусное сообщение с райцентром. 62 двора, хозяйское дойное стадо, отара личных овец, многочисленные выводки дворовой птицы…
…ничего не осталось. Попав в середине семидесятых годов в разряд неперспективных, хутор вымаран с карты области насильственно. Сначала закрыли школу, а ребятню заставили бегать в соседнее Ряшиново, за четыре километра. Потом повесили замок на клуб. Ферму перевели в Верхососну. Упразднили магазин и оборвали автобусное сообщение с райцентром. Всё произошло в течении пары-тройки лет. Это походило на бегство, на эвакуацию. Такое впечатление, что уже тогда кто-то готовил местность к приходу нового народа.
Старый народ ушел, а нового пока не видно.
Но зато уже сорок лет кряду, каждую вторую субботу июля, обозначить присутствие России в сих местах, съезжаются бывшие хуторяне . Приезжают свои и из соседних областей, из столиц и зарубежья. Номера машин можно читать, как медали за взятие крупных городов. Как водится тут же слёзы и смех, распросы, восклицания. И хоть встретить тут можно и полковника в запасе, и доктора химических наук, и заграничного банкира, и школьного охранника - хутор равняет все звания. Все одинаково достойны и одинаково виноваты перед забытой и одичавшей Родиной. Я разговариваю с бывшим военным лётчиком, членом отряда космонавтов Николаем Казариновым, но вижу, что он меня не слышит. Он, как и все хуторяне, словно набираются у родных осин духу и сил на предстоящий год. «Весь мир видел, - признается полковник Казаринов, - а ничего лучше не нашел. Кому, какому Мамаю надо было вытравить из самого сердца Белгородчины лучшие её хутора? С нашими местами никакая Шаейцария не сравнится. А тут едешь- едешь: десять, двадцать, тридцать километров – и ни одной живой души, только забытые кладбища. И это в едва ли не самой густонаселенной области. Для кого так страшно оголены наши былинные места?»
И ведь разгоняли людей почти насильно, а собираются они здесь своей волей. Вот он, живой патриотизм в действии. Вот она – любовь к Родине, которую старшие прививают младшим. Ведь раз в год Агеево слышит голоса детей, которые родились далеко отсюда, но своим приездом определяют присутствие России в самом отдаленном её углу, ставшим почти полюсом Недоступности.
Может – это и есть новый народ?