Была скучная одинокая суббота, когда не хочется открывать глаза, поскольку они тут же упрутся в серое февральское небо в не занавешенном окне. Не хочется вставать с постели и затевать «мышиную возню», готовя овсянку и заваривая чай. В этом году зима выдалась теплая, окна остались не заклеенными, и по квартире гулял ветерок. Усилием воли я все же заставила себя встать, принять душ и сеть за компьютер – нужно было дать рассказ в журнал, а время поджимало.
Около полудня позвонила моя новая подруга, с которой мы познакомились в санатории «Станко», что на Волге, недалеко от Кинешмы. Галя была обладательницей «волшебной лампы Алладина» – потрет «лампу» и есть билет в театр Калягина на спектакль «Пожары», или в какой другой театр. «Спектакль замечательный, - сказала весело подруга, - ты иди, не прогадаешь. Но я второй раз смотреть не буду». «Почему?» - спросила я удивленно. «Посмотришь - поймешь». Такой отзыв меня заинтриговал, и все оставшееся до театра время я работала у компьютера и лишь иногда вспоминала о «Пожарах».
Когда прозвенел третий звонок, я уже сидела в третьем ряду партера в ожидании чего-то необыкновенного. И оно началось - объятьями влюбленных и признанием девушки, что в ее животе растет новая жизнь. Банальная ситуация, если бы дело происходило в любой европейской стране. Но это был Ливан 60х годов прошлого столетия, маленькая арабская деревушка, где царят бедность, неграмотность, где обычаи суровы, а женщины бесправны.
Девушка из бедной семьи, юноша богат. Его родители разлучают молодых. Героиня падает перед матерью на колени, и та разрешает ей остаться в отчем доме, родить ребенка с тем, чтобы тут же отдать его в приют и никогда о нем не вспоминать. Молодая девушка вынуждена согласиться, она, покинутая любимым, страдает, видя суровость и непреклонность матери.
Но это только пролог. Автор и постановщик пьесы Ваджи Муавад, маститый канадский режиссер и драматург, обладатель множества наград и дипломов, в том числе Авиньонского театрального фестиваля, был восьмилетним мальчиком, когда вспыхнул кровавый конфликт между Севером и Югом, между христианами и мусульманами, до того жившими долгие годы в мире и согласии.
Я никогда не видела в театре столь жестокой пьесы, что называется «на разрыв аорты». Из одной книги по психологии в другую кочует известная фраза: «Никогда не сравнивай себя с другими. У тебя свой путь». Но я сравнила: безграмотную ливанскую девушку, покинувшую деревню, чтобы научиться грамоте и написать на надгробном камне имя женщины, принимавшей у нее роды, и себя, образованную, благополучную с виду москвичку, объездившую полмира и сейчас присутствующую на спектакле одного из лучших театров Москвы. Сравнила и нашла удивительную похожесть в наших судьбах: у нее отобрали ребенка, когда тот родился, у меня тоже - неугомонный характер единственной дочери увел ее в дальние страны. И обе мы, ливанка и русская, одиноки и обе страдаем.
Дальше – больше. В среднем возрасте героиня умирает и оставляет завещание своему другу нотариусу. На похороны приезжают взрослые сын и дочь, совершенно равнодушные к кончине матери. Ловлю себя на том, что описываю сюжет - это не дело. Постараюсь выделить то, что тронуло сердце. Почему героиня взяла обет молчания в последние десять лет жизни, чем вызвала нелюбовь к себе детей? Что с ней случилось?
На волне памяти вижу свою мать, грузную, седую, с бледным лицом и глазами, видевшими нечто такое, что неведомо нам, не видевшим войны, склонную к депрессиям, молча лежащую лицом к стене. Она умерла в довольно преклонном возрасте, и я вдруг поняла, как мало я знала о ней и ее жизни. Еще один повод страдать: чувство вины, непонимание между матерью и дочерью. Видимо, таков путь женщин, независимо от возраста и вероисповедания – страдать. Хотя в молодости у меня было достаточно внутренней силы, чтоб вырвать страдание из сердца, отбросить его прочь, словно камень, о который споткнулась, и улететь в радость. Молодость жестока. Чтобы избавиться от влияния депрессивной матушки и не стать такой, как она, окончив школу, я уехала в Москву, получила образование, вышла замуж, родила дочь и думала, что здесь, вдали от нее, «чаша страданий» меня минует. Увы, путь женщины – путь страданий.
Мама страдала, впадала в депрессию, мучила себя, папу, детей. Война в Ливане, невыразимые страдания героини и пожары в пьесе. Война, кровь, раненые бойцы и горящий Сталинград навсегда остался в памяти моей матери. Любовь, расставание, рождение ребенка в пьесе. Короткий военный роман в госпитале с раненым офицером, которого мама, будучи врачом, лечила. Далее беременность и расставание навсегда – любимый, подлечившись, вновь ушел на передовую и погиб, о чем маме сообщил его товарищ.
В положенное природой время у мамы родился мальчик, мой горячо любимый брат. Мама никогда не смотрела военных фильмов. «Мне достаточно того, что я видела на войне, – говорила она, нервно стискивая руки. – Никогда мне не забыть лязг гусениц танков, идущих на тракторный завод, расположенный рядом с госпиталем, для срочного ремонта. Не забыть горящую Волгу – это разлилось топливо, и немцы его подожгли. А «мессеры» кружили над нами словно ястребы, выискивающие добычу. Они обстреливали палубу теплохода, на котором мы эвакуировали раненых вверх по Волге в Саратов».
Мама, прости! Я виновата перед тобой. Нам никогда уж не быть вместе, и это не проходящее чувство вины будет вечно со мной. Несмышленая девчонка, я слушала тебя, но не слышала и не понимала твоей трагедии. Возможно, в этом и состоит высшая мудрость жизни, что молодые не понимают своих родителей, не учатся на их ошибках и абсолютно уверены - их путь будет другим, безоблачным и счастливым.
Я плакала весь спектакль и не могла остановиться. Плакала и сострадала героине, себе, ушедшей в мир иной маме, царство ей небесное, и тысячам других, не известных мне женщин. Платка не было, и приходилось смахивать слезы рукой. Оглянувшись, я поняла, что не одинока в таком проявлении чувств – большинство женщин в зале тоже плакали, совершенно беззвучно, затаив свою боль. В зале стояла мертвая тишина, словно люди боялись пропустить что-то важное в словах и действиях персонажей на сцене.
Душа моя уловила это важное: «Нет ничего прекраснее, чем быть вместе». Быть с любимым, быть с ребенком, с семьей, несмотря ни на что. Ни на войну, ни на жестокости и перверсии, неизбежно ее сопровождающие, ни на предательство. Мое женское сердце, сердце переводчика, «посла согласия и мира», едва не разорвалось от боли на спектакле о судьбе простой ливанской женщины, поднявшей ее до уровня греческой трагедии.
Я вышла из театра с заплаканными глазами, но с просветленной душой. Слезы сострадания смыли с нее «копоть большого города», в котором душа черствеет, не замечая того. Браво, Николай Калягин, браво, актеры, занятые в спектакле, и спасибо вам за жестокую, но совершенно необходимую людям преображающую правду искусства.