2017 г. Записи 198 Л. Андреев, Старчик, О. Седаков

Галина Ларская
2017 г. Записи 198 Л. Андреев, Старчик, О. Седакова

продолжение

22 июня 2017 г. У Леонида Андреева было две попытки самоубийства. Он лёг под поезд, но поезд промчался, не задев его. Второй раз он стрелял в себя и повредил сердце.

Он любил рисовать, но брать уроки в Орле было не у кого. После смерти отца был Леонид Николаевич очень беден, его исключили из Петеребургского университета за неуплату. Потом он поступил в Московский университете, учился, как сам признавался, скверно, стал адвокатом. Увлёкся Ницше.

Моё: многих посещает пустота, не одну меня, энергия пустоты заполняет душу. Заменить пустоту теплом не всегда удаётся.

23 июня. Я успела на концерт Петра Петровича Старчика в библиотеку Тургенева. Он не был удачным. Песен было спето очень мало, темпы были слишком быстрые, слова не прослушивались из-за темпа. Слушатели пытались Пете помочь, просили петь то, что он знает наизусть. Мы услышали кроме Цветаевой Дмитрия Мережковского «О, Боже мой, благодарю».

Петя несколько раз закрывал крышку рояля, говорил, что надо было подобно Алле Пугачёвой уйти со сцены. «Спой: «В огромном городе моём ночь», - с места попросила я. «Ты спой, Галя», - отозвался Петя и тотчас сам стал петь. Я тихонько ему вторила, но темп был не мой. Я попросила спеть «Лампаду» Сергея Антоновича Клычкова. Петя стал петь эту песню.
Концерт получился коротким, но люди всячески старались Петра поддержать, зал был полон. Были его два сына Антоний и Ванечка. Антоний фонариком мобильника освещал текст, написанный Петей в тетрадке. Петя спел Ольгу Седакову:

Горная колыбельная

В ореховых зарослях много пустых колыбелей.
Умершие стали детьми и хотят, чтобы с ними сидели,
чтоб их укачали, и страх отогнали, и песню допели:
– О сердце мое, тебе равных не будет, усни.

И ночь надо мной, и так надо мною скучает,
что падает ключ, и деревья ему отвечают,
и выше растут и, встречаясь с другими ключами...
– О сердце мое, тебе равных не будет, усни.

Когда бы вы спали, вы к нам бы глядели в окошко.
Для вас на столе прошлогодняя сохнет лепешка.
Другого не будет. Другое – уступка, оплошка,
– О сердце мое, тебе равных не будет, усни.

Там старый старик, и он вас поминает: в поклоне,
как будто его поднимают на узкой ладони.
Он знает, что Бог его слышит, но хлеба не тронет,
и он поднимает ладони и просит: возьми! –

усни, мое сердце: все камни, и травы, и руки,
их, видно, вдова начала и упала на землю разлуки,
и плач продолжался как ключ, и ответные звуки
орешник с земли поднимали и стали одни...

О, жить – это больно. Но мы поднялись и глядели
в орешник у дома, где столько пустых колыбелей.
Другие не смели, но мы до конца дотерпели.
– О сердце мое, тебе равных не будет, усни.

И вот я стою, и деревья на мне как рубаха.
Я в окна гляжу и держу на ладонях без страха
легчайшую горсть никому не обидного праха.
О сердце мое, тебе равных не будет, усни.

Петя говорил особо об этом стихотворении Ольги, оно таинственное.

Мы спели всем залом стихи Александра Солодовникова «Лён голубой цветочек», Петя пел строчку, мы хором её повторяли. Девушка подошла к Пете и подарила ему васильки, обняла его, он её поцеловал. Сотрудница подарила Пете букет малиновых пионов.

Во дворе мы стояли втроём — Петя, Антоша, и я, ждали Ванечку. Он появился и помчался к нам, очень интересно одетый, я обратила на это внимание. У него был хипповый вид. Я его похвалила.

Потом мы вчетвером пошли куда-то, пришли на Трубную площадь, на Цветной бульвар, послушали ансамбль трубадуров, услышали кельтскую музыку, исполняемую на нескольких барабанах и волынках, одежды у молодёжи были не современные, девушки пританцовывали. Мы положили деньги в коробку. Не хотелось от этой группы уходить.

Ваня необычайно как-то стал выглядеть, удивительные у него глаза, в манере общаться теплота, обаяние, тонкость. Вид у него не современный, облик рыцарский. С Ваней мне легко, он интересные вещи говорит. Я шла, держа под руки Петю и Ванечку.

Я прочитала свои стихи Пете и его детям, мне интересно было их восприятие:

Больничный дом. Больные спят.
Ночные ангелы летят.
Газон, как в Англии подстрижен,
И каждый чем-нибудь унижен -
Болезнью, старостью, грехом
И смертью. Всё... Больничный дом.

Антоша сказал: «Мрачно». Слова Пети я не запомнила.

В кафе «Грабли» мы провели некоторое время, потом на улице первым с нами простился Антоша, он замёрз и побежал домой, потом Ванечка обнял нас на прощанье и ушёл, сказав мне, чтобы я оставалась с папой, так как я не прочь была с Ваней пойти до Кузнецкого моста.

Мы вошли в метро, я не знала, как из этой незнакомой станции метро попасть на мою ветку. Я попросила какого-то мужчину мне помочь, он посмотрел на карту и помог. Я поклонилась ему, отметив, что он немного выпил.

Проехали с Петей в направлении моей станции, по дороге я рассказывала ему о Марине Винецкой, говорили о молитве, о псалмах. Я спросила: «Ты не устал от меня, я всё болтаю?» «Нет», - сказал Петя.

«Неужели ты внутри чувствуешь себя старым?», - спросила я Петю. «Да», - ответил он. «А я девчонкой чувствую себя. Я никакого отношения к старости не имею», - сказала я.

Я вышла чуть раньше мой конечной станции, хотела его проводить, но он не позволил. Он шёл к Пете Трубецкому. Мы с Трубцким живём недалеко друг от друга. Обняв Петю на прощанье, я проехала одну остановку на трамвае до дома.

Я позвонила Пете Трубецкому узнать, как Петя Старчик дошёл. «Всё нормально. Он всё рассказал», - сказал Петя Трубецкой.

Уснуть не могу, мозг возбуждён, перерабатывает события, диалоги, образы людей.

мой рисунок.