Дюнкерк

 
               
                Быль      03.07.17.

На улице Николай с трудом пришёл в себя после трёх часового сиденья в ОВИРЕ, его там чуть не до смерти  за инструктировали,  он отошёл немного от «нудной конторы» сел  на лавку и закурил свой Беломор.  Дело в том, что его брат родной Костя, неожиданно объявившийся  пару лет назад,  теперь настойчиво звал его в гости, но жил то он не в Коломне, а за бугром,  да не в солнечной Болгарии у братушек, перевертушек. Брат его Константин, в сорок втором  тревожном, пропал без вести на Брянском фронте, где он был в танкистах. Попал, значит  в плен, затем  лагерь во Франции и работа на доломитовом руднике, но кончилась война, слава богу.
Косте повезло,  припрятали его французы, так как он помогал  «Маккам» в войну,  хранил  их  оружие и шмотки в каменоломне, режим то у них на руднике был нестрогий. На уговоры своих сотоварищей  ехать в Союз отказался, он вообще всегда был самостоятельный  жучина. И не прогадал, ведь большинство наших военнопленных  после войны из немецких лагерей переехали в свои родные советские, как будто мало им было фашистских.
 
Со временем Константин обжился в этой Франции и даже женился на одной вдове с довесками, но он не растерялся,  соорудил ещё двух русско-бретонцев и переехал жить в город  Дюнкерк, где его жёнушка  Жозефина получила в наследство небольшой магазин одежды. Его Жази  женщина была крупная и властная, но в Костю она сразу втрескалась, ещё бы десять лет разницы в годах, это вам не фунт изюма, после войны большая,  скажу вам редкость. Со временем  Соловьёв   младший и гражданство получил, которое ему  пришлось ждать долгие  девять лет.

Теперь Николай уже полгода ходил по инстанциям, там подписать, там заверить, но чувствуя свою правоту, он решил не отступать, а добиться своего, тем более отношения ССР  и  Франции были в разгаре или на взлёте,  и терять такую возможность он не хотел. Супруга его Нина Павловна тоже просила его съездить, да привести всем хороших гостинцев, ведь у  них  было уже двое сыновей погодков,  сами они жили,  как и все на Урале  довольно бедно.   Николай   работал сварщиком  в Цехе малой механизации, а жена его также  на Визе, но в бухгалтерии.  С деньгами у них  туго, вместе с женой они зарабатывали 260 рублей, но ведь двое пацанов,  но брат Костя как-то исхитрился и прислал денежный  перевод на дорогу 800 рублей,  деньги огромные по тем временам суровым.

Стоял на дворе приснопамятный 1974 год, в магазинах шаром покати, ведь Хрущёв развалил Сталинскую приказную экономику, своими глупыми экспериментами, не управляемый он был хохол, не понимал ни черта в экономике, случайный мракобес на российской вершине власти. Но карьерист отменный, любого обойдёт,  как два пальца. Хорошо ещё его  вовремя выгнали, а то была б сейчас Украина до Урала,  но хрен редьки не слаще Лёня  ещё тот фрукт попался малоземельный.

В Свердловске, как и в других регионах, исключая:  Питер, Москву, и столицы Союзных республик  тревожная затхлая атмосфера, народ издёрганный постоянным дефицитом, но выступать боится, большевики отучили.  Сейчас власть придержавшие придумала  новые выкрутасы - рабочее снабжение, все тащат  продукты и вещи  с работы, отоваривают неплохо, то продукты, то одежда, во всех цехах бесконечные списки. Коля и Нина также все покупают на заводе, в магазинах одна лапша и хлеб, и яблочное вино на разлив в каждом отделе. Сколько его не пей, кроме изжоги ни какого кайфу. 

Три  месяца ушло у Николая на оформления визы и инструктажи, где его только не инструктировали, но опасались зря, родину  продавать  или менять он не собирался и в конец концов все же  укатил в эту Францию,  то есть к капиталистам, в самое их гнездо.

Хотя власти наши никогда Францию не хаяли  всенародно, ну отказались с Гитлером воевать, наверное, им виднее было. Однако и выиграли много:  Франция во второй мировой пострадала мало, города и промышленость уцелели, хотя после войны положение у неё было щекотливое, плюс бунты по всем необъятным колониям и главное  Алжир, настоящая заноза в попе. Долго мучились с этими колониями, пока де Голь всё не разрулил, но опять нехорошо,  не нравится он американцам, выгнал их из страны.

И вот наш герой уже и в Шереметьево, рассматривает красивые заграничные самолёты: каравеллы и кометы, а кругом шум и гам, все громко разговаривают как дома, публика всё ни наша, много негров и арабов, которые учатся в Москве. До  неё он летел на ИЛ18, ничего по тем временам самолёт, только больно трясучий, наверно от винтов. Прямых рейсов в Дюнкерк из Москвы, конечно, не было, и он летел  до  Парижа,  где его обещал встретить брат в аэропорту «Орли».  В Свердловске постарались и принарядили его родственники так, что выглядит он неплохо в сером югославском плаще и польском костюме, а из себя он парень видный: рослый кудрявый и на лицо нармальный, то есть не урод,  без дефектов. На календаре стоит мая 23, года 74 го.

А лететь до этой Франции всего ничего, почти как у Высоцкого только полетели-сразу сели. В «Орли»  его встретил брат Костя весь такой важный и французский, гладкий  видно, что не в мартене работает. Братья обнялись крепко, давно они не виделись, больше   тридцати лет, стой поры,  когда  Костя ушёл на фронт, даже прослезились.  Разговаривал Константин с небольшим акцентом, да и неудивительно прошло столько лет, но понимали друг друга отлично и были рады встрече вполне искренне. Костя живет с семьёй в городке Дюнкерк, знаменитый тем, что союзники из него лихо драпали от немцев в начале войны в 39,  да столько техники бросили, что Гитлер потом вооружил много дивизий, он англо-французского оружия вообще захватил на пол войны.

И вот братья уже мчаться на «Рено»  Кости из аэропорта по кольцевой  в сторону Дюнкерка, до которого 250 километров. Николай всему удивляться,  никто его не досматривал в аэропорту,  только махнули рукой на русского,  мол, проходи  не задерживай. За окном машины мелькает чистая ухоженная страна, много старинных домов и крепостей.  Скоро замелькали бесконечные виноградники,  поля и фермы, которые также все из камня, до каждой фермы асфальт или булыжник выложен, тут Николай и припомнил родную деревню,  до которой  осенью только на ДТ-75 проехать можно, но успокоил себя,  Франция страна небольшая, по нашим меркам.

Машина «Рено» у  брата хорошая,  большая,  вроде нашего Раф микроавтобус,   идёт мягко и почти беззвучно.  Костя рассказывает: когда  попал  в  Германию был так истощен, что немцы чудом не пристрелили, но какой-то унтер из охраны пожалел его, сын того  унтера воевал в России,  дал команду вести его к французам, всем бы так везло. Во Франции пленных было не так много и с едой неплохо, он быстро пошел на поправку и вскоре попал в карьер, где трудились местные французы и человек двадцать пленных из разных стран, на ночь их запирали под замок, а днём никакой охраны сами по себе, только мастер старый француз.

Партизаны у местных назывались Макки, но их было не много, большинство французов просто пережидали войну, ведь с бошами они за свою историю воевали много раз, как правило, неудачно. Макки тянули с карьера взрывчатку для своих партизанских целей, пакостили немцам,  как могли,  их хорошо поддерживали  англичане. Однако война закончилась, французов освободили англо-американцы, да и де Голь вовремя  подсуетился, создал пару дивизий из патриотов, так, что неожиданно Франция оказалась в числе стран победителей во второй мировой. Чудны дела твои господи! Не воевать, да оказаться!

Но потенциал у французской нации громадный, много талантливых инженеров и учёных, умелых рабочих. После войны насобирали остатки немецких ракет баллистических  Фау-2,создали Ракетный отдел и на базе этой ракеты, как  мы,  быстро свою ракету сочинили, стали её испытывать во Французской  Сахаре  и готовились  Спутник Земли запустить. Они и бомбу атомную быстро изготовили, без помощи  других государств.  Была бы нам пальма первенства в космосе, да повезло Королёву, напали на космодром партизаны «Фронта Полисарио»  и французы все разобрали,  да  взорвали. А наши вшить и  в космос вознеслись и утёрли всем сопли.

За разговорами братья как-то не заметно проскочили,  эти двести пятьдесят  километров от Парижа и вскоре показался,  старинный городок  Дюнкерк. Главная сила его в удобной гавани и удачном месторасположении, всё рядом и Англия и Бельгия. Городок не большой тысяч восемьдесят народу: обыватели,  рыбаки, много моряков дальнего плаванья. Как  понял  наш герой,  настоящего  француза  на плохую работу метлой не загонишь, подавай им,  что не пыльное,  да денежное,  а что по тяжелей,  так алжирцы есть с неграми и другие приезжие. Да ещё надо отметить,  что в Европе во всех странах у граждан по местным конституциям  столько прав, что все приезжие люди второго сорта и никак угрожать их государствам не могут,  их блага на них не распространяются. 

Вскоре братья уже въезжали во двор Костиного дома: ничего домина большой  и каменный, выложен из желтоватого местного кирпича: на лесенке их встретила весёлая полная женщина, Николай думал жена Кости, но оказалось это служанка. Константин повёл его смотреть дом: таких хором в Советском Союзе тогда не было не у кого, множество комнат и залов, переходы лесенки, скоро Николай запросил пощады и Костя показал ему его комнату: в ней было метров двадцать,  старинная мебель и огромное окно с видом на море и гавань. Где стояло довольно много кораблей и судов с разными флагами, день был погожий,  приятный морской бриз шелестел над морем и врывался в открытое окно: Костя достал из буфета бутылку коньяка налил два фужера:  за встречу поднял его кверху, братья выпили, скоро коньячок  приятно потёк по жилам: хорошо  живёшь  брат, вымолвил Николай, нам такое даже не снилось, все заводы строим. Кстати пока ехали Николай ни одного этого завода в нашем понимании,  так и не увидел.

Вскоре подъехала жена Кости Жозефина, по-домашнему Жази. Полная весёлая женщина, она внимательно оглядела Николая и заявила на картавом русском: мужчина ничего и захохотала.Быстро сели ужинать, служанка наворочала  столько блюд и закусок, что Ник даже растерялся, но потом освоился и не тушевался больше. Его засыпали градом вопросов: что да как, да сколько получают в ССР.  Николай крутился как уж, но сильно не прибеднялся, хотя родня и понимала, что в Союзе живут не богато. Вечер прошёл замечательно, что не понимала Жази, то переводил Костя. Николай с удивлением узнал, что Костя официально работает у жены в магазине шофером, всё ему  в диковинку. Вечер они закончили в вином подвале, где  дегустировали  разные вина, и настойки,  с трудом разошлись по комнатам.

Утром по завтракали и поехали смотреть  на другой машине марки Ситроен,  старинный город  Дюнкерк, хотя Косте и не здоровилось,   всё красиво и монументально, на видном месте памятник погибшим во  вторую мировую войну. Бесконечные набережные из камня тянутся на километры.  А,  над морем  серая дымка, там за проливом Англия, вчера Костя обещал свозить, когда Ник вытаращил глаза, брат заявил, что на два дня документов вообще не надо.  На это предложение Николай сразу ответил отказом, если наши оперы пронюхают, то сразу сделаюсь не выездным,- заметил он.

В городе заодно прошлись по магазинам, у Ника большие впечатления, всё забито товаром, от иголки до самого современного японского музыкального  стерео центра с эквалайзером и двумя кассетами. И что интересно в любом магазине можно торговаться, как на базаре, требовать скидок и уступок в цене, да это не у нас, - бери, чего дают. Ушлая Жази набрала Николаю целый баул всего для парней  и заявила, это пошлиной не облагается,  дескать, детские вещи и добавила, - не знаю как у вас в Москау.

Затем Костя потащил всех  в автомагазин огромное здание забито в два яруса всякими машинами, всё, что производиться в мире: от Ягуара и Феррари, до простых машин для дворников, всё это сверкает свежей краской и лаком, комиссионные  машины на улице, цены на них смехотворные.  Хорошая  машина стоит две получки среднего рабочего Французского.  Народу в Автоцентре совсем мало, так одна парочка сидят в Феррари, думают что-то… Николай вышел из центра слегка подавленный, ведь дома в Союзе простенькая копейка «Жигули»  стоит пять с половиной тысяч рублей, а это 27 его зарплат, если не пить, не есть,  за два с половиной года  можно купить. Теперь понятно,  почему нас никуда не выпускают в Союзе,  а только поют про угнетённых капиталистами рабочих, думалось ему.

Константин посмотрел на часы и повёз всех в кафе ужинать, причём от вина там не отказывался, обратно ехали с песенкой, однако никто на них даже не посмотрел.
Наследующий день Костя уехал по делам. А Ник с хозяйкой сваривали из железных прутьев лесенку в саду. Получилось красиво и ажурно, руки-то у него были золотые, Жази полюбовалась на лестницу. Попробовала её в деле, сооружение легко выдержало массивную хозяйку, она подумала немного и заявила Николаю,  предварительно похвалив его за работу:  знаешь у нас строят водопровод в центре,  пожалуй, я тебя устрою на пару недель туда,  заработаешь на ваш Жигель  или как там его обзывают.  Ник молча открыл рот, а потом спросил: а можно?

И вот он уже трудится у проклятых капиталистов,  что сказать никто не подгоняет, а работа спориться, так как всё заранее продуманна и рассчитано. Ни одного обрезка. Быстро летит время на работе, вечером сидят компанией в саду: к ребятам приехал старший сын Жази с семьёй, не спеша тянут кто, что пиво и винцо. Скоро Нику ехать в Союз, на деньги, которые он заработал  вполне можно купить среднею тачку. Но не увезешь, конечно, от сюда.  Костя с Жази написали ему на деньги дарственную, чтоб не прескреблись в Союзе. Заверили  факт у нотариуса. Проводы устроили в саду, не спеша вечеряли допоздна, из гавани доносились гудки теплоходов. Рано утром Константин повёз его в Брест,  где были рейсы на Москву, долго прощались перед посадкой, ведь как знать увидятся ли снова, у жизни много коллизий и поворотов. 

В Союзе он благополучно прошёл контроль, никто не придрался и вскоре уже был  на своём Урале. Дома его встретили как героя, ещё бы был у капиталистов. На работе  он много не трепался,  сказал, что французы живут нормально, ну а "Жигуль" он купил только через два года, да и то в  магазине  «Берёзка». С Константином и Жази виделся только один раз,  в Москве, на Урал их не пустили.