Оторвались!

Зимин Виталий
Ну блин, по приезду «оторвусь по полной»! Только бы втюхать побыстрее деревенским эту долбанную лузгу, пропади она пропадом! Так думал Витя «Агдам» остервенело жуя колючую лузгу (шелуху от семян проса), давясь, но сохраняя лучезарную улыбку на лице. Всем своим видом показывая как это вкусно и приятно! Данный «рекламный ход» редко подводил Витю, помогая продавать селянам привезенный им товар. Частенько приходилось набивать рот жомом- отходами сахарной свеклы, после переработки ее на заводе, зелеными также противными на вкус гранулами переработанной люцерны и прочей «лабудой», навязчиво продаваемой доверчивым жителям сельской глубинки для кормления домашнего скота.   Стоящие около камаза бабки переминаясь, недоверчиво смотрели то на Агдама, то друг на друга. – А надой то как? От этого корма поднимется? Ай нет? Молочкя- то коровка давать буде, ай нябуде?? Витя, с большим трудом проглотив недожеваную лузгу засверкал золотозубой улыбкой – Да буде конечно! Я вон всего жменю то и съел, а погляди мамаша как- пузо- то надулось… Распахнув куртку продемонстрировал вмиг надутый живот. Бабульки довольно рассмеялись. – Ладно уговорил, давай по пять мяшочков, да насыпай-то пополней, без усякого обману…. Агдам заулыбался еще шире, показывая уже и коренные зубы – Чо так мало- то? Берите по двадцать недорого возьму, всего то по трояку за мешок! Бабки, замахав руками почти хором пропели – Дорого то как!? Вот по рублику бы… Узяли б, да… По дясятку мяшков… А по три рубли… Дорого! Агдам, застегивая куртку пробасил с серьезным теперь видом – Ладно. Если по двадцать возьмете, по два целковых отдам. Только поможете мне, по дворам пробежитесь другим похвалите товар. Орудовавший в кузове под тентом Виталя «Зюля», тридцатилетний мордоворот под сто сорок кило весом уже сбрасывал с борта тугие, насыпанные «под короткий хохол» мешки. Еще немного помявшись, бабки согласились и с количеством мешков и с ценой. Это происходило во второй уже деревне, половина лузги была продана, кузов камаза понемногу пустел. В голове Агдама опять пронеслось – Не забыть Нинке позвонить… Ее мужик ментяра поганый на рыбалку по выходным с ночевкой постоянно ездит. Так что есть перспектива «оторваться вовсю» у Нинки на хате!  Дома Вите отмазка не требовалась. Жена, волоча на себе дом, воспитание и содержание двух сыновей- дошколят пускала Агдама только при наличии приличной «котлеты» денежных купюр. А вот к застольям относилась отрицательно, выгоняя благоверного со двора вместе с его гостями- товарищами по «калымному цеху». Поэтому Витюха и пропадал отсутствуя неделями, совершенно впрочем от этого не страдая. Если не был занят в очередном «рисково- денежном предприятии» сильно смахивающим на аферу, то проводил время в гаражах ПОГА или четвертого автохозяйства. Где подбирал компаньонов, водителей грузовиков для следующего «проекта», а заодно «шкурил» с помощью карт местных работяг- простофиль, облапошивая их в «секу» или «буру», пользуясь нехитрыми шулерскими приемами. Большого дохода не получал, но, на текущие расходы и выпивку выигранных денег хватало с лихвой. Было весело да и время попусту не тратилось, короче, «кругом только плюсы»… На ночлег устраивался у друзей или у многочисленных подружек, таких как Нинка, одаривая нехитрыми гостинцами.  Вечерами- «праздниками» скрашивая их серое существование. В те дни когда шум пьяных компаний надоедал Витек ночевал у Виталика, вернее в доме его отца, где они вдвоем скромно существовали. Батя жил на пенсию, младший сын Сашка уже давно обзавелся семьей и своим домом. Работая в ПОГА плотно сидел на водочных рейсах, развозя на ЗИЛе с «праговским» холодным фургончиком спиртную продукцию Елецкой «ликерки» по городам и весям центрального Черноземья. А старший Виталик с погонялой «Зюля» будучи неисправимым лодырем сидел на шее отца, перебиваясь случайными заработками. Если вот как сейчас Агдам, кто- нибудь «брал на хвост» и за небольшой процент позволял поучаствовать в «делюге» в качестве подсобника- «подай, принеси, пошел на …, не мешай…». В свободное же время Зюля отирался в ПОГА.  Расхаживая с задумчивым видом по ремонтным боксам тер указательным и большим пальцами отполированный до золотого блеска медный пятак, давая понять знающим людям что относится к числу матерых катал- картежников. На частенько задаваемый работягами вопрос – для чего эта монета, неизменно отвечал-  чтоб пальцы чуткость не теряли… В игру впрочем никогда не вступал, лишь присутствовал, молча и с серьезным видом наблюдая за процессом. После окончания, когда выигравший как обычно проставлялся накрывая щедрую «поляну», Виталик непременно оказывался в числе приглашенных. Примостившись рядом с «виновником торжества» внимательно слушал впечатления об игре, кивая головой в нужных местах, не забывая однако выливать очередной стакан спиртного в широко раскрытый рот. Пил много, долго не пьянея, но еще больше ел! Те кто его знали старались избегать совместных застолий, потому что еще в самом начале «междусобойчика» вся закуска исчезала переместившись со стола в необъятный живот Виталика, предварительно перемолотая мощными челюстями без перерыва на совместный с товарищами перекур.
              Сегодня Зюля трудился «по- стахановски» понимая что каждый проданный Агдамом мешок приближает обещанный другом «сабантуй», с обильной выпивкой и вкусной жратвой, которую уже наверное готовят сгорающие от нетерпения, изголодавшиеся по мужской ласке бабы.  Их внешность, возраст и «прелести» Виталика не интересовали, а вот выпивка и еда….         
               Подходя к телефону в прихожей, Нинка в очередной раз зацепила ногой торчащий из- под стула рюкзак. И опять сильно ушибла мизинец на ухоженной ступне. В сердцах пнула звякнувший содержимым мешок – Наложил блин… Как на колыму собрался, рыболов гребаный… Таня, соседка по этажу звонила уже наверное в двадцатый раз! – Ну что еще, Танюш? Да не волнуйся ты… Зашептала, оглядываясь – Нормально все будет… Я его сама- то не видела… Но Витя говорил что то ли на Делона похож, то ли на Гойко Митича! Может спортсмен или как Агдам дальнобойщик… Но точно не мент как мой и не железнодорожник как твой! Главное – не суетись! Все будет по- людски… Выпьем, закусим, попляшем… и по койкам! Вот только наши рыбачки свалили бы побыстрее, да на «подольше» … Все! Пошла котлеты жарить. Остальное готово. Положив трубку поспешила в ванную вспомнив что еще нужно подбрить нужное «место».
               А Таня все равно не находила себе места от волнения. За двенадцать лет в браке это была первая попытка «оторваться» - так называла сие действо соседка и подруга Нина. И Таня очень переживала чтоб «первый блин» не стал «комом». Ей давно хотелось новых отношений, приятных волнений, может быть даже любви… А что? Ведь сказал кто –то из умных что после тридцати жизнь только начинается. С мужем она познакомилась едва дожив до совершеннолетия, совсем еще девчонкой. Встречались на скамейке, около соседнего подъезда. Таня и две ее подружки не отходили далеко от дома. По вечерам к ним приходили три парня из ближних дворов. Шутили, смеялись по поводу и без, разбившись на пары прогуливались до поздней ночи. А через полгода переженились повеселившись на трех свадьбах. Начав новую, теперь уже взрослую жизнь. Которая как оказалось состояла не только из праздников и пикников на природе. После рождения детей обе Танины подружки развелись с мужьями также «дружно» как и поженились. Коротая теперь вечера на той же самой скамейке только с детскими колясками. Ежедневно делились воспоминаниями о несчастливом браке, о змее- свекрови и теперь уже бывшем муже, как оказалось совершенно не приспособленном к семейной жизни. У одной из товарок супруг оказался «игровым», продувая в карты все вплоть до молочной смеси. У другой- молодожена «замкнуло» на спорт, где чередуя тренировки с выступлениями на соревнованиях он совершенно забывал о существовании молодой жены и дочки.
                Танину жизнь в браке также нельзя было назвать счастливой, но до развода не доходило, хотя иногда казалось что он неизбежен. Толик оказался педантом и страшным скрягой. Пропадая в частых поездках выделял молодой жене с новорожденной дочкой всего лишь тридцать рублей в месяц «на питание и прочие расходы»! Зарабатывая на железной дороге неплохие деньги относил все до копейки в сберкассу на «срочный вклад», не считая конечно той тридцатки… Одним из любимых и как ему самому казалось важных занятий был регулярный и кропотливый подсчет процентов, «набежавших» на его вкладе за последние несколько дней. Время супруга было   расписано поминутно. Утренний кросс, завтрак, подсчет процентов прибыли на счете, отдых с обязательным дневным сном, отработка ударов на висящем в квартире боксерском мешке, обед и зачастую, после 14.00 уход на работу. Вернувшись из поездки в третьем часу ночи и заметив не вымытый стакан на кухонном столе или соринку на паласе обязательно поднимал с постели жену для наведения порядка. Оправдания не принимались. За отказ следовало наказание- что нибудь из дзюдо, задняя подножка или боковая подсечка… Хорошо что до «шау из стойки» или «с колена» не доходило!  Каждый раз распределяя в сумке по известному только ему порядку термос с чаем и пакет с едой выговаривал жене что бутерброды опять без колбасы! Когда Таня оправдываясь говорила об отсутствии денег, Анатолий посылал ее к родителям- мол, пусть дадут… На ее вопрос – что они могут давать, простые заводчане, живя на рядовую зарплату, он приводил в пример своих знакомых и сослуживцев. Обстоятельно рассказывая кому из них и сколько кур, гусей, десятков яиц и ведер корнеплодов передавали из деревень благодарные родители их жен. Заканчивая разговор одной и той же фразой – Пусть дадут что нибудь. Иди. И она шла… Плача, жаловаться матери на свое незавидное замужество, слушать нашептываемые ею «житейские» советы. Возвращалась как правило с пакетами набитыми доверху едой.  Которые она с мамой торопливо загружала из семейного холодильника старшей сестры «ловя момент» - пока та не видит, проживающей в одной из комнат квартиры родителей с мужем и двумя детьми. После чего жизнь в ее, Таниной семье хоть как- то налаживалась, как правило до того дня когда заканчивались фактически украденные ими у семьи сестры продукты. И все начиналось сначала… Ворчливое бормотание Толика, которое Таня выносила не более недели и очередной «поход к маме», а точнее- к холодильнику сестры, которая конечно- же обнаруживала пропажу большей половины продуктов но, жалея сестру делала вид что не замечает этих регулярных «набегов». Ее муж также часто отсутствовал дома, был дальнобойщиком- «жульманцом» зарабатывая левыми рейсами деньги которые и не снились Таниному Толику, но в отличие от него не был скупердяем. Поэтому каждое его появление дома, с гостинцами и коробками вкусной еды и питья встречалось радостным и веселым смехом, а не как у Тани- гундосым нытьем… Первые годы замужества были очень трудными. Но после выхода из декретного отпуска Таня обученная матерью, стала регулярно лгать благоверному по поводу своей зарплаты, которую тот пытался отбирать и «тащить на книжку», почти вполовину занижая полученную сумму. Премии также прятала у мамы, добавляя к своей «заначке». Из этих собранных мухлежом рублишек она пусть не часто, но приобретала какую- то одежду себе и подрастающей дочке, в обязательном порядке докладывая мужу что это подарки мамы!  Жила, вернее привыкла жить как «нелегал- разведчик». Все эти годы пытаясь свести «концы с концами», какая уж тут любовь!? Теперь же, после переезда в их дом семьи Нинки все стало меняться. Во время отсутствия Толи, пока он колесил по своей «ветке» на тепловозе, Тане нравилось засиживаться у новой подруги, угощаться диковинными фруктами и деликатесами, потягивая из красивого фужера искристое и очень вкусное вино.  Или пропустить с всегда веселой Ниной пару рюмок непривычно терпкого коньяка под вкуснейшую, диковинную для нее осетрину. С раскрытым от удивления ртом и томящейся ломотой внизу живота смотреть впервые в своей жизни видеозаписи порнографического содержания! После чего до рассвета блестеть в темноте глазами, понимая сколько всего прошло мимо нее в этой жизни! И однажды она поделилась об этом с Нинкой, которая сначала удивившись, а затем заливисто рассмеявшись, пообещала «все устроить» … Организовать «незабываемый отдых» при первой же возможности, как она сказала- «оторваться по полной»! Сегодня представился «удобный момент» - их мужья сговорились поехать на пару выходных порыбачить, а Нинка, воспользовавшись случаем договорилась с Агдамом о «сабантуе», наказав прихватить для подруги приятеля. Все «срасталось» - дети отправлены к бабкам до понедельника, погостить, рыбачьи снасти и рюкзаки собраны, все что нужно для веселого застолья приготовлено и рассовано по холодильникам соседей.
                Яша вытер платком вспотевший под ментовской фуражкой лоб. Казалось, что это дежурство не закончится никогда. Минуты тянулись часами, часы были похожи на сутки. Его «Москвич», надраенный в течение дня до блеска «котовых яиц» стоял под парами, поблескивая хромировкой и натертыми полиролью боками. Багажный отсек был упакован всем необходимым и проверен несколько раз! Бутылки со спиртным, перекочевавшие из ящика в просторный сумарь, дожидались отъезда в прохладе смотровой ямы, под навесом блокпоста. Оставалось срубить с проезжающих пару сотен «рваных», чтоб дотянуть до ежесменного «плана». Свои, награбленные, уже приятно грели внутренний карман кителя, увесистой «котлетой» заняв все его пространство. Теперь требовалось позаботиться о доле командования, оставив положенную тысячу в потайном месте гаража, расположенного под постом ГАИ. И все. На целых два дня свободен как ветер! Как по заказу, сегодня попалась смазливая, молоденькая «плечевая» - дорожная шлюха, которую он с напарником снял с проезжающего в сторону Москвы, большегрузника. Разгрузившись по разу, с помощью исполненного ею «экспресс метода», дружно согласились, что у девахи особый в этом талант, ввиду чего Яша решил забрать ее с собой, на рыбалку. Чтоб не скучала и не слишком важничала, загрузил назвавшуюся Маринкой девку полезной работой. Запугав сначала, отправкой в спецприемник , заставил побелить потолок в посту и гараже. Теперь же она, растопырив полные ляжки, виляя задом, в третий раз домывала пол в посту, добиваясь стерильной чистоты! Еще раз оглянувшись на девку, Яков Яковлевич, старший лейтенант Госавтоинспекции, остался очень доволен собой, сегодняшним «уловистым» дежурством, прихваченной по случаю шлюхой и вообще, сегодняшним днем! К тому же, вовсю светили выходные на природе, да еще в таком сопровождении! Рассмеялся! Толян- то, в своем паровозе таких вот, никогда наверно не возил…  Быстрее бы только смена заканчивалась, а там «оторвемся по полной»! Махнул жезлом проезжающему, натужно ревущему «КамАЗу». Тот, повинуясь жесту, заскрипел тормозами, останавливаясь за постом. Подошедший водила, вихрастый парняга в расстегнутой, грязной рубахе, но, с очень дорогими, японскими часами, протянув руку, поздоровался. Мельком взглянув на оказавшийся в ладони, свернутый червонец, Яша сунув его в карман, пробасил для строгости – Ты чо дал то, а? Прохода не знаешь? С таким «уважением» мы тут с голодухи подохнем… Добавляй еще три!  Вихрастый перестал скалить зубы – Не пойдет, командир! Из ростовского «шершняка» почти без штанов вышел, имейте совесть! Вместе на дороге пашем, зачем грабишь? Мне еще до Питера ваших кормить… Да и товара всего две секции, на подгрузе. Хочешь- лезь, смотри. Яша опять вытер лоб, пробормотал – Все вы, «на подгрузе»… Не гонишь? Может полный под хряп, а? Тот отрицательно замотал головой… Яше надоело спорить с водилой. – Ладно, давай еще «бумагу» и дуй, пока не передумал! Парень, молча сунул ему в ладонь еще червонец и быстро развернувшись, поспешил к кабине. Уже усевшись за руль, махнул, прощаясь и дымнув глушителем, тяжело тронулся, моргая левым «поворотником», выезжая на пустующую пока дорогу. - Еще три- четыре таких и ажур! Саня – напарник, за бугром, за знаки легковиков шерстит, спрятав патрульный «Жигуль» за кустами. Уже по времени, должен сотни три настричь! Скоро появится. И мне надо торопиться!  Как по заказу, попались три, затаренные леваком фургона. С каждого срубил по тридцатнику! Похвалил себя вслух – Молодец, старший лейтенант Голокопытенко! План, даже наверно перевыполнен! Может с Саньком, еще себе по двадцаточке приклеим!! В очередной раз, погладив взглядом Маринкин «круп», весело заорал – Эй, «Нифиртити», шевели булками, нам уезжать скоро! А то с другой сменой оставлю… Будешь до утра асфальт вокруг поста драить! После веселухи, да забесплатно!
               Деваха, наконец разогнувшись, выжимала тряпку. Широко растянув рот в улыбке, мысленно обругала мента всеми бранными словами, которые знала. Стараясь орудовать тряпкой, как можно быстрее, подумала – Ну мразота, устрою тебе и рыбалку, и незабываемый отдых на природе…. На всю жизнь запомнишь, уж я то постараюсь! Главное – паспорт не нашли, твари… А вот деньги забрали все, до последней копейки… И при мне же разделили… «по- братски», крохоборы…
                Толя Молотов бежал привычный, пятикилометровый кросс в приподнятом настроении. Все его начинания в последнее время были непременно удачными! Квартальная премия оказалась неожиданно большой, отпускные получены вовремя и отнесены в сберкассу, сосед, Яша- мент пригласил на рыбалку! Посланная к теще дура- жена, приперла целую сумку продуктов. Конечно, не слишком «жирно», но, все равно на халяву! Стуча стоптанными кроссовками, будто аргамак копытами, Толя снова принялся пересчитывать принесенное. Довольно крупная курица, семь здоровенных морковок, десять луковиц, семьдесят три крупных картофелины, две пачки маргарина и килограммовый пакет крупной камсы, которую Толя не поленился взвесить у соседки, на точных весах! Могла бы, конечно, чего и повкуснее выклянчить, ну да ладно, в следующий заход озадачу- без колбасы не возвращаться! А тут еще халява намечается! Яша, налакавшись, мечет деньги, будто лосось икру на нерестилище… Можно будет пить и жрать «на дурняк», целых два дня! Ни копейки не тратя!! От радости Толя прибавил скорость, опережая время «по графику». Чувствовал себя комбинатором, облапошившим весь белый свет!   Радовался – Этот болван харчей и выпивки багажник возьмет, а я – удочки, литровую банку червей и пару литров самогона, стребованные с Коли- сварного, т.е. добытые за так! Решил было, взять десяток картофелин, запечь в костре, но, быстро отогнал эту мысль, обругав себя за расточительность. Подбежав к своему подъезду, пробормотал вслух – Оторвусь, блин, «по полной» … А в голове почему- то всплыла фраза из блатной песни, услышанной в «Москвиче» Яши – Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…. Подумалось – К чему это?
                Зайдя в квартиру, Толя направился в душ. Некоторое время не мог настроить воду, шла то слишком горячая, то ледяная. Покосился на облезлый смеситель, собранный, скорее всего полвека назад, промелькнула мысль –поменять бы нужно. Но, отрегулировав наконец, воду до требуемой температуры, вслух ответил сам себе – Сколько себя помню, столько это кран работает, ни разу не потек, не то что современные, сплошное говно! Так что пусть служит, пока совсем не сгниет. Таня стукнула в дверь. – Толь, там Яковлевич из машины сигналит… Видно, опаздывает куда- то. Ты бы вышел, сам узнал, что нужно… Молотов, накинув древний, еще отцовский, когда- то бывший махровым, а теперь- облезлый до залысин халат, выскочил из подъезда. Яша заорал в пассажирское, ближнее к Толе, окно -  Ты еще не собрался!? Вся закусь в багажнике преет, водяра закипает, зашептал, резко сменив тон – Маринка ждет, а ты- в халате!?? Толян, взмахнув руками, рванул домой и выскочил, уже одетым, с тощим рюкзаком и удочками в чехле, буквально через несколько секунд! «Москвич», газанув, резко тронулся и выехал со двора, блеснув хромировкой, натертыми боками кузова и кокардой, лежащей как на витрине, на полке за задним стеклом, милицейской фуражки!  Наблюдающие за отъездом, в окно квартиры четы Голокопытенко, жены рыболовов, Нинка с Таней, разом, облегченно вздохнув, весело рассмеялись.
                Она лежала ничком, поджав под себя ноги, на топчане, с расстеленным на нем, старым ментовским тулупом. Это помещение, с единственным, зарешеченным окном, было пристроено к придорожной «вулканизации» и использовалось ее работниками, как склад. В настоящее же время оно пустовало. Лишь в дальнем углу было сложено с десяток разнокалиберных, «бэушных» покрышек, да стоял на коротких ногах, привезенный ментами откуда- то, старый, но еще крепкий топчан. На котором, не первый уже час лежала дивчина. Здесь ее запер мент, перед тем как поехать домой, сменить, наконец, надоевшую форму на рыбацкий костюм. Этим складом он пользовался больше двух лет. С разрешения местного начальства. Таскал сюда «плечевых», ссаженных с проезжающих «большегрузов». Получая с них «плату за освобождение», в виде торопливого, но разнообразного секса. Еще чаще, привозил с напарником награбленный или выклянченный у дальнобойщиков товар. Не брезговали ничем. Разгружая тоннами астраханские арбузы, кабардинские помидоры и прочие овощи и фрукты. К примеру, на прошлом дежурстве приволокли двадцать коробок женских прокладок, отобрав их, прицепившись к показавшимся «липовыми», сопроводительным документам. Сдавали «конфискант» либо на рынок, перекупщикам- азербайджанцам, либо в магазин прихваченной за пьяное вождение, заведующей.
               В очередной раз вытерев, набежавшие от бессилья и безнадеги слезы, она решила найти клочок веревки или кусок проволоки, чтоб, соорудив петлю и закрепив ее на оконной решетке, оборвать свою молодую, без единого, хоть какого- нибудь просвета, никчемную, как ей казалось, жизнь. Но, в тот момент, когда она опустила ноги на доски пола, за дверью загремел, открываемый кем- то, навесной, «амбарный» замок и звякнула щеколда. В проеме двери показался коренастый мужик, лет сорока, держа в одной руке черную наплечную сумку, а пару эмалированных мисок в другой. Закрыв за собой дверь, он подошел к топчану и, откинув край тулупа, начал молча выкладывать из сумки нехитрую еду. Положив в одну миску нарезанное сало и огурцы, накрыл ее краюхой душистого черного хлеба, в другую вылил из пол-литровой банки вкусно пахнущие щи. Подвинул к ее бедру, кивнул головой- Ешь. Она хотела было отказаться, но, судорожно всхлипнув, как в детстве, начала есть, поставив миску на сдвинутые коленки, роняя в посудину крошки с губ и редкие слезинки. Отставив ее, улыбнулась – Спасибо! Очень вкусно… Жена ваша хорошо готовит, заботится, а вы раздаете… Он ответил с улыбкой, с блеснувшей «фиксой», на одном из резцов -  Не угадала… Сам готовлю. А жена… Она давно сквозанула. Я, еще только первую половину срока добивал, когда она на развод подала. Лет, наверное, уже пять, как «каждый по- своему» …  Дивчина заморгала, в голове пронеслось – Ну блин, из огня, да в полымя! То менты навалились, теперь еще веселее, наверное, насильник…. Он подал ей чистую тряпицу, достав ее из кармана спецовки – Нос вытри… И, будто читая мысли, добавил – Опять не угадала, не насильник я, когда-то был жульманцом-дальнобойщиком, шустрил по югам, теперь вот, второй год резину на «вулканизации» клею. В семидесятых, теперешний министр иностранных дел Союза, ушастик гребаный, мартышка- «Вшиварднадзе», занимал пост министра МВД Грузинской ССР. Он тогда и выдал указ- за вывоз мандарин из республики- восемь лет тюрьмы!  По сезону, вся наша братва там, в Грузии и Абхазии пропадала! Ехали деньги хорошие поднимать! А, спалившись на «золотом» мосту, сроки приличные поднимали! Вот, голубушка, я там, на «семерик» и пристроился! Хорошо, баблом от лишнего года отмазался. Ведь там, на «обкомовской даче имени генерала Кумова» каждый день, месяцем кажется. С другой стороны, знал- на что шел. Такие вот, птичка- синичка, кренделя… Что- то я о себе, как на исповеди у батюшки. Тебя как зовут? Давай, что ли знакомиться, раз теперь хаваем из одной шлюмки. Меня, Владимиром в храме, при крещении нарекли, а маманя, Царствие ей Небесное и Вечный Покой, Вовкой с самых пеленок звала. Если по «ксиве», то, Владимир Николаевич Крутченко, на дороге, у братвы, на «Графина» отзывался, да и в зоне, под этой «погремухой» ходил. А тебя как звать- величать? Мент то, вроде Маринкой называл, так?  Деваха, отрицая, замотала головой. – Это я назвалась им так. На всякий случай.  Достав из- под оторванной наполовину подкладки, на дне своей сумки, паспорт, протянула его Графину.  Тот медленно прочел – Квятковская Яна Яковлевна. Взглянув на год рождения, пару раз «цокнул по фиксе языком». – Так тебе еще и двадцати годков нет!? Что ж ты, «зоренька ясная» на дороге, с этих лет промышляешь? Маткой взбесилась, или романтики дешевой, ****ской захотелось?? Сверлил «злым глазом» … Она собралась ответить коротко, но, не сумев сдержаться, расплакалась… И принялась рассказывать все, начав с того страшного дня, когда умерла ее мама. Про мытарства по углам, в съемных квартирах, про травлю в техникуме, который пришлось бросить, не доучившись год. Про неудачные попытки устроиться хоть на какую- ни будь работу, не имея нужного для этого, трудового стажа…. Не скрыв и то, что неделю назад сбежала из кож. вендиспансера, угодив туда, заразившись гонореей! Почти успокоившись, заставила себя улыбнуться – А на трассе я не «работала». Попытаться вроде решила, да менты, с первой же машины и сняли… Оно может и к лучшему. Теперь вот только от уродов отмазаться, чтоб не глумились… Володя покачал головой. – Ладно, не заморачивайся, попробуем сообща решить. Поднявшись с топчана, переспросил – Квятковская? Ты не польских «кровей»? Со мной в зоне парняга чалился, однофамилец твой, из Волгограда, Коля Квятковский- не родня? У него половина родичей в Польше проживает, батька его оттуда.  Яна сказала то, что услышала когда- то от матери. – Квятковские- древний дворянский род в Польше, но про это нужно молчать, чтоб не накликать беды. Дед, мамин отец, еще юношей перебрался сюда, в мутные, двадцатые годы, из Волыни. И никогда не рассказывал кем были там его родственники. Мама прожила с этой, своей девичьей фамилией всю жизнь…  Перебил– Ладно, о генеалогии потом. Сиди, сейчас приду.
             Через несколько минут, Графин вернулся. Сунул в Янину ладонь два «стандарта» каких- то таблеток.  – По приезду, зарядишь этими «колесами» бутылку водки. Размельчишь 14-ть штук, не больше. Это клофелин. Смотри не переборщи, клиентура подохнуть может от передоза! Сама из этого флакона, конечно не пей! Я примерно знаю, в каком месте, на Дону, вы «рыбачить» будете. К вечеру подъеду. А там- «толкач муку покажет…».  Достал из кармана еще стандарт таблеток – Чуть не забыл. Это- тебе. «Цифран». Пей одну, через пару часов продублируй. Забудешь про свою «болезнь по недоразумению».  Яна, помедлив спросила – Вова, а у тебя жилье какое? Квартира или дом?  Графин улыбнулся -  Ты, ягода- малина отобрать что ли решила? Без угла, в самом расцвете жизни оставить?? Да ладно, шучу… Ну домик небольшой, а что?  Она продолжила – А времянка во дворе или сарайчик какой- нибудь, имеется?  Может пустишь в угол пожить, пока не устроюсь? Я тебе помогать буду, что скажешь, красить там, или копать…. Продолжила еще тише – Борщ варить вкусный…. А?? Направившись к двери, Графин ответил не оборачиваясь – Давай одно дело доделаем, а остальное- по результату… Захлопнув дверь, загремел замком.
                Стол, сервированный на просторной после перепланировки кухне квартиры четы Голокопытенко, ломился от дефицитных яств сов. деповского времени! Нинка, благоухающая французским парфюмом, в коротком «до нельзя» японском халатике с вышитым золочеными нитками драконом на спине, успевала все. Раскладывая, принесенные Татьяной от матери (из дома брать было боязно- Толя обязательно заметил бы пропажу) маринованные помидоры и огурчики, она выглядывала в окно, ожидая приезда «визитеров», бросала веточки петрушки на салат и на обложенную маслинами горбушу- «для красоты», щебетала с подругой о предстоящем. – Тань, ты белье одевала? Не дожидаясь ответа, распахнула халат под которым ничего не было – А я нет!! Засмеялась звонко – Витенька любит даже за столом руками «поблудить» … Оглядев наряд подруги надула ярко накрашенные губки – Зачем ты эту кофту напялила? И юбку?? В райком комсомола что ль собралась? Иди, в спальне мой, черный халат накинь, да лифчик хотя бы сними… Пока разденешься, у кавалера вся охота пропадет! Таня послушавшись переоделась «как надо». Вернулась в черном шелковом халате Нинки и без бюстгальтера, стесняясь и пунцовея лицом. Нина вытянув шею смотрела на улицу – Приехали! Уже в подъезд вошли… Бегу встречать! Садись за стол, не маячь и не красней как девственница! А то перепугаются и уйдут!! Смеясь, побежала в прихожую. Таня выбрала место у окна. Хлопнула входная двойная дверь, раздались мужские голоса, Нина зашикала предупреждая о соседях. Агдам, поставив увесистую сумку с выпивкой и едой поймал за руку уходящую на кухню подружку – Нинуль, мы прям с работы… Сделай душ погорячей! Трудовой пот смыть да погреться! Зюля, разувшись топтался в прихожей не зная, куда проходить. От его нестиранных пару недель носков начало распространяться жуткое зловоние! Агдам, иногда начинающий заикаться при разговоре, сморщив нос «затормозил» надолго… Затем его прорвало! – Ббббблллляххха! Ззззюююллля!! Быыысттттро в ввванную!! Нужно бббыло тебе ккапыта пппаяльной лампой опппалить, чтоб не воняли… Не оговариваясь, Виталик протопал бегемотом в ванную, в которой из- за габаритов еле поместился. С наслаждением плескался как школьник начальных классов, не замечая льющейся потоком за края ванны, грязной воды. Пробегающая мимо Нинка, заметив выползающую из- под двери лужу, замахала руками – Витя! Что он там делает?? Внизу соседи только ремонт закончили… Зальем!! Агдам, распахнув дверь скомандовал – Выныривай! И пол за собой притри как следует! Мне тоже обмыться нужно. Виталя, успевший заодно простирнуть трусы с носками, развесил их на хромированной, диковинной для его глаз сушилке. Пришлепав босыми мокрыми ногами на кухню, расположился на модном диванчике- «уголке», заняв его добрую половину. Таня, увидев своего сегодняшнего «суженого» впала в состояние оцепенения!  Ее головной мозг сверлила одна мысль – Этот Виталик… как два Толика! Мама!! А живот… Больше никаких мыслей пока не было… Агдам вернулся из ванной неожиданно быстро. Усевшись вплотную к Нинке скомандовал, улыбаясь во весь рот – Молодожен Виталя Зюля! Наливай! Первый и самый главный тост - За наших дам! Самых красивых и желанных на нашей планете земля!! Таня, выйдя наконец из ступора, вместе со всеми подняла фужер с «северным сиянием» -  шампанским в которое была добавлена водка «Столичная». Ее рука заметно дрожала. У Агдама и Нинки был налит коньяк, Виталик предпочел «Столичную» налив ее в чайную кружку! Чокнувшись разноперой посудой дружно выпили и наскоро закусив, повторили еще по одной. Веселье разгоралось! После пары произнесенных Витей тостов, каждый занялся своим! Таня стесняясь, молча потягивала «сияние», постепенно, но верно пьянея. С возрастающим интересом и понемногу смелея от выпитого рассматривая Зюлю.  Агдам вовсю целовался с Нинкой, шепча ей на ушко возбуждающе- веселящие ее слова, а Виталя, выливая в широко раскрытый рот очередную кружку водки с упоением закусывал. Постепенно уничтожая всю еду, отставляя в сторону пустые тарелки. Курицу он съел не заморачиваясь поиском и отделением костей! Громко хрустел мощными челюстями перемолачивая все что попадало в рот и также громко глотал… Сожрав все огурцы и помидоры, он нашел на разделочном столе банки с их рассолом и опять заглотнув кружку спиртного выпил рассол, съев также плавающие в нем листики смородины, венчики укропа и зубцы чеснока… Водку он пил как уставший на сенокосе косарь колодезную воду, много и крупными глотками! Таня заволновалась – Что же со мной будет если он и в постели такой же как в еде!?? Она уже несколько раз порывалась подняться и уйти. Но почему- то не могла оторвать от сиденья зад и ноги совсем перестали ее слушаться… Выпив еще пару фужеров «северного сияния» заботливо наливаемого ей Витей, Таня, заплетающимся языком   пригласила Виталю на «белый» танец. Ей хотелось веселясь, закружиться наконец в танце, только вот ноги как на зло не слушались. И она почти безвольно висела на животе Зюли, раскачиваясь в такт музыки оттопыренной задницей на широко расставленных, подгибающихся ногах. Сознание периодически покидало Таню. Приходя в себя она, как бы возвращалась в качающуюся будто палуба корабля, комнату.  Обнаруживая себя то сидящей в глубоком кресле, то лежащей на диване, или стоящей на нетвердых ногах, обнимающей необъятный живот своего «бойфренда» Зюли. Вокруг них словно специально кружа, и как казалось Тане- почти не касаясь ворсистого ковра, танцевали совершенно голые Нина с Витей… Она не замечала, что и на ней из одежды оставались лишь кружевные трусы, одетые ради такого «романтического» вечера. После очередного «провала» Татьяна обнаружила себя совершенно голой, лежащей на разложенном диване рядом с Виталиком, который не подавал никаких признаков жизни. Она прошлась ладонью по его мохнатой груди и такому же волосатому пузу, которое вдруг зашевелилось как у беременной женщины за пару недель до родов! И тихо всхрапнув, он неожиданно громко и протяжно «испортил воздух»!  - Метеорист хренов – пробормотала женщина и поднявшись, с трудом удерживая равновесие отправилась в темноте в сторону кухни. Проходя по темному коридору, сориентировавшись на звуки заглянула в Нинкину спальню. И застыла в дверях. На широкой кровати, в свете ночника сплелись два разгоряченных тела! Любовники видимо только что достигли «пика», к которому стремились и теперь лежали не двигаясь. Нинка тихо стонала в истоме, Витя откликался ей хриплым, будто перехваченным горлом рыком! Удивляясь самой себе, что не испытывает ни капли стеснения или стыда Таня, зайдя в комнату села на край кровати. Агдам подняв голову заулыбался, блеснув в полумраке белизной зубов – Что, удрала от Виталика? Не справляется с обязанностями сексуального маньяка!? Нина, раскинув наконец руки и ноги, лежала молча. Подняв с ковра белеющую салфетку Татьяна принялась медленно вытирать испарину на теле Нины, аккуратно промокая грудь, затем живот и бедра подруги. Помолчав, тихо ответила – Да какой он маньяк… Нажрался чего не попадя, без разбора, до самых гланд… Теперь лежит вон, как забитый кабан, давление в брюхе стравливает каждую минуту… Ушла, потому что дышать невозможно… Да и скучно мне…  Закончив с Нинкой начала вытирать спину и ягодицы лежащего на животе, Вити. – Пойду я домой потихоньку… Спасибо за вечер… Агдам придержал ее, взяв за запястье – А нам компанию составить не желаешь? Останься!  Тронув Нинку за плечо, спросил ее – Ты как? Не против участия подруги? Та ответила слабым голосом – Конечно, пусть останется, если ты «за» … Я уже никакая… Но… На вас глядя, может еще на что и сгожусь… Через секунду Таня уже лежала на кровати, животом вниз, а оседлавший роскошные бедра ниже ягодиц, Витек, легкими движениями рук массировал ее тело. Начав почти с затылка, под мягкими кудряшками, продвигаясь по шее и спине разминая их, медленно опускаясь ниже, к ждущим его руки ягодицам…  В первую минуту от незнакомых ей прикосновений, тело женщины покрылось «гусиной кожей», напряглось, но постепенно становилось податливым. Под действием неутомимых рук Таня погружалась в негу, внизу живота все сильнее ощущалось томление.
                Забрав на складе вулканизации Маринку, рыболовы спешили к заветному месту, на знаменитой, русской реке.  Дон в верховье не был по настоящему судоходным, постоянно меняя намытыми мелями и без того мелкий фарватер. До села Донское добиралась лишь одна ржавая баржа, толкаемая против течения таким же древним и ржавым буксиром. На ней доставлялся песок и щебень для нужд райцентра и железной дороги. Чуть позднее описываемых событий, в конце восьмидесятых, ее посадили на очередную, вновь образованную течением мель, да там и бросили из- за ветхости и ненадобности. Баржа много лет догнивала, вросшая в прибрежный песок, недалеко от села Нижнее Казачье. Наверное, ржавеет там и теперь, а может уже порезана и сдана в металлолом, местными безработными аборигенами в неразберихе начала двадцать первого века. В общем, судьба ее в теперешнее время неизвестна. Поскольку автор настоящего повествования, не являясь рыболовом лет двадцать пять не посещал эти красивые своей природой, по- настоящему заповедные места.
                Яша Голокопытенко считал место рядом с полузатопленной баржой своим. При помощи свирепого вида и напяленной на плешивую голову ментовской фуражки, распугивая оттуда местных и залетных рыбаков. Приезжая в это, отдаленное от людской суеты живописное место в любое время года, отдыхал здесь телом и душой. Впрочем, нещадно нагружая в эти дни свою печень не то что неумеренным, а просто дичайшим употреблением алкогольных напитков, в широком ассортименте! Выжирая за несколько дней рыбалки огромное количество бутылок пива, вина, крепких напитков, не брезгуя и местным самогоном, когда привезенное с собой пойло заканчивалось.
                Несмотря на то что осень уже прошла свою середину, а ночи были холодными, Яша решил не заморачиваться ночлегом у местных, в деревне. Заставил Толяна и Маринку ставить палатку, набив под ее днище несколько мешков прихваченного из стоящего неподалеку скирда, сена. На пол постелили надувные матрасы и кусок толстого войлока, захваченного для этой цели. Покрикивал с видом хозяина – Шевелитесь! Это днем пока еще тепло, а как солнце скроется, одна надежда – на палатку, водку, добрый костер, да на тебя, Брунгильда сисясто- жопастая…. Заглотнув первый, без закуски стакан, сходил на берег неподалеку, расставил закидные, закрепив спиннинги с помощью специальных рогаток. Вернувшись, поставил на обычное место раскладной столик и стулья, разгружая коробки с харчами и пойлом заорал – Вы что, спать там завалились, компаньоны долбаные!? Идите помогать, да по сотке треснем за прибытие… Не дождавшись подошел и распахнув вход в собранное жилище, присвистнув, рассмеялся – Ну ты Толян даешь! Как в пословице… Как просить, так заяц, а как драть, так медведь… В тени брезентового помещения методично двигалась белая задница Толи, между широко расставленных, такого же цвета Маринкиных ног. Толя громко пыхтел в такт своим движениям, видимо очень стараясь получить максимум удовольствия. Склонив набок лысеющую голову Яша добавил – Нет, ты Толяба не железнодорожник, ты - швейная машина «Зингер»! Развернувшись, пошел разводить огонь в сложенном из камня очаге. Дожидаясь пока разгорится как следует, махнул еще полтораста беленькой, которую очень любил… В голове пронеслось – Нет! Все в жизни сложилось правильно! И работа прибыльная, почетная и квартира шикарная и машина- что надо и жена, скромница- красавица! Я тут отрываться буду по полной, с девкой молодой, а она- ждать, у окна глаза выплакивать… Так на то она и жена солидного человека, домом заниматься, очаг, так сказать в порядке поддерживать.  По приезду, с первого же дежурства духи ей французские куплю, за верность и любовь! Только бы с поста не перевели. Уж очень место «хлебно- прибыльное» …
                Толя «растворялся в кайфе»! Мысленно нахваливая себя при каждом очередном движении – Сколько халявного! А девка… Кровь с молоком! Оторваться невозможно! Ей наверно еще и двадцати лет нет! Разве сравнишь с деповским визгливым бабьем… Да еще почти багажник выпивки со жратвой! В очередной раз «разгрузившись», сполз в сторону обмякнув телом, раскинув в стороны ноги и руки. Полежав неподвижно пару минут, толкнул дивчину локтем – Пошли, пока Яша все не выпил.  Она не ответила. Лежала, отвернув в сторону голову.  – Ну как знаешь, отдыхай пока. Я там недолго, бухану и опять к тебе! Соскучиться не успеешь… Одевшись, выполз из палатки.
                - Снова «попадалово»!  Пыталась собраться с мыслями. Найти вариант, верный и самый безопасный. Еще по пути она поняла- что сопротивляться, звать на помощь в этом захолустье бесполезно. Тем более удрав, блудить в ночном незнакомом лесу в поисках жилья или дороги. Пока оставалось только терпеть и «надеяться на случай». Ни в коем случае не злить негодяев, избежать побои и еще более гнусные глумления. Не остаться в этом безлюдном месте искалеченной- в «лучшем» случае, а в худшем убитой и прикопанной под любым из окружающих их бивак, деревьев. Украденная из багажа бутылка водяры была припрятана под хвоей, за палаткой. Но, как и где приготовить спасительную «смесь», в голову пока не приходило. Одеваясь, вспомнила Толины «ласки», его зловонное дыхание, от чего ее едва не стошнило прямо в палатке. Подойдя к столу, освещаемому пламенем разгоревшихся в очаге дров, попросила бутерброд. Яша, продолжая рассказывать очередную рыбацкую байку, которых он знал несметное множество, являясь кстати, главным персонажем большей из них половины, махнул девахе рукой – Бери на что глаз падает… Пока она выбирала- что положить на тарелку, он подвинул к ней стакан, плеснув в его «жерло»    грамм сто «Столичной». Алкоголь был ей всегда противен, но сейчас она выпила, лишь для того чтобы согреться. Перекусив и посидев несколько минут у очага, глядя на завораживающие своей неповторимой «пляской» языки пламени, дивчина попросилась «отойти на минутку». Заметно опьяневший мент разрешил – Смотри, только далеко не заходи! Попадешь на местных лохов, они в свой клуб утащат и будут «хором» драть до полного обоюдного опупения! Яша громко заржал, радуясь удачно подобранному словосочетанию. Продолжил – Или на кабана дикого нарвешься! От него и вовсе не убежишь… На куски порвет, в клочья!  Здесь они стадами ходят, сам сколько раз видел. Мы ведь в заказнике находимся, зверья много непуганого.
                Незаметно забрав спрятанную за палаткой бутылку, дивчина зашла в лес, пытаясь в темноте разглядеть пенек или ствол поваленного дерева. Который нашла почти сразу, споткнувшись о пень и растянувшись во весь рост! Завязав таблетки в носовой платок принялась толочь их на пне, дробя донышком бутылки. Работа продвигалась медленно. Несколько раз она больно ударила себя по пальцам! Понимая, что ее могут начать искать очень торопилась! Раздробив наконец, на сколько можно таблетки, подсвечивая себе зажигалкой, украденной со стола, переместила получившийся порошок в открытую бутылку. Но как не старалась, взболтав водку растворить в ней «лекарство», ничего не получалось! Крупинки были достаточно крупными и плохо растворяясь, кружились в прозрачной бутылке как снежинки над городским катком… Деваха расплакалась от бессилья. Поработав бутылкой как шейкером еще минуту и убедившись в безрезультатности, стараясь не шуметь, пошла в сторону палатки. Незаметно подобравшись к биваку и спрятав пузырь, вышла из- за палатки уже не прячась. Рыбаки, раскачиваясь даже в «сидячем» положении, периодически стукаясь лбами что- то увлеченно рассматривали, заглядывая в горловину литровой банки. Их беседа тянулась медленно, потому что оба, в основном только нечленораздельно мычали, лишь иногда выговаривая более или менее понятные слова. Висевшая над столом «переноска» светила тускло, видимо из- за севшего аккумулятора от которого она была запитана. Заметив подошедшую Маринку, помолчав около минуты собираясь с силами, Яша, на удивление внятно произнес – А ну… гляди…. Что это, в банке…Тушенка?? Тогда…. Какого хрена она, бля, шевелится!? А?  Забрав, наполненную на две трети банку и поднеся ее к лампе, она увидела шевелящихся, крупных земляных червей вперемешку с грязными древесными опилками. Ответила менту – Это наживка для рыбы. Завтра понадобится. Сейчас, куда ее положить? Он, еле подняв упавшую на грудь голову, спросил – Какая наживка? Для… какой, бля… рыбы?? Ты чо… дура… на тушенку собралась ловить? Мы ей… закусывали… нормальная… такая…  хаванина… Ммммм… сейчас… водки еще принесу… Свалившись со стула, он на четвереньках направился в сторону палатки. Но, то ли устал от насыщенного дня, то ли выпитое подействовало, в метре от входа завалился на бок и через несколько секунд уже громко храпел. Толя так же лежал, напившись до полного беспамятства, устроившись рядом со столом. В одной руке у него был стакан, в другой- намертво зажатая в кулаке столовая ложка. Из уголка, крепко сжатого тонкогубого рта, медленно вытягиваясь, пытался безуспешно выбраться крупный земляной червь. Отыскав в палатке спальный мешок дивчина забралась в «Москвич», где устроившись на заднем сиденье, укутавшись и наконец согревшись, незаметно для себя уснула.
                Ночь постепенно отступала. Сначала поблекнув, исчез на небе «звездный зонт». Обступившие с трех сторон бивак высокие сосны стояли не шелохнувшись в полном безветрии. Где- то неподалеку, перекликалась голосами пара проснувшихся раньше всех, птиц. Проплывающая над лесом, небольшая тучка брызнула совсем недолгим дождиком. Крупные редкие капли которого, совсем не намочив деревья и землю покрытую хвоей, лишь прибавили свежести в воздухе, усилили запахи соснового бора. Едва начавшись, дождь прекратился. Из- за горизонта, за невидимым отсюда Доном показался край солнца, обещая теплый и ясный день.
                Яшу разбудили капли дождя, будто нарочно брызнувшие в лицо. Еле разлепив заплывшие веки, а затем и склеившийся почти «намертво» рот, мент выдохнул перегарную вонь вместе с первым матерным словом. Еле двигая замерзшими напрочь ногами, подобрался наконец к столу с остатками вчерашнего «праздника». Найдя, среди множества пустых валяющихся вокруг, полную бутылку водки, открыл ее зубами и залпом выпил почти половину. Через минуту озноб незаметно прекратился, а по внутренностям пробежала волна тепла! Порывшись в грязных тарелках нашел кусок копченой колбасы, вспомнив, как со скандалом отбирал ее у кубанского водилы.  Повеселев произнес, втягивая опухшим носом пряный аромат – Молодцы мы все- таки, с Саньком, напарником! Килограмм тридцать такой вкуснятины «отжали»! И дома- много, и на рыбалку пяток «палок» отнычил… Допив «из горла» водку и закусив, осмотрел с удивлением стол. Почти во всех тарелках и между ними виднелось множество дохлых крупных червей… Пробормотал – Наползли гады, жрать на халяву! Из- за чего наверно и сдохли… Гады ползучие! Проверив палатку и не найдя Толяна с Маринкой, решил пройтись до берега, поискать их там, а заодно и закидные проверить. Двигался без спешки, глубоко вдыхая аромат молодой и прелой хвои, увядающего разнотравья. Спиннинги стояли на месте, ни кем нетронутые. Проверяя их по очереди Яша удивлялся и ликовал! Простояв ночь и утро почти все они радовали добычей! На девяти из двенадцати поставленных вчера «донок», сидели увесистые «трофеи»! И лишь три оставались пустыми, со съеденной, однако, приманкой. Видимо, рыба смогла соскочить с крючков, имея достаточно времени для повторения попыток. Яша радовался как ребенок! Напрочь забыв про все на свете! Прищурив опухший глаз, мысленно определил примерный вес каждой рыбины, самая меньшая, была на килограмм-  таких попалась всего пара, остальные- от полтора до двух кило! Весь улов тянул не меньше, чем на пуд! Вот это рыбалка, вот это, местечко золотое, множество, раз проверенное! Вот это- я, Яков Яковлевич Голокопытенко! Уложив обессилевших, совсем уже не трепыхающихся голавлей, язей и жерехов в спрятанный вчера в траве, именно для такого вот случая раскладной садок, восторженный рыболов поспешил на бивак. Громко радуясь своему рыбацкому счастью! Не забыв, впрочем, снова поставить «донки».
                Толяново «счастье» было совершенно другим. Проснувшись от холода еще затемно, на полчаса раньше Яши, Толя решил ради «сугрева» пробежать привычный, но наполовину «облегченный» кросс. Резонно подумав, что после такой пьянки пятикилометровая дистанция должна стать на пару километров короче. Поставив себе задание, затопал сапогами по еле видимой в утренних сумерках, почти заросшей травой, проселочной дороге. Бежать было неожиданно легко. Вдыхаемый воздух наполнял Толины легкие душистым ароматом лекарственных трав, помогая организму освобождаться от сивушных паров, содержащихся в выдыхаемом им вонючем перегаре. Проскочив таким образом примерно полтора километра, он решил возвращаться. Пробежав метров триста в обратном направлении, свернул в поредевшие кусты, по «нужде».  Где неожиданно обнаружил стоящий в зарослях, мотоцикл с коляской! Осмотрев его со знанием дела, сам, еще с юности являлся заядлым мотоциклистом, решил пошарить в облезлой «люльке». К Толиной радости постепенно перешедшей в неописуемый восторг, она была почти до самого верха загружена крупной рыбой! Сверху на рыбе, лежала сумка с тремя бутылками самогона, в которой кроме бутылок покоился обрез охотничьего ружья. Вместо полагающегося на коляске защитного брезента, добро было накрыто старым мешком из грубой рогожи. Тары у Толяна с собой конечно же не было, а мешок для переноски не годился, имея пару дыр с Толину голову. Поэтому, «раскинув» как говорят мозгами, он соорудил подобие торбы из своей джинсовой куртки. Застегнул как нужно пуговицы и завязал рукава. Затем, став для удобства на колени и положив изготовленное «средство переноски» перед собой на землю, напевая веселую песенку, принялся загружать его самой крупной рыбой. Почти уже закончив, Толян вдруг услышал щелчок сломанной ветки за спиной, а обернувшись, успел заметить лишь подошву кирзового сапога, летящую к его лицу. После их «встречи» -  сопровождаемой яркой вспышкой в мозгу, Толя погрузился в темноту…. И наверное- надолго…    Сколько времени он находился в беспамятстве, было непонятно. С трудом разлепив заплывающие веки и лишь после того, как все, находящееся вокруг перестало кружиться, Толян увидел злополучный мотоцикл, который он так неудачно обшмонал и обобрал. Возле него хлопотали два небритых, бомжеватого вида мужика в грязных телогрейках.  Увязывали толстой веревкой пару набитых мешков поверх коляски. Различались лишь цветом волос, один был огненно рыжим, другой- почти блондином, с очень светлыми волосами. Заметив, что Толя уже «не спит», рыжий, бросив веревку быстро подошел к нему, лежащему на боку. И не говоря ни слова, с размаху врезал кирзачем по Толиному животу!  От страшной режущей боли он согнулся и неожиданно срыгнул… Рыжий, сплюнув рассмеялся – Гляди, братан, этот крысеныш не только нашу рыбу своровал, он ею еще и обожрался! Его счастье что самогонку не вылакал! Я за ней аж в Юрьево, ночью, без света гонял… Если б выжрал, то был бы ему кирдык, гаденышу! Обратился теперь к Толе -  Ты откуда появился, уебок? И почему по чужим вещам шаришь- крысятничаешь?  Толя начал оправдываться, почему- то тонким, похожим на детский голосом – Я… Из города… порыбачить…. Кросс с утра… а… когда обратно… мотоцикл этот нашел… я не воровал… просто посмотрел… давно рыба лежит… у нее жабры уже синеют… значит… Ребят, отпустите! Не бейте! Простите… падкий я, на халявное… Мужики, внимательно выслушав его бормотание дружно и вволю посмеявшись, подошли к Толе и принялись, теперь уже вдвоем пинать его «куда попало», не выбирая куда прилетает кирзач, в туловище или в голову! Толя дико завывал после каждого удара! Его воплям вторило, повторяющееся в лесу эхо… Устав, наверное, они прекратили порку, остановившись на перекур. Пуская дым, рассматривали скулящего Толю – Так говоришь, жабры у нашей рыбы плохие? А??  Халяву любишь? Да?? Просишь простить… Замолчав на минуту, рыжий вдруг страшно заскрежетал зубами – Да я тебе самому, жабры на халяву сделаю! Позвал отошедшего к мотоциклу товарища - Аркан! Дай «перо», нужно этой крысе гланды вскрыть! На жабры переделать, да в Дон нырять отправить!  Услышав последние слова рыжего, Толик вдруг почувствовал, что в его организме произошел сбой! Почему- то самопроизвольно в «треники» потекла моча, неожиданно прохватил, отторгаясь в те же штаны, жуткий понос!  Рыжий покачал головой – Ну ты даешь… Хотя бы рейтузы свои снял, что ли… Аркан! Смотри как на этого тошнотика, съеденная свежаком рыбка подействовала… Тот, не оборачиваясь, заржал. Больше они Толю не трогали. Наверно не хотели пачкать сапоги. Запустив мотор мотоцикла, не торопясь, чтоб не соскочили увязанные мешки, выбрались на грунтовку и поспешили в сторону деревни.  Толя лежал неподвижно, скованный, нет, сказать правильнее- парализованный страхом! Через десяток минут после отъезда деревенских, он, выскочив на дорогу побежал так, как никогда еще в жизни не бегал! Наверняка улучшая результат времени последнего олимпийского рекорда, в беге на средние дистанции… Завернув вместе с дорогой за угловые сосны бора, Толя наконец увидел свой бивак, палатку и сверкающий хромированными накладками на утреннем солнце, Яшин «Москвич». Он не сбавил скорость, наоборот, собрав последние силы рванул как спринтер перед финишем. Выбрав почему- то за ориентир, примостившийся под огромной сосной дымящий очаг, возле которого возился Яша. Мент, заметив появившегося соседа- рыболова обрадованно заорал, подняв над головой двух крупных голавлей прихватив их за жабры – Эй беглец, «еп твою в роги мать»! Где тебя, кроссмена носит все утро? Смотри, каких «поросят» я с закидушек снял! Но, разглядев приблизившегося Толю уронил рыбу на землю. Вытаращив насколько можно заплывшие глаза, зацокал «по фиксам языком» - Это где же тебя так отдубасили!?  У тебя ж не рожа, а жопа на ее месте! Толян, подбежав, свалился в бессилье рядом с камнями очага.  Над которым, в котле на треноге весело булькала душистая уха. Яша склонился над ним, собираясь видимо продолжить расспросы, но сморщив нос, сменил тему – Фууу… От тебя воняет как из общественного сортира! Да ты весь в говне!? Толян лежа, стаскивал с себя обгаженные «треники» вместе с трусами, обнажая белые незагорелые ноги, от поясницы до самых пяток вымазанные светло- коричневой дрисней… Оставив, наполовину очищенного жереха на пне, поставленном под крайней высокой сосной, подошла деваха. Рассмотрев вблизи состояние лежащего Толи, испуганно обратилась к Яше – Где его так!? Может убираться отсюда нужно, да быстрее?  Толь, сильно больно? Водички принести?  Тот, взвизгнув по поросячьи, внезапно запсиховав, метнул скомканные обгаженные штаны в Маринку, от которых она ловко увернулась. Штаны, пролетев с десяток метров шмякнулись об лобовое стекло «Москвича» и медленно сползли, оставляя на нем коричневый след «вонючего повидла» … Теперь у Яши полезли на лоб глаза! Замахнулся на Толю – Ты что… сучара сделал!? А?? Может и меня теперь измажешь? Для справедливости….  Толя, уткнувшись разбитым лицом в слой опавшей на землю хвои беззвучно плакал, вздрагивая спиной. Увидев его затылок, с огромной гематомой и двумя глубокими рассечениями, Яша сменил тон – Ты сам то как, Толян? Голова кружился? Сильно? Сейчас промоем и замажем… Лучше будет… Зыркнул на девку – Что вылупилась? Бери ведра и дуй за водой! Бегом! Стекло вымоешь, потом Толяном займешься…
                Через час, обмытый и переодетый Толя сидел на стуле, терпеливо снося хлопоты Маринки, которая замазывала раны на его голове щиплющей мазью, заклеивая затем лейкопластырем. Подняв пальцами распухшую верхнюю губу, попросил ее посмотреть- что с передними зубами… Пошевелив их пальцем Маринка ответила – они у тебя от корней отломились, на деснах висят еле держатся! Удалять придется, потом корни тоже вытаскивать. По распухшей щеке Толяна потекла слеза… В гудящей как чугун голове, пронеслось – Хаааляяява, плииииз…
                Пришедший с берега Яша, опять приволок полный садок крупной, еще бьющейся, рыбы. Заставив Толю выпить водки, начал потчевать специально оставленной, приостывшей ухой. Искренне сочувствовал – Когда ты теперь, рыбки или колбаски сможешь съесть? Зубы вон как шатаются и рот открывается только на треть… Ты водку- то пей… Ушицей захлебывай… Налив себе и Толе по третьей, предложил – Сотку еще дернешь и пойди, в палатке полежи… Может «разгрузишься»? Посуду помоет и сразу ее пришлю… Толя молчал, лишь махнул рукой. – Да я понимаю, тебе сейчас не до «гребли» … Тогда в «Москвич» иди ложись. Там разложено и постелено. А я с дурой в палатке покувыркаюсь… Времени еще валом, а водка не идет, ухой и рыбой брюхо набил, дорвался до вкуснятины!  Отдохнем, а к ночи у костра посидим, выпьем. Там ведь еще шашлык маринуется! Дааа… Какой тебе Толян теперь шашлык… Ладно. Иди- отдыхай. Что тот и сделал. С большим трудом, кряхтя, поднявшись со стула, проковылял к машине, хромая на обе ноги. Яша смотрел вслед приятелю, качая головой, будто в такт его шагам. Он не терялся в догадках, а точно знал чьих это рук дело - Валерка «Рыжий», скорее всего, с «Арканом». Они «на кулак» очень скорые … Народу приезжего здесь перекалечили- тьму тьмущую! Только вот этого- то, за что? Может, пробегая, дорогу не так пересек… или сказал, что… невпопад?? Ну да ладно. Переболеет, отлежится, успокоится, поподробнее расспрошу. Сейчас без толку. Вон как испугался! Аж обделался! Мелькнуло в голове – Как тот мужик… Но он постарался отогнать воспоминание…
                Заметив, что девка протирает пластиковые тарелки, домыв наконец, ворох грязной посуды, Яша поманил ее пальцем. Хлопнув подошедшую пятерней ниже спины, толкнул в сторону палатки – Иди, раздевайся пока, через минуту буду. Деваха опустив голову, осталась стоять на месте. Проговорила тихо – Нельзя мне… Видно вчера застудилась, теперь живот сильно болит…  От неожиданной, как ему показалось, наглости ответа, Яшины брови поползли вверх! А его лоб, собранный в крупные морщины, стал очень похож на кусок гофрированного шланга ассенизаторской машины, называемой в народе- «говновозкой» … Он взвыл – Какой, бля, живот!? Сука!! Совсем страх потеряла!?? И, с размаху отвесил ей по лицу звонкую оплеуху, сбив девку с ног. Затем, не позволяя подняться, пиная в зад, загнал ее в палатку. Забравшись следом, пышущий злобой и перегаром, добавил- саданув, теперь уже кулаком по пояснице, находящейся на четвереньках, дивчине! Ударил не рассчитывая, изо всей силы так, что она, охнув, плюхнулась на живот! Затем, содрав одежду и вновь, рывком, поставив на четвереньки, долго толок ее сзади, вцепившись будто когтями в тело, там, где талия переходила в бедра! Старался, как ему казалось- напрягая все силы!  А достигнуть наконец, как он сам называл это- «пика коммунизма», никак не получалось! Обессилив, отвалился в сторону, хрипло дышал лежа на спине, переводя дух. Маринка оставалась в той же позе, зарывшись лицом в скомканную одежду. На ее боку проступили красные пятна, следы вцепившейся пятерни. Кое где, на ободранной ногтями коже, появились мелкие капельки крови. Ублюдок не унялся. Схватив девку за волосы, заставил развернуться к себе. Она, не сопротивляясь придвинулась ближе. Не отпуская волосы, Яша ткнул ее лицо в низ своего живота. Прохрипел – Теперь делай минет! Да постарайся, чтоб я остался доволен! Маринка не шевелилась. Волосы скрывали ее лицо и Яшин пах. Мент снова захлебнулся злобой! С перекошенной рожей заорал что- то нечленораздельно и сильно ударил ее кулаком в область виска! Не издав звука, девка завалилась на бок, потеряв сознание, неловко подвернув стройную ногу… Матерясь, он выбрался из палатки. Подставив теплым солнечным лучам ссутуленную спину, долго, словно колхозный бык, ссал. Старательно вычерчивая струей мочи заглавную букву своего имени, на вытоптанном, рядом с палаткой, суглинке. Затем, не утруждая себя возней с одеванием подошел к столу, где выпив стакан «Столичной», решил вернуться к девке. Продолжить начатое. Но возвратившись, нашел ее в том же, бессознательном состоянии. Улегшись рядом, подставив руку под голову, принялся рассматривать неподвижное девичье тело, притягивающее взгляд своей красотой. Внезапно напрягся, вперив взгляд в только что замеченную в полумраке палатки, крупную родинку величиной с вишню, в окружении нескольких более мелких, расположенную под левой грудью Маринки. Убрав волосы, внимательно блудил глазами по ее лицу, сравнивая рисунок губ, форму носа, разрез глаз, с теми, почти стертыми временем в памяти, чертами лица, давно уже забытой женщины. Замотав головой, пробормотал – Нет, не может быть. Ни капли не похожа… Бляха! А вот родинка- один в один! И место то же… И размер… Да ну на хер! Почудилась хрень, а я уже себя накручиваю! Полежав около десяти минут, оделся и отправился к очагу, готовить к вечеру костер, пока не нажрался…   
                Городская ночь подходила к концу, постепенно уступая, еще темным, но уже утренним часам. Это предрассветное время, в любом, а особенно в небольших городах считается самым спокойным и тихим. Ночная жизнь в эти часы наконец- то стихает. Уже закрыты, бухающие басами и ударными, дискотеки-  бары и звучащие хорошим блюзом, солидные рестораны, заперли свои красивые двери.  Снующие без устали по улицам, припаркованы, наконец, неутомимые автомобили. Остывают моторами, приткнувшись к краю тротуара, отдыхая перед началом нового, напряженного дня. Уже доковыляли до своих жилищ, горланящие в темноте, редкие гуляки, а снующие по клумбам и детским площадкам бродячие коты, укрылись по подвалам и чердакам. Чтоб с самых ранних часов запеть своим подружкам утреннюю «Ай лав ю…». Жизнь, кажется замирает, лишь изредка тишину нарушают одиноко стучащие каблучки или проехавший, спеша по своим делам, таксомотор.
                Виталя Зюля спал неспокойно. Один кошмар сменялся другим, не менее жутким! Он, то возвращался в далекое теперь, совсем несчастливое детство. То, как будто в кино, видел себя со стороны, старым опустившимся бомжем, копающимся вместе с бездомными котами в мусорном баке. Из ниоткуда возникали жуткие образы, пугающие его! Скачущие вокруг, злые, здоровенные овчарки, нападающие на Виталю, сменялись клубками ядовитых змей, ползающих, прямо под его ногами… И хотя он, никогда в своей жизни не встречал змей, тем более ядовитых, все равно, в своем кошмаре он был абсолютно уверен, что они- жутко ядовитые, и агрессивные! Затем, в очередном сне, он с удивлением узнавал, что является космическим кораблем, совершающим срочную посадку на поверхность таинственной Луны! Разгоняя посадочными двигателями тучи лунной пыли он, «корабль- Виталя», опасно заваливался на бок, что было чревато катастрофой! Мозг- компьютер подсказывал, что пора увеличить обороты посадочных двигателей, исправив тем самым опасную ситуацию… И Виталик включал их на полную мощность! Всеми внутренностями своими, то есть корабля, напрягаясь из последних сил! Это происходило во сне. На самом же деле, чередуя выкрики с рычанием, он протяжно и очень громко, «портил воздух», в приступе метеоризма! Виталик, попавший сюда, в эту квартиру, в качестве героя- любовника, с самого вечера остался один. То ворочаясь, скрипя диваном, то ненадолго затихнув, лежал в этой темной комнате, на разложенном ложе, оставленный Татьяной. Периодически нарушая тишину громкими характерными «звуками», издаваемыми его организмом при очередном вышеупомянутом приступе. Под утро, еще совсем затемно Виталя, открыв глаза, заблестел ими, во мраке комнаты. Обильное застолье, в котором он оказался самым серьезным участником сыграло с Зюлей злую шутку. Так как он, отличаясь от остальных обладал по-настоящему звериным аппетитом, Виталик отправлял в рот с безостановочно работающими челюстями все, что находилось, или появлялось на столе! Будь то селедочный хвост с колючим позвоночником, или голова той же селедки, положенная в селедочницу только лишь для красоты! Набивал живот, будто хомяк свои безразмерные щеки или верблюд свой горб- впрок! Эти продукты перерабатывались кишечником Зюли, задействованном на полную мощность всю ночь, в результате чего собралось огромное количество отходов!  Которые теперь нужно было не откладывая «выгрузить», желательно, в очень срочном порядке! Вскочив с неожиданной прытью, Виталя, мелкими шажками двинулся вперед, в поисках стены и настенного выключателя световых приборов на ней. Наткнувшись наконец, на стену, шаря по гладкой поверхности, принялся искать выключатель, двигая руками в разных уровнях и не находил его! Это жители типовых квартир быстро ориентируются, без проблем находя нужный объект. Потому что электропроводка многоэтажек располагается на одной запроектированной высоте. Виталя же, проживал в частном доме своего отца! Где провода прокладывались без каких- либо проектов, на любой, указанной хозяином, высоте. И выключатели ставились в таком же, вольном порядке! Он продолжал судорожно работать руками, понимая, что времени остается совсем мало, «отходы» съеденного уже не просились, а рвались на «выход» из туловища Зюли! Время теперь уже шло «на секунды»! Виталик решил найти в темноте комнатную дверь и двигаясь наощупь, по стене, обнаружить наконец, спасительную туалетную комнату. Судорожно работая руками, найдя выход, не мешкая пошел вперед, касаясь ладонью стены. Свернув направо, а затем налево, безуспешно обшаривал ровную поверхность, тихо поскуливая, из последних сил сдерживая мощные позывы! Теряя последнюю надежду свернул еще направо и опять напрасно… Почувствовав, кроме рези в низу отвисшего живота еще и отказ организма сдерживать возросшее напряжение Виталик, нашарив под ногами край какого- то половика или паласа, отвернул, на сколько можно, его угол. И едва успев принять правильную позицию, вывалил наконец, содержимое кишечника, соорудив на полу огромную воняющую кучу! Теперь уже не торопясь, он накрыл тем же углом «след преступления» и двигаясь в обратном направлении, соблюдая в темноте правильность поворотов, вернулся к занимаемому ранее, месту. Улегшись, поскрипел немного диваном, устраиваясь поудобнее, после чего повздыхав с облегчением, быстро заснул. Теперь Зюля спал без сновидений, как космонавт.
                Таня проснулась, когда день уже набирал свою силу, а солнечные лучи добрались до кровати, больше похожей на борцовский ковер, чем на место для сна. Витина светловолосая голова располагалась на ее животе, а за его плечом виднелся Нинкин затылок, коротко, очень модно подстриженный. Улыбаясь, Таня думала о том, что ее совсем не мучает совесть и ни капли не стыдно находиться здесь, в чужой кровати, с подругой и совершенно незнакомым мужчиной. Наоборот, она была благодарна им, за тот восторг, волнами расходящийся по ее телу, испытанный этой ночью впервые, за двенадцать лет! За то, что наконец, стала женщиной, получив удовольствие от близости, впервые в жизни. Ведь интим с Толей больше походил на копку картошки или сбор осыпавшихся яблок на даче, те же, поза, раздражение и усталость. Стоп! И еще чуть- чуть «радости», от того, что все быстро заканчивалось.
                Решила, что нужно вставать, но осталась на месте, не желая будить Агдама. Он сам, неожиданно подал голос – Иди солнышко, я уже не сплю… Повернув голову, прицелился в лицо «хитрым» глазом, улыбаясь – Или, имеете желание барыня, продолжить, пока наша подружка спит? Теперь откликнулась Нинка, пропев слабым спросонья, голосом – Мужчина, огласите поподробнее, кто- барыня, что за желание и какая подружка- спит? Вы значит, на качели кататься! А я, как собачонка, рядом бегать? Рассмеялись втроем! Нинка, набросив халат, направилась к двери – Пойду, в ванной отмокать… Вы, «маркиз де пять раз», в ночи меня на запчасти умудрились разобрать! Но после водных процедур, может быть и вернусь… Так что милый, особенно то не разбрасывайся, энергией! Засмеявшись, закрыла за собой дверь в спальню. Витек сел посреди кровати, затем, потянувшись до хруста, спросил – С чего начнем, сударыня? Любой каприз… Таня, неожиданно для себя, не дав ему договорить произнесла, уткнувшись носом в скомканную простыню – Если можно, начни, как вчера… И тоже, не договорила… Потому что Агдам, подтащив ее за руку, уже переворачивал на живот…
                Через некоторое время, приняв по очереди душ, они появились на кухне. Здесь уже вовсю орудовала Нина, показывая свои кулинарные способности! Все конфорки плиты были заняты. Что-то кипело, что- то томилось в подрагивающей крышкой, кастрюльке, на разделочном столе, все его свободное место занимали тарелки и салатники с уже приготовленными блюдами. За обеденным, покрытым красивой скатертью столом скучал Виталя, от «нечего делать», рассматривая узоры по углам потолка. Явно обрадовавшись пришедшим, пробубнил – Ну вы и спите! Тут все бухло почти уже прокисло, еда вкусная остывает, я, с голодухи еле сижу… Еще и ревную! Вчера, только легли… самое интересное начиналось… а она ушла! Если б не вырубился, не знаю, что сделал бы… Кухня задрожала, зазвенела посудой от внезапного взрыва общего смеха! Нинка, смеясь показывала на Зюлю «наманикюренным» пальцем, вытирая салфеткой выступившие слезы – Ревнует… он… ох… герой, бля… любовник… Агдам, еле сдерживая очередной «разряд» смеха добавил – Да она еле выползла от тебя… Уж было задохнулась! Как ты сам-то, не угорел!? От своей «ревности»… Они снова, дружно расхохотались! Виталя, растянув улыбкой рот, крутил головой, соображая- отчего всем так весело? Наконец, расселись за ломящийся от всевозможных блюд, стол. Те закуски, которым не хватило места на столешнице ждали своего «череда» на разделочном столе. Дружно выпив коньяку, кроме конечно Виталика (он предпочел водку, выхлебав чайную кружку), принялись, с явным удовольствием и отличным аппетитом есть. Поздний завтрак незаметно перешел в ранний обед. Было очень весело! Праздник продолжался!
                Виталя, выпивая со всеми напряженно «гонял карасей», придумывая варианты «отмазки» от неотвратимо надвигающегося скандала. И понимая, что с каждой выпитой им кружкой водки, шансов- придумать что- либо толковое, железно подтверждающее его непричастность к «порче имущества» становится гораздо меньше, решил начать разбирательство сам. Грузно поднявшись из- за стола, он прошлепал босыми ноками в холл откуда переместился в гостиную, обставленную по последней моде. С дефицитной в это время Рижской стенкой, заставленной «подписными» собраниями сочинений и сверкающим гранями, хрусталем! Включив магнитофон, запевший голосом молодого Юрия Антонова, Зюля вернулся за стол, в шумную компанию. Опрокинув перед началом намеченного разбирательства кружку «Столичной» он решил, что пришло время «брать коня под уздцы». Проглотив пяток ароматных голубцов, обратился к Агдаму – Слышь, Витек, ты там с лохами вокруг машины, да по дворам, скакал? Тот, повернувшись ответил вопросом на вопрос – Ну? Скакал, и что? Зюля продолжил, наполняя кружку – Да видно кучу где- то «разминировал», воняет на всю хату… Агдам пошел в прихожую, за ним потянулись и женщины, замыкающим шел Виталик. Остановившись, дружно начали принюхиваться. Агдам первым прекратил бесполезное как ему казалось, занятие – Да не воняет тут ничем… Девчата, соглашаясь с ним дружно закивали головами. Зюля, кряхтя опустившись на колени, молча проверял подошвы всей обуви, стоявшей рядом с обувной полкой и на ней. Он подносил к носу каждый туфель или ботинок, придирчиво разглядывая его и нюхая со всех сторон. Покачал головой – Ваша правда, здесь нет. Перешел в холл. Принялся обнюхивать углы, палас вокруг кресел, постепенно перемещаясь в гостиную. Витя, сопровождаемый женщинами, следовал за Зюлей дергая носом, машинально принюхиваясь. Обойдя и обнюхав все в гостиной, Виталик остановился посреди комнаты – Здесь! У вас что совсем носы не работают!? Я чую, прет как из сортира! Нинка, бросив взгляд на открытую настежь форточку, проговорила тихо – Может это с улицы? Мне тоже кажется… Запах определенно есть! Теперь уже сообща проверили все углы, обнюхав даже цветочные горшки. Агдам повернулся к Нинке – Закрой форточку, Нинуль. Понять не могу… То есть запах, то нет… Может действительно, с улицы ветром заносит? Виталя в этот момент обнюхивал здоровенный горшок, с полутораметровой финиковой пальмой, подаренной Нине бабушкой. Стоя на четвереньках, повернувшись предложил вытащить дерево из кадки, определив, что воняет из горшка. Нинка протестуя, замахала руками! В этот момент стоящая у входа, на краю толстого ковра Таня обратилась ко всем – Идите сюда! У меня под ногой ковер влажный… Вить подними, проверь…
                Когда Агдам отвернул угол ковра… Вся компания потеряла дар речи! Минуты три- четыре они, до нельзя распахнутыми глазами рассматривали огромный, более полуметра в диаметре, коричневый «блин» растоптанной дрисни, с одинаковой по размеру «копией» на изнанке отвернутого угла!! Освобожденный от ковровой «преграды» запах, вольно гулял теперь по всей квартире! Первой вышла из оцепенения Нинка, обращаясь к Агдаму с Зюлей медленно проговорила – Ребята! Ведь вас как нормальных людей сюда пригласили… Угощали… Старались… А вы!?  Из глаз ее брызнули слезы – Что, туалетом пользоваться разучились? Или специально??  Витек задергал лицом, переборов заикание ответил – Ты охренела что ли? Я на кого похож? На чукчу- по углам гадить!? Повернувшись, повысил голос – Зюля! Убью!! Тот стоял набычившись, с глазами, отливающими свинцом – За что убивать будешь? Тут что написано, что это я?? Посмотрев на стоящих женщин, принялся рассуждать, вслух – Во бля! Девки! Может кто из вас? Повспоминайте! Может по пьянке кто не добежал… Или, еще как… Нинка встрепенулась – Я что, совсем гребнутая? В своем доме под ковры дорогие срать!? Да он знаешь сколько стоит!? Заголосила, действительно вспомнив уплаченную цену и долгие хлопоты в поисках блата…  Зюля продолжил «дознание» - Странно… Ни я… Ни вы. Стоп! Тань, ты ночью куда сперва пошла? Сразу к ним… Или… Та ответила, не задумываясь – Я Виталь, из двери в дверь, через шесть- семь шагов… И до утра. Виталик гнул свое – Во, бля! Ни я, ни вы, правильно? Ни Агдам… Витек! Без обиды, без всякого! Базарить, так базарить! Вспомни, ты в эту комнату ночью, заходил?  Тот завращал побелевшими глазами, заикаясь в крайнем волнении ответил – Виталя! Ты, внатуре! Ты… думаешь, что говоришь?? Повернулся к плачущей Нинке – Нинуль! Отвечаю! Я куплю, достану такой же! Даже по цвету! Только не переживай!  ….й с ним, с этим ковром! Мы же- люди! Давай ими и оставаться! Виталик, радуясь в душе что все идет «как надо», по его плану и под его контролем, продолжил – Во, бля! Херня какая- то получается… Ни я, ни вы, ни Агдам… Кто же тогда? А?? Вся компания, как завороженная, будто под действием гипноза, молча внимала его неторопливой речи. Зюля, пригладив ладонью редеющие волосы снова принялся мыслить вслух – Опять, них…я не пойму… Тут ведь чужих то, посторонних, не было? Так? Тогда что выходит? Ни я, ни девки, ни Агдам…. Тогда кто? И вдруг, хлопнув себя по лбу, показал пальцем на форточку и ковер – Нина! Кот в доме есть? Услышав положительный ответ, облегченно выдохнул – Точно! ОН!!! Вытерев ладонью выступивший пот со лба облегченно заулыбался… Нинка, в растерянности моргала распухшими от слез глазами – Да он, Филя у нас маленький… Глядя на размеры растоптанного вонючего «повидла», засомневалась вслух – Нет, это не он… А может Барсик? Соседский… Он большой, старый кот… Посмотрела на форточку – Да, Барсик частенько к нам, в окно пробирается… Из Филиной тарелки угощаться… Только такого безобразия ни разу, сколько живем… А может съел что плохое… Агдам, обняв Нинку за плечи процедил злобно – Капкан привезу, а ты поставишь… Изловим этого гада! И накажем!  Хмурясь спросил – Теперь то, с этим что делать будем? Скатать невозможно… Давай здесь, на месте замывать. Нинка, обняв его заглянула с благодарностью в глаза, проговорила – Нет, пока не будем ничего делать. Пошли со мной… Полюбезничаем… Выходя из гостиной бросила через плечо, обращаясь к Виталику – Накрой пока как было. И двери сюда затвори!  Танюш! Ты накорми «любовника» досыта! Пусть хоть от еды закайфует…
                Устроившись за столом с чувством выполненного долга, Виталя прибывал в отличнейшем настроении! Следя за тем как Таня накладывает на большую тарелку разную еду, мысленно нахваливал себя! Ум, хитрость, умение отвести от себя все «стрелки», переведя их на кого- то другого! Сегодня, этим «другим» оказался соседский Барсик, которому теперь придется ответить за его, Виталину подлянку, скорее всего жизнью…  Еще помозговав некоторое время твердо решил, что виноват во всем Нинкин муж- мент! Не мог гондон, выключатели по нормальному поставить!  Впрочем, как это- по нормальному, Виталя и сам не знал… Глубоко вздохнув, как после окончания неимоверно тяжелой работы он подвинул к себе наполненное блюдо и принялся громко сопя и чавкая, уничтожать его содержимое. Не забывая периодически выливать в рот очередную кружку водки. Татьяна занялась мойкой многочисленной посуды, не желая присутствовать за столом с этим кишкоблудом. Усмехаясь, когда Виталик провожая в рот очередную котлету или голубец громко щелкал зубами по вилке, не успевая убрать ее из своей пасти… Удивлялась молча, «про себя» - Это ж надо!? Железки кусает как металлорежущий станок у нас в цехе! И все клыки целы!! Хотя бы раз ойкнул…
                Пришедшие Агдам с Ниной, выпив по рюмке рассиживаться не стали. Витя начал прощаться, не забыв повторно пообещать, решить с ковром. Нина попросила Татьяну остаться, если конечно та не будет против, помочь с уборкой. Таня согласилась, не желая обидеть подругу. Виталя, вытряхнув в рот добрую половину банки салата, громко сглотнув, молча двинулся к выходу, опережая прощающегося с женщинами Агдама. Праздник, а вместе с ним водка, коньяк, продукты, заканчивался. Оставляя разные, приятные и не очень воспоминания, а также, усталость и надежду на повторение…
                Через пару часов после ухода Агдама и Зюли, женщины заканчивали наконец, затянувшийся для них «сабантуй». Пол в гостиной сиял стерильной чистотой, вымытый несколько раз с моющими средствами и протертый уксусом. С большим трудом, подтащив ковер к ванной и уложив в нее загаженный угол, они по очереди, уже в двадцатый, наверное, раз, терли его щеткой в пене моющего средства! Замучившись, до дрожи в ногах присели, наконец, на кухне. Молча, выпили по рюмке коньяка. Хмурясь, Нинка вдруг проговорила – Оторвались, бляха… Таня добавила – Как хотели, «по полной» … Взглянув друг на друга, неожиданно рассмеялись…
                Полдень едва только миновал.  Солнце светило по- летнему, одаривая последними теплыми лучами и зеленеющий темной хвоей лес и духмяные, еще вовсю курчавые пойменные травы и сверкающий бликами, подернутый мелкой рябью Дон. Отзываясь эхом в бору, кричала кукушка, ей вторили мелкие птахи, гомоня в прибрежных кустах веселой, беззаботной стайкой. Не было ни одного звука, напоминающего о людях и их шумной жизни. Лишь шелест кое где уже жухлой травы, редкий скрип деревьев, да успокаивающий клекот воды. Проверив спиннинги и разбросав подкормку, Яша присел на берегу. Рыбы попалось мало, всего два, но достаточно крупных язя. Они бойко плескались в садке, прилаженном на мелководье. Возвращаться к биваку совсем не хотелось. Было приятно сидеть вот так, не двигаясь, расслабив все мышцы, подставляя лицо греющим его солнечным лучам и слабым порывам пока еще теплого ветра. Открыв глаза, осматривал знакомые с детства места. Вон там, правее, где начинается небольшой песчаный пляж, они веселой пацанячьей гурьбой купались летними жаркими днями. Загорали до черноты, лежа на горячем как печь, речном песке. А ранними веснами, когда еще повсюду лежал снег, в расположенном чуть дальше, заливчике строили плот. Чтоб с наступлением тепла ловить с него рыбу, отплывая к середине Дона и купаясь, нырять с его «палубы». Приходили обычно, вот в это примерно время, «сачканув» с последних школьных уроков. Ставили небольшие сети, забрасывали закидные, сидели неподвижно под ивовыми кустами, стараясь не шевелить самодельным кривым удилищем, чтоб не спугнуть чуткую рыбу. Проводя на реке почти все светлое время, совсем не вспоминали об уроках и «домашних заданиях», считая это пустой тратой драгоценного времени. Став постарше он, Яша, вместе с двоюродным братом Валеркой «Рыжим», прочесывал этот берег ближе к выходным. В эти дни здесь появлялись городские, рыбаки или охотники. Которые вырвавшись из города, напивались до бесчувствия, валяясь затем в палатках или рядом с ними. А сельские хлопцы спокойно обворовывали их, собирая разбросанные вокруг дефицитные, зачастую совершенно незнакомые рыболовные снасти и экипировку. В его юности, в Нижнем Казачьем считалось особым шиком, щеголять в морской тельняшке, выглядывающей из расстегнутой на груди телогрейки и в рыбацких сапогах- «броднях», с отвернутыми ниже колена раструбами! Так что в свои шестнадцать они с Рыжим считались «первыми парнями на деревне», появляясь на улице или в сельском клубе в ворованной амуниции и обязательных сапогах! Они были очень похожими и в то же время – разными! Яше нравилось приударить за какой- либо из   сельских девчат- хохотушек.  Провожая, затащить упирающуюся «для вида» в соседский стог и «мять» ее до первых петухов, если «чего не больше» … А Валера вечерами «дробил» с удовольствием зубы приехавшим в клуб, на танцы, парням из соседних деревень. Если не встречались чужие, то перепадало и местным. Из- за чего его старались «обходить стороной», не попадаясь на глаза. С трудом окончили «восьмилетку», обзаведясь свидетельством о неполном среднем образовании, но дальше учиться не захотели. До ухода на службу «били баклуши» в колхозе, числясь разнорабочими. Сачковали в стройцехе, отлынивали, только притворяясь что работают, подвизавшись в мастерских в качестве учеников слесаря, валяли дурака на севе весной. На гульбу разживались деньгами, продавая в поселке рыбу, добытую по браконьерски- сетями. Почти всех парней из их ватаги пересажали в тюрьму. А вот Яше с Валеркой посчастливилось спастись от неминуемого срока, призвавшись в армию! Служили вместе, даже спали на соседних койках! Яша, быстро разнюхав- что и как, все два года шестерил у взводного, выполняя функции денщика. Благодаря чему, перед самым «дембелем» был удостоен звания младшего сержанта. Валера остался рядовым до конца службы. Хотя также, как и брат, выполнял «неуставные» поручения командира. Избивая в каптерке «дюже умных», как называл их взводный. Вновь прибывших парней, попавших на службу с «институтской скамьи», тщетно пытавшихся требовать человеческого к себе отношения. В колхоз вернулись красавцами! В ушитой по фигуре «парадке», в обрезанных и «поглаженных» сапогах, кирзовые голенища которых были выполнены «гармонью» «под хромачи», с наращенными и подрезанными «под конус» каблуками! Обвешанные «от горла до ремня» всякими значками и знаками, многие из которых были совсем других родов войск!  Отдохнули в родном Нижнем Казачьем от тягот воинской службы «с толком и пользой» неделю.  За время которой Яша, ошеломив «блеском формы и наград» «обезвредил» поочередно трех деревенских дур, рассчитывающих на скорое и теперь обязательное замужество. Валера, потратив большую половину отдыха на ловлю и последующую продажу рыбы, оставшиеся два дня пил самогон. Успев, однако сломать односельчанину челюсть и сильно избить гостившего у соседей москвича. В начале новой недели братья поехали в город, где без особых проблем устроились в ментовку. Сменив одну «форму» на другую.
                Служба в данном учреждении им очень понравилась! С самых первых дней стало понятно, сколько возможностей, личной пользы и выгоды дает невзрачная, на первый взгляд, мешковатая одежка «цвета маренго»! К примеру, можно было просто так, дурачась, остановить приличного вида гражданина и сделав ему замечание, ввиду, якобы нарушенного им общественного порядка, долго глумиться, неся наиглупейшую несуразицу! Пугать придуманными «на скоряк», статьями уголовного кодекса, упиваясь состоянием растерянности и страха, в которое попадал человек! Со временем, поднаторев в несении службы, таким примерно и другими способами, братья частенько «улучшали» свое материальное положение, взимая с людей «половину штрафа» наличными… Прослужив год и пообтершись, среди таких же негодяев, составляющих абсолютное большинство данного ведомства, в количестве, сравнимом разве только со множеством блох на шкуре бродячего пса, Яша с Валерой уже промышляли откровенным грабежом! Вечерами, «охраняя общественный порядок и покой горожан» они охотились на заводских работяг, несущих домой заработанные деньги. В дни выдачи на предприятиях города заработной платы или денежного аванса братья трудились «не покладая рук»! Отклоняясь от своего маршрута патрулирования в сторону ближайшей пивной или винного магазина, с невероятным усердием проверяли подворотни и дворики, отлавливая выпивающих «за углом» простофиль. Действовали с большой осторожностью, не желая нарваться на патруль, за которым был закреплен этот район. В выходные позволяли себе расслабиться, угощаясь на «калымные» деньги вкуснейшим Елецким пивом и «Столичной» - водкой, которую предпочитали остальным крепким напиткам. Выходя в город, одевали пошитые по последней моде- на заказ костюмы, с обязательными брюками- «клеш» и ослепительно белые нейлоновые рубашки с черным узким галстуком! Часто подтрунивали друг над другом, вспоминая как щеголяли в клубе в тельниках и «болотных» сапогах, на зависть многим местным парням.  Считая себя неотразимыми в этом наряде. Надоевшие и уже не подходящие им по статусу койки в общаге, братья сменили на вполне сносное жилье в частном секторе. Отлавливая однажды вечером забулдыг, случайно прихватили шуструю бабульку, торгующую самогоном! Которую, с помощью шантажа и угроз- многократно проверенного психологического давления, принудили сдать им за бесценок половину своего небольшого дома! Жизнь настраивалась! Но Яша желал большего… Его мечтой было знакомство с городской девицей, с неотвратимой женитьбой на ней и последующей его, Яшиной пропиской на ее городской жилплощади… Даже во сне, он часто видел, как будто наяву, залитую ярким солнцем квартиру. С обязательными коврами на стенах и полу, с просторной кухней с гарнитуром, где солидно урчал нутром овальный холодильник «ЗИЛ». И в ванной, непременно присутствовала стиральная машина «Волжанка» - мечта почти всех домохозяек СССР, и Яшина тоже!
                Валера наоборот, совсем не желал другой жизни. Его устраивало все. К тому же ночевал на квартире он редко, предпочитая оставаться на ночь у доступных сельских шалашовок, приехавших, как и братья, «покорять» город. В свободные от службы дни помогал знакомым дознавателям, выступая в качестве «махновского Левы Задова», добиваться признательных показаний у задержанных и подозреваемых в совершенных преступлениях.
                Так они и жили. Сытно, под нормальной крышей, не имея никаких забот. Ежедневно радуясь тем возможностям, которые порой совершенно неожиданно открывались перед ними, ввиду их принадлежности к карающему ведомству, к той службе, что «и опасна, и трудна…». С помощью одного из сотрудников, почти задаром выхлопотали себе аттестаты о среднем образовании, полученном в «вечерней школе», так называемой, ШРМ- школе рабочей молодежи. После чего также, через сослуживцев, за символическую мзду Яша, в компании таких же неучей- прохвостов поступил на заочное отделение Задонского сельскохозяйственного техникума, именуемого в народе- «дубовой академией». Который заканчивало, большое количество «блюстителей порядка» рядового состава, желающего в недалекой перспективе получить офицерские звания и должности. Валера же, как ни уговаривал его Яша, в «технарь» не пошел, отказавшись наотрез от предоставленной возможности. Он жил «сегодняшним днем», нисколько не заморачиваясь по поводу роста по карьерной лестнице и остального прочего.
                Однажды, прогуливаясь в одиночестве по городскому саду Яша познакомился с девушкой. Проводив ее до остановки автобуса распрощался, сославшись на срочное дело, которое обязательно нужно закончить. И конечно же соврал, не желая возвращаться от ее дома в гор сад. Заранее наметив провести оставшийся вечер, за кружкой пива. Девушка не понравилась Яше, поэтому он даже не заикнулся о повторной встрече. Но судьба сыграла с ним шутку, ибо на следующий день они столкнулись, как говорят в таких случаях- нос к носу! Оказавшись в одно и то же время, в торговом центре. Она покупала рубашки отцу, а Яше помогла выбрать цветной очень приличный галстук. Они больше часа ходили по отделам магазина, разговаривали «ни о чем», шутив, смеялись. После магазина пили молочный коктейль в кафе, напротив. И девушка с каждой минутой все больше нравилась Яше! Ее нельзя было назвать красивой, скорее она была очень мила. Лицом с правильными чертами, четким рисунком губ, открытым взглядом больших зеленоватых глаз, своей осанкой, она совершенно не походила на курносых, конопатых Яшиных подружек. Горюющих о нем в далеком теперь родном Нижнем Казачьем. Общаясь, он иногда ловил себя на том что порой робеет, не понимая некоторые ее слова и даже жесты! В конце этой встречи он проводил ее домой, приятно для себя удивившись ее необычно спроектированным домом, стоящим на улице, граничащей с городским пляжем. С этого дня они начали встречаться. Домой к Анне Яша не ходил. Вернее, бывал у них пару раз после знакомства. И этих двух коротких встреч ее отцу, сдержанному, немногословному мужчине вполне хватило, чтоб понять сущность нового знакомого дочери. Он откровенно презирал Яшу совершенно не скрывая этого. Даже заметив его в окно выходящее на улицу, сокрушенно качал седой головой, разглядывая ухажера будто блоху или вошь- с крайней досадой и таким же омерзением на лице. Яша, поджидая девушку крутил головой или блудил по сторонам глазами, чтоб не встречаться взглядом с этим мрачным мужиком. А позднее, узнав о его болезни мысленно отсчитывал оставшиеся ему на этом свете, дни. Не поленившись, сходил к знакомому врачу проконсультироваться- сколько может протянуть больной человек, перенеся два инсульта? Из ответа доктора выходило, что недолго. Через три месяца их знакомства-  это наконец, произошло. Не вынеся очередного удара, отец Анны скончался. Спрятав за горестной миной свое ликование, Яша взял на себя все похоронные хлопоты, распределив обязанности среди своих сослуживцев вызвавшихся помочь. Расчувствовавшись, даже не пожалел денег купив красивый венок, с подписью- «от Голокопытенко отцу…»! А после похорон переехал к Анне, справедливо рассчитывая на постоянное место жительства. По утрам, сидя за завтраком планировал глядя во двор, что и как он будет перестраивать. Само собой, после законной регистрации и прописки. Мечты и регулярные «цветные» сны сбывались!
                Все изменилось благодаря «Его Величеству Случаю»! Задуманное стало почти недосягаемым. Самое важное вдруг переместилось в разряд второстепенного, вскоре и вовсе исчезнув за «горой» появившихся проблем!
                В этот день Яша, отпросившись у начальства поехал в техникум, для своевременной сдачи контрольных работ. Которые за него играючи выполнил знакомый по совместному вечернему дежурству, член ДНД.  Работающий технологом на одном из предприятий города. Вернувшись, решил «составить компанию» дежурившему в этот вечер брату. Не желал пропускать наверняка «уловистое» патрулирование, ведь в этот день выдавалась зарплата на двух, находящихся рядом с маршрутом, заводах. Неторопливо двигались втроем по тротуару с редкими прохожими, после трудового дня, приближающего «победу коммунизма», спешащими домой к ужину. Лениво переговаривались, обсуждая последний просмотренный в кинотеатре фильм. Внезапно, как по команде замолчали. В нескольких десятках метров от них, улицу пересекал мужик с «авоськой», нетвердо державшийся на ногах, к тому же расстегивающий на ходу ширинку… Явно торопясь, он исчез в находящейся напротив подворотне. Не сговариваясь, ускорили шаг почти до бега не желая упустить первого за вечер «клиента». Двор, со множеством всевозможных пристроек и флигелей был заставлен еще и сараями, с пристроенными к ним гаражами. За одним из которых они и нашли мужика. Который, поставив на землю «авоську» с двумя бутылками водки и тремя «колясками» дефицитной колбасы, зажмурившись, видимо от удовольствия, заканчивал справлять «малую нужду». Открыв глаза, мужик с удивлением, отразившимся на его просветленном лице обнаружил двух милиционеров и штатского, молча дожидающихся окончания «процесса»! Застегивая штаны принялся оправдываться – Простите, товарищи! Города не знаю… В командировке… На завод, на «номерной», приехал… Щас я вам, штраф… Рупь… целый… дам… Туалет не нашел… Вот пришлось … Да я и сам… ОТ завода, в ДНД по вечерам дежурю! С вашими, нарушителей ловлю… А может так отпустите? Без рубля, а? За что меня наказывать, товарищи?  Я- член парткома! Недавно окончил университет «марксизьма- ленинизьма»! Чего молчите? Оглохли что ли? Безобразие!! Кто вас глухонемых в милицию, на такую ответственную работу принял? Сегодняшний Валеркин напарник Веня, первым из наряда нарушил молчание – Гражданин! Прекратите сейчас же оскорблять сотрудников «при исполнении» !! Приведите себя в порядок и предъявите документы. Его отодвинул в сторону нехорошо улыбающийся Валера – Слышь ты, «ловец», «членосос парткома и месткома»! Ты даже не представляешь где нагадил!? В этом дворе рос Великий Композитор! Сюда детишек на экскурсию, школами водят! Пионеры в красных галстуках, под барабанную дробь маршируют, на горнах дудят!! Эта земля для горожан- бесценна! А ты негодяй не то что оплевал, обос..ал святыню! Какой штраф? Какой, сука, «рупь» !?? Да тебя расстреливать нужно, прямо у этой знаменитой стенки! Вперив в испуганное лицо мужика побелевший взгляд, заскреб ногтями по боку, будто бы в поисках кобуры! Затем, якобы успокаиваясь, снизив голос пробасил – Ладно. Даешь сейчас сотню целковых, и мы ничего не видели. Расходимся и все… Яша отвернувшись трясся в приступе еле сдерживаемого смеха! Одновременно удивляясь произнесенной без единой запинки «речи», двоюродного брата. Нависла тяжелая пауза… Первым подал голос мужик – Да вы что, ополоумели… Сто рублей! У нас за такое, по максимуму- на кружку пива, двадцать копеек… Дальше продолжить не успел, буквально переломившись туловищем от многократно отработанного удара по печени! Затем, получив «добавку» - коленом в область уха, свалился на еще невпитавшуюся лужу. Веня, достав из «авоськи» бутылку и отпив треть, принялся закусывать душистой колбасой, приговаривая – Вкуснятина! Видать, совсем свежак! Братья в это время пинали ногами извивающегося мужика. Прекратив избиение, Валера попросил Яшу и Веню придержать мужика, поставив его на ноги. Пояснил – Усекайте. «Морской котик» показывал! Зарядив коленом в пах, коротко двинул кулаком в челюсть, тут же продолжив локтем в висок! Мужик свалился как тряпичная кукла, потеряв наконец сознание. Для «закрепления» провели еще пару показательных «связок», держа мужика будто манекен, почти на весу. Выворачивая у неподвижно лежащего карманы брюк после обыска пиджака, Валера сморщив нос, негодовал – Вот урод! Глядите парни, он уже и «по большому» разгрузился! Наверняка у нас все ботинки в дерьме! Найдя наконец деньги, посчитал не откладывая – семьдесят три рубля!  Отправим в «трезвяк», тогда и разделим. Веня с Яшей, не обращая внимания на запах закусывали колбасой допитую бутылку водки.
                Будто очнувшись от воспоминаний, Голокопытенко окинул взглядом пустынный берег. Все было, как и прежде. Тишина, нарушаемая редким скрипом деревьев. Едва качающая темно- зелеными лапами при легком порыве ветра могучая сосна, стоящая неподалеку от песчаного берега. Лишь солнце поменяло место, начав клониться к западу, напоминая о наступающем вечере. Распрямив затекшую поясницу ругнулся, подумав затем вслух – Сколько ж я тут продремал? Как в пословице получилось- только прихватило, сразу поволокло… И детство, и юность… Да вообще, все привиделось! Будто фильм про свою житуху смотрел. Закурив, снова пробормотал – Не задался тогда вечер! Кто из нас думал, что этот мозгляк «копыта откинет»? Его и пнули то раза по три, по четыре… А он, ни с того ни с сего взял, да и сдох!  Пыхтел сигаретой темнея лицом, тщетно пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания двадцатилетней давности. Это сколько ж «рапортов» и прочих «объяснительных бумаг» пришлось им тогда написать, под диктовку злобно рычащего замполита! Казалось, что тюрьма уже зазывает их распростертыми объятиями! Что суд, а затем «срок» неминуем… Но опять вмешался Случай! Начальство ожидало получения очередных «звезд», повышения по службе и премий, полагающихся за первенство «отдела» по показателям в соцсоревновании по УВД. Ввиду чего, «не вынося сор из избы» дело замяли, не забыв объявить им астрономическую для братьев сумму взамен на свободу!  Вдруг отчетливо вспомнился вкус слез, которые проливал тогда Яша уткнувшись в колени жалеющей его Анны. Все рушилось! Валерка запил «по- черному» … А он, Яша Голокопытенко метался по родственникам и знакомым, безуспешно пытаясь собрать требуемые деньги! Усмехнувшись, качнул головой – Батя дал ему тогда триста рублей!? Сказав, что больше нет! А Валеркина мать «расщедрилась» на сотню! В помощь сыну и любимому племяннику… Своих, накопленных, было восемьсот. Откладывал на модную «двух котловую Яву- старуху», стоящую около тысячи рублей. Короче, «на круг» получилось собрать чуть больше трех тысяч. А требовали за свободу и дальнейшую «патрульно- постовую службу» - двенадцать тысяч рублей! Сумму, совершенно для них неподъемную! Сигарета, дотлев до фильтра больно прижгла пальцы, от нее же прикурил следующую.
                Чтоб не вспоминать неприятности, оставшиеся там, в далекой теперь молодости, решил снова проверить снасти. Спускаясь к песчаному берегу запел, фальшивя на каждой ноте, свою любимую – «…роща соловьиная стоиииит… Белая березовая роща!». Песню Льва Лещенко, буквально «запиленную» на радио. Горланил, выволакивая на песок очередную бьющуюся рыбину так, что две вороны, сидящие на дереве неподалеку, переглянувшись рванули вдоль речного русла будто «на перегонки», спасаясь от непонятных тревожных звуков! Яшины вопли разносились по водной глади Дона, отзываясь эхом в подступающих к берегам сосновых борах и березовых рощах.  Настораживая обитающую здесь всякую дикую живность, нарушая природную гармонию и покой этих заповедных мест, маленького Рая, одного из множества разбросанных по территории огромного «Союза». Да и сам «исполнитель» совершенно не вписывался своим присутствием в местные пейзажи, более походя на досадную червоточину на крепком зеленоватом теле осеннего яблока с кокетливым красным бочком.
                Вернувшись к лагерю, занялся не откладывая, рыбой. С удовольствием пластая ее острым «филейным» ножом, изготовленным «на заказ». Это занятие с детства нравилось Яше, работа двигалась споро, хотя улов был очень богатым! Поставив на уже заполненный, второй ящик, укладывал в него, пересыпая крупной солью большие, в «полтушки» куски нежнейшего филе. Отложил в сторону несколько, очень понравившихся, решив зажарить их вечером на углях очага. Мурлыкал себе под нос первые, пришедшие на память слова - …Веселей ребята! Выпало нам, строить путь железный! А короче- БАМ! Опять вспомнилось. Как привезли сюда девок из города… Пьяными «в дым», отплясывали «под Веселых ребят», голыми вокруг костра с Валеркой и «марухами», обмывая свою «отмазку» от, казалось неминуемой тюрьмы … Радуясь своему чудесному спасению, пришедшему как будто ниоткуда! Именно после того случая, их с братом пути разошлись. Валера, уволившись из городской «ментуры», устроился в район инспектором «Рыбнадзора», являясь первым в округе браконьером! А Яша, расстаравшись «изо всех сил» перевелся наконец, в Госавтоинспекцию, оставшись «покорять» древний город. Добиваться осуществления своей Мечты!  Отмахнулся ножом от назойливой мухи и похожих на нее мыслей, пробормотал – Сколько воды Донской с тех пор утекло … И чего только не было …
                Заметив идущую от реки Маринку, махнул подзывая, рукой. Она принесла ведро воды, свободной рукой прижимая мокрую тряпку к распухшему от удара, виску. Яша «рыкнул» на девку – Будешь без спроса блудить, на цепь у дерева посажу. Чо за рожу –то держишься? Больно? Вот выну щас ножом тебе глаз, еще больнее станет… Дура! Была б умнее- червонец бы дал! Теперь задарма пыхтеть заставлю… А если захочу, местным «колхозанам» тебя подарю! Вообще сгинешь! Та стояла молча, опустив голову. Яша «сменил гнев на милость» - Полей мне на руки… Водки налей, себе тоже … Что с тобой делать, хоть и тварь, а поить- кормить то надо …  Выпив, послал поднимать Толика.
                День подходил к концу, сменяясь вечером. Даже совсем слабые порывы ветра, еле шевелящие густую «шевелюру» сосен и зеленые еще кудри белеющих стволами берез, совсем прекратились. Деревья стояли замерев, освещаемые розовыми лучами уходящего за горизонт, еще более розового солнца. От Дона, от его прибрежного разнотравья, вместе с прохладой поднимался неповторимый запах!
                Запах поймы, густой, духмяный!
                Весел всплеск, птицы дикой крик,
                И Луны, как всегда постоянной,
                Появился, задумчивый лик…
                Эти строки пришли Вашему покорному слуге, похожим вечером, только не на Донском, а на Волжском берегу. Но это уже совсем другая история… 
                Опять весело горел костер, жарилось на собранных в угол очага углях сочное, свежайшее рыбное филе. За заставленном закусками и бутылками столом, удачливый рыбак и мент Яша Голокопытенко вспоминал курьезные случаи из многих в его жизни, рыбацких «походов». Пришедший наконец к огню Толя, совсем не похожий на себя, да что там, вообще на нормального человека, устроившись на раскладном стуле, напоминающем кресло, с тоской смотрел на выпивку и еду, не имея возможности угощаться деликатесами. Лицо его, с заплывшими глазами, с вывернутыми распухшими губами походило на страшную маску, используемую племенем папуасов Папуа Муа Новой Гвинеи в ритуальных общениях с загробным миром! Из сильно распухшего, скорее всего сломанного носа периодически появлялась сукровица. Голова из- за нескольких крупных, величиной с женский кулачок гематом казалась шишковатой, какой- то Марсианской, неправильной формы… Рот бедолаги еле открывался, образуя щель не более сантиметра. Ноги, руки, бока Анатолия были также сильно побиты и уже начинали чернеть. Яша заставил Маринку студить сваренную из свежепойманой рыбы уху, отделять с помощью марли густой душистый бульон. Опрокинув в одиночестве очередной стакан «Столичной» ломал голову- как теперь помочь выпить Толе.  Случайно бросив взгляд на свой «Москвич», неожиданно нашел наконец выход! Подняв капот машины, Яша снял тонкий шланг, идущий от карбюратора к трамблеру, с помощью разряжения во впускном коллекторе регулирующий угол опережения зажигания.  И сполоснув в ведре, воткнул один из его концов в бутылку с коньяком, аккуратно заправив второй конец в уголок Толиного разбитого рта! Скомандовал – Теперь Толян, соси! И дело пошло! Коньяк в бутылке медленно убавлялся, из Толиных «щелочек»- глаз выкатилось несколько благодарных слезинок счастья! Развеселившийся Яша заставил Маринку залить уху в одну из пустых бутылок, теперь у товарища появилась вполне приличная закуска! В которую Толян регулярно перемещал шланг, вынимая его из коньяка… Через полчаса он уже пытался шутить. Что- то бормотал шепелявя бессвязно, еле слышно, с трудом жестикулировал рукой обращаясь к сидящей рядом дивчине. Ярко освещенная, та, будто завороженная смотрела на пляшущие в очаге языки пламени, совсем не слушая бормотание Толи и надоевшие байки пьяного Яши. Лишь изредка изображая на лице подобие улыбки, будто бы оценив юмор в последних фразах шутника или рассказчика. В голове пьяного мента, заметившего одну из этих улыбок пронеслось – Как эта девка, улыбаясь, начинает походить на его мать! На той, старой свадебной фотографии родителей… Которая висела в рамке, в окружении снимков родственников, долгое время являясь единственным ее с отцом фотоснимком. Бросив в очаг пару поленьев Яша обратился к Маринке, махнув Толику рукой, приказывая замолчать – Слышь, «Пенелопа» … У тебя родители где? В нашей области или дальше? Услышав в ответ что их нет в живых, продолжил начатый разговор – А маманю твою, как звали- величали? Помнишь или нет? Дивчина помолчав, ответила тихо – Жанной… Жанной Викторовной. Зачем вам … Ее нет давно. А похоронена далеко от сюда. Голокопытенко, плеснув водки в стаканы, вылил свой в рот. Закусывая, мотнул головой – Выпей, помяни своих … Глядя в огонь, принялся вспоминать – Была у меня одна… Нет, не лицом, фигурой ты на нее смахиваешь… Помолчав, продолжил – Сладкая была баба, не знаю, что с ней, где теперь обитает… Живем в одном городе, а за двадцать лет ни разу больше и не встретились! Я в то время угорел сильно… Могла жизнь круто поменяться! Никто не помог, даже родичи… Денег суки пожалели! Ладно б, не было… Они ни одного рынка «по сезону» не пропускали, на огурцах ранних деньги лопатой гребли! А мне, когда коснулось… Кто, сотню… Кто- две… Тьфу!! Вспоминать противно! Налив еще, скосил глаза на Толю – У тебя есть? Тот показал бутылку где еще оставался в небольшом количестве коньяк. Яша, подняв стакан произнес – За нас, за настоящих мужчин! И за тех, кто нас любил и любит!! Выпил залпом. Закусив продолжил – Представь, я эту подругу знал всего три- четыре месяца… Ну, гуляли, там… Отдыхали конечно… Про свои неприятности почти не рассказывал. Так… Мельком… А она, знаешь Толян что сделала? Продала все, что было! Дом, цацки ценные, имущество, что после родаков осталось… Короче, все, «до нитки»! Этим баблом я тогда проблему и решил… Толя качая головой пробормотал – Потом ты на ней и женился, да? На Нине своей… Ведь ты про нее? Настоящая женщина!  Яша, рассмеявшись «от души», поправил – Нет, не Нинка… Обознался ты, паровозник хренов… Ту дуру Анной звали! Я с ней после, недели две еще на съемной хате жил. Потом свалил, вроде как «на сессию». Больше не возвращался, у брата кантовался до времени. Думал- искать начнет, на работу бегать, скандалить- за деньги предъявлять… Но пронесло! Она гордая была! Польских, «панских» кровей, не мы- сиволапые! Так все и рассосалось, и проблемы, и любовь… А на Нинке я уже потом подженился. И видишь, не прогадал! Подцепив с углей кончиком ножа приглянувшийся кусок рыбы, принялся чавкая, пожирать его, обжигаясь и периодически дуя, пытаясь быстрее остудить.  Дивчина не моргая смотрела на огонь, совсем не видя его скачущих «языков», сидела неподвижно, будто окаменев. Мысли в голове путались. В памяти всплывали будто картинки, разрозненные сцены из прожитого давно и совсем недавно. Постепенно выстраиваясь в определенном порядке, будто в калейдоскопе, собираясь в стройный законченный узор! После услышанного, она начала понимать многое из того, что с самого раннего детства понять не могла. В глазах отражалось пляшущее пламя, сидела оцепенев от навалившегося ужаса, узнав и не желая в это верить, что вот уже вторые сутки над ней глумится, насилуя и избивая, ее «живой и невредимый» Родной Отец! Не тот, о ком иногда рассказывала ей мама, порядочный честный человек, офицер ведомства, о котором не принято говорить. Погибший за границей, решая поставленные Родиной задачи. А вот этот, наглый плюгавый мент, бессовестно глумящийся сейчас над памятью ее матери, непонятно за что любившей его и как оказалось, спасшей ублюдка ценой своего благосостояния! В голове пронеслось когда- то услышанное- любовь слепа… Как в действительности отыгралась эта «слепота» на их с мамой семейном мирке! Ведь сколько себя помнила, они ютились снимая то комнату у какой ни будь ворчливой старухи, то кухню- «времянку» в частном секторе, когда приходилось совсем туго с деньгами. Как не один год мечтали вслух перед сном, завести пушистого котенка. Придумывая ему потешное имя и место для домика. Как за восемь лет учебы пришлось сменить три школы, после переезда на очередную квартиру в другом районе города. Жизнью подтверждалось- она действительно оказалась слепа, мамина Любовь! До этого вечера дивчина искала возможность удрать от негодяя. Теперь она желала только одного- рассчитаться с ним, за мать и за себя! Наказать животное! А правильнее, освободить наконец землю от этой мрази… 
                Ах, как здорово в «Спящей красавице», по бумаге летало перо!
                Жаль, что в жизни не часто случаются, эти сказочки Шарля Перро!
                Эти строки появятся в песне знаменитого поэта и шансонье Александра Розенбаума, несколько позднее описываемых событий. Ведь только в сказках, после многих трудностей и испытаний наступает наконец, счастливый финал. Герда, пройдя долгий путь находит и спасает своего Кая!  За полоумной, нищей девчонкой Ассоль приплывает красавец Грэй на корабле с алыми парусами… Наша же жизнь зачастую тоже напоминает Пушкинскую «Сказку о рыбаке и золотой рыбке», в особенности ее финал, с вросшей в землю избушкой и разбитым деревянным корытом… Но…
«…Мы свой, мы новый мир построим!  Кто был никем, тот станет… Всем!». А это уже из коммунистических реалий… Действительно… Всем… Из краденых рыбацких сапог- «бродней», да в ментовские «хромачи»! Еще и «палка полосатая» - жезл всемогущий в лапы бессовестно жадные, загребущие!
                Успокоившись «на сколько можно», попросилась у Яши в туалет. Он, пережевывая закуску махнул рукой, отпуская. Дальше все пошло на удивление «складно»! Проверив спрятанную за палаткой бутылку, обнаружила что крупинки лекарства растворились в водке все до единой! И Яша, будто нарочно крикнул ей от костра, приказав принести из багажника водки. Выпив с Толей чуть больше половины, они как по команде, завалились у столика в глубочайшей «отключке»!  Теперь, никуда не торопясь дивчина сидела у стола, осматривая освещаемую костром землю, выбирая место для задуманного. Утвердилась в мыслях на том, что нехорошо поганить красиво расположенный бивак. Придется тащить тяжелую тварь к соснам напротив, туда где чистила рыбу. Эти несколько десятков метров дались ей с большим трудом. Волокла гада с несколькими перерывами на отдых, с помощью веревки намотанной на кисти его рук. Под крайним деревом повернула набок, подложив под шею облепленный чешуей чурбак. Еще раз передохнув, принесла от костра топор, примостив его рядом с телом пока еще живого негодяя. Постояв пару минут, пошла к машине, где покопавшись в вещах нашла наконец нужное- рыбацкие штаны и куртку. Будто специально приготовленные для такого случая! Надела костюм поверх своей одежды, чтоб не испачкать ее «в процессе наказания». Вдруг вспомнив, снова вернулась к машине, где подсвечивая фонарем собрала свои вещи. Проверила также палатку, обнаружив свое белье, положила его в собранную сумку. Присев на принесенный от костра стул, смотрела на лежащего у ее ног ублюдка. Зная, что пора заканчивать начатое, непонятно зачем тянула время… Нет, о какой- либо жалости не было и речи, только вот что- то останавливало ее, будто придерживая за плечи, не позволяло подняться наконец со стула… Подумалось- может это ее Ангел- Хранитель не дает переступить черту, из- за которой уже не вернуться? Старается отвести от греха убийства, пусть не человека, но все же, человекоподобного существа… Тогда почему, спасая сейчас ее душу, он совсем не замечал издевательств и насилия над ее телом!? И этому животному в человечьем обличье, сегодня, как и раньше все безнаказанно сойдет с рук?? Вдруг вспомнилась мать в последнюю их встречу в больнице. Белое, измученное болезнью лицо, на такой же белой подушке…  Дивчина поднялась со стула и взяла в руки неожиданно потяжелевший топор. Примерившись, поняла, что сильного удара не получится. Став на колени рядом с негодяем, снова поднесла топор к его шее, держа топорище обеими руками. Вслух произнесла – А вот теперь порядок! Получи мразь за все, и за всех, кого растоптал или обидел! Высоко подняв свое оружие, почти завела его за голову, стараясь ударить как можно сильнее, зачем- то зажмурилась… И в момент, когда ее руки начали обратное движение, топорище перехватила чья- то рука! За спиной, мужским голосом был задан вопрос – А дальше что делать будешь? Закапывать? Второй вон, у стола лежит, очереди дожидается… Ему тоже башку отрубишь? Повернувшись, она увидела стоящего близко Графина, который осторожно забрал из ее рук топор. Выдохнув – Вова… Завалилась набок, будто сломавшись… Уткнувшись лицом в иголки опавшей хвои, беззвучно расплакалась, вздрагивая спиной… Графин, устроившись на стуле покачивал топором, будто взвешивая его. Проговорил тихо – Знаю, что хочешь спросить. Почему вчера еще не появился? Так? Дивчина лежала молча, периодически всхлипывая. Пристроил ногу поудобней, поставив башмак на голову вырубленного мента, продолжил – Ну не смог вчера, прости! Сам понимаю, как тебе погано было… Сегодня думал, с утра поеду, опять не срослось… К ночи только откусался, да машину нашел!  Несколько минут молчали. Первой заговорила Яна – Подскажи, что мне делать с этой тварью? Не оставлять же без наказания!? Может в ведро его мордой засунуть? А? Чтоб захлебнулся, упырь! Графин качал головой – Какая разница- как… Ведь ты завалишь его! Конечно, решать тебе, но как жить потом с этим? Это сейчас мы варианты рассматриваем… А появись я минут на пять позже? Как башку потом не пришивай, он все равно уже дохлый… И срок, не менее десятки за эту мразь корячится! Да и сама себя казнить потом будешь… Ты то, в отличие от него, не тварь… Опять надолго замолчали. Теперь первым заговорил Графин – Покалечить? Так тоже проку мало! Отлежится на больничке и опять, как новый будет! Яна! Я сейчас пословицу вспомнил – Бог шельму метит… Мы конечно не боги, а вот пометить то можем! Ты как? За? Или- против? Дивчина, сидя на земле, заблестела глазами – А как метить? На лысину что ли постричь, так он и так плешивый, почти уже лысый… Вова рассмеялся – Как в лагерях раньше «обиженных» метили… Накалывали под глазом муху и ясно всем- перед вами пидор! Так ведь можно с мухой не заморачиваться, а просто, слово наколоть! На морде! Или на лбу!  Яна тихо проговорила – Так это ненадолго. Сведет он эту метку. Графин согласился – Сведет, правильно. Но, даже тот, кто сводить будет, узнает- кто перед ним сидит. И с другими людьми обязательно поделится! Ну что, начнем? Дивчина снова засомневалась – А как? Чем метить будем? В ответ услышала – Найдем! Не проблема! Графин, подсвечивая фонарем, прошелся по биваку. Спросил – Где их обувь? Яна ответила, что кажется, в машине. Вернувшись к костру с найденной в багажнике «Москвича» парой Яшиных полуботинок, Графин, оторвав топором один из каблуков принялся сжигать его, насадив на шампур. Спросил у девахи – Ты писать хочешь? Заметив ее недоумение, добавил – Для дела нужно. Она отказалась, покачав головой. – Тогда найди пустую банку. Консервная тоже подойдет. И еще. Мне нужна иголка, еще лучше- две- три, или булавка на худой конец… Если нет, то и любой значок подойдет. Поискав в сумке, Яна подала ему маленький набор иголок. Выдернув из какой-то тряпки нитку подлиннее, Графин смотал ею вместе три иголки, оставив свободными их жала. – Станок готов. Держи… Затем наскреб ножом сажу сгоревшего наполовину каблука в жестяную банку из- под кильки, найденную Яной неподалеку от костра. Отойдя в темноту, почти сразу вернулся, осторожно неся банку. Устроившись у костра, принялся размешивать ее содержимое сломанной веткой. Заметив ее вопросительный взгляд, пояснил действие – Тушь готовлю, сажу мочой развожу. Так «у хозяина» делают… Приготовив все что нужно, пошел к лежащему Яше. Привязав его руки к ногам, чтоб не помешал невзначай, уселся в изголовье, поместив Яшину голову между своих колен. Перед тем как начать, дал Яне еще одно задание – обыскать всю одежду рыболовов, машину и палатку. Найденные деньги, документы, записные книжки, вообще, все что попадется сложить в ведро и нести к нему. Затем, подсвечивая себе фонарем принялся за работу, склонившись над головой Яши, мычащего от не слишком приятных по- видимому, ощущений. Около двух часов каждый добросовестно выполнял свое «задание». Закончив наконец обыск, Яна подошла к Графину, демонстрируя содержимое ведра. Треть которого занимали найденные документы и деньги, которых нашлось неожиданно много и в разных купюрах. Вова, также закончив, вытирал тряпкой лоб Яши – Смотри как получилось! Пришлось четыре раза «контур пробивать», чтоб буквы жирнее получились… Правда кривовато, зато видно хорошо! Занимая почти всю площадь лба Яши Голокопытенко, красовалось татуированное пляшущими, четырехсантиметровыми жирными буквами слово –ПИДОР… Буквы, будто приклеенные, возвышались над поверхностью лба и были усыпаны мелкими, словно бисер капельками выступившей крови. Графин улыбаясь, словно угадав еще не заданный вопрос, ответил – Так всегда бывает. Воспалится ненадолго и пройдет. А кровь… Глубину не рассчитал… Заживет как на собаке! У тебя как? «Улов» нормальный? Принялся сортировать содержимое ведра. Собранные в приличную «котлету» деньги протянул Яне – Возьми. Тут месяца на три нормальной жизни хватит. Или на юг можешь слетать, в море поплескаться! Паспорта и водительские «права» рыболовов сунул в карман – Братве подгоню. Может на что и сгодятся ксивы. Мельком просмотрев кучу всяких квитанций оставил их в ведре, положив сверху ментовское удостоверение – Это спали. Желательно чтоб от «корки» хоть клочок, но остался. Яна немедля подожгла оставшееся в ведре. Обойдя с фонарем бивак, Вова проткнул ножом колеса «Москвича», не забыв и о запаске – Завтра, с похмельца дурь трудом будут выгонять, если конечно камеры найдут. Положив в один из ящиков с засоленной рыбой пару бутылок спиртного ругнулся, что- то вспомнив – Ты не заметила, яиц они не покупали? Яна показала на заднюю полку машины – Там, в корзинке лежали… Он в деревне у бабки сторговал, говорил, что с похмелья сырыми пьет. Графин, открыв капот и пробку на клапанной крышке мотора, разбил и аккуратно вытряхнул содержимое яиц в заливную горловину двигателя. Закончив непонятную Яне работу, объяснил – Так старики в автобазе гадов наказывали. Называется- «сделать яичницу». Двигун после прогрева обязательно заклинит, все масляные магистрали будут сварившимся яйцом забиты, метод проверенный. Далеко не уедут. Осмотрев напоследок бивак они подняли ящик, взявшись за ручки. Графин моргнул в сторону фонарем – Туда! Тронулись потихоньку… Проверила- ничего своего не забыла? Яна коротко ответила – Нет! Через двадцать минут они вышли на полянку, где под разлапистой сосной их поджидал ободранный «Запорожец».
                И вновь, совсем незаметно светлея, будто крадучись, наступало утро. Было безветренно и тихо. Деревья стояли замерев, готовясь встретить только наметившуюся зорю. Даже спешащая с ночной охоты сова пронеслась над биваком совершенно беззвучно, лишь на мгновение мелькнув черным призраком на фоне едва посветлевшего неба.
                Еще только начиная приходить в себя, будто бы выползая с огромным трудом из болотной трясины, на самом же деле- после глубокой пьяной «отключки», сдобренной еще и клофелином, Яша Голокопытенко подал голос… Хриплый вопль- рык не походил на звериный, тем более, на человечий! Ввиду чего у обитателей леса, тех что покрупнее, встала «дыбом» шерсть на загривке и приподнялась в оскале верхняя губа, мелюзга же, срочно прекратив утренние хлопоты, мигом попряталась в спасительные норки… Так… На всякий случай.
                Протяжно рыча и громко щелкая в ознобе челюстями он безуспешно пытался сообразить- где сейчас находится, кто он, и почему все так плохо- холодно и сыро… В течение некоторого времени наконец определился, что это он- Яков, лежит почему- то неподалеку от палатки, на земле, замерзнув напрочь в мокрой от ботинок до затылка одежде! Подняться с холодной земли не получалось, так как его ноги оказались связанными толстой веревкой! К тому же, очень сильно «приспичило по малой нужде», видимо из- за переохлаждения организма… Оставив бесполезные попытки освобождения он перестал сопротивляться мощным позывам. Лежал неподвижно, чувствуя, как теплая жидкость растекается под его седалищем и спиной. В действительности же, уже в пятый раз на протяжении слишком глубокого, долгого сна «на природе». После того как «процесс» наконец закончился, принялся звать Маринку и Толика. Спустя пару минут из палатки выбрался Толя. Шатаясь и бормоча что- то себе под нос, подошел к товарищу и принялся освобождать его от веревки. Распутав и с трудом поставив Яшу на ноги, отвел его в палатку. Сняв мокрое и переодевшись в то что нашлось, Яша, стуча зубами и трясясь мелкой дрожью, послал Толю за Маринкой. Тот ответил оставаясь на месте – Нет ее… И водки тоже нет… Пустых и битых бутылок много, а полных нет! Яша вдруг заскулил – А похмеляться чем!? Я ж подохну! Иди, может что найдешь… Толя не двигался – Самогон есть. Я из дома брал, будешь? Яша соглашаясь, быстро закивал головой. Выйдя из палатки ждал пока Толя приковыляет с банкой пойла от машины. Дрожащими руками взял наконец стакан, но выпить не успел. Резко вскрикнул и крутнувшись на месте с неестественно задранной головой, упал навзничь, ударившись о землю затылком! Тело Яши выгнулось, руки с загнутыми во внутрь кистями вытянулись чуть поднявшись над застывшим дугой туловищем, ступни судорожно распрямившихся ног, также выворачивались в обратную естественной сторону! Изо рта поползла пена. Страшно стуча в судорогах по земле затылком и пятками, Яшино тело забилось в припадке! Растерявшийся Толик бегал вокруг с криками о помощи! Призывая истошными воплями то Маринку, то людей, то каких- то «товарищей» … Припадок продолжался около трех минут, затем Яша ослабнув, затих. Еще через несколько минут открыл ничего не понимающие глаза. Толя, причитая посадив на земле, вытирал ему лицо какой- то тряпкой. Озираясь вокруг Яша медленно приходил в себя. Через несколько минут пробормотал – А самогон… Где… Я уже выпил… Или нет? Через несколько секунд испуганный Толя уже подавал полный стакан, из- за дрожи расплескивая налитую в него мутную, вонючую жидкость. Яша зажмурившись выпил и его тут же стошнило! Толяну пришлось четыре раза бегать к стоящей на столике банке, лишь последняя порция отравы усвоилась наконец Яшиными внутренностями! Не переставая двигать кадыком он произнес сиплым голосом – Какая гадость! Вонью на свекольный похож… Ты где его взял? Не подохнем?? Толян покачал головой- Нет. Потому как закончился он… Ты его весь перевел, нутро промывая… Пойду, еще в багажнике и салоне поищу, может где пузырь и закатился… Вернулся быстро и с «добычей» - нашел в вещах целых три бутылки «Столичной»! Наливая стаканы произнес, не глядя на Яшу – Ты бы в зеркало посмотрел, Яковлевич… Так, на всякий случай… Тот, не слушая, осторожно ощупывал припухший лоб. Рассуждал вслух – Если б упал, то понятно, первым бы нос пострадал… А тут, лоб почему- то корявый… Что? Ты что- то сказал? Толян повторил свое предложение. Вместе подошли к машине где Яша, развернув дверное зеркало наконец увидел свое лицо… За несколько мгновений на его опухшей, небритой физиономии отразилась вся гамма переживаемых им чувств!! Гримаса удивления, с поднятыми до нельзя бровями, сменилась совершенной растерянностью, мгновенно превратившись затем в крайнюю злобу и жуткую свирепость, с выкатившимися по рачьи, красными глазами, впрочем, тут же приняв очень жалобный вид, с пролитыми обильными слезами и по детски искривленным ртом … Простояв у зеркала некоторое время, не переставая меняться лицом, Яша прошептал еле слышно – Убью… Неожиданно взвыл на всю округу, повернувшись к испуганному Толе, бешено вращая побелевшими, выпученными глазами- Где!!! Где эта тварь?! Упавший с испугу на землю Толя, потеряв на мгновения речь, лишь разводил в стороны руками… Не поднимаясь на ноги, но уже собравшись с духом он подал голос – Яковлевич… Смотри… Тут еще это… Показал на спущенные колеса «Москвича». Но Яша, лишь мазнув взглядом по колесам, снова уставился в зеркало. На удивление спокойно произнес – И что теперь с этим делать посоветуешь? Скальп самому себе снять, да? В больницу как идти? Там, наверное, тоже читать умеют? Неожиданно снова взорвался, в приступе бешенства, подскакивая на месте и потрясая над головой сжатыми кулаками – Научились… Читать- писать! Из- за гребанного «всеобщего среднего образования» !! В колхоз всех!! По десять гектаров на рыло!!! Свеклу сукам полоть… Писателям!!! Внезапно замолчал, будто выключил звук, продолжая, однако подпрыгивать и свирепо вращая глазами трясти кулаками над головой. Через несколько минут остановившись, вновь заговорил спокойно – Принеси мне штаны какие найдешь… Даже не заметил- когда обмочился!? И бинты в аптечке возьми, она вон в багажнике лежит, справа… Через полчаса, переодевшись, забинтовав до самых глаз Яшину голову и выпив «на дорожку» по стакану «Столичной», рыболовы побрели в сторону села, добывать камеры и подмогу.
                Пройдя по проселочной дороге около трех километров, дошли наконец до поселка, где Яша свернул к первому же дому. Принадлежащему одному из его многочисленных родственников. Не встретив никого, прошли в горницу, где в ожидании хозяев разместились за столом. Сидели молча, лишь Яша постукивал ногтями по столешнице, да билась в оконное стекло громко жужжащая навозная муха. Хлопнув дверью вошел хозяин, неряшливо одетый, кудлато- небритый мужик. Заметив гостей засуетился – Яков Якович!! Вот кого не ждали… Щас я… Самогоночки, да огурчика притараню… Яша перебил его – Васька твой дома? Если здесь, пусть по деревне пробежит, пяток камер колесных на «Москвича» найдет. Да парней парочку, помочь перебортировать прихватит. Мужик услужливо улыбаясь, кивал головой – Да он, вон, в сараях чистит. Щас, мигом пошлю… Считай уже обратно бежит!  Семеня ногами выскочил из дома выполнять заданное. Вернувшись, погремел посудой в коридоре и занес трехлитровую банку первача, чистого как слеза, отливающего голубизной. Скоро собрал нехитрую закуску- сало, соленые огурцы и простоквашу в алюминиевой миске. Разлив по стаканам, поднял свой – За свиданьице, родственничек дорогой! Толя крутил распухшей головой, не понимая – Про что он? Какой родственник? Кто… Ты? Яша отмахнулся – Потом расскажу… Это долго… Столько не выпьем… Короче, родом я отсюда… Чо лупишься, пей вон, давай! Пришедшему Ваське Яша объяснил- где машина и что нужно сделать. Тот, мотнув утвердительно головой, стремглав бросился выполнять заданное. Налили по второму, закусив заговорили. Яша расспрашивал про знакомых и родню, называя многих по деревенским прозвищам, мужик, оказавшийся двоюродным дядей подробно о каждом рассказывал. Толян, отодвинув занавеску вздрогнул- на улице, вокруг дома, по забору, стояла приличная толпа селян. Некоторые бабы плакали, мужики в нерешительности переминались с ноги на ногу, кто- то из них дымил самокруткой. Издалека к стоящим приближался быстро бегущий человек. Протиснувшись через толпу мужик исчез с Толиных глаз, скрывшись в сенях, а через несколько времени появился здесь, в доме. Распахнув входную дверь долго шаркал ногами, вытирая о тряпку стоптанные кирзовые сапоги, благодаря чему Толя как следует разглядел пришедшего. Возраста он был пенсионного, как все его соплеменники кудлат и около недели небрит. На морщинистом, тонкогубом лице мужика выделялся размером и цветом большой шишковатый, почти синий нос (называемый в народе фуфлыгой), испещренный темными прожилками, подтверждающий многолетние пристрастие своего хозяина.  Маленькие, будто мышиные глаза зорко следили за всем, перепрыгивая взглядом с одного предмета или лица на другое. Поверх застиранной и все равно грязной рубахи была одета брезентовая спецовка сварщика с замшевым передом и рукавами, а солдатские галифе дополнялись грязными кирзачами. Но самым нарядным в его костюме был цветастый галстук, болтающийся светлым лоскутом поверх куртки. Закончив наконец вытирать сапоги мужик подошел к столу, где его уже ждал налитый до краев, чайный, «губастый» (значит с пояском) стакан. Поклонившись, он обратился ко всем – Так я и понял сразу, что или перепутали, или сбрехали! Жена прибежала, кричит- в магазине сказали, мол, у Карпыча в доме Яша с другом, оба убитые! Кто убил, где, никто не знает, и почему здесь? Перед тем как в район из конторы звонить, решил сам проверить… Я ведь лицо государственное- как никак, парторг совхоза! Теперь вот вижу, что целы, только помяты чуток… Так что звонок откладывается! Ну… За хорошее! Звякнув стаканами дружно выпили, сопя и чавкая принялись закусывать. Яша, хрустя огурцом, выговаривал – Тебя Федотыч, хлебом не корми, дай позвонить! А уж если не терпится- про крышу дырявую на клубе позвони, доложи в район, куда надо… Ни кино не посмотреть, ни сплясать по человечьи! Правильно, Карпыч? А я что говорю… Наливай! Снова выпили- закусили…  Предупреждая ненужные вопросы Яша пояснил вкратце, какая беда приключилась – Поехали на рыбалку, да на трассе в аварию, на Толькиной машине попали! «Москвича» из города пригнали, снасти и прочее перегрузить. Разбитую на грузовике отправили, так теперь вот «Москвичом» на борону наскочили, снова неприятность… Короче, не отдых, а одни хлопоты. Хорошо живыми остались… Все дружно закачали головами, поднимая заново наполненные стаканы. Федотыч тоже пил за здоровье, а про себя- жалел, что не разбились! Не мог простить, затаив на долгие годы обиду на гаденыша Яшку! Тем более он теперь в городе, говорят в больших милицейских чинах ходит… Сам пока не сладишь… А тут бы она и подмогла… Авария эта! Вспомнилось все. Как он, проходимец, придя из армии всем трем дочкам Федотыча мозги заморочил! Каждой наобещал «на неделе сватов заслать» - жениться! И в город с собой забрать, на работу чистую и прибыльную пристроить- билетершей в большой кинотеатр! Не быкам на ферме хвосты крутить! Культурных людей «обилечивать» и себе, «кино от пуза и задарма смотреть» … Но сначала… их «обилетил» по очереди… Сам смылся, а Федотычу пришлось их, одну за другой в Задонск, на аборты возить! Срамота!! Да и «протекло» конечно все… Здесь не город, село… Их с тех пор «билетершами» в деревне и кличут… Всех трех… Бывает, что и его за спиной «билетером» назовут, в глаза то боятся, все ж парторг… Снова зыркнув глазами- бусинками на обидчика, подумал – Вона как- башку- то замотали! По самые глаза! Видно хорошо гвозданулся! И живой! Как с гуся вода… Мысленно пожурил,себя- когда бежал, зря заранее радовался, надо было погодить! Карпыч в это время ставил на стол очередную банку первача.  От порога подал голос зашедший в дом без стука мужик с фальшиво скорбным выражением лица, не отрывая горящего взгляда от наполненных стаканов – Так что Федотыч, замерять их надоть, ай нет? Понимать нужно- на глазок хороший гроб не изделаешь, тем более два… Они, упокойники, хоть и вытянулись, а роста- то разного… Угадав в забинтованном Яшу, испуганно попятился к двери, быстро крестясь – Свят, свят, свят… Никак ожил?! Новопреставленный Яков!? Или это хто другой?? В бинтах замотанный… Пьяная компания загомонила, одновременно отвечая, задвигала стульями. Федотыч, схватив за рукав телогрейки упирающегося, сробевшего мужика, подвел его к столу – Не боись кум! Перепутали в магазине «квочки», да разнесли брехню по деревне! Машину они разбили, и сами помялись чуток… За подмогой вот, с Дона пришли, враз за стол и попали! Выпей куманек за здоровье нашего земляка, твоего кстати родича дальнего, да за его товарища! Мужик, уже сжимая в ладони стакан, рванул к двери – Предупредить надоть! А то будут стоять- выть… Выскочив на крыльцо, громко заорал – Расходитесь люди! Кина нябуде!! Живые они, оба! Точно! Мертвяки-то самогонку не пьют… А наши трескают, за ухи не оттянешь! В окно, освобожденное Толей от занавесок было видно, как потянулись в разные стороны селяне, часто оглядываясь с улыбками на посветлевших лицах. Некоторые бабы останавливаясь, мелко крестились, не забывая осенить крестом и Карпычев дом, так, на всякий случай…
              Дым от сигарет и самокруток с крепчайшим табаком- самосадом стелился по дому сизыми слоями. Очередная банка самогона заканчивалась. Сидящие за столом говорили одновременно, совершенно не слушая друг друга. Молчал лишь Яша, поворачивая забинтованную голову с остановившимися «оловянными», не моргающими глазами, то к одному из говоривших то к другому. Он уже не понимал слов, а лишь прислушивался к издаваемым собутыльниками звукам. Толя дремал, аккуратно примостив побитую голову с распухшим, почерневшим местами лицом на руки, сложенные «по школьному» на краю стола. Громко хлопнув входной дверью появился сын Карпыча, Васька. Смущаясь от всеобщего внимания, принялся докладывать о проделанной работе – Мы, дядь Яш, колеса сделали и поставили. Палатку сняли и с остальными вещами в машину уложили. Ящик с рыбой и спиннинги в багажник определили. Короче, остались только бутылки пустые, да мусор всякий, это я завтра там, на месте прикопаю. Только вот, когда машину прогревал, давление почему- то пропало и стук в моторе появился… Мы подумали… Трактор Колюхин с тележкой пригнали и в нее «Москвич» по щитам с ребятами затащили… За пару часов до города трактором и довезем! Деревенские загомонили разом, одобряя Васькину сметливость.  Яша, ничего не поняв из сказанного, молча таращил выпученные, слегка косящие глаза, Толя, держась обеими руками за край стола- чтоб не упасть потеряв равновесие, невнятно благодарил парня за оказанную помощь. Пришло время расставаться. На улице, около получаса прощались, обнимаясь поочередно с деревенскими мужиками. Проливая пьяные слезы, клялись в дружбе и любви, подтверждая клятвы слюнявыми поцелуями. Наконец, усилиями нескольких крепких сельских парней, Яша с Толей были помещены в кабину стоящего в тракторной тележке «Москвича». И получив от Карпыча «гостинец на дорожку» - литровую банку самогона отправились восвояси, безвольно мотая головами на дорожных ухабах и колдобинах. Переваливаясь в колеях с боку на бок, старенький облезлый «Беларусь» выезжал из деревни на большак, весело рыча мотором, дымя черным дымком из трубы перед кабиной.
                Вот и закончились эти два выходных дня. К городу, будто кот на «мягких» лапах, совсем незаметно подкрался воскресный вечер. Ветерок оставил в покое листву деревьев, а солнце, подсвечивая облака последними на сегодня лучами, склонялось к нужному месту на западном горизонте. Во дворах еще вовсю резвилась ребятня, доигрывая свои игры, и скамейки у подъездов домов были заняты женщинами, одетыми «потеплее», но уже исчезли с улицы вездесущие голуби- «сизари», устроившись на ночь в своих уютных гнездах на чердаках. И веселые стайки воробьев, перестав чирикать отправились отдыхать, чтоб раньше всех встретить горланя, наступающее вновь утро. На опустевших улицах прекратилось движение. Лишь городские автобусы, двигаясь неторопливо, забирали с остановок молодежь, направляющуюся в сторону центра, на танцы или в кинотеатр, да изредка проезжала «гордая», старая «Волга» ГАЗ-21, хвалясь- поблескивая хромировкой.
                Нина разлила по красивым, фарфоровым чашкам душистый чай. Улыбаясь, обратилась к Татьяне – Да не волнуйся ты! Отвернись от окна, дырку в стекле проглядишь! Ничего с ними не случится… Мой с каждой рыбалки к ночи только возвращается, в чешуе да пьяный! Еще и приставать начинает, будто год дома не был… Тааань! Хватит глаза напрягать. Может по коньячку? А? По армянскому? Я уже до твоего прихода пару раз отведала- Нектар! Наливать?  Таня, вздохнув, повернулась к подруге – Ну раз нектар, наливай… Подняв хрустальную рюмку, рассматривала ее содержимое на свет, гадая про себя- что так искрится, хрусталь, коньяк, а может все вместе? Заговорила тихо, будто думая вслух – О ком мне волноваться, Нинуль? Живу, будто собака дворовая, от мосла до мосла… Может уйти мне от этого скупердяя? Мочи никакой больше нет, терпеть… Ты думаешь, я в окно пялюсь, волнуясь в ожидании? Наоборот! Хоть бы там и оставался, пока всю живность речную не выловит, да не сожрет! Оно ж, все- халява!! Если честно, то я следующего «отрыва» жду… Только чтоб Агдам нормального парня привел, а не этого хрюна- кишкоблуда! Выпив, зажмурилась – Крепкий… Но… Вкусный! Спасибо подруга, за привет! За все тебе огромное спасибо! За то, что ты есть на белом свете, за соседство, за … Недоговорив, Таня обняла Нинку, у обоих навернулись слезы… Не сговариваясь, рассмеялись от души! Таня поднялась – Пойду, варенье принесу. У матери летом сварила. Получилось- сказка! Бросив взгляд в окно, остановилась – Нин, посмотри, это случайно не наших там везут? В это время во двор сворачивал старенький колесный трактор, на тележку которого был загружен «Москвич», напоминающий цветом Яшину машину… Одевшись, женщины не мешкая вышли на улицу. Из кабины остановившегося около Яшиного металлического гаража трактора появились двое крепких сельских парней, одетых по поре, в телогрейки и кирзовые сапоги. Один из них, ловко запрыгнув на прицеп, вытащил из кабины легковушки и подал напарнику двух, «в стельку» пьяных, грязных, расхристанных мужиков, которых тот посадил рядышком на тротуар. Они так и сидели, не меняя положения, опираясь друг на друга, уронив безвольно головы на грудь. Голова одного из них была забинтована до глаз уже распустившимся, грязным бинтом.  Лицо и сама голова другого, вообще не походила на человеческую, из-за множества больших и не очень шишек, казалась угловатой, неправильной, какой-то неземной формы! Лицо не было лицом, а больше смахивало на раздутое седалище утопленника, долго находившегося в воде, в добавок, такого же сине- черного цвета! Темные складки внизу напоминали рот, а на существование глаз и носа, не было даже намека! Парни тем временем споро выгружали из машины рыбацкое имущество, аккуратно складывая его рядом с сидящими. Вокруг начала собираться толпа любопытных, пока молча наблюдая за происходящей выгрузкой.    Переборов наконец растерянность, Нина, с глазами «в пол лица» повернулась к подруге – Это они… Что- делать-то, Тань?  Та, еще не придя в себя, лишь качала головой из стороны в сторону, на время онемев от увиденного. Нина дернула ее за рукав – Очнись! Куда их, и как? Тань, нужно быстрее, пока ребята не уехали… Та, выйдя из оцепенения ответила – Домой Нин… Обоих- к нам, на первый этаж, потом разберемся! Услышав имя Нины, один из парней подошел ближе – Вы Нина? Я- его племяш двоюродный, Яковлевича… Василий. Мы наверно прицеп пока оставим, машину ведь выгружать как- то нужно. На днях приедем, заберем. Если что, пусть Яковлевич позвонит в контору, мне передадут. Ладно? Нина ответить не успела. Потому что, услышав свое имя, Яша частично пришел в себя – Кого!? Меня?? Кому звонить? Вызывать??Я те покажу «контору»!  Он как-то сумел встать на ноги.  Но, теряя равновесие переступал на них, будто танцуя на вихляющихся ногах! – Да я сам из «конторы», понял? Нет??  Зарычав – Сейчас объясню… Принялся стаскивать с себя через голову грязный свитер вместе с рубашкой. Когда он наконец справился с одеждой, бросив ее под ноги и попытался встать в боксерскую стойку, окружающие ахнули! Ослабший бинт видимо остался в снятой рубашке.  Редкие, грязные волосы, поднятые одеждой стояли дыбом, широко раскрытые глаза, закатившись, страшно белели белками, не имея привычных для люда зрачков, а на лбу большими, неровными буквами было написано – «ПИДОР»! Жены «рыболовов», похоже, что надолго потеряв дар речи, стояли в оцепенении, не сводя распахнутых глаз с надписи на Яшином лбу… Нина, шевеля беззвучно губами, в который уже раз читала написанное слово. Тишину нарушил Василий. Громко выплюнув только что прикуренную сигарету, произнес - Не обошло и нас «счастье» … Теперь в родне свой «петух» завелся… Тьфу… Парняга понимал значение этой «наколки», и то, что «просто так» она на теле даже самого последнего зоновского «черта» не появляется. На то нужна «ооочень веская причина»! Васек, отмантулив «семилетку» за два срока на «даче генерала Кумова», хорошо разбирался в лагерной жизни. Сначала на «малолетке», по первой ходке, а потом на «взросляке», в зоне усиленного режима, насмотрелся всякого, заодно начав правильно понимать многое в непростой теперешней жизни. Бросив товарищу через плечо – Заводи Колек, сейчас поедем, обратился к Нине - Значит договорились, теть Нин, за прицепом приедем по вашему звонку. На что та ответила лишь кивнув головой. Взревевший трактор развернувшись, быстро исчез за углом пятиэтажки. Яша, по –видимому утомившись отплясывать свой «боевой гопак», плюхнулся задом на тротуар, рядом с Толяном и укладываясь возле товарища, похоже «изготавливался ко сну». Выйдя наконец из полуобморочного состояния, женщины, призвав на помощь двух мужиков из соседнего подъезда, перетаскали «горе- рыбаков» в свои квартиры. Громко стонущего Толю положили на кровать, где он неожиданно быстро уснул, скорее всего вырубившись от продолжающего «действовать» самогона. Яшу же, злые на него за наглость и чванливость мужики, несколько раз качнув, бросили будто картофельный мешок на пол прихожей, на его счастье застеленный ковровой дорожкой. Нина подстелила под мужа, с трудом перевалив набок, Яшин ментовский бушлат. Как оказалось, вовремя. С трудом поднявшись на четвереньки, он принялся громко икать с хрипом втягивая в себя воздух, сгорбившись спиной и втянув живот, подобно дворовому кобелю, наглотавшемуся пырея для чистки желудка. Ну а затем, совсем как упомянутый кобель, принялся «вычищать нутро», через короткие промежутки, с рыком исторгая очередную «порцию» выпитого и съеденного на заботливо расстеленный женой форменный бушлат, которым Яша почему- то особенно гордился! После каждого «извержения» Нина, взмахивая руками, словно птица крыльями при попытке взлететь, в сердцах приговаривала – Как ты там, на своем любимом берегу кишки то не прополоскал… Боялся наверно, что рыба вся подохнет?!  Прекрати сейчас же гадить! Сволочь плешивая! Яша, будто отвечая, с рычанием «включал продолжение» … Нина, вытирая злые слезы приговаривала – Правильно написали, пидор ты мокрохвостый!! Тварь грязномордая!!!   Через некоторое время «процесс очищения» наконец прекратился. И действительно с видимой пользой для страдающего организма. Яше заметно полегчало. Без успеха пытаясь сплюнуть клейкую слюну, он, наконец заметив жену, жалобно пробормотал – Нинуля … Не ругайся на своего жеребчика… Иди, я тебя поцелую, а потом в спальне продолжим… Теперь уже у Нины «включился рвотный рефлекс», с которым она с огромным трудом справилась, но зажав рот обеими ладонями все- таки убежала в ванную комнату. Вернувшись в прихожую снова расплакалась. Потому что Яша, после короткого просветления сознания, опять «вырубился», угодив лицом в самую середину смердящего «блина» на бушлате. Забывшись наконец сном невинного младенца, пересытившегося дневными впечатлениями.               
            - Ну это уже чересчур! Сначала ковер, будь он неладен, теперь вот эта свинья… приговаривала негромко, будто про себя Нина, надев резиновые перчатки, с помощью половой тряпки приводя в порядок голову   благоверного. Завернутый в целлофан бушлат она уже отнесла в мусорный контейнер, предварительно сорвав с него погоны.
                После следующего, мучительного из- за жуткого «отходняка» дня, жизнь в семьях «рыболовов» постепенно входила в привычное русло. Жены, поворчав для порядка, успокоились. Яша, оформив через знакомого больничный, принялся за хлопоты по удалению порочащей его честь и достоинство татуировки. Толя на самом деле оказался нетрудоспособен, ввиду перелома челюсти, трех пальцев левой руки и четырех ребер, сотрясения мозга средней степени и множества ушибов и гематом. А вот в конце недели….
                Они сидели в очереди порознь. Таня с Ниной, одинаково побледневшие, с видом оскорбленных и обманутых матерей- героинь, демонстративно не замечали находящихся чуть поодаль супругов, нахохлившихся будто оголодавшие, зимние воробьи. Которые, выделяясь своими забинтованными головами и руками, безуспешно старались быть менее заметными среди разношерстной публики. По коридору торопливо пробегали медсестры, иногда, с отрешенным видом проходил врач. Кожно- венерический диспансер работал в обычном, авральном осеннем режиме.  Яша толкнув локтем Толю, пробормотал, отмахнувшись от тяжелых раздумий – Правду люди говорят – Все болезни от нервов, один триппер от любви… Твоя- то как, на развод подала?  Толян молчал, лишь еще ниже пригнул перебинтованную голову.  Яша продолжил, не дождавшись ответа – А моя подала… Получилось у нас с тобой, друг ты мой Толяба, как в песне Нины Сазоновой, помнишь? Еле слышно он пропел - ... Я ждала и вееерилааа, сына яааа рожууу, а пошла проверилась, с типпером хожуууу… Толя в ответ покачал головой, не отвлекаясь, впрочем, от мучавших его мыслей. Через пару минут нарушил долгое молчание – Я тут вот посчитал… Так, примерно прикинул… Знаешь во сколько нам эта «любовная болезнь» станет? Страшно даже подумать! Я за всю жизнь на лекарства, на таблетки всякие, ни одной копейки не истратил! Таньку к теще посылал, на халяву взять. А теперь? Откуда у тещи от триппера лекарства? Они с тестем по рыбалкам не ездят… Так что придется с книжки снимать, тратиться… Снова надолго замолчал, вернувшись мыслями к подсчету убытков, периодически горестно вздыхая.
                За окнами диспансера осень уже вовсю вступала в свои права. Пожелтевшие раньше всех деревьев клены, изредка роняли крупные листья, которые кружась или планируя, медленно опускались на еще зеленую траву. Их неспешный полет притягивал взгляд завораживая, как рябь в плавном течении реки или пляшущий огонь костра.
                Унылая пора, очей очарованье,
                Приятна мне твоя прощальная краса.
                Люблю я пышные природы увяданья,
                В багряц и золото одетые леса.
                Вове Графину очень нравился осенний лес, от ярких красок которого веяло особенной грустью, но еще больше он любил море. Мог подолгу сидеть на берегу, не сводя глаз с темных осенних волн, лениво поднимающихся будто при вздохе, слушать негромкий шум прибоя, вдыхая неповторимый своим ароматом морской воздух. Сидя на веранде почти пустого кафе, примостившегося на краю пляжа, Вова с наслаждением потягивал из высокого стакана душистый и действительно вкусный «Мускат», продукт местного винзавода, не сводя глаз с одинокого, еле заметного паруса. День был пасмурным, но солнце, появляясь изредка из- за облаков заставляло щурить глаза, отражаясь слепящими «зайчиками» от медленных волн. Было свежо, но не холодно. И если одним словом, то- хорошо!  - Ты пломбир будешь, или сливочное? Вопросом вернула в действительность, незаметно подошедшая Яна. Ответил, улыбнувшись в усы - Ага. С жареным цыпленком и салатом… Время к вечеру, а мы еще не обедали, какой пломбир!? С явным удовольствием глотнув вина, предложил – А давай люля-кебаб закажем? С зеленью и помидорами! Здесь, у Ашика, мясо всегда отменное.  Точно, лет около двадцати угощаюсь и только у него. Помедлив, она ответила – Закажем. Только… Можно я в волейбол еще с ребятами поиграю? Им игрока не хватало, парней трое, а девчат- двое, со мной теперь комплект! Студенты, на несколько дней приехали.  Мимо проходила, они вот позвали… Так можно? Ты не против? Вова снова улыбнулся - Конечно доиграй. Не ломать же игру. А знаешь, зови их после сюда.  Посидим, закусим, вечер скрасим, а? Пока доиграете, мы с Ашотом у мангала поколдуем… Теперь повеселела Яна – Они почему- то от твоего вида робеют… ??? -  Уже спрашивали, что мол, твой отец такой мрачный? Графин повернулся вместе со стулом – Кто? Отец?? Ну а ты что ответила?  - Да я промолчала… Не знала, что сказать. Вова прикурив, глубоко затянулся – Все правильно. Назовешься подругой, меня за педофила сочтут, племянницей- тоже стремно, а вот дочкой, самое то! И по годам, и по виду… Молодцы студенты! Все по местам расставили! Я ведь и сам мучился, в качестве кого ты со мной сюда приехала, а видишь, как все разрулилось!? Короче, доигрывайте и мухой сюда! Скажешь- батько кличет к столу, а отказы не принимаются! Что стоишь? Беги уже… Дочура Яна!
                «Время… Как всегда, у нас крадет, единственную жизнь… Детский сад и школьный двор, институтский коридор, трассы, снежных белых гор… С молодой стоишь женой… Наливает внук вино… И кончается, кино…» - Лучше А.Я. Розенбаума, наверное, и не скажешь. Точно, кратко и емко!
                Положив на стол конверт с прочитанным только что письмом, Графин улыбнулся в седые усы - Сколько ж с той поры лет то прошло? Двадцать пять? Может чуть меньше? Вон и внук Вовка из «далекой Австралии» письмо прислал, на свадьбу свою приглашает. Обещает перелет в оба конца оплатить, только чтоб приехал! Проговорил, подумав вслух – Вот ведь куда тебя, дочура- Яна судьба занесла! Сначала, после скорого замужества в Венгрию, а затем и вовсе на другой конец света, в страну кроликов и кенгуру! Вот тебе и студент- тихоня, за столом все помалкивал, своего «плохого русского языка» стеснялся… Теперь «магнат», какими делами там заворачивает! Подойдя к окну долго смотрел как ветер сильными порывами треплет мокрую «шевелюру» любимой вишни, заодно бросая, будто пригоршнями крупный дождь в оконное стекло. Снова заговорил «сам с собой» -  И погода не к месту поменялась… Раньше, в эту пору никогда таких ливней не было. Да что там погода, жизнь другая… Сколько всякого пережили… Неожиданно дернув себя за ус, рассмеялся – А все- таки полечу на свадьбу! Со своими, с внуком пообщаюсь, на кенгуру погляжу, на диких… А что? Какие наши годы?! Второе десятилетие нового века идет, а у нас все как в старой песне – «… Кто по миру катается и в роскоши купается, другому все по теленовостям…». Знаменитого еще по Райкину «дефисита» не стало, от колбас всяких витрины и прилавки ломятся, барахла джинсового- завались! Только вот теперь новая, как говорит один из «больших лилипутов», «проблематика» - достойной работы, а главное- денег у народа обнищавшего совсем нет!  Так что колбасы- карбонаты… Они на вид очень даже вкусные!
                Вот наконец и закончилось сие повествование. Хотелось, чтобы последние строки прозвучали в мажорном аккорде(благозвучии), но получилось все- таки в миноре. И если кто- то в одном из персонажей узнал себя, не волнуйтесь, тем более не обижайтесь! Все образы в данном «опусе» собирательные, за редким, впрочем, исключением. Те, с которых начиналось написание давно уже переселились в мир иной, покинув бренную землю. Неутомимый комбинатор Агдам, в начале мутных 90-стых напрочь запутавшись в долгах и займах был убит и завернутым в палас, сброшен со знаменитого моста в протекающую через город реку. Ленивый, безобидный толстяк Зюля ненадолго пережил своего патрона. Отморозив по пьяному делу конечности, вскоре умер от заражения крови.
                Женщины незаметно превратились в молодящихся бабушек. Занимаются теперь внуками, помогая им чем только можно. Таня регулярно передает с проводниками в далекий северный город консервированные овощи со своей дачи, компоты и варенья, балуя внучат и их родителей домашними разносолами. Толян жив и здоров. Регулярно бегает кросс. Приобрел на накопленные кровные новую, престижную машину. Посещает вечера «Кому за…», иногда знакомится там с женщинами, продолжает «встречи», если это «не дорого по деньгам». Ну а Яша… Не знаю, после развода и увольнения из органов вернулся, наверное, в свою деревню. Или оставшись в городе, спившись окончательно, роется теперь в мусорных контейнерах. А может наоборот, дослужившись до генерала, рычит начальственным баритоном на важных и не очень совещаниях! Так что будьте внимательны. И если заметите обезображенный шрамами лоб у грязного бомжа, или вельможи в генеральских погонах, то не сомневайтесь, это точно он, Яша Голокопытенко! Именно в тех местах, где теперь и отирается всякая нечисть да мразь.
                Если набравшись терпения прочли все до последней строчки- большое спасибо!
Январь- апрель 2016 г.г.                Зимин В.В.