- Константинович! Похоже, что мы здорово проредили за весну поголовье щуки в реке в районе Чапуни. С каждым днем поклевки все реже, да и рыба попадается все мельче. Надо бы обловить места выше по течению, например, возле Поташни, - рассуждал я, обращаясь к пожилому заядлому рыбаку, постоянному моему спутнику в рыбацких странствиях по Западной Березине, покуривая на завалинке после сытного обеда в середине июньской субботы.
- Пожалуй, ты прав. Давай прямо сейчас и поедем. Темнеет поздно, половина длинного летнего дня еще впереди. Глядишь, и на вечерний клев попадем.
Сборы были недолгими: побросали в багажник «Жигулей» спиннинги, сумки с блеснами, высокие рыбацкие болотники, штормовки и спустя полчаса машина уже пылила по гравийке в сторону деревни Шильвы. От этой деревни к хутору Поташня на берегу Западной Березины ведет через дремучий смешанный лес грунтовая дорога, здорово побитая лесовозами, однако, «охота пуще неволи» и мы, местами рискуя посадить авто на брюхо, медленно приближались к заветной цели.
Благополучно прибыв на место, снарядив спиннинги, двинулись вниз по течению, облавливая приглянувшиеся места тяжелыми блеснами-колебалками: их забрасывать инерционной катушкой с толстой леской можно далеко и течение не так выносит их на поверхность, как легкие – заводские. Мощные тройники заранее слегка «отпущены» зажигалкой, чтобы можно было, потянув за толстую лесу, разогнуть крюк в случае «мертвого» зацепа. Закоряженность Западной Березины очень большая. Зацепы на участке, где она течет через Пущу случались на каждом шагу и без этой меры предосторожности расход блесен за рыбалку был бы просто огромным, а мы очень дорожили своими блеснами. Часть из них с любовью смастерил собственными руками Константинович, а часть я подобрал опытным путем, перепробовав самые разные заводские, пока нашел «рабочие». Это «Большая тяжелая» белая из Киевского набора и «Реста» белорусского производства, причем Киевский набор из пяти блесен приходилось покупать целиком ради этой одной блесны – остальные в нем были никудышные. Константинович предпочитал ловить своими самоделками, еще более тяжелыми, поскольку легкую блесну забросить далеко своим кованным из рессоры спиннингом с ясеневой ручкой и «Невской» катушкой он просто не мог. Я же ловил популярной тогда ленинградской «дюралькой» с пластмассовой ручкой и «Невской» катушкой и владел той снастью виртуозно, вызывая восхищение многочисленных друзей и гостей, приезжавших порыбачить на Западную Березину.
Пройдя пару излучин реки, нортов по местному, мы вышли к резкому изгибу, где река разворачивается почти на сто восемьдесят градусов, создавая мощную поворотную яму с обратным течением. Из этой ямы Константинович, за пару минут, почти не сходя с места, выкинул на берег своим жестким удилищем две килограммовые щуки. Это обнадеживало и создавало впечатление, что не зря приехали. Далее река течет на юг, углубляясь в лес, обступающий ее со всех сторон, рослые вековые деревья широколиственных пород которого представляют собой часть сохранившегося до сих пор реликтового леса Налибокской Пущи. Множество дубов, кленов и ясеней закончило свою земную жизнь, упав в воду и создав мощными стволами завалы и закоулки без течения, так любимые засадницей-щукой, а река безжалостно подмывает корни следующих жертв, пока еще живых, зеленеющих буйной кроной, но обреченных, которым не повезло вырасти у нее на пути.
Войдя в лес, увлеченные обловом привлекательных мест, мы не сразу заметили, что в Природе что-то стало меняться: ветер совершенно стих, вода в реке стала какая-то маслянистая, замолкли птицы, попрятались комары и слепни, здорово потемнело. Клев рыбы совершенно прекратился.
- Похоже, что сейчас польёт, - сказал аксакал рыбалки. – Затишье перед бурей.
Я выбрался на поляну среди густого леса, чтобы осмотреться. С запада тихо, без грома и молний, медленно наползала огромная, на полнеба, свинцовая туча. Заметили мы ее поздно, когда она была уже почти над нами, поскольку рыбачили с правого берега и лес у нас за спиной заслонял обзор. Мы отошли от машины уже на пару километров и вернуться к ней до дождя уже явно не успевали, поэтому решили не спешить: «Будь, что будет. Польет, так промокнем», повернули и двинулись в обратный путь. Потемнело еще сильнее, раздался нарастающий шум, как будто по асфальтовой трассе приближалась стая машин и тут хлынул ливень, да такой, что за стеной дождя скрылся лес на противоположном берегу реки. Миллионы крупных капель с сильным шипящим шумом колотили по плотной листве дубов и кленов, по воде реки, превращая ее поверхность в шагреневую кожу.
В считанные секунды мы промокли «до нитки» в буквальном смысле слова. Одежда отяжелела и прилипла к телу. Стекающая по телу вода собиралась в высоких болотниках, наполняя их до верху, хлюпая и бултыхаясь в них при каждом шаге. Хотелось снять сапоги и вылить воду, но смысла в этом не было никакого: через минуту они опять были бы полны. Спустя десяток минут чуть посветлело, капли дождя уменьшились, уже стали видны деревья вокруг, но до конца ливня было еще далеко. Удивило, что такой ливень обошелся без грозы: нигде ни разу не стрельнуло, ни поблизости, ни в дали. Под дождем мы упрямо продолжали двигаться к машине, с трудом переставляя полные воды сапоги. Странно, но нам, промокшим насквозь, совершенно не было холодно, настолько теплым был этот летний дождь.
По мере нашего приближения к машине дождь стал стихать, а беспокойство у меня в душе наоборот нарастало. Касалось оно того, как мы выберемся из Поташни по разбитой лесной дороге после дождя, если ее состояние и до дождя было, мягко говоря, никудышным. Но делать нечего – надо выбираться. Не ночевать же на берегу совершенно мокрыми. Так и простудиться недолго. Когда мы подошли к машине, дождь прекратился и на западе проглянуло неестественно яркое после черноты тучи солнышко, высветив на ее фоне громадную, через все небо, яркую радугу, засиявшую всеми цветами, в миг восстановившую наше «подмоченное» настроение. Мы разделись догола, выкрутили всю одежду: трусы, рубашки, брюки, штормовки; вылили воду из сапог, надели влажное на себя и стартовали.
Обратный путь трудно описать словами – их не было, были одни «выражения». Дорожные колеи и ямы были до краев заполнены дождевой водой и о глубине их можно было только догадываться. Интуитивно выбирая, куда направить машину, местами останавливаясь и промеряя глубину сапогами, я был готов к тому, что двигатель захлебнется или машина сядет на «пузо», или ее развернет и сбросит в глубокую колею. Тогда бы пришлось идти за трактором, а где его найдешь, этот трактор среди Пущи в выходной день. Благо, на моей машине стояла довольно свежая всесезонная резина с хорошим протектором и с Божьей помощью мы спустя час выбрались на гравийку.
Не устану петь дифирамбы «Жигулям» - шедевру советского автомобилестроения, на мой взгляд лучшей легковушке Советского Союза. Сколько раз она у меня проходила там, где, следующий по моим следам «Москвич» шурина безнадежно увязал. Не подвела машина и в этот раз, хотя ей здорово досталось.
Спустя еще полчаса, переодевшись в сухое и усевшись за стол в доме Константиновича, мы проводили профилактику простуды дважды перегнанной, чистой как слеза, Чапуньской самогонкой.