Книга 2 реальные и виртуальные миры повести. расск

Иван Крайности
                ИВАН КРАЙНОСТИ,
АЛЕКСАНДРА ФРЕШ

КНИГА 2
РЕАЛЬНЫЕ И ВИРТУАЛЬНЫЕ МИРЫ
ПОВЕСТИ. РАССКАЗЫ


Предисловие

Реальные и виртуальные миры каждого из нас сильно отличаются. Именно поэтому нам тяжело понимать себя и других, контролировать свои поступки, любить, страдать, созидать, действовать так, как угодно душе, во благо нашего тела и во имя совместного будущего.
Однако порой, желая созидать что-то новое, мы основательно разрушаем ранее созданное нами самими, или другими людьми, и потом не в состоянии воссоздать былое.
В реальном мире человек вынужден идти на многочисленные компромиссы. Дома – с родными и близкими. На работе – с начальниками, подчиненными и коллегами. На футбольной, волейбольной и других спортивных площадках – с игроками и зрителями, с судьями и тренерами. На дорогах – с участниками дорожного движения. Другими словами, повсюду одни компромиссы! В детстве человеку приходится идти на компромиссы и со взрослыми (родителями, старшими братьями и сестрами, с воспитателями и учителями) и с другими детьми. Когда же он вырастает, ничего не меняется, потому что в его окружении постоянно добавляются новые личности. При этом другие стараются  "подмять"   его под себя, чтобы быть выше. Кроме всего этого, компромиссы есть и в самом человеке. Самое же главное из вышеперечисленного состоит в том, что чем больше человек сопротивляется, тем больше на него давят другие, до тех пор, пока он и вовсе не выпрямляется как пружина, выскочившая из-под давления, и покидает обжитое им место. Потом он, долгое время перемещаясь с места на место, находит свою нишу, и все начинается сначала. Бывает иногда, что его находят близкие, родные, друзья, воздыхатели, специалисты, понимающие его внутренний мир и душевное состояние и, как и ту самую пружину, вставляют (возвращают) обратно -  туда, откуда он выскочил, а может, и в другое место общего механизма земного мира, и все снова и снова в его жизни повторяется, одни и те же движения.
В виртуальном мире человек совершенно другой. Он, как правило, всегда побеждает! В любых сложных ситуациях человек выступает смело, принципиально, исключительно правильно, и достигает любых, придуманных им самим, целей. И в этом мире человек является главным связующим звеном для всех остальных участников, или действующих лиц. Без него ничего не происходит.
Самая основная разница между реальными и виртуальными мирами состоит в том, что реальные миры имеют бесконечное продолжение, а виртуальные исчезают с конкретным субъектом. Не менее важным различием является и то, что виртуальные миры существуют только в воображении думающих существ, а реальный  – повсюду, вне зависимости от времени, пространства и эволюционных фактов и событий многочисленных виртуальных миров людей и других думающих животных, насекомых...
Реальные и виртуальные миры человека, дорогой читатель, очень сильно разнятся еще и в зависимости от его возраста, состояния здоровья, местонахождения, места рождения, времени, общего положения в обществе, родителей, других родных и близких, и даже приобретенной в юности профессии. Зависят они и (также) от веры, надежды, любви и многих других факторов. Важнейшие факторы, влияющие на дальнейшую жизнедеятельность отдельного человека-индивидуума в его реальном и виртуальных мирах, это: место (дома, в поле, в транспорте, в специализированной клинике и т.д.); время (утренние, дневные, вечерние или ночные часы); дата рождения (связано со знаками зодиака и гороскопа); век рождения (в каждом веке есть свои плюсы и минусы житья-бытья), род занятий, характер родителя (родителей, если семья полноценная) и их предков в нескольких пооколениях (дедушек, бабушек и т.п.); время года (весна, лето, осень, зима); окружение (родные, близкие, друзья, соседи); и многое другое.
Следует иметь также в виду, что у детей реальный мир больше, глубже, шире, выше, ярче, чем виртуальный. У взрослых же эти миры практически одинаковы. И лишь у стариков и у больных людей реальный мир преобладает над виртуальным. Старый или больной человек теряет способность мечтать о хорошем, перестает верить в будущее, живет воспоминаниями о прошлом. Пред такими людьми картины дальнейшего житья-бытья предстают в основном в серо-черных тонах. И лишь вспоминания о прошлом радуют, или огорчают, осветляют, или очерняют  душу и тело.
Таким образом, дорогой читатель, говоря, например, о человеке-писателе, я могу по секрету вам сообщить, что читая ту или иную книгу какого-либо автора, вы можете четко определить не только уровень знаний данного человека, его реальный и виртуальные миры, но и регион его рождения и дальнейшего проживания, его благосостояние на момент написания данной книги, а также возраст, личные амбиции, жизненные принципы и возможности, настроение и дальнейшие перспективы автора. Более глубоко мыслящие люди, читая сегодня в интернете краткую биографию конкретного человека, могут сказать о нем больше, чем сам человек, вывешивающий информацию о себе, и не думающий, что данная информация возвышает, или унижает, компрометирует и раскрывает сущность его души и тела.
Однако, чтобы не отвлечь дорогого читателя от настоящей книги таким большим и обширным предисловием, сразу же сообщу о том, что я лично нахожусь в том возрасте, когда мои реальный и виртуальные миры одинаково производятся и воспринимаются моими мыслями. У меня в жизни наступила угасающая стабильность, а в голове вырисовываются картинки средних, слегка серых оттенков. Пред моими очами крутится и вертится Космическое пространство, Галактики, Солнечные системы, и наконец, сам шар земной. Он как мизерная песчинка, на которой я выгляжу маленьким и жалким микробом. Я живу сейчас в огромном муравейнике и вместе с другими микробами работаю, постоянно что-то строю, делаю дела и делишки во благо других и себя. При этом отчетливо понимаю, что все в моем виртуальном мире скоро канет в небытие, а реальный мир  просуществует неопределенное время. Может,  годы, века, эры? Одному Богу, о котором я мало знаю, известно об этом все!
Прошлое – счастливое, беспроблемное, светлое, чистое, безоблачное, кажущееся мне совсем недавно вечным, от меня уходит. Изо дня в день продолжает уходить. Настоящее еще процветает. Будущее рядом, но видится мне в образных очертаниях. Вера в то, что еще можно кое-что успеть, сделать для улучшения образа жизни на планете, во мне умирает.
Я начинаю свою книгу с того, что делюсь с вами, читатель, самыми яркими впечатлениями детства одного из многих детей прошлого столетия, который родился в деревне, потом сменил место жительства, переходя, как многие другие, в большой город. Акцентирую ваше внимание на то, что меняется его окружение, век жизни, уровень развития социума, отношения между людьми.
Однако для того, чтобы слегка приукрасить глубокие ваши впечатления, я местами фантазирую, отхожу от колеи основной дороги , по которой недавно прошел, и подглядываю, что делается в придорожных кустах. Далее я не лезу. Для меня там незнакомый, темный, густой лес . Мне не хватило этой жизни, чтобы разобраться во всем и дать разъяснения по данным вопросам другим, более глубоко думающим существам.

Глава 1. Игра в прятки

Вася находился в отпуске, и сидел сейчас в своей комнате в полном одиночестве. Он был вдумчивым. Сидел на старом стуле за рабочим столом, слегка наклоняясь над клавиатурой своего нового компьютера, и что-то быстро печатал. Естественно, ему никто не мешал, и он напрягал память и цеплялся всеми фибрами души за бойкие мысли , пытаясь подробно вспоминать свое прошлое, для того, чтобы лучше понять настоящее. Он тут же излагал эти свои мысли, набирая их чудным образом: ударяя пальцами по клавишам и наблюдая взглядом за тем, как они становятся ровными черными строчками на белом экране, изображающем чистый лист бумаги, со светло-голубыми очертаниями монитора компьютера.
Он был сейчас весьма возбужден психологически. Дело в том, что ночью Васе приснились страшные чудовища. Они, как любые двуногие разумные существа, двигались и говорили с ним. Но были похожи внешне на тех ужасных монстров, которых он недавно увидел в фильме под странным названием: «Битва Титанов».
Чудовища окружили его и задали ряд вопросов, на которые он им ответить не смог. Тогда они стали говорить более внятно, рассказывая о реальных событиях его жизни, говоря при этом, что именно они спасли его во имя человечества. И теперь, изрядно обижаясь на его наивность и тупость, двигались к нему с вопросами другого плана:
– Что ты сделал хорошее для человечества? – спрашивали они, громко урча, приближаясь к нему со всех сторон и пытаясь схватить его немолодое, сонное тело в свои огромные, кровавые лапы.
– Я построил дом, посадил дерево, родил сына… сделал все то, что обязан делать мужчина – ответил он им, сжимаясь во сне от страха.
– Этого очень мало! Ты родился на земле совсем с другой целью! Ты обязан был изменить мир к лучшему! Мы тебе поручили это с самого рождения! Забыл?
Даже во сне, вне себя от страха и удивления, Вася попытался понять, о чем собственно идет речь и внять великому предназначению его сущности с самого рождения. Он судорожно стал вспоминать: «Может, я что-то и сделал незаметно для мира? Вспомнить бы сейчас и сказать им, пока не поздно!».
– Ничего ты не сделал! Ты не смог! Ты даже не подумал об этом! Не старался! Не оправдал ты, милок, наши надежды! – укоряли они его, как будто прочитав мысли.
Вася напугался не на шутку. «Мне конец» - шептал он, хватая воздух, как пойманная рыба, и втягивая его в себя, чтобы не задохнуться.
– И знаешь, почему?
– Нет, – робко ответил он.
– Потому что ты не задался конкретной целью! И теперь, напоследок, мы даем тебе последний шанс! Один-единственный и на неопределенное время!
– Что я обязан сделать? – спросил он, потея, чудовищ, вглядываясь в каждого, чтобы понять, кто из них старший, чтобы легче было договориться.
– Опиши все события своего детства, при которых ты должен был умереть, но не умер! И помни, мы тебя всегда спасали, ради общей идеи – изменить весь этот запущенный, никем не контролируемый мир!– Хорошо, – пролепетал Вася во сне, скручиваясь в мокрой от пота простыне.
– Кстати сказать, еще раз обращаю твое внимание на то, что ты не умирал, так как именно мы тебя защищали! Задумайся над окружающим миром и дай возможность думать другим! Мы защитили тебя от огня, где ты должен был сгореть заживо! Вспомни! Мог бы быть сожженным своей мамой! Защитили от бешеной коровы, которая могла насмерть забодать, но не забодала! Защитили от собак, желающих тебя загрызть; именно мы им помешали! Защитили от гусаков и петухов, пытавшихся выклевать тебе глаза, покалечить! И когда ты вырос, мы продолжали тебя защищать от автомобильных и других многочисленных аварий и катастроф, в которых ты должен был умереть страшной смертью!
– Спасибо! – ответил им Вася, вспоминая события, о которых они говорили, и тут же проснулся в холодном поту.
Первое что он увидел, это была жена. Она сидела около кровати с кружкой горячего чая в руках. Увидев, что муж открыл глаза, спросила:
– Вася, тебе опять плохо?
– Все хорошо, – ответил он устало, как будто не проснулся, а только что вернулся с беговой дорожки, где отстаивал титул чемпиона мира на марафонной дистанции.
– Ты весь в поту. Во сне бредил, что-то ужасное и непонятное говорил. Съеживался, как маленький ребенок, которого вот-вот должны ударить (изверги за некую провинность).
Вася молчал и слушал жену, думая: «Раз она пьет чай, значит, уже собирается на работу и скоро уйдет из дому». Так что недолго ему осталось терпеть её нудные расспросы. «Хотя она красивая, и вопросы задает более внятные, чем те чудовища», –промелькнула мысль.
– Кстати, хочу спросить, кому ты во сне сказал «спасибо»? Мне, за то, что принесла тебе чай в постель, или тем, с кем разговаривал, пока бредил?
Он припоминал сон, с ужасом думая, что все это время разговаривал, и подбирая слова, чтобы ответить ей максимально честно, но в то же время не напугать. Пока он думал, жена не стала ждать и задала следующий вопрос:
– Что они для тебя сделали, мой дорогой мальчик?
– Я не помню, с кем и о чем говорил во сне, – наконец ответил он, думая, что на этом их утренняя беседа закончится.
– Они… в твоем сне, наверняка лучше меня? – проронив слезу, спросила она.
Эти слова в совокупности с милыми женскими слезами, заинтриговали и напугали Васю. «Неужели она видит те странные образы, что я видел во сне? Он был убежден, что его жена не может читать чужие мысли и сейчас наверняка фантазирует себе мнимую любовь мужа во сне, с другой женщиной. «Не о страшных чудовищах ведь она говорит?!» Вася решил успокоить жену.
– Не ревнуй меня к снам, пожалуйста! Все у нас с тобой хорошо, как у всех нормальных людей. Я весь твой. Ты вся моя. Прости.
Над фразой «Ты вся моя» он призадумался. «А что если это не так?».
– Прости!? Я его люблю, а он… даже во сне… шляется  неизвестно с кем… и думает, что я ничего не замечаю. Я, по-твоему, глухая, немая, старая, страшная, противная…
– Как раз все наоборот! И имей в виду, за горячий чай в постели «огромное спасибо» я сказал именно тебе! – оправдался он, – и ни одно слово, которое ты сейчас произнесла, не имеет к тебе никакого отношения!
– Ага! Мне он сказал «спасибо»! Держите карманы шире!  Еще смешней – пока спал, говорил со мной!
– С тобой. А с кем еще? Я же не ненормальный!
– Не знаю… не знаю… Тем более, что ты сказал не «огромное…», а всего-то «спасибо»! Слово «огромное» я не услышала. Собственно говоря, это не важно. Важен факт. Ты врешь! Это слово было предназначено не мне! Более того, я делаю выводы, что та, к кому ты обращался, тоже не удостоена особого внимания с твоей стороны!
– Я уже не спал, дорогая моя... просто боялся открывать глаза… и испортить это прекрасное утро – ответил он, вспомнив, что на самом деле именно во сне, а не наяву он отблагодарил уродливых чудовищ за то, что те, по их словам, якобы спасали ему жизнь в детстве и в юности. «И может, они до сих пор помогают мне» – с надеждою подумал он, – «если это так, у меня есть шанс».
Вася верил в чудеса. Верил в то, что есть и иные миры, которые нам, простым людям, неизвестны в силу нашей безграмотности, безответственности перед собой и будущим планеты.
– Не хотел ты увидеть меня! – почти крикнула жена с возмущением в голосе.
– Нет. В смысле, да. Что ты, дорогая?! Я просто не хотел открывать глаза, чтобы яркий свет не обжег их.
– Свет!? Может, ты от некой воображаемой Светы не смог во сне оторваться?
– Какой Светы?
– Той, которая посещает тебя во сне! Она меня красивей?
– Нет! В смысле, не было у меня во сне никакой Светы!
Вася с ужасом вспомнил страшных чудищ, проходящих спокойно через стены их огромной квартиры и окружающих со всех сторон его беспомощного, голышом спящего. Подумал, что уж лучше на самом деле вместо них была бы воображаемая Света. Он схватился руками за голову, прикрыв плотно ладонями глаза, как будто таким образом попытался избавиться от недавних видений и помотал головой, стряхивая вспоминания. Проделал он это так интенсивно, как обычно собаки стряхивают с шерсти остатки грязи или воды после купания.
– Тронута до глубины души твоим вниманием. Чай в постели, сэр! – заключила жена, протягивая ему кружку.
– Мечта любого поэта! Это так романтично, – решил он сменить тему, – прости, дорогая, ты уходишь на работу, а я в отпуске, и мне нужно срочно садиться за компьютер и писать!
– О чем? О том, как нежился ночью с той самой Светой?
– Нет. Не об этом. В смысле… ничего во сне не было. Меня просто во сне посетило такое волшебное озарение, что я просто не имею право, как писатель, пройти мимо ...
– Пиши. Пиши. Писатель. А я уйду. Тебе так лучше будет. Тебе одному интересней жить. У тебя есть виртуальный мир, который мне, к сожалению, неизвестен. Ты бродишь там со своими фантазиями, в гордом одиночестве. В смысле, без меня, без нашего ребенка… А по ночам ты вечно в этом пространстве теряешься. Где-то бываешь… в том, ином мире.
– Что я могу поделать?
– Ничего. Тем более, что и в реальном мире, то есть, днем, тоже живешь без меня. Или на работе, или в командировке… А вечерами читаешь или пишешь.
– Жизнь такая у нас с тобой. Ты ведь тоже днем уезжаешь на работу.
– Я поняла… Я для вас всех – просто нянька.
– Нянька?
– А для тебя конкретно, даже не нянька, а простой, теплый, ненужный неделями предмет интерьера спальни.
– Прости… исправлюсь.
Жена оделась и, хлопнув дверью, ушла на работу, не дождавшись дополнительных слов оправданий. Это могло означать, что внутри её души накопилась и продолжает накапливаться глубокая обида, неослабленная энергия любви и тепла, которая вызывала ревность не только к реальным телам и душам, но и к нереальным. Однако он понял, немного проанализировав разговор и действия жены, что, хлопая дверью, она хотела разбудить в нем жалость к себе. И повела себя так, несмотря на то, что знает о том, что он не любит ни с кем разговаривать долго, особенно по утрам».   
Вася выпил принесенный в постель чай, отставил чашку на телевизор, забыв о том, что в прошлый раз за это уже получил от жены разнос , и включил свой компьютер. Пока экран мигал, меняя цвет и интенсивность освещения, он думал: «Как назвать это новое произведение? Ведь порой корабль плавает так, как его называют. И судьбу свою человек получает с именем. Наверное, лучше будет, если назову «Реальный и виртуальный миры». Тогда необходимо будет развивать реальные и нереальные сплетения событий. Это достаточно сложно. А может – «Разные судьбы»? В этом случае в данном произведении я попытаюсь довести до читателя составляющие реального и виртуального миров, с учетом отрезков тех времен, в которых я жил и живу, затрагивая факты из жизни людей и события, которые привели к тому или иному исходу. Я должен показать происходящие реальные события, при которых жил и живет конкретный человек и виртуальные миры, то есть его мечты, сны в определенные периоды жизни; удачи и неудачи, связав их с периодом века, в котором этому человеку довелось жить. А смогу? Это очень сложно! Разве что они мне помогут… Ведь потом на базе моих рассказов многие люди проведут параллели из своей жизни и снов, и задумавшись, очистят свои души обремененные тяжкими или легкими грехами, станут ценить свою и чужую жизнь. Что же, в таком случае этот прозаический материал поможет изменить мир к лучшему?! Это то, что мне поручили демоны с самого рождения! Тогда, не медля, я, пожалуй, начну описывать события с самого раннего детства. Возьму себя в качестве прототипа главного героя и укажу ту пору, когда начал понимать жизнь. Раскрою свои переживания, которые, проникая глубоко в мыслях, меняли мне судьбу».
Тут он немного отвлекся, думая, что зря он полез в глубокие дебри , обещая сделать невозможное, и осмотрел комнату в поисках чудовищ. Их нигде не было, и лишь недавно оставленная им пустая чашка на телевизоре была не на своем месте. Он встал, подошел не спеша к телевизору, брезгливо прихватил за ручку грязную чашку двумя пальцами и понес на кухню. Там бросил её в раковину, и, вернувшись, подошел опять к компьютеру, где быстро присел на стул и принял привычное положение. И пока компьютер трещал своими транзисторами в поиске нужных программ, он продолжил думать: «А смогу ли я, простой человек, достичь те самые цели, которые чудовища поставили передо мной?».
И вспомнив свой сон, с надеждой в голосе, тихо сказал:
– Может, поможете? Если вы меня слышите, я заклинаю , помогите мне описать события своей жизни так, чтобы людям стало интересно их читать. И лишь тогда я оставлю на земле некий след, о котором вы мне ночью во сне говорили.
Эхо сказанных слов разнеслось по комнате, и никого не находя, вернулось и приласкало ему слух, тихо ударяя по натянутым барабанным перепонкам.
Наконец монитор компьютера принял обычный вид, а мышка заморгала ярким светом, как бы приглашая его положить свою теплую руку сверху и начать ею двигать и цокать.
Вася ласково взял мышку, нажал, двигая курсором по различным квадратикам с изображениями действий, создавая новый документ «WORD». Когда документ был создан, он назвал его «Проект новой повести»; затем, еще раз проведя курсором по данному документу, нажал, цокая клавишей мышки и, когда документ открылся, Вася написал в правом верхнем углу название первой главы «Реальный мир одного мальчика» и стал вдохновенно печатать.

Как только мальчик, о котором я сейчас пишу, родился, всем присутствующим при родах взрослым стало понятно, что он в значительной степени отличается от других. Однако, так как с первой минуты появления на белый свет его трудно было характеризировать с какой-либо стороны, каждый про себя подметил такое невероятное явление, но вслух не стали говорить об этом.
– Вес три килограмма пятьсот грамм, рост пятьдесят два – объявила принявшая роды акушерка. И медсестра на полном «автомате» внесла записи в журнале учета новорожденных.
Ведь, появившись на свет, мальчик, вместо того, чтобы плакать, как все нормальные дети, открыл боязливо глаза, пытаясь понять мир, и улыбнулся окружающим. Потом тут же задрыгал своими маленькими ножками, пытаясь упереться ими в холодное воздушное пространство и бежать, прыгать от счастья, как недавно родившийся козленок, тем самым напугав акушерку и медсестру, при этом несколько раз чуть не вывалился из её мокрых, покрытых слизью кистей рук, на которых были натянуты скользкие резиновые перчатки. Мама его лежала на кровати, тяжело дыша. Она тихим голосом спросила акушерку:
– Он жив? Я не слышу плач…
– Правильно, мамочка! Вы угадали! Это именно Он! Ваш сын! Богатырь! Мальчик! Он живой и здоровый! На удивление, бодренький! Не плачет, как все, а кажется, даже улыбается – объявила акушерка, рассматривая в это время ребенка через стекла своих огромных очков.
Даже много лет спустя мальчик был уверен, что родившись, он именно такую акушерку увидел, услышал и даже почувствовал её теплое дыхание.

Вася откинулся на спинку стула и подумал: «Не слишком ли я круто начал? Навряд ли ребенок, с самого рождения, что-то видит, слышит, понимает, думает. Может, переделать начало данной главы?» А потом, вспомнив название будущего рассказа и наставления уродливых чудовищ, решил, что, пожалуй, ничего особенного в этом нет. Ведь даже микроскопические (головастики) живчики четко понимают, что им нужно проплыть как можно быстрее через океан любовной слизи, найти яйцеклетку матери и проникнуть в нее, закрыв плотно за собой двери, чтобы другие многочисленные собратья ему не мешали жить и развиваться в гордом одиночестве, до рождения. В иных мирах, называемых «виртуальными», всякое бывает. Автор может позволить себе фантазировать, чтобы вызвать волнение в мыслях читателя и тем самым настроить его сознание на реальные слова, а также возбудить любопытство читать дальше, чтобы определить культурную ценность произведения.
Он представил, как некий читатель, прочитав начало данного рассказа, скажет про себя с возмущением, а может даже и вслух: «Фантазер! Неуч! Истинный незнайка! Маральник бумаги!» Улыбнулся удовлетворенно и продолжил:

Акушерка взяла ребенка на руки и, прежде чем приложить к животу мамы, ударила несколько раз по маленькой, влажной попе. От этих движений и сильных хлопков малышу стало неприятно, и он с обидой в голосе заплакал, собирая губы в «трубочку», как будто удивляясь: «За что бьете меня? Я еще ничего плохого не совершил».
Со стороны было очень больно смотреть на это невинное еще создание, побитое с рождения безо всякой причины, с первой минуты жизни, по маленькой и нежной попочке, совершенно умным и вполне взрослым человеком.

Тут Вася чуть не заплакал. Эмоциональность сопровождала его по жизни и находилась в его трепетной душе достаточно близко. До нее можно было, как говорится, свободно дотянуться рукой. Он подумал, что в принципе каждый новорожденный проходит эту унизительную процедуру во благо, и не стоит расстраиваться.
И, чтобы на самом деле не расплакаться, он вспомнил недавно написанные им стихи с названием «Любить и страдать» и стал декламировать тихо себе под нос, одновременно перечитывая еще раз вышенаписанный текст и вспоминая мамины рассказы о своем рождении.

«С рождения людям даны вдохновения:
 любить и страдать.
Любить этот свет,
 который им режет остро глаза!
Страдать от неожиданно наступившего объема
 и пространственного холода.
Любить руки, прижимающие нежно к теплому телу,
 где слышен запах молочный!
Страдать от того,
 что отвергнут недавно был родимой оболочкой.
Любить Солнца лучи,
 что так нежно светят и обогревают!
Страдать от окружающих.
 С рождения родню не выбирают.
Любить любимую, которая сама того не зная,
 вонзилась в душу, как стрела!
Страдать от счастья, понимая,
 «она нашлась и мимо не прошла».
Любить этот мир
 и людей в нём живущих!
Страдать от злодеев,
 больных и ничего не могущих.
Любить того, кого не зная,
 все называют просто – «Богом»!
Страдать, не видя, как косой
 смерть убирает всех в свою дорогу.
Любить страну,
 всю карту Мира изучая!
Страдать, поняв, что в войнах гибли люди,
 ее защищая.
Любить и гордо понимать:
 страна у нас одна!
Страдать, боясь ее терять,
 на «Смерть» и не глядя.

Закончив читать стихи, Вася горько улыбнулся, и улыбка его была достаточно странной. Она более походила на гримасу человека, который только что съел что-то очень соленое, острое, или горькое.
Нельзя сказать, что в детстве Вася был в семье нелюбимым ребенком. Более того, его полюбили все с самого рождения. Мама неоднократно вспоминала, как он родился одновременно с одной девочкой у роженицы из той же палаты, и как их с самого рождения положили одновременно на весы, чтобы определить вес. В это самое время его мужское начало заиграло, слегка приподнялось и пустило несколько десятков грамм мочи интенсивной струей, обрызгав медсестер и новорожденную девочку.
Мама с удовольствием рассказала, как тут же наступило мгновенное молчание, после которого мать девочки обиженным тоном сказала: – «Не успела моя Машенька родиться, а этот с позволением сказать, маленький кобель её унюхал и даже пометил». И все находящиеся там медсестры, акушеры, роженицы и другие люди рассмеялись как от удачно рассказанного анекдота.
Однако маме Васи эти слова не понравились. В них она не нашла причины для смеха, а вот для обиды вполне. Мама заступилась за Васю. Схватив за волосы ту роженицу, которая к своему несчастью после родов устало лежала на другой кровати совсем рядом с ней, дернула её силой к себе несколько раз, вскричав: «Он не кобель! Он мой маленький мальчик, который только что родился и начал жить в этом огромном мире! Это его первая моча! Мой малыш не виноват! Скоро и твоя дочь описается! Это нормальное явление!». Роженица закричала и, изнемогая от послеродовых болей, попыталась также схватить маму за волосы, исцарапать ей глаза и лицо, но медицинский персонал кинулся их разнимать, не зная как поступить: то ли смеяться, то ли, ужасаясь увиденному и услышанному, заплакать.
Годы пролетели быстро. Вася вырос. Та самая девочка тоже выросла, стала расцветать, похорошела, и они сдружились. Сколько Вася себя помнит, они, держась за руки, ходили вместе в детский сад, потом и в школу. Он с удовольствием провожал её вечерами после уроков домой, благо жила их семья совсем рядом, и встречал с утра в назначенное время в назначенном месте.
И кто знает, как дальше сложилась бы их судьба, если бы в восемнадцать лет Васю не призвали на военную службу, за тысячу верст от дома, где он, написав рапорт по команде, навеки связал свою судьбу с военной службой, поступив в подмосковное военное училище, а девушка, прождав его возвращения с армии еще около пяти лет, с мыслями: «Он меня не любит!» сделала свои судьбоносные выводы и выбор, и однажды вышла замуж за другого человека, намного старше себя. Кто знает, какое будущее ждало бы их, если бы они поженились. Может, с утра она ему преподнесла бы чашечку чая в постель и ревновала бы к другим реальным и виртуальным женщинам. А может, Вася проснулся бы пораньше, приготовил что-нибудь вкусненькое для себя и неё, потом проводил бы её на работу, а вечером встречал бы с цветами и с ужином…
Вася не стал более придумывать, что да как, наклонился над клавиатурой, сосредоточился и продолжил свою повесть:

Рос мальчик очень веселым человеком. Однако отличался от других детей потому, что одним людям он мог казаться добрым, смелым, компанейским, другим вредным и резким, а также меланхолически слабым и инертным; третьим умным, хитрым, изворотливым. И если бы какой-либо большой начальник собрал пару десятков человек, хорошо знающих Васю с самого детства и поручил им отдельно друг от друга написать на него личную характеристику, то она вышла бы у каждого по-своему. Более того, если бы эту характеристику написали эти же люди в разные периоды его жизни, она также отличалась бы от предыдущей. И, наконец, если бы тот самый кто-то собрал все написанные характеристики и пригласил бы Васю предстать перед теми, кто о нем только что написал, затем попросил их сказать ему в глаза, что они думают о нем, как о человеке, непременно упоминая все то, что в нем есть хорошего и плохого, то полученная информация также в корне отличилась бы от той, которой была написана ими несколько минут назад.

Он несколько раз перечел эту длинную фразу, думая, что в ней заложено много разных смыслов и представил себе, как многие читатели попытаются разгадать их, улыбнулся, допуская мысль, что это бесполезный труд, и продолжил:

Ходить Вася научился быстро. Думать стал рано. Жить своей мечтой, ставя перед собой, как показалось бы на первый взгляд, непреодолимые цели, начал с детства и, исполняя эти самые цели, не давал покоя своим ногам и мыслям, а также ногам и мыслям взрослых людей, хорошо его знающих.
Мальчик бегал, лазил повсюду, спрашивал всех обо всем, лично проверял добытую информацию, чем ставил в неловкое положение взрослых и озадачивал других детей. Другими словами, малыш по ускоренный программе изучал мир, в который он откуда-то недавно пришел. Словами его мамы это было сказано так: «мир, в котором он внезапно родился, став четвертым по счету ребенком в многодетной семье, где его встретили весело, радостно, ласково и нежно. Особенно обрадовались его рождению братья и сестры».
Со временем родители, которые в его понимании были для него как единое целое по имени «Бог», потому что создали себе подобного, приняли его за своего, и, не церемонясь, стали его эксплуатировать. То принеси, то отнеси…
«А разве могло быть иначе?» – подумал сейчас Вася, перестав печатать только что придуманный текст – «Те же глаза и уши, две ноги, две руки, голова, рот, как у родителей, братьев и сестер». Но другие мысли твердили уверенно: «Могло. Начиная от простого аборта и заканчивая тем, что его после рождения сдали бы в детский интернат, как многих других детей. Кроме того, если бы он ненароком родился больным, то…».

О том, что на свете есть «страшный Бог», мальчик узнал от своих родителей, которые часто повторяли: «Не лезь в розетку пальчиком! Не жги спички! Не обижай собаку! Не дерись со своими братьями и сестрами, потому что тебя покарает Бог!» О том, что есть сущность еще пострашнее, под названием «Дьявол», он тоже узнал вскоре в кругу семьи, потому как это слово употреблялось родными при любой страшной ситуации, со словами «пусть он уйдет в пустыни!», после чего они, долго и усердно крестясь, молились тому самому Богу, который смотрел с иконы в углу напротив входных дверей и наблюдал за всем происходящим в их доме.
О том, что Бог на самом деле добрый, он узнал от взрослых, после того как спросил: – «А кто такой Бог? И почему Он все время такой злой?». На что они с удивлением объявили: – «Бог есть высшая сила, которая создала нас, людей, как себе подобных! Он очень добрый, любит людей и защищает от всех несчастий. Он учит нас быть милостивыми, не нарушать заповеди, чтобы после смерти попали в царствие небесное, где он правит, и откуда управляет всей вселенной».
Дальше еще интересней. Ему не было известно: как именно Бог создал людей? Почему, чтобы их от чего-то плохого спасти, он готов покарать? Где царствие небесное, и почему именно туда надо попасть человеку после смерти? И почему у злобного Дьявола тоже сеть царствие, и там, в его царстве, на сковородках постоянно жарятся те, кто нарушил заповеди Бога. Потом он узнал о смерти и представил её в странном свете. Он не понимал еще саму суть смерти и представлял её почему-то как страшную старушку с огромной косой, которая убивает людей, чтобы забирать их души себе. «Для чего ей столько душ?» – спрашивал он себя, – все ли души людей смерть забирает себе, или часть отдает Богу, а часть Дьяволу? И, не находя ответа, мальчик решил изучить реальный мир, представляя себе поэтапно все что с этим было связано. И несколько лет спустя, научившись читать, он узнал, что о житье-бытье предельно ясно написано в Библии. И, не вникая в смысл многих прочитанных притч, он определил своими словами житье-бытье так: «Бог создал из праха и глины мужчину, по имени Адам, вдохнул в него Святой дух, а тысячелетия спустя, чтобы Адаму не было скучно, создал для него из его ребра женщину, по имени Ева. С созданием Евы он обоих предупредил, чтобы не поддались искушению и не съели яблоко раздора, которое некая страшная искусительница змея все время предлагала им съесть».
Но главная суть оставалось малышу неясной. В школе детям говорили: «Бога нет!», а дома, мама вечерами молилась перед иконами с изображением Иисуса Христа и многих его учеников по имени Петр, Николай, Павел… заставляя молиться и своих детей. Она требовала от детей, чтобы каждый просил у Него «прощения за содеянное в течение всего светлого дня» и чтобы Он давал им всегда «хлеб насущный и другую пищу». На вопросы мальчика, типа: «о каких грехах идет речь?», мама говорила: «Люди грехи не совершают лишь во сне».
Маминому слову мальчик с самого детства беспрекословно верил.

Вася выпрямил спину, вздохнул глубоко и приподнял руки к потолку, потом обнял ладонями затылок, встал, отошел от стола и сделал несколько приседаний и поворотов туловища.
К голове пошел прилив горячей энергии, которая слегка затуманила глаза; и он снова сел на стул, подумав: «Надо бы акцентировать внимание читателей на том, что пока мальчик рос, играя с другими детьми, он отличался от всех изощренностью и некими крайностями в своих поступках и решениях. Хотя в написанной выше фразе об этом немного сказано».
И Вася закрыл глаза на несколько минут, вспоминая как однажды мама, оставив на некоторое время свои дела, решила посмотреть, чем заняты дети, потому что они в это время вели себя на удивление скромно и тихо. И, увидев, что детки азартно играют в прятки, улыбнулась спокойно и пошла дальше по своим хозяйственным делам.
В этой безобидной игре старшие дети учили младших прятаться лучше: «Чтобы никто не увидел, где ты спрятался и не нашли!» – сказала ему сестра.
Младшие старались перенять опыт старших, возмущаясь тому, что их быстро находят.
Через некоторое время мама снова оставила свои дела и подойдя ближе к детям, спросила, обращаясь одновременно ко всем и мило улыбаясь: – «Вы все в прятки играете?» – «Да» – ответили хором те детки, которые были взрослее и могли самостоятельно разговаривать, принимать решения, задавать вопросы и даже отвечать на некоторые из них.
Вася открыл глаза, наклонился над клавиатурой и стал быстро печатать:

И тут, я, дорогие мои читатели, перемещусь мысленно в пространстве и времени на несколько десятилетий назад, чтобы оказаться в реальном мире того дня. Потом быстро пройдусь по жизни, чтобы вернуться в сегодняшний день. И сделаю это совершенно осознанно. Во-первых, потому что настала пора откровенно сказать, что в те времена мама была очень молодой, красивой, внимательной, доброй, нежной, ласковой и разговаривала всегда со своими детьми без применения повышенных интонаций. И многие годы она оставалась такой же ласковой, нежной. Но, красота с её лица со временем исчезала, появлялись глубокие морщинки, тело, как у всех людей, дряхлело, появлялись болячки, улыбка становилась с каждым годом серьезней, пока однажды и вовсе не исчезла в небытии вместе с ней. Также следует переместиться в далекое прошлое, чтобы прийти к тому моменту жизни малыша, когда он подрос, как и другие дети, пройдя многие испытания, из которых выходил всегда победителем и продолжал жить в угоду Богу, под Его властью. Существующие темные силы, о которых он немного узнал в детстве, не смогли сломить его характер и заставить предать истину, в которую он веровал. Как и другие дети, он стоял вечерами на коленях и за грехи свои просил прощения у Бога, храня эти грехи в тайне от других. И к слову сказать, если пройдем еще пару десятилетий вперед, потом вновь вернемся в мир его детства, то кратко объявим, что всю свою жизнь Вася делал добрые дела, но не по долгу службы, а по зову своей доброй души. И многие люди были ему благодарны. А он им говорил: «Благодарности за услуги я не принимаю. Берегите слово свое для более благочестивых дел».
И, чтобы полностью заинтриговать читателя, будучи вынужденным так написать по многим причинам, сообщаю о трагических временах, а именно, о тех, когда за несколько недель до смерти его мама отправила телеграмму детям, в которой сообщила: «Я сильно больна. Хочу перед своей смертью увидеть вас вместе, в последний раз».
И тут же непременно сообщу читателям, что к моменту отправки телеграммы она жила совсем одна. Дом был пуст, и детских голосов не было слышно, как в прошлом. Единственного дорогого мужчину, любимого мужа, она похоронила год назад. И несмотря на то, что дети давно повзрослели, она, любя их материнской любовью, по-прежнему считала их маленькими. «Осталось только семеро» – думала она наверняка тогда, печатая текст и адреса назначения телеграммы, – «Пять сыновей и две дочки. Одну, самую старшую дочку и третьего по счету сына я похоронила много лет назад».
От этих мыслей мама страдала и плакала. В этом сомнений нет. Раны опустошенной любви в душе, углубляясь, приводили к преждевременному старению. Волосы поседели, мышцы рук и ног ослабли. И это было одной из причин, из-за которых она хотела быстрее умереть, повторяя иногда про себя: «Не дай Бог, чтобы я умерла позже своих детей».
Получив телеграмму, дети приехали со всех концов мира, собрались вокруг праздничного стола, на котором изобиловали всякие вкусные блюда, ели, пили и весело вспоминали свое прошлое. А мама сидела во главе стола и тихо, чтобы им не мешать, пела грустную песню, слова которой сочинила сама, как говорится, «по ходу» и глубоко ранила ими душу:

На крыльце колодца стоит,
 очень старая птица-а-а...
И поет о любви,
 никогда не молчит,
 вспоминая себя,
 и родителей добрые лица-а-а…
Много грусти в слова,
 отражает то пенье-е-е:
Ой, какой я была!
 Ой, какой я была!
 Той девицей в забвение-е-е!
Я искала любви,
 и пела любя,
 от зари, до зари,
 неустанно-о-о!
Я ведь птицей была,
 мгновения жила…
 повзрослев очень рано-о-о!
Но, годы все шли
 не щадя…
 шли своей чередою-ю-ю!
Я росла,
 все росла…
 и, боялась остаться одной-й-й!
Повзрослела сама…
 и пела, все пела…
 я пела-а-а!
Ведь была влюблена,
 во благо себя,
 и во благо общего дела-а-а…
А со мной, а со мной,
 был всегда мой любимый,
 любимый, родной-й-й…
И с утра, до утра,
 я счастливой была,
 окруженной делами, работой-й-й!
Ведь с ночи до зари,
 как и многих тогда,
 любовь посещала с охотой-й-й!
И яичек снесла…
 и птенцов вывела…
 и жила ради них, с заботой-й-й…
Но, те годы прошли,
 и детки мои повзрослев,
 улетели-и-и…
Мы остались одни…
 мы остались одни,
 и качали пустые качели-и-и...
Вспоминали года…
 и мы пели любя…
 уставали, но пели-и-и…
Так прошли времена...
 да, прошли времена,
 и мы песню свою допели-и-и…
Его нет…
 только я…
 только я у колодца стою-ю-ю!
Я одна постою,
 у пустой колыбели,
 пока не умру-у-у…
Я стою и пою…
 все пою и пою...
 вы песню мою не хотели-и-и!
Я пою, все пою…
 в крайний раз...
 как родные хотели-и-и…
Но мой голос любви,
 вам совсем не понять,
 я одна без мужа и деток-к-к...
Я умру, да умру...
 вам меня не понять…
 любимые-е-е…
Я люблю, вас люблю,
 и любовь мою не унять…
 родимые-е-е…
Я сейчас коль живу,
 вас люблю…
 и она мне жить помогает-т-т…
Вас люблю и пою…
 эту песню свою…
 но, мой голос любви мешает-т-т...

Она пела и плакала. А дети смеялись, веселились и даже немного злились на эту грустную, нескончаемую песню.
Однако с годами дети изменились. И сейчас слова песни, которую пела тогда мама, и при том не вызывала жалость, а наоборот, их слегка раздражала, выглядели иначе. И многие из них рады были бы познать те слова и спеть своим детям напоследок.
Тогда мама пела, и в словах песни напоминала им о годовщине со дня смерти отца, на похороны которого прибыли по разным причинам не все, о безвременной кончине брата и сестры, о своих неудачах в жизни и о том, как эта жизнь коротка; о трудностях и многом другом.
А дети не слушали. Они, пытаясь отвлекаться от реальности, царящей за столом, и делая вид, что слушают ту самую грустную песню, радовались встрече и вспоминали, слегка улыбаясь, игру в прятки из их далекого уже детства.
Солидный возраст не давал им возможность смеяться так, как раньше, когда их смех был похож на звенящие колокольчики. И теперь за столом все серьезней и серьезней звучали вопросы: «А помнишь, как мы овец и коров пасли? А помнишь игру в прятки?».

Вася перестал писать. Несколько раз моргнул глазами, отгоняя слезы, которые только он понимал, и потом продолжил:
 
И несколько недель спустя с той самой встречи, на похороны мамы, дети явились не все. Некоторых детей обволокли своими крепкими объятиями суетные дела повседневного быта. Другие же решили для себя: «Лучше всегда помнить её  живой».
Имея реальные возможности в виртуальном мире, мы с тобой, дорогой читатель, вернемся опять назад к  специально мною пропущенным  ради некой интриги событиям. Вернемся в том реальном мире, имея данную возможность, исходя из опыта, знаний и светлой памяти, чтобы раскрыть суть фразы: «А помнишь игру в прятки?».
В тот день, когда мама спросила детей: «Вы опять решили в прятки поиграть?», и некоторые из них хором ответили «Да!», то она еще раз улыбнулась, и уже хотела уйти заняться своими делами: стирать, кормить животных, копать огород… как старшая дочка спросила:
 – Мамочка, а можно мы и малыша возьмем в нашу игру!
Малыш и был тот самый, о котором идет речь в этой повести.
 – Конечно! Только следите, чтобы он не упал и не ушибся!
– Хорошо, мам!
 До этого времени сам малыш лежал на ватном матраце и наблюдал за старшими братьями и сестрами, одновременно изучая хаотичные движения вокруг и на самом матраце многочисленных насекомых. В природе жизнь всегда продолжается, независимо от людей. Он делал первые в своей жизни открытия, рассматривая многочисленных букашек. Правда, некоторые из них кусали, щипали, и приходилось быть в вечном движении, чтобы не дать им возможность дотрагиваться до хорошо знакомых ему частей своего тела.
Игра продолжилась. Малыш, к этому отрезку отпущенной ему для жизни на земле времени, говорить еще не мог, но уже все то, о чем говорили взрослые, понимал, и мог самостоятельно делать выводы. Мог самостоятельно делать и всякие дела, прежде всего те, что от него, ребенка, требовались, исходя из возраста: ходить, улыбаться, плакать, смеяться...
Приятый в игру, он тут же пошел прятаться, как остальные, но с удивительной смекалкой и незаурядной хитрецой. Спрятался он быстро, незаметно и очень надежно. К этому времени он не знал еще, что и в этой игре, как и в других, есть предел человеческих фантазий, и что играющие действуют по некоторым правилам, требующие строгого их соблюдения, дабы исключить травмы, или гибель игроков.
Малыш открыл дверцу печи, куда мама бросала дрова, «чтобы плита стала горячей и грела кастрюлю, в которой варится наша любимая каша" (эти слова он слышал неоднократно от мамы) и влез в эту печь, затем закрыл аккуратно за собой дверцу и стал прислушиваться.
Когда начался поиск, остальные братья и сестры быстро нашли друг друга. Кого-то нашли за шторами окон, кого-то за подушками и одеялами, сложенными аккуратно мамой после ночного сна на печи, кого-то за дверью соседней комнаты, где не было дневного и искусственного света, и давящая темнота пугала всех своей чернотой. Были и те, кто спрятались наивно под столом, укрываясь ковром, из-под которой неуклюже торчали их маленькие ножки. Одному ничего в голову не пришло, кроме как прикрыть своими ручонками глаза и всматриваться через щели между пальцами в окружающий мир, резко закрывая глаза, когда ищущий приближался, чтобы тот ненароком не увидел его.
После каждого вновь найденного в доме слышны были веселые возгласы, радостный смех, потом наступала на время некая временная тишина. Секунды спустя опять можно было услышать: «Ах! Вот ты где спрятался!?». Или: – «Я и тебя нашла!». Потом опять наступала пауза, чтобы через мгновение раздавался знакомый голос: «Куку, сестренка! Выходи! Ты найдена! Я иду дальше искать!»
Тем временем, занимаясь на улице своими делами, мама радостно вычисляла про себя того или иного ребенка, определяя его по ответному голосу, и радуясь вместе с детьми, упорно делала свое дело. При таком раскладе на её материнской душе было спокойно и весело, как и детям. Ничего не предвещало возможной беды.
Лишь затянувшаяся тишина вызвала в душе неведомую тревогу, особенно после слов дочки: «Да где же он? Только что был! Совсем исчез!».
Повсюду раздались тревожные крики детей, которые искали самого младшего, высказывая вслух свои эмоции.
 – Найдите поскорее! – крикнула мама, бросив дела и подключившись к поискам младшего сына.
Все искали его, одного. И ему это нравилось.
Малыш все это время сидел в печке за дверцей. Он слышал, понимал и радовался удачно найденному месту для прятанья. Хотя и не видя родных, он не боялся, потому что их голоса давали ему силы и оберегали от страха. Ему стало интересно «что будет дальше» и он решил перепрятаться еще надежней. Стараясь не шуметь, малыш аккуратно полез вглубь печи, давя руками и ногами мягкую сажу.
Печь оказалось огромной и очень темной. Полы и стены были мягкими и пушистыми, хотя иногда встречались острые предметы, похожие на ощупь на каменные острые углы. Там было много всяких неизведанных никем до него ходов и лабиринтов.
К рукам малыша приставало что-то мягкое и пушистое. То, что это сажа, ему еще неоткуда было знать. Мама об этом не говорила, когда засовывала в печь ведро и черпала это самое «нечто черное и пушистое». Братья и сестры тоже никогда об этом с ним не говорили. А получить информацию из других источников он еще не мог, потому, что был маленьким и читать не умел, да и говорил еще плохо. Радиоведущие, так же как и ведущие черно-белых телепередач такую информацию детям не давали. В просматриваемых с братиками и сестричками мультфильмах об этом ничего не говорилось. Он знал лишь то, что есть маленькие и красивые пчелы, муравьи, пауки и другие насекомые, которые страшно и больно кусаются. Исходя из таких соображений, он не видел опасности в незнакомой ему саже. В принципе, малыш к этому времени считал, что телевизор может радовать лишь мультфильмами, а радио редкими веселыми программами, в которых передаются веселые песни, и взрослые, слушая их, подпевают, обсуждают…
Эти вещи были слегка понятны для детского ума, и не вызывали особой радости (и милость).
Он медленно двигался сейчас по лабиринтам печки, углубляясь все больше и отдаляясь от единственного входа-выхода. Иногда ему очень хотелось чихать, но он воздерживался и полз дальше и дальше, соблюдая меры скрытости и осторожности. В какой-то момент малыш испугался, что запутался и не найдет никогда обратный выход, но тут же отогнал от себя эту мысль. И лишь некоторое время спустя, когда голоса других детей и мамы пропали, то есть их не стало слышно, он понял, что на самом деле потерялся окончательно. И тогда он начал сопеть, а потом и вовсе горько плакать.
Так он сидел в саже и плакал, чихал и вытирал своими ручонками лицо и слезы, жалея себя, но его уже тоже никто не слышал.
Вскоре малыш устал от горьких слез, изнемог и уснул.
 – Господи! Матерь Божья, Пресвятая Богородица, помогите мне, пожалуйста, его найти, – молилась в это время мама, стоя на колени перед иконами.
Остальные братья и сестры плакали навзрыд, держась крепко за её одежду и прося у неё и у неизвестного им Бога прощения за то, что так нелепо потеряли своего братика.
– Только что у нас был маленький братик, и вдруг его не стало! Он просто исчез в никуда!– говорила старшая сестра, плача громче всех.
– Мы его везде искали, и даже в печь заглянули несколько раз, но… его нигде не оказалось. Где же он мог спрятаться? – приговаривали братья, рыдая, по-детски перепуганные, стоя рядом с мамой и сестричками.
Это продолжилось достаточно долго, однако малыш спокойно спал, ни о чем не ведая.
 – Что вы ревете? Корова умерла? Нет! Я слышал, как она мычит в коровнике! – спросил папа, вернувшись к вечеру с работы.
 – Мы потеряли нашего малыша, – сказала мама, продолжая плакать, и бросилась покорно к его ногам.
– Как потеряли? Вы что, с ума все сошли? Где он был? Где вы все были?
– Тут!
– Как тут? Наверное, опять не послушались, и ушли на речку!? Он… утонул?
– Нет…
– Значит, поднялись на гору, куда я вам запрещал всегда ходить! Он упал в глубокую яму?!
– Дома все были... мы в прятки играли... и он исчез... – захныкала старшая дочь, вытирая кулачком слезы, пока мама плакала, не зная, что ответить мужу, чтобы не оказаться виноватой в этой ситуации.
 – Так в доме ищите! Чего рыдать?
 – Мы его везде искали! – ответила обескураженно мама. – Его нигде нет! Даже соседей позвали на помощь…
– И что?
– Бабуля Агриппина недавно приходила и сказала… что его святой дух взял… – говорила мама, вытирая слезы платком, – она говорила еще, что наш малыш, видимо, святой… а святые люди нужны и на небесах, а не только на земле… он ангел…
 – А как это случилось? – спросил отец. Видно было, что его боевой дух потихоньку выветривается, – расскажите мне. Не мог же он исчезнуть, как невидимка!
 – Мы в прятки играли,– ответил самый старший братик, икая, – и он исчез…. испарился, как воздух!
 – Как давно это было? Вы его много часов подряд ищете?
 – Он исчез еще до обеда. Бог, наверное, прибрал к себе… – ответила старшая сестра и тут же закрыла себе лицо мокрым от слез платком, – когда я спросила у мамы разрешения играть с нами, он сидел тут, на матраце и игрался с какими-то игрушками...
Старшая сестра, видимо, решила взять всю вину за пропажу брата на себя.
– Не с игрушками, а с букашками… я сам видел, как он ноги пауку выдирал, – добавил один из братьев.
– И наш ребенок с тех пор ждет, когда вы его найдете? Он ведь голодный!
– Голодный… – повторила мама.
– Васек! Выходи, милый мой сыночек! Мы сдаемся! Мы тебя не можем найти! – крикнул папа и приложил руку к уху, чтобы прислушаться.
Васек жил в это время в своем мире. На самом деле он крепко спал, а в виртуальном мире ему снился сон, где мама пела ему красивую песенку перед сном, а папа рассказывал интересную сказку. И делал папа это с интонацией, как всегда, изображая разных персонажей, стараясь всячески подражать их манерам житья-бытья. Братья и сестры слушали эту сказку вместе с ним и плакали, боясь возмездия со стороны изображаемых папой страшных зверей по отношению к несчастным главным героям, которые, наоборот, оказывались милыми, добрыми и сентиментальными.
Эхо крика отца разнеслось по дому. От громкого папиного крика даже шторы на окнах шелохнулись. Сестры и братья увидели это шевеление и подумали, что их маленький братик припрятан именно за шторами, а они плохо там посмотрели. И они побежали к окнам. Подергали за шторы в одну, потом в другую сторону, вытряхнули подолы штор, думая, наверное, что он зацепился за них, как таракан, и сейчас отвалится. Но за шторами никого не оказалось.
 – Да вы что? Ребенка потеряли на самом деле? – крикнул отец. Теперь он выглядел злым и стал высматривать среди окружающих жертву, на которой можно спихнуть весь гнев, – не может быть! Да я за это вас всех….
– Хоть бей, хоть убей, но нет больше у нас его… – безнадежно захныкала мама.
– Значит… вы все ищете с утра нашего малыша… то есть Васю, и не можете найти?!
Впервые в жизни Вася тогда был назван отцом по имени. Жаль, что он в это время в реальном мире продолжал спать и не услышал эти высокие слова в свой адрес. Наверняка возгордился бы.
– Вы голодные? Ищете, но нашего Василия нигде нет?! – повторил отец более ласково, в отношении маленького ребенка.
 – Да... мы ничего не ели с утра, но есть совсем не хочется! Мы его потеряли, наверное, навсегда! Мы больше не будем играть в прятки! Честное слово! – заплакали хором дети, говоря эти фразы так искренне, что отец испугался за них еще больше.
 – Зажги печь, дорогая, – сказал обессилено он, приподымая с пола и обнимая любимую жену. Потом он притянул к себе оставшихся детей, думая наверняка в это время про себя, что «без потустороннего мира тут явно не обошлось», – я пойду и позову всех соседей. Будем хоронить его… по-человечески…
– Кого хоронить? – крикнула мама и опять упала перед мужем на колени, – тело Васеньки не нашли… нету тела!
– Мы будем хоронить только душу. А тело… если найдем… тоже похороним…
– Я звала соседей сегодня дважды! С утра вся деревня у нас была! Мы его искали! Нашего малыша нигде нет! Люди ушли по своим домам, крестясь! Некоторые даже сказали, что «малыш превратился в ангела давно и смотрит на нас с небес», – завыла мама, – они обещали еще раз зайти к вечеру… скоро придут… О нашем горе знают все….
– Давай тогда, погрей ужин, поедим, подумаем... Найдется наш прекрасный и умный малыш... Небось, Васек всех нас перехитрил… уснул где-то и тихо спит, – грустным голосом сказал папа.
– Где он спит? На небесах? А как там оказался? – крикнула мама, – ты не любишь его! Ты не любил никогда Васеньку!
– Люблю! И любил! И буду любить всегда! Пусть и на облаках… главное… что спит… и не слышит наши крики… не знает, что мы его любим… что, потеряли, любя…
И видно было, как сильные руки отца и красивые, сочные губы, которым завидовали женщины в селе, затряслись от безысходности, а глаза потускнели и увлажнили ресницы прозрачной жидкостью.
 – Мы везде посмотрели! – сказала мама, продолжая плакать. Её тело было похоже на осенний березовый лист, который запоздал падать и теперь трепещется на ветру, держась за примерзшую веточку из последних сил, – поискали везде... и его больше нет ни среди живых, ни среди мертвых.
Теперь она смиренно обнимала мужа. Ей было его жаль. Он мужчина, а плачет.
– Что будем делать? Ума не приложу… Ты сообщила в милицию?
– Еще нет. А разве она его найдет? Они не могут найти преступников…
– Может, все же сообщить? Вдруг они приедут с собаками и найдут? – с надеждой в голосе сказал отец.
И в этот самый момент на его лице выступил некий румянец счастья, а в глазах появились маленькие искры надежды.
– Сообщи… делать все ровно больше нечего… – тихо ответила мама.
– Прежде чем я сообщу, давайте еще раз посмотрим, а то… не ровен час, нас лишат родительских прав, – сказал он.
И стали опять искать вместе плача и вытирая слезы. Еще раз весь дом перерыли, но малыша не нашли.
Мама не выдержала. Махнула безнадежно рукой и, как говорится, духовно сдалась. Рыдая, она открыла дверцу плиты, исполняя наказ мужа, заложила туда охапку дров, а под них несколько старых, пожелтевших от времени газет; поднесла не спеша спичку к заложенной бумаге, и огонь тут же заиграл в печи, облизывая сухие дрова, как бы пробуя их на вкус.
Дети столпились вокруг мамы и молча смотрели на огонь, который успокаивал и высушивал их детские слезы. Папа смотрел безнадежным взглядом в потолок и о чем-то думал…думал…
 – Ма-а-а-а... кхе-кхе – вдруг показалось маме, что слышит из печи приглушенный звук и чиханье.
В первое мгновение она замерла, подумав, наверное, что от горя теряет рассудок, но потом посмотрела на остальных детей, бросила резкий взгляд в сторону ничего не подозревающего еще мужа и крикнула:
 – Он тут!!! И как мы раньше не догадались! Не мог ведь ребенок исчезнуть!
– Где? – не понял отец, о чем она говорит.
Но пока он думал, что имеет в виду жена, и пытался понять смысл услышанного, мама голыми руками доставала не разгоревшиеся еще поленья и бросала их на деревянный пол дома, покрытый рубероидом и обсыпанный соломой, для согрева ног.
– Не может быть, чтобы это мне показалось! – кричала она, продолжая раскидывать огонь по всему дому.
– Ты сбрендила? – крикнул отец и стал тушить огонь, топча голыми ногами горящие полена. Потом снял с себя рубашку и стал бить ею по языкам пламени на полу,– сейчас дом наш сожжешь! Дурра! Откуда ему там быть, если мы его искали везде неоднократно!?
– Тут мы не искали! Я услышала его голос и чиханье! – крикнула не своим голосом мама, – он тут! Чует мое сердце! Я его заживо сожгла! Бедный ребенок!
И мама бросилась головой в еще горячую печку, где догорали некоторые оставшиеся дрова. Отец схватил её за ноги и резко протянул к себе, но мама успела схватиться за горячую металлическую дверцу печи и упала, ударившись лицом о пол, крепко сжимая эту самую горячую дверцу печи в руках. Вместе с дверцей на пол обвалилось несколько горящих дров, и крошки шамотных кирпичей. В это время в дом стало прибывать все больше и больше людей. Они топтали своими ногами горящую солому и рубероид, который приклеивался к обуви, и казалось, еще больше разгорался.
Отец, не обращая внимание на горящий пол и на перепуганных до смерти детей, которые тоже тушили солому, ударяя по пламени голыми ладонями и босыми ногами, вырвал быстрым движением из её рук металлическую дверцу печи, снял с себя брюки и бросил их на горящие поленья. Потом, с другими людьми, потоптал поленья и солому, пока те не потухли.
Едкий дым потерпевшего поражения огня заполнил весь дом. Люди чихали и толкали друг друга к выходу, в то время, как в открытую настежь дверь с улицы прибегали, давя выходящих, другие люди с ведрами и лопатами, с буграми и топорами, с граблями и наспех взятых дома инструментами.
Односельчане прибежали, увидев выходящий через дверь дым.

«Так было принято в селе – незамедлительно прийти на помощь», – подумал Вася и выпрямил спину. Кости затрещали от долгого напряжения. Но боли не было, поэтому он улыбнулся, вспоминая с тоской те далекие дни, и продолжил печатать:

Дорогой читатель. Сделаю небольшое отступление на правах автора и сообщу, что раньше в селах, да и в городах, люди всегда приходили к соседям на помощь, если случалось беда, даже если при этом рисковали собственной жизнью. И сейчас тоже прибежало много народу…
– Ий-ти господи! У вас опять беда! Теперь уже дом чуть не сгорел!? – говорили пришедшие, перебивая друг друга и продолжая стоять и толкаться с полными ведрами воды у самого входа, – не к добру это! Вам бы батюшку позвать! Обидели вы Бога! Сильно обидели….
– А может самого… Дьявола! – крестясь, говорили другие, – ребенок исчез, ни дня, ни ночи… а тут… и дом загорелся…
– Тихо всем! – крикнул отец и наклонился к недавно разбитой двери печи, где еще дымились не до конца сгоревшие бумаги и полена, – вылейте ведро воды на эти чертовы бумаги!
Один из людей, находящийся ближе других к печке, вылил ведро воды на угли. Раздалось страшное шуршание и потом все стихло. Запахло горелым. Люди молчали и прислушивались к доносящимися из печи звукам. Отец изредка кричал: Вася! Василек!
Но малыш не отвечал. Он слышал голос отца, голоса других людей, и очень обрадовался, но оставшийся дым и лабиринты печи сделали свое дело. Не понимая, кто и откуда его зовет, он молчал. Присел на корточках в дымоходе и прислушивался к доносившимся неизвестно откуда звукам. Потом, когда криков не стало, он начал опять плакать горько и чихать.
– Там он! В печке! – крикнул радостно отец и попросил у одного из сельчан топор, потом быстро полез на печку.
Минуту спустя, услышав над головой какие – то стуки, малыш перестал плакать, а увидев, как над ним растет дыра в потолке печи, через которое просачивался свет, обрадовался. Еще больше – увидев знакомое лицо отца, стоявшего с топором в руках, почувствовав, как его сильные руки, отбросив топор, потянулись к нему и, подняв как пушинку, вытащили из порядком надоевшей ему тьмы на белый свет. И свет ударил в его маленькие глаза, заставив зажмуриться.
Малыш ничего не видел, но услышал знакомые ему с самого рождения крики братьев и сестер, которые ужасно пугали его самого. И когда он насильно открыл глаза, услышал явно незнакомое слово "Дьявол!", увидел как его братия и сестры, а также некоторые люди сбежали из дому, обгоняя друг друга и толкаясь у выхода из дому в дверях.
– Дьявол! – кричали дети и взрослые, разбегаясь как тараканы, и только папа и мама в этом грязном комочке узнали своего любимого сыночка.
Мама выхватила малыша из рук отца, обняла его и стала целовать, рыдая. И после каждого поцелуя его лицо становилось все чище и чище. И вот у него на лице появились первые белые проблески кожи, а мама вскоре стала такой же испачканной сажей, как и сам малыш, который, привыкнув к свету и увидев страшное существо черного цвета с красными от слез глазами и белыми зубами стал плакать, не на шутку испугавшись.
Отец к тому времени, тоже весь в саже, вытирал незаметно слезы, делая вид, что страшно занят ремонтом сломанной к зиме печи. И делал он это достаточно весело, бубня себе под нос недовольные и незнакомые малышу выражения…

Вася подтянулся к книжному шкафу, достал Библию, открыл на знакомом ему месте и продолжил:
 
Тут следует сказать, что исполнилась незнакомая ещё к тому времени малышу притча из Библии о том, как мужик, потеряв одну из ста своих овец, и найдя её, обрадовался этому событию несказанно. Ведь написано же: *«Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяносто девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью и, придя домой, созовет друзей и соседей и скажет им: «Порадуйтесь со мною: я нашел мою пропавшую овцу». Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии».

Вася открыл свой книжный шкаф, положил Библию на место и допечатал от себя:

Большая радость будет на небесах, когда и сейчас кто-нибудь из читателей, еще не принявший Иисуса в своем сердце, обратится к Нему с молитвой и покаянием об обидах, причинённых в детстве, в юности, или во взрослой жизни родителям.
Иисус поймет, услышит, даст вашей душе мир и покой, а умершим простит грехи.

Глава 2. Бедная корова

– Вася, мы сели завтракать! – крикнула жена из гостиной, – и тебя приглашаем. Дети опаздывают в университет!
– Иду! – ответил он. И, не выключив компьютер, встал с кресла, вышел из комнаты и присоединился ко всем остальным членам семьи.
Завтрак прошел в тишине. Каждый был занят своими мыслями. Вася думал над следующей главой книги.