Его по-собачьи преданные глаза долго смотрели на меня... Дименчик. Нескладный, невезучий, ненужный. Прощай, друг. Друг ли? Мог ли трус быть другом? Ты тянул меня вниз, Дименчик, привязывал меня к своим бедам. Прости, Дименчик, прощай - мне нужно идти дальше...
Странное имя – Дименчик. Никто и не знал почему его так звали. Вечно взмыленный, взлохмаченный. Когда я первый раз я увидел — подумал только бы не сойтись с этим неудачником. Но судьба или моя лень нас свела. Так получилось, что в лагере я оказался на день позже остальных. Приехал я уже вечером, а потому на знакомство с ребятами времени особенно не было — мне показали свободную койку, самую крайнюю возле двери и показали мою тумбочку. Все уже перезнакомились и уже немного знали друг-друга. Я же оказался один на один с ним. Он оказался моим соседом по тумбочке и помог положить вещи. Это был кругловатый рыхлый парнишка с настороженным взглядом.
– Меня зовут Дименчик, – сказал он.
– В смысле, Дима? - переспросил я
– Нет, зови меня Дименчик, меня так все зовут.
– А почему?
Дименчик проигнорировал мой вопрос и начал рассказывать про порядки в лагере, про то, что он сегодня ел и что делал. Он был удивительно болтливым и утомительным. А потом он заснул. Мне тоже ничего другого не оставалась, хотя я еще долго ворочался в постели. Я слышал разнородный храп мальчишек в нашего комнате. Ветер слегка колыхал занавеску наполовину закрывавшую окно. Воздух был теплым и прохладным. Этот ветерок и смена обстановки вызывали какое-то странное чувство приятной возбужденности. Будто в предвкушение какого-то приключения, чего-то хорошего и приятного. Того, что непременно должно случится со мной этим летом. Здесь в лагере. Наверно это было ожидание счастья. Странно, но почему-то легкий летний ветер до сих пор так действует на меня.
Утром я проснулся от какой-то какофонии, по всей видимости это было нечто заменяющее утренний горн. Все уже вскочили и собирались куда-то. Меня растолкал Дименчик, его раскрасневшиеся щеки дрожали. «Скорее, а то не успеешь на зарядку и нас накажут!» сопел он мне. Я вскочил и как был в трусах побежал в след за Дименчиком. Впрочем в трусах были почти все, хотя-то кто успел надеть шорты. Мы помахали руками и ногами минут десять, после чего нас отпустили обратно в блок.
– А что теперь? – спросил я Дименчика.
– Обратно в корпус – кровати застилать, но сначала можно умыться и в туалет сходить. Лично я с этого и начну.
В туалете Дименчик застрял надолго, а уже успел заправить кровать. Но, после, когда он пришел, оказалось что я все сделал неправильно. Дименчик показал мне как заправлять кровать — это было очень муторно. Надо было сложить оделяло несколько раз, так чтобы в середине был прямоугольник зеленого цвета, а по бокам выглядывали бы куски простыни. Я никак не мог справиться с этим и в итоге он все сделал сам. Он так ловко это проделывал, как будто жил в лагере всю жизнь. Потом мы пошли вместе завтракать. Я не очень хотел есть, а Дименчик смотрел на меня такими жалобными глазами (как у собаки) так, что я отдал ему свою запеканку и компот.
Так постепенно я влился в лагерную жизнь, во многом благодаря Дименчику. Вскоре я уже примерно знал всех ребят нашего отряда и даже некоторых девчонок. В свободное время Дименчик научил меня играть в шахматы — показал несколько дебютов и кое как поучил стратегии. Еще мы играли в точки, карты и другие настольные игры. Даже как-то нарисовали самодельную монополию, в которую потом играли почти все пацаны нашей комнаты. Однажды Дименчик показал мне в лесу где растет «паслен» (так он называл облепиху) и мы объелись ею до боли в животе. По вечерам Дименчик любил порассуждать на разные темы. Еще у него был плеер, он дал мне один наушник и мы перед сном слушали разную музыку. Больше всего мне нравилась группа «Скорпионс». Теплым летним вечером эти рок-баллады как нельзя лучше передавали то чувство восторга и сладкой грусти, которые почему-то сжимали мне грудь. Чего-то хотелось, чего-то такого — несравненно приятного. И это было связано с девочками. Я не знал еще точно как, но чувствовал что это так.
Однажды во время ужина я столкнулся со странной и немного забавной девочкой с торчащими ушами. Возможно она не считалась красивой, наверное для остальных она была слишком простой и недостаточно яркой. Но я смотрел ей в глаза и счастье мгновенно заполнило все мое тело до краев. Я не мог надышаться, напиться им – я наверно тогда хотел бы вечно смотреть в ее глаза. Это конечно ее смутило, она посторонилась и прошла мимо меня. В этот момент я случайно увидел свою физиономию в зеркале, висевшем над раковиной в столовой. В отражении на меня глядела какая-то клоунская физиономия. Глаза мои расширились, на лице застыла идиотская улыбка и весь вид был дурацкий и жалкий. Мне резко стало стыдно и я поспешно выбежал из столовой. Кажется даже кто-то засмеялся, наверняка не с меня. Но мне тогда казалось, что все это видели и все надо мной смеются. Ведь я в тот момент абсолютно отключился на эти несколько секунд, пока смотрел на нее. Я потерял над собой всякий контроль. Это так стыдно, когда ты себя не контролируешь. И поэтому мне было очень стыдно. И вспоминать об этом тоже было стыдно, но все же и приятно.
Потом я часто видел эту девочку в лагере. Несколько раз я мог любоваться ею в летнем кинотеатре. Я уже не смотрел на нее выпученными глазами, как это было в первый раз. Я вообще старался делать это украдкой. Но все равно смотреть на нее было очень приятно. Я не знал как ее зовут, знал только, что она из другого отряда. Мне очень хотелось что-то сделать, поговорить с ней, прикоснуться к ней. Дименчик наверно тоже что-то замечал, какие-то перемены во мне. Но ни разу не заговорил со мной об этом. Сам же я не решался поднимать эту тему. А потому и он старался делать вид будто ничего не происходит, и вел себя со мной так как-будто у нас все по прежнему. Он что-то болтал как обычно, но я его не слушал. Перед сном мы также слушали Скорпионс, но теперь эта музыка еще сильнее будоражила мне душу. Она точно передавала мои эмоции — желание счастья и невозможность прикоснуться к нему. Так хотелось тогда просто прикоснуться к нему. К счастью. Такое сладкое, такое сладкое... счастье.
На следующий день как-то неожиданно вдруг оказалось, что я неплохо играю в футбол. Меня взяли в одну из команд. И вот теперь я стал все чаще проводить время с другими, более крутыми ребятами. Дименчик конечно не имел никакого отношения к футболу. Поэтому он в блоке играл сам с собою в шахматы. И вот однажды, когда я играл в футбол, я увидел краем глаза ЕЕ! Она шла в легком летнем платьице на бретельках и я не знаю, вдруг на меня что-то нашло. Я опять потерял контроль над собой. Мяч был у меня и я пошел напролом в атаку, даже сбил какого-то мальчишку, наверно даже грубо, и пробил прямо во вратаря. С такой силой, что он не смог удержать мяч в руках и тот залетел в ворота. Этого было такое странное состояние, мне почему-то даже хотелось подраться с кем-нибудь. Никогда раньше со мной такого не было. Вокруг все спорили о том, честно я забил мял или нет. Кто-то доказывал, что я сбил игрока с нарушением и должен был быть штрафной. Мне же было все равно, я вертел головой и пытался понять: видела она или нет? Видела ли она как я забил гол? Но ее нигде не было и мне также резко вдруг все стало неинтересно. Стало неважным забил я мяч или нет. В общем в итоге мы тогда проиграли. И настроение у меня было поганым.
И тут к нам на некотором расстоянии подкатил на велосипеде Дименчик. Я не сразу его заметил, поэтому другие ребята нашей команды увидели его раньше. И только я было собрался открыть рот и сказать всем, что это мой друг, как вдруг самый здоровый парень из нашей команды крикнул ему: «Эй ты! Крути педали, пока не дали!». И тут же Дименчик смешно засеменил своими пухлыми ножками вращая колеса велосипеда и очень быстро скрылся за горизонтом. Все засмеялись. Кроме меня конечно. Мне было стыдно перед Дименчком. Хотя с другой стороны мне было стыдно за него — такой трус. Ведь он видел меня среди пацанов, неужели не понимал, что ему ничего не грозит?! Что это просто шутка! В общем я не стал тогда говорить, что знаю Дименчика. Настроение и без этого было паршивое, не хватало еще за его тупость и трусость переживать.
И вечером перед сном мы с ним не разговаривали. Точнее он не разговаривал со мной, т.к я и так обычно больше слушал его, и почти не говорил сам. Я сначала хотел извиниться, объяснить ему, что и он тоже был неправ, но т.к. настроение было у меня не очень и я сильно устал, то не стал этого делать. А он даже не попытался что-то спросить, что-то сказать и это меня тоже раздражало. В общем я просто заснул. А на утро Дименчик как ни в чем не бывало заговорил со мной первым как будто ничего и не было. Я тоже чсделал вид как будет все в порядке. А потом, я кажется все же объяснился с ним и даже все-таки познакомил с ребятами из футбольной команды. И он с тех пор иногда приезжал смотреть за игрой. Правда всегда находился на приличном расстоянии, готовый в любой момент удрать.
Какое-то время спустя, мы с Дименчиком сидели в летнем кинотеатре и смотрели какой-то фильм, я даже не помню какой. Было скучно и жарко. Дименчик рассказывал какой-то тупой анекдот мне на ухо. Я смотрел на все это и думал … не о чем. И вдруг рядом со мной на свободное место села ОНА! В животе у меня сразу что-то свернулось, я стал задыхаться, и сердце конечно вырывалось из груди. Я мог смотреть на нее совсем близко: на его прямой, аккуратный носик, упрямо вздернутый вверх. На ее красивые губы, на веснушки на ее переносице. И еще глаза конечно, хотя челка и закрывала их, но все равно — мне все было видно, всю ее красоту. Казалось — прикоснись я к ней в этот момент, к ее руке хотя бы и я был бы самым счастливым человеком на свете. Или уже точно в лагере. Я чувствовал это, я знал что в этом и есть счастье, хотя еще и не понимал его по настоящему. А еще очень странно было смотреть на ее ноги. Обычные девчачьи ноги – сколько раз я их видел, и никогда они не меня не интересовали. Что в них интересного, на них ведь ходят? Так я думал раньше, но в это раз все было по другому — ее юбка немножко задралась и я видел несколько больше, чем положено. Ничего особенного, все те же ноги, но все же это почему-то невероятно будоражило мое сознание и весь мой организм в целом.
Однако, вместе с ощущениям восторга пришел и страх. Ведь надо было что-то делать, надо было что-то сказать. А как это сделать, если в кинотеатре нельзя шуметь. Или я так оправдывал свою нерешительность? Все время пока шел фильм я мучился и не решался что-то сделать. Время выходило и вот уже титры появились на экране. Я боялся что она сейчас уйдет. Но даже после фильма она не ушла, а продолжала упорно сидеть со мной я рядом, хотя почти все вокруг ушли. Но и Дименчик тоже не собирался уходить. Он мне жутко мешал или так по крайней мере мне казалось. Мне неудобно было при нем сказать какую-нибудь глупость и опозориться. Я намекал как мог Дименчику, чтобы он свалил, я еще раньше сверлил его глазами весь фильм, но ничего не помогало. Однако теперь, он кажется что-то понял, наконец он встал и ушел и, к этому моменту я уже окончательно не знал что ей говорить. В голове вертелась только одна идиотская фраза, и я чувствовал, знал что ее не нужно произносить вслух. Но ничего другого не приходило в голову. Я пытался — рылся в башке, искал что-то, но ничего не находил. И в итоге я все-таки ляпнул «У тебя юбка задралась». Она резко вскочила со своего места и сразу ушла. Вот так все и получилось. Нет, я конечно не хотел ее обидеть или оскорбить. Это была подсознательная забота о ней — ведь возможна она не знала об этом казусе с юбкой. В общем хотел как лучше, а получилось как всегда. Все равно это прозвучало грубо конечно. Я сказал неправильные слова. Не те. Наверно мне помешал Дименчик. Наверно, я перенервничал из-за него. Мне было трудно при нем — я боялся все испортить! Хотя в итоге все испортил уже без него. Ну ничего, я попробую в другой раз. Когда будет более благоприятный момент. Когда будет более удобный случай. Да, точно когда будет более удобный случай. Так думал я тогда. Да, я идиот конечно. Да это был тот самый момент, о котором я буду жалеть всю свою жизнь.
Прошло еще несколько дней. Я по-прежнему проводил почти все время вместе с Дименчком. На душе было тоскливо и погода тоже не радовала — зарядили дожди. Но однажды, когда нас порадовало солнце, мы играли в футбол и на этот раз выиграли, с крупным счетом. И вот, когда после матча мы шли это все и случилось. Мы просто гуляли, но мы не просто гуляли. Мы отмечали победу — пили лимонад и колу. Мы были счастливы и были настроены решительно. Вот и стайка девчонок жмется возле киоска. И среди них была и она. Она смотрела на меня чуть встревоженными глазами, но в них не было страха или презрения, скорее любопытство. Я принял это за добрый знак и надеялся, что она меня простила за тот казус с юбкой. Мы сближались. И ведь мы сегодня были победителями, а значит мы были достойны. Значит мы можем и должны! И было такое ощущение, что мы все это знали и все понимали. Теперь или никогда думал я. Теперь или никогда. Это был тот самый, тот самый подходящий случай. И поэтому не возникло проблемы, когда нужно было просто заговорить с девчонками. И вот мы все вместе шли куда-то, общались и смеялись. И я тоже общался. Шел рядом с ней, общался с ней. Странно, но ощущения счастья почему-то не было, может быть из-за страха. Странно было, конечно идти с ней — и говорить с ней и ничего не чувствовать. Я ведь так долго мечтал об этом. Но все равно было приятное ощущение, что я наконец делаю все как надо. Делаю то что нужно и иду куда надо.
И вот в какой-то момент я заметил, что Дименчик отстал от нас. Я оглянулся — он семенил сзади, он был лишним, он был не нужен в нашей компании, он это чувствовал. А в его сторону уже двигался местный хулиган по кличке Батон. Я заметил как съежился Дименчик под взглядом его рыжих глаз, как опасливо он смотрел на его здоровенные кулаки. Это был чувак из соседнего отряда, который славился тем, что любил побить кого-то. Дименчик был для него легкой добычей. Я разрывался между долгом перед другом и счастьем, и не знал что делать. Я остановился. Посмотрел на нее — она как раз разговаривала со своей подругой и пошла дальше. Я посмотрел на Дименчика. И я двинулся выручать его — ведь так нужно, помогать друзьям. Я думал это ненадолго. Я попытаюсь выяснить в чем дело. Ведь я был сильнее Дименчика, я хорошо играл в футбол. Возможно Батон просто оставит нас в покое, если нас будет двое. Я подошел к ним и спросил Батона, какие у него собственно претензии к Дименчику. Наверно прозвучало это несколько грубо. Он хищно уставился на меня своими рыжими глазами, в которых не было даже намека на интеллект или понимание. Мне стало жутко, я понял что ошибся, я попытался найти поддержку у друзей. Я оглянулся, но ребят из команды не было видно. И она тоже ушла вместе с подругами. И самое главное – Дименчика, «друга» из-за которого я и оказался здесь сейчас тоже и след простыл. Я остался один на один с Батоном. Вот так, пару секунд назад я был почти счастлив, а теперь непонятно зачем и ради кого я наехал на самого крутого парня нашей смены. Не успел я даже подумать, ради чего собственно я во все это вляпался, как получил сильный удар в глаз. Я свалился. Батон ушел. На этом все и закончилось, все то, что то так славно начиналось в тот день.
Вечером Дименчик притащил откуда то ли крем, то ли пудру — и помог замазать синяк под глазом. К счастью на следующий день опять был дождь и я мог сильно не высовываться и не светить фингалом. Впрочем меня это не сильно беспокоило. И все стало как прежде серым. Наверно из-за дождя. Ветер по-прежнему вечером дразнил меня своим теплым воздухом, я слушал «Скорпионс» с Дименчиком и мечтал о встречи с счастьем, но не очень в это верил. Мы снова стали играть в шахматы, в точки, в монополию. Мы по прежнему с ним ходили по вечерам в кинотеатр. И там, в темноте я украдкой смотрел на нее и сердце мое замирало как и прежде, но подойти к ней я уже не решался, после того позора, ведь все в лагере знали, чем закончился наш поединок с Батоном.
И вот сидели мы как-то на лавочке с Дименчиком и он вдруг заявил, что она шлюха. Она, та самая девочка, которая как он знал, мне нравилась, что она девица легкого поведения. Он так и выразился и добавил, что она якобы целовалась с Батоном возле душевой. С тем самым уродом, который поставил мне фингал! Об этом, мол говорят все в лагере и что она конечно просто тупая малолетняя шлюха. Я так разозлился на него, что не думая ударил его в нос. За все — за его трусость, тупость и наглость! За то, что из-за него у меня ничего не получилось! За то, что он лишил меня счастья! За все! У Дименчика сразу пошла кровь носом, и он побежал в медпункт. Потом был скандал, у него допытывались кто его побил. Но он меня не сдал, хотя мне было все равно. Он всем врал, что просто упал.
А на следующий день приехали родители Дименчика, чтобы забрать его досрочно из лагеря, где его избивают. И вот они всей семьей сели в машину и поехали прочь из лагеря. Дименчик сидел один на заднем сиденье и смотрел через заднее стекло машины на меня. Нос у него был еще распухшим, а его по собачьи преданные глаза еще долго смотрели на меня... Дименчик. Нескладный, неудачливый, невезучий, никому ненужный. Обуза, ты тянул меня вниз, ты не дал мне насладится моим счастьем. Ты был преградой на моем пути. Ты был мне другом, или не был. Может ли трус быть другом? Мне нужно двигаться дальше, Дименчик, ты же тянешь меня вниз, привязываешь меня к своим неудачам! Прости меня Дименчик, но мне нужно идти дальше. И ты тоже иди, как сможешь.
Вот так я избавился от балласта. Смена заканчивалась и лето тоже – надо было спешить. Теперь у меня все точно получится. Теперь все будет как надо. Дальше я очень смутно помню, что же тогда произошло. Помню что мы все-таки оказалась с ней вместе. Помню что я был в ударе — я шутил удачно и она смеялась. Помню, что мне тогда было очень хорошо, и кажется ей тоже. И потом я даже обнял ее одной рукой за талию. Правда она попытался отшатнуться от меня, но я держал ее крепко и не пускал. Ведь я теперь настоящий мужик, а значит должен держать ее крепко. Так мне тогда казалось, что надо было себя вести именно так. А потом она попросила меня купить мороженное и обещала меня подождать, но когда я пришел ее уже не было. А на следующее утро увидел ее с Батоном.
Вот так все и получилось. Точнее, вот так ничего и не получилось. Того о чем я грезил, чего мне так хотелось тем летом. И кажется не было даже мига счастливого, такого, который грел бы меня потом всю мою жизнь. Разве что тот самый первый раз, когда я ее увидел?! Или когда она села рядом со мной в кинотеатре? А может тот миг когда я ее обнял? Не знаю. Все они закончились одинаково плохо, каждый раз мне было больно. Так что все хорошее почему-то стерлось из моей памяти. Со временем все потускнело. Последние дни в лагере прошли как в тумане, о них у меня не осталось никаких воспоминаний. Наверно потому что ничего и не было.
Почему же у меня тогда ничего не получилось? Наверно во всем был виноват Дименчик. Наверно надо было раньше избавится от него. Наверно он мне мешал? А может не он?
Его по собачьи преданные глаза, молящие о пощаде я буду помнить всегда.