В первый день сентября небо стало затягивать густой сетью облаков. Они появлялись ниоткуда, их становилось все больше и больше. Темные, тяжелые, подталкивая друг дружку, заполняя все пространство вокруг, они устремились вниз, прижимаясь все ближе и ближе к земле, темной пеленой окружили подножье гор, взяли их в плотное кольцо и начали взбираться по террасам к вершинам. Кольца сжимались, уплотнялись, и вот гор уже не видно. Они скрылись за занавесом мрачного, серого полотна.
Едва заметными порывами, чуть шевеля листву, окрашенную яркими, причудливыми тонами, появился ветер. Он проник с севера, где нагуливал свою мощь и силу, свободно перемещаясь по побережью, впитывая в себя холод ледяного панциря Арктики. Там ему стало тесно, не хватало простора, и он решил расширить границы своих владений и вступить в схватку с теплом. Вторжение начал медленной поступью, как ребенок, делающий первые шаги. Уверенность приходила с каждым новым шагом. И вот уже неудержимым холодным потоком с резкими порывами он устремился вперед. Черные, плотные облака погнал впереди себя, переворачивая, сжимая и выкручивая из них влагу. Гонимые ветром, проливая слезы, облака бежали, равнодушно взирая вниз через опухшие веки.
Ветер опустился на водную гладь озера, накрыв ее черной рябью от берега до берега. Стараясь убежать, вода заволновалась, перекатываясь, стала поднимать волну, карабкаясь все выше и выше. И вот уже огромные волны бесконечными шеренгами двинулись по озеру. Разогнавшись, встретив на своем пути берег, обрушились на него, падая сверху, разбиваясь о камни и песок в белую пену. Ветер усилился и, обгоняя волны, стал на ходу срезать с них верхушки, закручивая гребни, превращая их в белые барашки. Казалось, что вода в озере вот-вот закипит.
Свалившийся на берег мощный поток ветра с гулом прижал кустарники к земле, не давая подняться. Сильным порывом пригнул деревья, которые не в силах были сопротивляться и, скрипя, вытягивали кору, склоняя стволы в смиренном, низком поклоне, провожали взглядом безжалостно сорванную с веток листву, уносящуюся вдаль, и прощались с ней навсегда. Пожухшая, высохшая трава принимала ее, прикрываясь от холода.
Новые волны набегающих облаков, пропитанные холодом, с тоской взирали вниз на обнаженные деревья, опавшую листву, сморщенную, бесцветную траву и не сдерживали слез. Скатываясь по округлым холодным щекам, они замерзали в воздухе и снежными хлопьями устремлялись вниз, накидывая белую холодную мантию на еще теплую, не успевшую остыть и очерстветь землю.
Мерзкая погода с ветром, дождем и снегом простояла неделю. Днем снег успевал растаять, ночью опять застилал все вокруг.
Но «Бабье лето» началось по расписанию.
Семен-день, или день Семеона-летопроводца, начался с выглянувшего из пелены облаков яркого солнца, которое ослепило своим блеском новое белоснежное одеяло земли. Причудливые дворцы и замки из ледяной, замершей шуги, разбросанные по берегам, переливались радужными цветами. Ветер умчался на юг, погрузив все в безмолвие. Вода в озере потемнела и замерла, зеркально отражая величественную панораму заснеженных гор.
Я вышел из избы. Оставляя темные следы на влажном снегу, спустился по тропе к вешалам. Накинутые на них сети, пересыпь от ставных неводов превратились в ледяной панцирь, накрытый снежной скатертью с бахромой из ледяных сосулек, свисающих до земли. Стоящие у берега лодки, засыпанные снегом, напоминали спящих белых медведей, уткнувшихся головами в песок.
Весь наш залив и ближайшие протоки были заполнены огромной массой пернатых. Пережидая непогоду, они нашли здесь убежище. Сотни лебедей, уток, гагар, чирков, чаек разноголосицей перекликались между собой, заполнив все пространство воды между островами. А сушу облюбовали гуси, переговариваясь между собой гортанными звуками. Гуси, спасшие когда-то Рим, и здесь первыми обнаружили мое появление, подняли тревогу и с громким криком «Ага-ага!» начали подниматься вверх, увлекая за собой остальных птиц. Разноцветный фейерверк устремился ввысь, разлетаясь в разные стороны. Гагары чтоб подняться на крыло, опережая друг друга, начали свой забег по воде, ударяя по ней лапами и крыльями. На несколько минут залив накрыл сплошной гогот, кряканье и хлопанья крыльев. Собаки, потревоженные шумом, всполошились, выскочили на берег и с радостным лаем заметались по заснеженному песку, внося свой вклад в общий гвалт.
Скоро наступила тишина. На воде осталось несколько десяток уток, бакланов и крачек, невозмутимо снующих по воде вдоль берегов. Лебедь Гоша, выплывший из дальней протоки, завидев меня, быстрее заработал лапами, приближаясь, начал раскачивать головой, изгибая красивую шею, в надеже получить что-то съедобное.
Гошу мы поймали весной в одной из проток. У молодого самца проходила линька - смена пухового наряда. В таком состоянии ему грозила гибель от рук браконьеров. Мы привезли его на точку, отгородили пересыпью загон. Целый островок и часть протоки были в его распоряжении. Через месяц пересыпь убрали, но лебедь уже привык к нам и не хотел уплывать. Это нас радовало. С большим удовольствием мы кормили Гошу и любовались его красотой. В конце августа он впервые поднялся на крыло, сделал облет местности и вернулся назад. Теперь каждое утро он взмывал вверх и улетал. Возвращался вечером. И каждый раз, когда он поднимался ввысь, мы прощались с ним, не зная, вернется ли он назад.
Когда шум в заливе утих и сотни птиц растворились в синеве неба, я прислушался. Сегодня за мной должен был прийти катер. Летняя путина подошла к концу, наступило межсезонье. Подошло время моего отпуска. В летний период на точке жили мои родители и шестилетняя дочь. Через несколько дней в городе Сочи, нас ожидал знаменитый санаторий «Заполярье». Билеты и семейная путевка были уже на руках. Оставалось только добраться до города.
В полдень со стороны реки послышались далекие звуки моторов. Через полчаса к берегу причалили два катера и лодка.
От избы до места причала было метров сто. Песчаная коса начиналась от ивняка, росшего сразу за постройками и пологим спуском, клином уходила в воду. В конце косы стоял сколоченный большой остов, обтянутый вентиляционным рукавом. В нем размещались три брезентовых чана для засолки рыбы. Здесь же стояли столы для разделки рыбы.
Встречать гостей вышли все обитатели точки. Первым на широкой утоптанной тропинке появился пес Шкалик - вожак, с хитрыми глазами и такими же хитрыми повадками, любимец моей дочки. Следом за Шкаликом, похрюкивая, семенили две свиньи, успевшие за лето набрать вес и загореть до шоколадного цвета. За свиньями следовала свора из еще четырех собак. За собаками шла дочка Светлана с распущенными по пояс, вьющимися волосами, держа на руках маленькую глазастую комнатную собачку Муньку, которую нам оставили знакомые на время отпуска. За дочкой, аккуратно переставляя лапы, подняв вверх хвост, шел кот Прошка. Вереницу замыкали мои родители. Бабушка суетливо старалась накинуть внучке шапочку на голову, но ни как не могла ее догнать и поэтому недовольно ворчала. Следом шел дед и ворчал на бабушку, за то, что та не надела на внучку шапочку.
Из катера на берег сошли гости, все заядлые любители рыбалки и охоты.
Увидев растянувшуюся по тропинке вереницу из встречающих,они спешно достали фотоаппараты и со смехом защелкали затворами. Когда «фотосессия» завершилась, началась процедура приветствия и «обнимашек». В большом общем кругу, стояли люди и животные. Люди улыбались, смеялись. Собаки радостно виляли хвостами. Свиньи носами подкапывали засолку.
- Куда нести бутор?- спросил мой бывший начальник Анатолий Тимофеевич.
- В гостиницу - ответил я.
На точке была довольно большая изба, где размещался я с родителями и дочкой. Мои напарники временно жили в просторном вагончике. Для гостей у нас был построен балок - «гостиница» с печкой и нарами на восемь человек.
Рядом с избой под навесом находилась большая летняя кухня: печь с кирпичной кладкой, вместительный стол на двенадцать человек. Кухню называли «ресторан Чир».
Здесь мы готовили еду, принимали пищу, проводили воскресные и праздничные посиделки. От комаров и мошки по периметру кухня была занавешена тугунковой сетью.
- А баня сегодня будет? – подал голос Николай Николаевич, которого мы звали просто Коля-Коля. - Я веник дубовый захватил.
- Баня давно на форсаже! Ждет только публику и пиво, - Вадим засмеялся.
- Отменно! Я всю дорогу мечтал погреть косточки. А пиво где,Толя? Надо его поближе к бане принести.
- Пиво на дне бидона, - ответил Тимофеевич, показывая рукой на большую канистру.
- Ну, добро пожаловать! - обратился я к гостям.
Ко мне подошел Казбек Исаев. Мы поздоровались. Собственно и расставались мы ненадолго. Он был нашим постоянным гостем. Второй месяц находился в отпуске, жил в фарзиновской избе на противоположном берегу. Раз в неделю выезжал в город за продуктами. Вот и сейчас вернулся из поездки на своей лодке.
Казбек по национальности осетин. В те времена у меня было много друзей среди них. Все началось со спонтанного знакомства на воде с Сашей Фарзиновым. Был шторм, и у него отказал лодочный мотор. Я оказал ему техническую помощь в устранении неполадок с двигателем. Через неделю Саша приехал ко мне на точку и в знак благодарности привез осетинский пирог. Так мы подружились, затем его друзья становились моими, а мои - его.
Я не встречал более преданных, порядочных, добрых людей, готовых в любой момент протянуть руку, поддержать в трудную минуту. А если приходилось отмечать какой-либо праздник, только они могли превратить его в торжественный ритуал, своими поздравительными тостами, песнями и плясками донести радость до сердца каждого из присутствующих.
Казбек вытащил из лодки и протянул мне трехлитровую бутыль:
- Держи. Саша Фарзинов передал. Сказал: «Здоровья тебе и твоей семье!».
- Чача? - догадался я
- Еще держи. Моя передала. Сказала: «Здоровья тебе и твоей семье!» - протянул завернутый в полотенце пирог.
- Ну, как Казбек из города, да без осетинского пирога? Спасибо!
- А ты что с нами сидеть не будешь? Стол уже накрыт.
– Да, поеду к себе. Разгружу бутор. Посмотрю не порвал ли медведь палатку. Еще надо успеть до темноты бросить пару сеток. Освобожусь и обязательно подъеду.
Казбек направился к лодке, а я с пирогом и бутылью пошел по песчаной косе. Из трубы бани вверх поднимался светлый дымок.
Вадим включил усилитель и из репродуктора, висевшего на избе, зазвучала песня ансамбля Арабески «Я с тобой танцую регги».
Через полчаса из бани начали доноситься крики, вопли. Красные, распаренные мужики бежали по одиночке на берег по мокрому снегу и бросались в протоку. Окутанные паром семенили обратно, оставляя на воде листья распаренной березы и дуба. При каждом появлении нового купальщика лебедь Гоша распускал крылья, прижимался ближе к противоположному берегу, изгибал шею, стараясь заглянуть внутрь бани и понять, что за ритуал проводят люди, выбегая из парового облака и бросаясь в воду.
Как только из бани появлялся очередной парильщик, собаки вскакивали и с веселым лаем сопровождали до воды.
Прощальное застолье решили провести в избе. В летней кухне было уже прохладно. А в протопленной избе было уютно и комфортно.
На печи стояла ведерная кастрюля с шурпой и олениной. Стол изобиловал рыбой разного приготовления. Здесь был согудай из чира, малосол из муксуна, околодка икряного сига, жареный тугунок и ряпушка. В середине стола стояла большая миска с сиговой икрой.
Лампочки ярко освещали помещение. Электричеством пользовались в исключительных случаях. Генератор заводили в банные дни, чтобы постирать белье в стиральной машинке, когда необходимо было зарядить щелочные батареи, которые служили источником света. От них же работал телевизор и рация во время сеансов связи.
Застолье начали с чачи, тост подняли за хозяев. Первая рюмка, как всегда, пошла хорошо. Чача была очень крепкой. Кто-то запивал ее брусничным морсом, кто заедал засахаренной морошкой.
Второй тост взялся произносить мой начальник:
- Что мне хотелось бы сказать? Во-первых, большое спасибо за гостеприимство и теплый, радушный прием. На сегодняшний день ваша бригада сдала шестьдесят тонн рыбы. Чтобы было всем понятно, ваша точка, перекрыла план летней путины всего Центрального участка. Спасибо тебе и твоей бригаде за труд!
Под крики «Ура!» выпили стоя.
После третьего тоста за здоровье и «мир во всем Мире» накинулись на еду. Мясо оленины запивали горячей шурпой из кружек. Околодку сига разрезали ножом. Из розового, еще мало просоленного брюха вываливалась перламутровая икра. Жареные с корочкой тугунок и ряпушка уходили, как семечки. Только привезенные гостями деликатесы (копченая колбаса, окорок и прочее) оставались нетронутыми.
Дверь открылась, на пороге появилась дочка, укутанная в банное полотенце. Следом вошла бабушка, с накинутым на голову платком.
- С легким паром! - прозвучало в унисон. Дочка кинулась мне на колени и потянулась за брусничным морсом. Полотенце спало с головы. Влажные волосы кольцами рассыпались по плечам. Я налил в стакан морс. Дочь выпила. Бабушка взяла ее на руки, и, усевшись на кровать, начала полотенцем сушить ей волосы.
Когда веселье было в полном разгаре и группы собеседников поделились по интересам, дверь неслышно отворилась, зашел Казбек. Приставил палец к губам и кивнул мне головой. Я подошел.
- Володя. Медведь пришел! - наклоняясь ко мне, сказал он тихо.
- Медведь или медведица? – просил уточнить я.
- Медведь, - утвердительно повторил он.
Я понял все. В этом летнем сезоне, в окрестностях нашего региона было какое-то нашествие бурых, они разгуливали по склонам гор заставляя обращаться в бегство из лесного массива грибников, ягодников. Тревожили расположившихся на берегах рек и озер отдыхающих. Когтями разрывали палатки, производя своеобразную ревизию находящегося внутри. Копошились в рюкзаках, сметали со столов все съестное. Без опаски заходили на территории баз отдыха и рылись в баках с отходами. А когда начались темные ночи постоянно тревожили рыбаков смело подходя к костру, влезали в лодки, разрывая и опустошая рюкзаки с провиантом.
На избу, в которой жил Казбек, два месяца назад вышел огромный медведь. Зверь раскопал яму, в которую зарывались рыбьи отходы, насытившись ушел, оставив на песке свои экскременты. А это означало, что он пометил место и вернется сюда еще. Так он повадился регулярно приходить в гости каждую неделю. Затем на яму вышла медведица с годовалым пестуном. Казбек наблюдал за ними из своего жилища. А когда медведица направилась к лодке, стоящей на берегу, и залезла внутрь, пришлось ему стрелять в воздух, чтобы спугнуть. Так медведи поочередно приходили к избе, разрывали яму, подъедали отходы и уже практически не реагировали на предупреждающие выстрелы и стали представлять реальную опасность.
- Ружья где? - прошептал он.
И тут меня ударило по голове. Все ружья, в том числе и его, оставленное перед отъездом в город, хранились в оружейном ящике, который стоял в углу избы. Подойти и незаметно взять их, было не реально. Брать в открытую? Тогда подвыпившая толпа охотников-любителей всполошится. А если еще узнают что медведь пришел, то остановить их будет уже невозможно. Я представил себе картину этой судорожной суматохи. С завистью посмотрев на карабины Тимофеевича и Коли-Коли, стоящие рядом с оружейным ящиком, я подтолкнул Казбека к выходу:
- Пошли, - в сенях обрисовал ему всю картину. Он согласился со мной, что будоражить компанию не стоит.
- Давай посмотрим, что есть у нас в кладовой.
Мы зашли внутрь. Я посветил фонариком. На стене висела тозовка тридцать второго калибра. Скинул с крючка шубу и в углу обнаружил одностволку с инжектором шестнадцатого калибра. Протянул ее Казбеку.
- Только бы найти еще патроны, - начал ворошить полки и, к счастью, сразу обнаружил четыре штуки.
- Значит, что мы имеем? – передавая ему патроны, я начал перечислять: - На твой ствол - одна пуля, три картечины. У меня в лодке двустволка. К ней - одна пуля, одна картечь. Пуля, правда, - катанка, зато патронов с утиной дробью завались.
- Мы же не уток собрались стрелять?
- Ну, хоть что-то нашли.
Казбек пошел вперед, на ходу рассказывая:
– Я уже собрался к вам, оттолкнул лодку и только хотел завести мотор. Смотрю, а к палатке подходит громадной медведь, обошел ее, обнюхал воздух и прямиком к яме с отходами. А я на весла и к вам. Выйди я чуть позже и встретились бы мы с ним нос к носу.
Казбек остановился и заряжая ружье сказал:
- Поедем на моей лодке. Твоя вся в снегу.
- Хорошо. Только ружье достану из лодки.
Я ногой разгреб снег. Нащупал ружье в палубном отсеке. Достал, стряхнул снег с чехла. Залез в бардачок, вытащил патронташ и бегом направился к лодке, где меня ждал Казбек.
- Володь. Может, Шкалика возьмем?
- Нет. Мне его жалко. Он еще медведя не брал.
Я уже отталкивал лодку, когда мимо меня проскочил молодой пес Беркут, уселся на пайолы и высунул язык.
- Ну, нам еще Муньки не хватает для полного комплекта, – усмехнулся я.
Казбек завел мотор. На малых оборотах прошли проход между двумя косами. Добавив обороты, лодка вышла на глиссирование.
Нам нужно было проехать три километра, чтобы достичь противоположного берега и причалить как можно дальше от избы, чтобы звуком мотора не спугнуть медведя. Солнце уже закатилось за горы и освещало темной желтизной вершины, накрытые белыми панамами снега. Вода с шелестом вырывалась снизу, омывая борта, барабанила по обшивке лодки, когда проходили по шуге.
Причалили к берегу, подтянули лодку, проверили патроны, достали и зарядили ружья. Договорились: Казбек стреляет первым, а я держу медведя на прицеле, пока он делает перезарядку. И так до тех пор, пока в действии не понадобятся оба ружья.
Берег был песчаный, заросший кустарником, с большим количеством мелких и крупных камней. В пятидесяти метрах от воды пологим подъемом начинался лесной массив. Потом шло каменистое плато, снова подъем и снова плато. Прижимаясь к высокому склону, прячась за кустарниками, начали продвигаться вперед. Минут через десять показалась крыша избы, в которой жил Казбек. Для защиты от возможного затопления в большую воду она была построена на возвышенности. Листвы на деревьях уже не было, поэтому черное полотно вентиляционного рукава, которым была покрыта крыша, было видно издали.
Продолжение на Ridero.ru