Когда ты вернёшься...

Евгений Клюжин
    Они прощались. Он захватил в объятия девушку, которая, будучи на голову ниже его, прислонилась щекой к груди молодого человека. Так двое стояли посреди гудящей, как осиный рой толпы. Людей было очень много, казалось, будто всё население старается покинуть город.
  Люди заботливо их обходили, некоторые оборачивались прежде, чем уйти со света, признавая трогательность этой сцены, некоторые, не скрывая эмоций, восхищались на весь перрон. И было странно: если пройти вдоль поезда, то можно приметить свыше десятка сходных зарисовок, ничуть не уступающих по степени нежности, и, скорее всего, те, кто восторгались, забудут об этом, покинув декорации железнодорожного вокзала. Но, может, и нет – очень сентиментальные личности запомнят эту пару на остаток жизни. Но основная масса обходила их, проходила мимо, спеша уйти от дождя, одни шли под зонтом, другие бежали, укрывшись капюшоном или тем, что оказывалось в руках: обычно пакетом или лёгкой сумкой.
  Шёл дождь, и капли, отскакивая от их костюмов, рисовали тонкую едва заметную мембрану, повторяя каждый изгиб двух силуэтов. Возможно, это, но нельзя сказать наверняка, возможно, именно это придавало сцене особый шарм. Водоотталкивающая одежда…
  – Утром было солнце, – прошептала девушка. Светлые волосы намокли, и она стала более красивой. Светлые волосы, пахнущие шампунем. Мёд с корицей. Он жадно вдыхал запах и смотрел, как пышные ресницы то падали, то подымались, то заслоняя, то открывая голубого цвета глаза. В подобную погоду очи её заменяли чистое небо. Стоял и ласково гладил ей спину и плечи.
  – Ночью тоже лил очень сильный. С громом и молнией.
  – Откуда ты знаешь? Опять не спал?
  – Да. Такой уж график у моей музы.
  Он развёл руками, но потом мигом соединил их за её спиной чуть ниже лопаток.
  Она спросила с ноткой ревности в голосе:
  – И кто она, твоя муза?
  – Обычно спит рядом.
  Сложившая голову на грудную клетку муза засмеялась.
  – Когда ты вернёшься, я обязательно прочту тебе мои стихи, милая.
  Ему хотелось посмотреть, как изменится мир без неё.
  Станет ли солнце холодней?
  Станет ли мир чёрно-белым?
  Посмеют ли птицы разносить по воздуху трель?
  Кажется, это называется проверкой отношений расстоянием.
  – Обещаешь?
  – Обещаю, – улыбнулся он.
  В громкоговоритель объявили посадку.
  Долго махали, до тех пор, пока поезд не ушёл от перрона.
  Единственная слеза покатилась по щеке к подбородку и тяжело обрушилась на землю. Люди стали уходить, они сделали своё дело – проводили близких, – уже их ничего не держало под дождём; он шёл в толпе, ехать далеко, ему хотелось спать и есть, не понятно, чего больше. Зашёл в привокзальное кафе, заказал песочное печенье и кофе. Сел за белый столик. Ел медленно, глядя то на мутное из-за дождя окно, то на безликих посетителей заведения. Кофе оказался переваренным, а у печенья было послевкусие теста, словно их не допекли. И всё не так, и всё не то… ну, вы знаете.
  Добираться домой на автобусе.

  Прошло время, и она приехала.
  Перрон, объятия и слёзы радости. Они поехали домой, где вместе принялись готовить вкусный ужин. Поели и легли спать. Посреди ночи – он не спал, а переносил в блокнот свои мысли в стихотворной форме под тусклым светом настольной лампы – она вдруг произнесла:
  – Я изменила тебе.
  Молчание.
  В полумраке комнаты она сказала:
  – Я от тебя ухожу. Утром соберу вещи и уйду. Так будет лучше для обоих.
  Он продолжил хранить молчание. К чему слова, когда всё понятно без них?
  Во тьме раздался её голос:
  – Прости.
  И она снова отошла ко сну. Как ни в чём не бывало.
  Он сидел спиной к кровати, поэтому не видел размеренно опускающихся и поднимающихся грудей, накрытых тонким одеялом, зато слышал её спокойное чистое дыхание.
  Она ушла в дождливый день, утром, как обещала. Отношения не выдержали проверку расстояниям.
  Как только входная дверь захлопнулась, молодой человек отправился на кухню, чтобы сварить кофе.
  Она любила глясе по утрам, приготовленное им. А ему нравилась её лучезарная улыбка, озарённая солнечным или же лунным светом.
  Дура.
  Он заплакал. Рука, держащая турку над огнём, задрожала с такой силой, что чёрная гуща полилась за края, пачкая плиту. Пришлось отмывать.
  Разлив в сосуд то, что удалось спасти, он пошёл с кофе на балкон. Дождь кончился. А мир не стал черно-белым, он просто лишился былой яркости. Молодой человек нервно закурил, глядя на двор. На тех, у кого нет проблем. Детвора играла и смеялась, их задорный смех был слышен с пятого этажа. Сделал глоток и посмотрел на кружку. На ней – их совместная фотография и надпись «вместе навсегда».
  Дура! Дура! Дура! Троекратно…
  Размахнувшись, он с силой бросил кружку вниз с балкона. Та не выдержала тесного контакта с мокрым асфальтом и разбилась.
  Дни тянулись медленно.
  Ему не было холодно. Он не потел. Не хотелось ни спать, ни пить, ни есть. Организм будто отключился, впал в анабиоз. Музыка "Radiohead", "Placebo" и "Joy division" стала надёжным товарищем на многие недели. Она помогала справиться с горем, смириться и жить дальше.
  В конце концов, это её выбор. Наверное, девушке со светлыми волосами, от которых отдавало корицей, лучше с другим. Время лечит, как говорится…
  Помогала и поэзия.
  По истечении некоторого времени, когда боль утраты отступила, а потерявший яркость мир начал понемногу возвращаться в норму, он заметил, что писать стихи ему стало проще. Во всяком случае, был ими доволен. И не хотел показывать старые произведения даже близкому человеку, потому не чувствовал удовлетворения, и его внутренний перфекционист душил его во время прочтения. Работая над собой днями и ночами – после ухода девушки появилась уйма свободного времени – молодой человек оттачивал мастерство, добиваясь совершенства. И в один прекрасный день выложил труды в сеть. Одновременно с этим начались организовываться литературные вечера с участием только самых близких друзей, но с каждым разом народу приходило всё больше и больше. И люди из сети, и новоявленные знакомые сравнивали его с Блоком и другими классиками, отмечая красоту и глубину проработки образов. Но он продолжал усердно работать. Так однажды его начали замечать издательства…
  Нет худа без добра.