Штрих 11 Блеф во имя справедливости.
Из раздела воспоминаний «Штрихи»
Завод не выполнил месячный план по реализации. В этом случае, согласно «Положения о премировании», все работники лишаются премий автоматически. Об этом уже объявили на оперативках у директора, в отделах и цехах.
Больше всех страдают вспомогательные рабочие – повременщики. Премия у них составляет весомую часть заработка, примерно треть. А повременщики, – это все службы цехов, а главное – отделов Главного механика, Главного энергетика, парокотельный и паросиловой цеха.
Впрочем, и сдельщики теряют свои 10 – 15 процентов премиальных и ИТР лишатся своих «квартальных».
Народ в растерянности и даже злобе: какое мы имеем отношение к сбыту продукции? Мы свои планы выполнили, простоев оборудования не было!
Станочники и слесаря механического цеха просят меня написать коллективное письмо в газету. Был уже такой прецедент, но по другому поводу и внутризаводского масштаба. Тогда обращение в городскую газету помогло – несправедливость была устранена.
А тут решение если и возможно, то на уровне не ниже Совнархоза. Нужно писать, как минимум, в областную газету.
Я сомневаюсь в действенности такого письма. Его могут и не напечатать, а если и напечатают, то как отреагируют на него власти – Обком КПСС, Облсовет депутатов… да и руководство Совнархоза? Главная областная газета – «Уральский рабочий» числится как орган этих ведомств. Не будет лиэто письмо «гласом вопиющего в пустыне»?
Взывать к справедливости, да и упирать на эмоции – бесполезно. Бесполезно и даже небезопасно критиковать и существующую систему премирования, – это государственный документ, утверждённый правительством по согласованию с ВЦСПС. Письмо должно опираться на выкладки и статистику.
Через экономиста отдела получаю всю необходимую мне информацию из отдела труда и зарплаты завода. Тут и статистика по зарплате и по другим плановым отчётностям, а главное, по выполнению группового ассортимента и «валовки» основными цехами и выполнения планов ремонта и обслуживания оборудования – вспомогательными. Везде 100 и выше процентов. А вот «реализация» не добрала какую-то долю процента.
Этими цифрами я и обосновываю свои выкладки. Письмо пишу от имени общего собрания отдела Главного механика (ОГМ) и приписываю, что оно обсуждалось на собраниях всех цехов и отделов завода.
Кроме механического цеха ОГМ о письме, конечно же, ни кто не знает, но добавить фразу об обсуждении его на рабочих собраниях завода надо – так весомее. Уж если врать, то покрупней.
Письмо адресовано в «Уральский рабочий», копии – в Обком КПСС и Председателю Совнархоза.
Чувствую, что этого может быть мало, могут просто отписаться сославшись на положение о премировании. Чем бы ещё усилить?
А чего могут бояться областные руководители? Только оклика сверху. И тогда я в перечень адресатов копий добавляю газету «Правда», Президиум ЦК КПСС – Хрущёву Н.С. и, вспомнив, что скоро начнется очередной съезд партии, добавляю шестую строчку копий: В Президиум Съезда КПСС.
Всё. Выше уже инстанций нет, кроме небесной канцелярии. Но я атеист. Достаю в АХО три больших конверта и вкладываю Письмо в «Уральский рабочий» и копии в СНХ и Обком КПСС.
Уже на другой день письма были у адресатов. А ещё через сутки нормировщики цехов и отделов объявили о принятом решении выплатить премии всему заводу кроме производственного отдела и сбыта.
Начальство ожидало реакции Москвы, но оттуда не было ни звука. Да и не могло быть, – письма в Москву я и не собирался отправлять. Да и как бы я их отправил?
Перечисленные в письме копии в московские инстанции были чистым блефом. Да и приписка об обсуждении письма в цехах завода была тем же. Читали письмо только посвящённые и одобрительно посмеивались: «блефовать, так по-крупному».
Чуть позже за меня взялся начальник Первого отдела Пётр Вертягин, видимо, одну из копий ему переслали, не знаю откуда, – у секретчиков свои каналы связи.
Содержание письма его не интересовало, – криминала в письме не было. Его более всего интересовало: «как я смог отправить письма в ЦК партии, минуя секретный отдел? Что за связи у меня?»
Пришлось клятвенно сознаться, что письма в Москву я не отправлял. Секретарша ОГМ подтвердила, что печатала письмо только в трёх экземплярах, а черновик выбросила в мусор.
Октябрь 1961г.