Вот я и добрался до одной из самых сложных и неоднозначных тем черкесского блога - темы язычества адыгов.
В этом посте я постарался отобрать наиболее ясный и четкий материал, который мог быть хоть как-то проверен перекрестными ссылками.
Тем не менее, даже этот материал является очень не точным и не отражает полноты религии адыгов. Проблема кроется в том, что по этой теме написано множество противоречивых, а подчас и фальшивых материалов, многие переводы с адыгского языка выполнены в очень вольной трактовке, искажающей оригинал.
Однако, к сожалению, ни один адыг из знатоков их мифологии до сих пор не удосужился написать в одном связном документе правдивое отражение представлений о религии своего народа.
Так что прошу жестоко не критиковать и смотреть на данный пост, как на скромную попытку пройтись по самому краю истинных знаний и увидеть лишь общие, но крайне занимательные штрихи богатой этой мифологии. Добро пожаловать в чудесный мир адыгской мифологии!
МИФОЛОГИЧЕСКИЙ МИР АДЫГОВ
В адыгской мифологии основные сюжеты и мотивы, образы и представления которой вобрал в себя нартский эпос адыгов, имеются определенные представления о мире. Если во многих мифологиях конкретные акты упорядочения мира выражены в отдельных сюжетах, то в адыгской мифологии такого нет. Дух и бытие адыга были сосредоточены в своем, земном мире. А идеи служения божествам и загробного мира имели отличное от мировых религий представление, что затрудняло внедрение догматики мировых религий при наличии гармоничной своей национальной. Если человек средневековья в Европе смотрел на мир через призму религии, веры в Бога, божьего промысла, то средневековые адыги видели мир через призму "адыгства" - всеобъемлющей этической системы, обладавшей абсолютной ценностью, системы, которая была главным регулятором всех областей жизни и даже подчиняла себе религиозное сознание, чем-то схожей с системой даоцизма в деталях. Место религии в иерархии духовных ценностей как нельзя ярче иллюстрирует черкесская поговорка: - "Религию можно поменять, нельзя поменять нацию". Иными словами, самоидентификация на уровне принадлежности к этносу стояла неизменно выше, чем самоидентификация по вероисповеданию. Мифология адыгов, запечатленная в памятниках устного народного творчества, в прошлом являлась главным носителем культурных традиций адыгов. В адыгском нартском эпосе, можно обнаружить почти все элементы Адыгэ хабзэ - системы норм морали и этикета. Это касается и семейно-брачных отношений, свадебных обрядов, уважение к старшим, принципов гостеприимства, воспитания детей, отношения к женщине, к гостю и так далее. Характерно, что в наиболее цельном виде адыгство бытовало на западе Черкесии и на севере Абхазии, то есть там, где господствовала клановая система социальной организации. И соответственно, ее позиции заметно ослабевают в княжеской Абхазии, в Кабарде, Темиргое, Хатукае, Бесленее. Бжедуги в этом плане занимают промежуточное положение.
Представления об образовании мира являются важнейшей составной частью мифологии. В них обнаруживаются основные особенности мифологии как системы. Образование мира подразумевает не только процесс образования важнейших составных частей мира - неба, земли, но и многочисленных элементов мира. Адыгская мифология, как и ряд других мифологий, не знает конкретного акта творения мира. Отсутствуют отдельные мифы, сказания о сотворении неба и земли. Однако это не значит, что в ней вообще нет представлений об образовании мира. По дошедшим до нас фрагментам мифов мы можем составить представление об отдельных актах образования, а не творения его, как это подразумевается при наличии божественной воли. Значимый элемент воззрений - символика связывания (узла, сети, паутины или сковывания), в том числе при помощи «божественной веревки» («тхьэгъущ1 к1апсэ»), сковывания льдом. Сеть выступает символом взаимосвязанности всего мироздания, всех элементов космоса, что хорошо отразилось в мифологическом гимне «Нартыжь уэрэд» - «Песня старых нартов», где Вселенная (Хы, Дунеижь) началась с первоначального вмешательства - её строительства Сетью (Хъы). После, на сети появляются небо и земля проявляются в виде некой бесформенной аморфной массы, не жидкой и не твердой, которая позже претерпевает изменения, что выражено глаголом “пцIэн”, имеющем значение “затвердевать” в отношении чего-либо бесформенного. Процесс образования неба и земли путем их “затвердевания” характеризуется в ряде текстов своеобразной устойчивой формулой, определяющей очень далекую эпоху: - “когда небо еще не затвердело, а земля только что затвердела”. Весь остальной процесс образования гор, рек и лесов относится к мифологической эпохи нартов, о чем поговорим ниже.
В целом, объяснение отдельных свойств различных элементов мира имеет связь и с героями мифологии. Так, с именем красавицы Адиюх связаны крепость и некоторые особенности ландшафта вблизи ее. Крепость 16-го века, что стоит на крутом правом берегу реки Малый Зеленчук - притока Кубани и называется Адиюх. В фольклорных произведениях содержится объяснение и некоторых особенностей Ошхамахо (Эльбруса). Образование двух вершин этой горы связано с именем тхамады (старца, атамана) нартов Насрэн-Жаке (Жаче, Длиннобородый). Подобно Прометею он был прикован к Ошхамахо за то, что в погоне за злодеем Пако (образ покровителя погоды, атмосферных явлений), укравшим огонь у людей, посмел нарушить границы святой горы, обители верхнего мира. Его сердце клевал орел и поток крови старца размыл гору так, что образовались две вершины. Позже с принятием адыгами ислама, этот мотив подменяется исламизированным библейским мотивом о Ноевом ковчеге, раздвоившим вершину Ошхамахо во время всемирного потопа. Кроме того, иногда встречается версия, где Эльбрус заменен на Фишт, но она не выдерживает проверки. Фишт считался священной горой адыгов, "Белоголовый" по-адыгски, он почитался как образ мудрого старца, но не фиксировался в эпосе о нартах, собственно также как и священная гора равнинных шапсугов - Папай. У соседей адыгов также есть похожие легенды в духе Прометея – у абхазов легенда об Абраксиле, которому помогал Сасрыква (Созырко), у грузин это легенда об Амирани.
Статуя Амирани, Грузия
Интересная история связана у адыгов с горой Собер-Баш, которая также играла сакральную роль. Народная молва упорно связывала эту вершину с обиталищем колдунов и ведьм. Среди суеверий черкесов особенно важную роль играли гадальщицы и колдуньи или ведьмы-уды. Гаданием обыкновенно занимались старухи, к помощи которых чаще всего прибегали несчастные влюблённые. Гадали на лопатке убитого домашнего животного. Так, согласно одному рассказу, один из князей предсказал, что в следующую ночь необходимо быть готовым к тревоге. И, действительно, аул в ту же ночь был атакован неприятелем. Если, с одной стороны, подобные гадальщики внушали уважение к себе, то, с другой стороны, адыги жестоко преследовали колдунов и ведьм. Таких людей они называли «уды», признавали их злыми и истребляющими своих собственных детей. Удом мог быть и мужчина и женщина. Поймать колдуна или колдунью на месте преступления не было возможности, потому что, по поверьям, они могли превращаться в собак, кошек, волков и даже делаться невидимками. Шапсуги верили, что уды раз в год, весной, в ночь с 30 апреля на 1 мая, собирались на вершине Собер-Баша. Причём приезжали они на гору на разных животных - как диких, так и домашних. Шапсуги иногда уверяли, что сбор ведьм и чертей на этой горе бывал каждую пятницу в двенадцать часов ночи. Отдав нечистому отчёт о своих поступках, они проводили ночь в пиршествах, пении, плясках, а с рассветом, схватив мешки, где в одних заключались все блага земные, а в других всё вредное человечеству, разлетались по своим домам. Таким образом, все болезни, которыми страдает человечество весной, приписывались удам.
Гора Собер-Баш
Как известно, составной частью мифологии являются представления о происхождении человека. Мифы о сотворении человека у адыгов не сохранились в их собственном значении. Но различные мифологические представления о появлении человека отразились и сохранились в нартском эпосе. Так, например, мифические нарты осмысливаются носителями эпоса как их прямые предшественники, то есть в понимании адыгов нарт и обыкновенный человек равнозначны.Значительное место занимает определение пространства и времени. Расстояние до края земли не может одолеть даже небесный кузнец нартов Тлепш, который для этого специально изготовил железную обувь и железный посох, однако они стерлись в пути и он не дошел до края. От середины мира, где живут нарты, расстояние прослеживается не только до края земли, но иногда и до неба, и до того света. По сказанию “О том, как нарты хотели добраться до неба”, чтобы добраться до неба, все нарты становятся друг на друга, затем на них ставят все, что есть на земле: иныжей, испов, животных, птиц, деревья, камни, но до неба не хватило еще хвоста кошки. Непомерно большое расстояние и до подземного мира. Нарты, которые отправляются туда, чтобы вернуть похищенную чудовищем – "бляго", свирель, испытывают голод и холод, у них, как и у Тлепша, изнашивается железная обувь и посох, а сам их спуск в подземный мир так же долог и труден. В сказках упоминается более легкий путь в подземный мир и обратно с помощью белых и черных баранов: белый баран возносит в мир земной, а черный - в еще более глубинные сферы подземного мира. Но возвращение из подземного мира происходит, как правило, иначе. Это расстояние (по сказке “Батыр, сын медведя”) герой преодолевает с помощью мифической орлицы. Для этого орлице потребовалось лететь семь дней и семь ночей, съесть семь буйволов и выпить воду из семи бурдюков из шкуры этих животных.
В дошедшей до нас адыгской мифологии более отчетливо представлена модель вертикальной организации пространства, разбитая на миры трех уровней: верхний (ветви), срединный (ствол) и нижний (корни). Верхний мир населяют божества, птицы и фантастические существа, средний - люди, животные и растения, нижний мир - это мир усопших и хтонических существ. Нартиада содержит сюжеты путешествия в нижние миры, однако путешествия в небо и вершины гор не допускаются. Соединяет их мировое древо, которое является частью модели мира, символизирует стороны света, времена года, плодородие и так далее. Однако, древо не поддерживает небо, как Атлант в греческой мифологии или мирового столба, а лишь является воротами между мирами и их сиволическим отражением. В адыгской мифологии мировое древо выступает в образе огромной чинары (бжей). Часто сакрализацию деревьевадыгами связывают с друидизмом, но если сравнивать данные явления с друидизмом, например кельтов, то сразу обращает на себя внимание то обстоятельство, что у адыгов отсутствует многие элементы, которые у друидов занимали важное место. Адыги никогда не имели языческих святилищ, ритуалы совершали в рощах или лесах. При этом дары и жертвоприношения преподносили не деревьям, а образам божеств, покровителям. Поэтому по отношению к адыгам уместно говорить не о поклонении деревьям, а об их почитании.
Дерево для адыга – не Бог, а такое же близкое, почитаемое и любимое существо как отец или мать для ребенка. Нарты, во главе с Бадиноко, преследуя дракона "бляго" с похищенной им свирелью, проникают в подземный мир через его ствол. Они спускаются, проникнув через предварительно сорванную одну из верхних веток древа. Земная часть вселенной имеет свойство возрождения, там все оживает, а в Потусторонней части все уходит, безвозвратно исчезает, там вечная темнота, ночь.
Небесный мир представляется семисферным, что по одной из версий являет собой влияние мусульманской традиции и потому особых различий между сферами нет, не придумали. В представлениях о верхнем мире, в определенной степени горы, в частности, Ошхамахо (Эльбрус), приравниваются к небу, которое есть по сути ворота в мир Великого бога, различных образов и героев, а также в целом счастливого загромного мира для тех, кто почитал правила адыгства при жизни. Ошхамахо - это не адыгский Олимп, как может показаться, но ворота в высшие сферы бытия. Небо или Ошхамахо посещают нарты, но редко, один раз в год один нарт по приглашению сверху. Но при необходимости герои не придерживаются никакой регламентации. Подземный мир, загробный, потусторонний (хьэдрыхэ) представляет собой часть общей мифологической модели мира. Если в срединном мире живут нарты (люди), то в нижнем мире обитают хтонические существа - бляго, еминеж, змеи и т. д. Однако это не исключает существования там, судя по сказкам, и обыкновенных людей, которые живут в нем постольку, поскольку при жизни нарушали правила адыгства. Жизнь их, а также обстановка, не имеет особых отличий от земной жизни. Так, люди подземного царства страдают от "бляго", который запрудил воды. Они же выручают героя, помогая ему снарядиться в далекий обратный путь в земной мир. Подземный мир, как и небо, представляется семисферным, без особой разницы между сферами, кроме расстояния. Путь в подземный мир в различных национальных мифологиях бывает разный - спуск под землю, в колодец, яму, пещеру, обратный путь - подъем на гору, на дерево, по лестнице, по цепи, веревке. У адыгов нарты попадают в подземный мир через ствол мирового древа или через яму на веревке, а в более отдаленные ярусы - с помощью веревки или орлицы. С Солнцем у адыгов связан календарь , астрономические события которого, связанные с ним - Весеннее равноденствие (Гъэрэ щlырэ зыхокl, Новый год по черкесскому календарю, 22 марта), Летнее солнцестояние (Сатаней махуэ, 21-23 июня), Зимнее солнцестояние (Дыгъэгъазэ, 22 декабря). С осенним равноденствием и сбором урожая связан праздник более поздней мифологии - Тхьэшхуэгухьэж (Единение с Великим богом Тха (Тхьа), первый четверг после осеннего равноденствия.
Древняя астрономическая обсерватория (пос. Анастасиевка)
Культ огня (а также культ солнца и очага) имеют множественные выражения, в различных обрядах и ритуалах, в то время, как культ воды, выступает как другой фундамент мироздания. Водой представлены образы покровителей морей и рек - Хыгуащ и Псыхогуащ. Очистительное свойство воды используется в обрядах, связанных со спасением скота от болезней. Стихия воды используется девушками для гадания («Псыхэплъэ»). Вода подсказывает новые места поселения, постройки дома, хозяйственных объектов. Что касается времени, у адыгов существовало космологическое представление, связанное с символикой яйца и колеса, имелось представление о цикличности времени, которое слито воедино с пространством (в виде мироздания-колеса) - времени замкнутом в круг вращения. Предполагается, что данное представления было более архаичными, чем знания о периодичности смены времен года, обращение светил и планет. К примеру - пословица «Дунейр шэрхъщи, мэкlэрахъуэ» - «Мир - это колесо и оно вращается». Нарты пытаются остановить колесо, но у них ничего не выходит. Поднятое высоко в небо и взорвавшееся яйцо представлялось началом временного отсчета образования мира («возрождение» космоса). Отголоски этого - яйцо, установленное на возвышении, на конце шеста, которое служило мишенью для стрельбы в начале празднеств. По свидетельству И. Ф. Бларамберга, адыги называли одно из этих празднеств (в частности, посвящаемых Тлепшу) «днем появления бога». Разбивание яйца символизировало возникновение, «восстановление» космоса. Кроме того, христианский обряд Пасхи очень прижился в среде адыгов по настоящее время.
Бытование у адыгов в древности культа различных животных имеет подтверждение не только в памятниках устного народного творчества, но и материальные доказательства в археологии - находки изображений этих животных на золотых и серебряных изделиях обнаруженных в древних захоронениях, а также останков животных, которые использовались для жертвоприношений. Существуют свидетельства того, что у адыгов было несколько тотемных животных. Они особо почитали кабана, собаку-волка (адыги собаку и волка называют одним словом - «хьэ»), оленя, медведя и других животных. Хотя в литературе не упоминается паук (бэдж) как тотемное насекомое адыгов, его исключительно почитали и строго запрещали убивать, так как на убийство паука налагалось табу. До сих пор во многих адыгских семьях сохранился этот запрет.
Важным элементом черкесской религиозной системы является вера в Души (Псэ) предков, которые имеют возможность видеть и оценивать дела их потомков. Понятие физических страданий или наслаждений в загробном мире отсутствует - есть духовное удовлетворение или муки раскаяния Души за свой жизненный путь перед собой и перед лицом предков. Поэтому задачей земного существования человека является Совершенствование Духа - сохранение чести (Напэ), проявление сострадания (Гущlэгъу), безвозмездное оказание помощи (Псапэ), что, наряду с доблестью и отвагой воина, позволяет Душе человека после смерти присоединиться к Душам предков с чистой совестью (Напэ Хужькlэ). Души предков нуждаются в поминовении, в силу чего устраивают тризны (Хьэдэlус), практикуется жертвоприношение или приготовление поминальной пищи (Жьэрымэ), раздача её для поминания душ умерших, что пересекается с христианскими обрядами. Еще один важный вопрос, на котором следовало бы остановиться при обзоре верований адыгов, это существование особой касты жрецов. Б. Ан, советский этнограф, совершивший несколько научных экспедиций в Причерноморскую Шапсугию в 1930-е годы, зафиксировал статус «тхапишо», читающего молитву на адыгских торжествах. Особые жреческие функции исполнял клан Ткаку, зафиксированный путешественником Эвлия Челеби в середине 18-го века.
НАРТЫ И НАРТСКИЙ ЭПОС
Основу мифологии составляет так называемый Нартский или Нартовский эпос – сборник сказок и легенд в прозаической и стихотворной форме, имеющийся у ряда народов Северного Кавказа. Основу эпоса составляют сказания о происхождении и приключениях героев-богатырей («нартов»), прежде всего у осетин и абхазо-адыгских народов. Известны также версии эпоса, встречающиеся у вайнахов (с негативным образом нартов), карачаево-балкарцев и других. В архаичном нартском эпосе народов Кавказа, в том числе и адыгском, действие происходит в нартском обществе, которое, как известно, не имеет исторически реального прототипа и является в сущности мифологическим. По крайней мере, мы еще не знаем прямых реальных аналогий событиям, отразившимся в нартском эпосе в истории адыгов (как это имеет место в историзированных эпических памятниках народов, например в “Эдде” и т. д.). С другой стороны, как и все эпическое наследие, адыгский нартский эпос является своеобразным отголоском определенных жизненных явлений. По представлениям эпоса, нартам предшествовали иныжи, о которых скажу отдельно, а нартов сменили люди. Время нартов - это особое время изобилия, благоденствия, “золотой век” адыгов. В эпическом творчестве адыгов начальное время - это эпоха образования мира, когда многое в нем было в зачаточных исходных формах. Характерно, что начальный период мифологического времени представляет собой не только эпоху образования различных элементов мира, но и время роста главного героя адыгского эпоса - Сосруко (адыг. "Сосрыкъуэ"), наделенного целым рядом черт мифологических персонажей. Первые этапы образования мира синхронны росту и становлению этого героя.
В сознании создателей эпоса происхождение нартов равнозначно происхождению людей вообще. Но до нас не дошли самостоятельные сказания о появлении первого нарта, хотя косвенные данные о нем имеются. Судя по всему, первым был главный герой эпоса - Сосруко. Как и в образовании мира, так и в появлении человека не указан творец, так как Бог, то есть Тха (или Тхашхо) не выступает как творец вселенной, даже под влиянием христианства. Золотой век имеет предел, концом его является гибель нартов, их исчезновение воспринимается как конец золотого века. Противопоставление нартов и мелких современных людей как бы предопределяет первый этап конца золотого времени. В сказании “Гибель нартов” это событие связывается с первой встречей нартов с людьми. По этому тексту, охотник Асланбек Короткий (КIэшI), идя по ущелью реки Теберды, увидел, как один нартский всадник гонялся за быком. Быка, не повиновавшегося всаднику, рассерженный нарт взял и положил за холку своего коня. Охотник, увидев его, испугался и спрятался в яме, выбитой копытами нартского коня. Увидев его, нарт изрек: “Какая мелюзга, какая противная штука! Нартам, среди которых появился такой, будет конец... То было наступившей порой гибели нартов”. В другом сказании, где нарты гибнут по воле Тха, содержится определенное условие, выдвигаемое Великому Богу нартами. Они, “поставленные перед выбором между бесславным существованием и посмертной вечной славой, отдали предпочтение славе - если жизнь наша коротка, пусть слава о нас будет велика! Так они решили, что лучше быть малочисленным, жить мало, но совершать много мужества. И с этим ответом отослали маленькую ласточку к богу. Их слава навечно осталась среди людей. Адыгов они оставили своими наследниками." Есть также версия конца золотого времени, по аналогии со Всемирным потопом, но в несколько ином понимании - в связи с потерей “жира” (благодати) земли. Потеря “жира земли”, изобилия, свойственных золотому веку, в эпосе также связывается с именем Сосруко. В “Сказании о Тхагаледже, Амише и Мамыше” говорится о том, что с рождением Сосруко исчезли плодородие земли и “жир скота”, поэтому сколько бы не поел нарт, он более не может насытится.
Сам Сосруко – центральный герой адыгского нартского эпоса. Он рождён из камня, который оплодотворил пастух, воспылавший страстью к матери нартов Сатаней. По просьбе Сатаней небесный кузнец Тлепш извлёк из камня раскалённого железного мальчика и окунул его семь раз в воду: только бёдра (или колени), схваченные клещами, остались незакалёнными (аналог с греческим Ахиллесом). Сосруко выступает как культурный герой, который возвращает нартам огонь и семена проса, похищенные Иныжем и Еминежем (аналог идеи кражи и возврата огня с Прометеем, но без прикованного к горам). Сосруко часто действует, прибегая к хитрости, а также с помощью магии. В образе Сосруко проявляются черты солярного божества: верх его шапки - солнце, он - обладатель талисмана, сверкающего, как солнце. Целебные воды Кавказа - это слезы Сосруко, плачущего от невозможности вернуться из-под земли на землю. Сосруко и его коня Тхожея губят нарты (иногда совместно с иныжами), выведавшие его уязвимые места через старуху Барамбух (или Уорсар). Она превращается в золотой шлем (или плеть), который поднимает с дороги Сосруко и надевает на голову. Из разговора Сосруко с Тхожеем Барамбух узнаёт его тайну. Когда Сосруко явился к месту состязания (Харама-ошха, «Харама-гора»), нарты предложили ему отразить повозку коленями (бёдрами). Сосруко подставляет колени, и повозка перерезает его ноги. Нарты закапывают Сосруко живым в землю (или добивают раненого Сосруко), и он продолжает жить под землёй. Каждую весну он стремится вырваться в земной мир, чтобы уничтожить всех, кто чинит на земле несправедливость.
Поверья связывают с именем Сосруко огромные камни в верховьях Инжиджа, в верховьях Псыжа (Кубани), одну из канав в Баксанском ущелье, сохранивших якобы следы меча Сосруко, копыт его коня. Род Кардановых в Кабарде считает Сосруко своим предком - при упоминании имени героя в знак почитания его все встают. У старшей женщины рода хранится «полотенце Сосруко», которым герой перевязал свои раненые колени, обладающее, как считают, магической силой исцелять больного и вызывать дождь. Аналог Сосруко имеется в эпосе абхазов как Сасрыква (Созырко), и у осетин как Сослан. Другой известный нарт - Бадыноко, архетипичный культурный герой, часто именуются как одинокий герой и, вероятно, является самым древним героем эпоса, так как через него передаются наиболее значимые сакральные истины. Именно Бадыноко укрыл своего отца от жестокого, но общепринятого нартского закона - сбрасывания престарелых нартов с горы. Далее он тайно навещает своего отца в пещере, рассказывает ему о серьезных проблемах народа нартов. Отец, даёт сыну ряд мудрых советов, которые принесли спасение народу и состоящих в необходимости использования божественных сил. Фактически, образ его отца, как старшего поколения, выступает за сохранения института почитания богов, а сам Бадыноко выступает за сохранения института почитания старших. В итоге Бадыноко добивается отмены жестокого закона. Образ Бадыноко - это образ нарта, который знает либо догадывается о несовершенстве законов бытия и самих нартов, который сумел противопоставить своё мнение мнению большинства и одержал победу. Одной из явно пересекающихся с греческой мифологией историй является рассказ про нарта Батараза, которому достается слава освобождения из плена тхамады нартов Насрэн-Жаке.
СВЯЩЕННЫЕ РОЩИ
Ландшафт Западного Кавказа, разнообразие лесов, обилие пород деревьев, важная роль, которую выполнял лес в системе жизнеобеспечения населения - все это предопределило появление и широкое распространение особого вида мифо-религиозного восприятия леса как цельное и самостоятельное ответвление адыгства. Друидические культы сохранялись на Кавказе вплоть до 19-го века, а элементы друидической культуры проявляются и по сей день. В связи с этим, особо почитаемый статус в общем пантеоне адыгских космогонических образов получил покровитель лесов Мэзытх. Через посредство священных рощ люди обращались к нему, и к Великому Богу - Тхашхо, о котором скажу во второй части поста. Отдельно стоящие высокие и красивые деревья или рощи воспринимались как природные храмы и священные места в целом. Учитывая, что некоторые породы черкесских яблонь и груш могли жить 150–200 лет и еще большее долголетие дуба, можно предположить, что такие рощи существовали веками и играли роль покровителей не только родов и семей, но и крупных этнотерриториальных объединений. Очень бережное отношение к деревьям, ко всему живому, к почве и водным ресурсам было как источником религии, так и следствием адыгского воспитания, а в более широком плане - итогом воспитания человека в системе культов адыгства. Особая форма верований оказывала серьезное воздействие на самые различные стороны жизни - становление чрезвычайно изощренной культуры садоводства и землепользования, народную медицину и даже социальную организацию. Это была религия кланов, не нуждающаяся и не терпящая централизации. Придерживающимся этой религии не нужны были здания, украшения, дорогие облачения для своих священнослужителей. Они не нуждались в церковных институтах и князьях церкви (епископах), тем более в главе церкви (папе, католикосе, патриархе). Им не нужна письменность или любая разновидность священного писания.
Особым было мировосприятие адыгов, в священной роще отправлявших религиозные культы и знавших, что их погребут здесь же. Вся жизнь такого человека была связана с лесом, живым организмом, вместилищем высших начал и храмом одновременно. Более того, к обычаям похоронного обряда адыгов относился свойственным нынче редким, автохтонным народам мира, обряд воздушного погребения. Очевидец, путешественник Арканджело Ламберти в 1660 году писал: «…у этого народа замечательно то, что они не погребают, ни жгут тела покойника, а кладут труп в выдолбленный ствол дерева, который служит гробом. Последний с молитвой привязывают виноградной лозой к высочайшей ветви какого-нибудь большего дерева. Они привешивают также оружие и одежду усопшего, а чтобы послать на тот свет коня, гоняют его во всю прыть от этого дерева до тех пор, пока тот не околеет. Если он издохнет скоро, то говорят, что хозяин любил его сильно; если же, напротив, он долго не издыхает, то говорят, что покойник этим показывает, как мало заботился о нём». У абхазо-адыгских народов Кавказа обряд жертвоприношения коня был составной частью обряда воздушного погребения покойников. Как правило, такому захоронению подвергались знатные адыги, иногда также убитые молнией, о чем описано ниже. Хоронили таким образом только мужчин, а женщин хоронили в земле, что может свидетельствовать о наличии связи женского начала земли и мужского начала неба, солнца в представлениях адыгов. Кроме того, есть сведения, об использовании меда пчел, набивавшихся в подвешенные гробы. Считалось, что пчелы заводятся в гробах тех умерших, которые жили по правилам адыгства и попали в верхний мир. В 18-м веке, как адыги, так и абхазы постепенно отходили от обычая хоронить на деревьях, но продолжали развешивать оружие, доспехи и вещи покойных на деревьях в священных рощах. Ксаверио Главани, консул Франции в Крымском ханстве и автор «Описания Черкесии» (1724 г.) сообщал: «Каждый округ Черкесии имеет особое священное место, находящееся обыкновенно в лесу, где предметом поклонения служит большое дерево. Такое дерево черкесы называют пенекассан; они совершают пред ним свои молитвы. Умирающие оставляют свою саблю, ружье и одежду пенекассану; их относят туда с церемониею и вешают на деревья, так что с течением времени лес оказывается наполненным всякого рода оружием, одеждою и другими предметами, но никто не осмеливается прикоснуться к ним. В этом же лесу хоронят мертвых и совершают обряды».
ОБРАЗ БОЖЕСТВ
Есть устойчивая точка зрения, что единственным богом адыгов, несколько видоизменившимся под влиянием христианства, является Тхьэ, Тха, Тхашхо, Тхьэшхуэ (букв. Великий Тхьэ, Великий Бог) - по сути своей источник Законов Вселенной, Мира, а также правил Адыгства (Адыгэ-Хабзэ, или Хабзизма), давший человеку возможность их познания и предоставляющий ему свободу выбора в жизненных действиях. Во многом его образ не позволил христианству и исламу обрести устойчивость в обществе адыгов. Христианству пришлось идти на компромисс, когда его проповедники убедились, что не сумеют победить Адыгство и внесли в одно из божеств-явлений суть монотеистического христианского Единого Бога и это выразилось в появлении икон с вымышленным ликом Тха, так как он не имеет какого-либо конкретного образа. По версии мифологии он Вездесущ, его дух рассеян по всему Космосу, он косвенно участвует в образовании и развитии мира, но как источник знаний и процессов, но не проявляя собственной воли. По сути он нека вечная Вселенная, всё сущее. В адыгских гимнах Тха именуется как тот, «кого все просят, сам никого не просящий», «несуществующее умножающий», «на кого все надеются, сам ни на кого не надеется», «от кого дары исходят». Почитание и благоговейное отношение к Тха, просьбы к нему, выражаются через обряды и ритуалы, молитвы и гимны. Руководством обрядов занимались жрецы - Тхамада. Для проведения этого ритуала - Тхатлеу, люди, объединенные в один приход, собирались в священных рощах, вход в которых в обычное время являлся неприкосновенным. Считается, что для Тхатлеу нельзя пользоваться рукотворными сооружениями, а сама такая роща отмечается символом в виде буквы «Т».
Однако, кроме единого Великого Бога адыгство содержала многочисленных персонажей, к которым адыги обращались в различных жизненных ситуациях, помимо самого Тха, либо вместе с ним. Обычно это некие хтонические существа, культурные герои, образы покровителей разичных явлений природы и мира, обращение к которым имело определенную практическую цель, такую как покровительство охоте, садам, хорошей погоде, домашнему очагу, сельскому хозяйству и домашним животным, путникам, набегам и так далее. Существовали и пережитки христианских обрядов выразившиеся наприме в обращении к Псатха (Псатхьэ) - явно заимствованному напрямую из христианства «Святому духу». Ему не соответствует у адыгов никакого культа, да и упоминается он только в одной пословице. Как правило, имя Псатха используется в некоторых молитвах именно в понимании духа. К подобному явлению относится и Уашхо (Уащхъуэ) - в буквальном переводе Синее небо, небесный свод, а не какое-то отдельный образ. Обычно обращением к небу служит клятва «Синим Небом, кусочком синего камня (клянусь)!». С ним также связаны птицы и уафэрысхэр (букв. “небожители”) - очень редкие персонажи верхнего мира Нартского эпоса, деяния которых носят позитивный характер.
Особое внимание уделяется образу Щибле (Щыблэ), что буквально означает «молния», но не «бог молнии». Обряды, сопровождавшие погребение убитого молнией, свидетельствуют не о силе «бога» Шибле, а о силе стихии молнии, и страх человека перед этим природным явлением. У адыгов был страх и уважение к грому - для того, кто убит громом, смерть считается блаженством и его придают земле (ранее использовали воздушное погребение) на том самом месте, где он убит и пируют около могилы 7 дней, а если убило животное - пируют 3 дня. Если молния ударила в дерево, то ему приписывали свойство исцелять лихорадки. Зашивался кусочек этого дерева в лоскуток материи и надевался больному на шею, чтобы он носил его постоянно, остальная часть той же материи привешивалась к ветвям, вроде приношения. Адыги считали убитых молнией святыми, как и весь род этого человека, о чем скажу ниже. В первой половине 15-го века очевидцы описывают, как тело убитого молнией адыги клали в гроб, который затем подвешивали на дереве. Возле дерева собирались родственники и соседи, и делали жертвоприношения быками и баранами, часть мяса раздавали бедным. Праздник продолжался три дня и возобновлялся ежегодно, пока труп совершенно не разлагался. У убыхов образ грома и молнии звался Уашхва, а у абхазов образом грозных явлений являлся Афы. Считалось, что Афы не прощает не только несоблюдения ежегодных жертвоприношений, но и малейшего непочтительного отношения, в том числе и обычного проявления печали по убитому грозой человеку. В одном из случаев молнией был убит человек и родные покойного, считая это карой Афы, пригласили знахарку, которая, после обычного диалога с Афы, разъяснила, что данная фамилия находится под гневом названного божества за несоблюдение жертвоприношений. Вся фамилия тот же час прекратила оплакивание, пригласили лиц, знающих песню в честь Афы, и певчие пели около трупа до окончания похорон. Родные и после этого целую неделю праздновали - не работали, никому ничего не давали, не продавали и не покупали, а в жертву был принесён белый козёл. Образ покровителя грома, по верованию абхазов, всегда мог посетить ту или иную семью. При этом гость поселялся в ком-нибудь из членов семьи и вызывал у него умопомешательство или другую болезнь, если данная семья чем-нибудь прогневала Афы.
Кроме того, выделяются в адыгской мифологии и другие явления, которые можно условно назвать образами-покровителями, суть которых примерно схожа, например с домовыми или лешими славянской мифологии. Так, Ахын считается покровителем рогатого скота. Существует фамилия Тхагуакхо, в переводе «пастух божий», которая в известное время приводит в заповедную рощу корову и привязывает там к её рогам кусок хлеба и кусок сыра. Окрестные жители толпою сопровождают её в рощу и закалывают там – она так и называется - ахинова корова. У убыхов центральным местом поклонения ему считалась священная роща в устье реки Шахе. Убыхи представляли Ахына в виде могучего скотовода с пастушеским посохом в руках и считали его своим прародителем. У абхазов Ахына представлен образом Айтар - создателем домашних животных, великим покровителем обновления природы, размножения и скотоводства. Званба описал обряд жертвоприношения Айтару, который совершался только мужчинами; «Образу этому пастухи приносят в жертву молочную кашу, обыкновенно в субботу вечером,- только не во время поста,- раз в году, летом. Около котла, наполненного кашею, становятся все пастухи, сколько их найдётся при стадах, и старший из них просит Айтара о размножении их стад и о защите их от хищных зверей». Из героических фигур нартского мифологического эпоса, наиболее почитаемой является небесный кузнец Тлепш, которому у адыгов и убыхов соответствовал общий культ покровителя кузнечного ремесла, фигура которого была весьма уважаема в народе. Празднуют его культ весною, делая, во время моления, возлияния на железе плуга (лемехе) и на топоре, и, по совершении обрядов, придаваясь забавам, из коих главная - стрельба из винтовок в цель. Над раненными оружием поют песни, в которых призывается помощь Тлепша к излечению страждущего. У абхазов это культ покровителя кузни и железа Шашва. Накануне нового года абхазы молились двум образам: всевышнему божеству, называемому иначе «Великим владыкой» (Хах-ду) и особенно покровителю кузнецов. В жертву покровителю кузни приносили козла, петухов и кур. Если желали особенно ему угодить, то резали белого козла с большой бородой и рогами. Кузня служила, кроме того, местом проклинания и дачи очистительных клятв и присяг. В день свадьбы невесту, когда она впервые переступала порог дома мужа, проводили «под железом», то есть скрещивали над её головою кинжалы для очищения её от грехов.
В адыгской мифологии известны покровитель охоты и лесов Мэзытхьэ, который является результатом эволюции первоначально женского мифологического персонажа Мэз-гуащэ, и, конечно, богом не является, как и Псыхъуэ-гуащэ (мифологическая покровительница рек), а ЗекIуэтхьэ - заимствованный из христианства Святой Георгий, покровитель путников, которого также призывают на помощь перед набегами и дальними наездами. Мэзытхьэ молят о счастливом успехе охоты, адыги представляют себе его едущим верхом на кабане, у которого золотая щетина - по его мановению олени и лоси собираются в лесах и тогда девушки доят самок их. У абхазов покровители лесов, дичи и охоты - Айргь и Ажвейпшаа, которым поручено стеречь дичь. Без милости Айргь и Ажвейпшаа ни один человек не может убить зверя и охотники старались задобрить их, а главным способом умилостивления было жертвоприношение. Приготовляясь к охоте, партия охотников одной деревни или околотка делает складчину и, купив одного козла или барана, выбирает место в лесу для жертвоприношения. Каждый из охотников бросает ладан на уголья и просит лесного покровителя, чтобы он уделил ему из своих стад то, что охотник желает. Помимо этого, характерным для адыгов является то, что даже в лесу они ведут себя так, будто за ними кто-то наблюдает. Все это проявляется не только в бережном отношении к растениям и животным, но и во всех поступках. Вообще деревья воспринимались адыгами, как одушевленные существа и потому отношение к ним был уважительное, перед тем, как срубить дерево, у него просили прощения. За каждое срубленное дерево полагалось посадить три дерева взамен. В случае несоблюдения этих правил духи леса могли разгневаться и повлечь уничтожение всего рода.
Покровителем хлебопашцев считается Созерис. Пришествия его адыги ожидают и празднуют ежегодно в декабре. К этому времени вносится в дом сук о семи ветвях дубового древа, к ветвям прикрепляются свечи из жёлтого воска, пирожки и кусочки сыра. В ожидании сказанного пришествия, мужчины, сняв шапки, произносят известные формулы молитв. Созериса почитают мореплавателем и прибытия его ожидают морем. В то же время у абхазов из земледельческих покровителей наибольшей известностью пользовалась Джаджа - покровительница засеянных полей и всей растительности, которую представляли коренастой женщиной низкого роста и плотного сложения. В то же время, почти совершенно забыты образы Анапа-нага, ведавшего всеми произведениями земли, дух хлопка и льна Квиквину и покровительниа мукомолья Саунау. В период созревания урожая устраивали моление Нанхва в честь великой матери плодородия земли.
Из речного фонда известны - Хепегуаш, в переводе «дева вод морских», чей культ празднуется ежегодно летом, у берега моря, где, после обыкновенных молебственных обрядов, в заключении пляшут круговую. Псыхъуэ-гуащэ - дева вод речных к которой прибегают с молением о дожде, большей частью весной. В таких случаях, молодые люди обоего пола обливают друг друга водою и, в виде забавы, плещутся в воде до тех пор, пока не наскучит. Кодес, которого адыги представляют себе в виде рыбы и приписывают ему силу, удерживающую море в пределах берегов. У абхазов водной стихией ведала под именем «Матери» и «Владычицы вод» - Дзызлан, которую представляли обитающей в неприступном чистом озере или роднике. Считалось, что она управляет обворожительными водяными красавицами, которые по ночам выходят на землю, заманивают к себе мужчин и требуют от них любви, обещая за это все земные блага. Близкая связь женщины с водой и её покровительницами видна и в обряде по вызыванию дождя, который отправляли женщины, под названием Дзиуоу. Во время засухи девушки сажали куклу на плот, при этом остов куклы представлял собой крест или Т-образный шест, зажигали наброшенную на неё солому и зажжённый плот пускали по течению воды, пели обрядовые песни.
Кроме того у адыгов встречаются культы покровителя овец - Емишь, его празднуют в день впуска баранов в стадо, Хятегуашь - девы покровительница садов, Хакусташ, которого натухайцы и шапсуги почитают своим гением хранителем, а также покровителем пахотных волов, Мерием - покровительницы пчеловодства. У абхазов известна Ерыш - религиозное отражение ткацкого ремесла, выступающая покровительницей определённых женских работ. Перед началом тканья женщины обращались к своей покровительнице с просьбой не портить ткани, не спутать ниток, вообще облегчить им работу на станке. Покровители гор Ашьха Инцеаху от которых зависела безопасность, благополучие и удача пастухов, охотников и всякого путника в горах. Кроме того, у абхазов некоторыми авторами засвидетельствован образ покровителя воровства и разбоя под именем Эйрих-Аацных (видящий всё днём и ночью). Молились ему только воры и разбойники, а в жертву приносили четыре конических хлебца.
СВЯЗЬ С ГРЕЦИЕЙ
Древнегреческие города-полисы располагались на территории черноморского побережья, занимаемого адыгами, в силу чего происходило взаимное влияние мифологий. Так, в древнегреческой мифологии прослеживаются адыгские параллели (миф о Прометее, прикованном к горе Эльбрус у адыгов, Абраксиле к горе Уарцаху у абхазов, Амирани к условной горе у грузин и сванов), а наличие этого общего образа по всему Кавказу говорит в пользу именно кавказского происхождения мифа, либо общего его происхождения из очень давних времен соседства кавказских народов с индоевропейскими предками греков. Наиболее значительное греческое влияние на мифологию адыгов происходило во времена расцвета Византийской (греческой) империи. Отмечая этот неоспоримый факт, исследователи, в то же время, проводили иногда слишком прямые параллели между мифологией адыгов и греков. Так, в начале 19-го века, Л. Я. Люлье, исследовав бытующие у адыгов верования, обряды и предрассудки, составил список богов адыгов и затем указал, что явные параллели прослеживаются между адыгским Мазытхьэ и греческим Паном, под воздействием которого изначально женский мифологический образ Мэзгуаше (Мэзгуащэ) трансформировался в мужской - Мэзытхьэ, а адыгская мифологическая покровительница пчеловодства Мелисса сохранила даже греческое имя - «мелисса» по-гречески означает «пчела». Однако, все эти теории оказались лишь домыслами, например, к покровителям пчеловодства у адыгов относилась Мерием, как было написано выше. Да и в целом, большинство адыгских образов-покровителей не имеют антропоморфных черт, что говорит о явном не божественном их понимании, а скорее осознании их, как концентрированных образов конкретных явлений природы и человеческого мира, в отличие от конкретных божественных человекообразных персонажей у греков. Что касается схожести нартских сказаний с легендой о греческом Прометее – ученые до сих пор спорят о том, у кого этот миф появился ранее и не был ли он архаичным мифом из тех давних времен, когда предки греков, индоевропейцы, жили в соседстве с предками адыгов и абхазов. Тем не менее, можно предположить, что рассказ о том, как Сосруко отбил огонь у Иныжа относится к изначально адыгской мифологии, а второй рассказ о Насрэн-Жакэ прикованном к скале злодеем Пако за попытку вернуть украденный им огонь, и освобождение его нартом Батарезом, по всем деталям очень близка к греческому Прометею, а значит могла быть заимствовано позже уже от греков. Однако, история абхазского Прометея - Абраксила, в то же время насыщена событиями битвы его с иноземными захватчиками и своими предателями и его наказание привязыванием к горе больше относится к наказанию за оскорбление покровителей высшего мира и попыткой стать им равным, стать частью мира и померяться силами с Богом, а не за возврат огня людям. Да и прикован он был внутри пещеры, а освободиться ему не давала хитрая птичка.
ИНЫЖИ И ИСПЫ
Мифологический эпос адыгов включает также классических негативных персонажей, которых можно условно назвать карликами и гигантами. Иныжи адыгского нартского эпоса, обладают одним или несколькими головами\глазами, гигантскими размерами и слабыми умственными способностями. Они обитают в пещерах, горах или крепостях и в строго мифологическом смысле их нельзя считать великанами, так как они не являются какими-то первосуществами или предками нартов. В сюжетах эпоса адыгов они исполняют функции чудовищ-вредителей, то есть несут образ врага или враждебного народа. Уничтожение злобствующих иныжей или их групп осуществляют положительные герои - нарты. Иногда иныжи могут выступать против героя в союзе с некоторыми нартами - отрицательными героями. Так, в сказании о нарте Сосруко один из иныжей, обладающий незаурядной физической силой и магическим мечом, похищает у нартов огонь, но Сосруко удаётся одолеть иныжа в соревнованиях и в бою и вернуть огонь нартам.
С другой стороны в адыгской мифологии люди-карлики именуются Испы, в абхазской и абазинской мифологии они именуются, как Ацаны и даже считаются первыми обитателями Абхазии. Касательно испов (карликов), многие популярные авторы обращают внимание, на то, что адыгская мифология (равно абхазская и абазинская) показывает, что они очень редко взаимодействуют с нартами, в своём большинстве ни плохие, ни хорошие, ни помощники, ни враги, ни повелители, ни подчиненные, и они не производят впечатления неких чудесных мифических существ, несущих некую нравственно-смысловую нагрузку, что всегда присуще придуманным сказочным персонажам. Все это сильно выделяет испов из всех прочих мифологических персонажей. Кроме того, испы живут в дольменах и ацангуарах, на горных вершинах и хребтах и иногда даже имеют общие семейные дела с нартами. По мнению некоторых специалистов, в лице испов мы имеем дело с осколками осколков сведений о когда-то существовавшем народе строителей дольменов. Однако большинство учёных такие выводы не поддерживают.
Согласно мифам, испы обладали громадной физической силой, большим умом, отличались смелостью, мужеством и свободолюбием. Подобно нартам, испы занимались охотой, земледелием, скотоводством. Между испами и нартами происходили эпизодические стычки (например, Белобородый похитил Сатаней, и нарты, освобождая её, разрушили их крепость и убили похитителя). Но часто они вступали и в дружеские отношения. Когда испы вымерли, поскольку Бог и\или покровители природы наказали их за непокорность, зайцы остались в путах, отчего и теперь по большей части они прыгают. В целом маленькие каменные сооружения, дольмены, встречающиеся в горах Центрального Кавказа, местные жители именуют домами испов.
ДЖЕГУАКО
Не в очень давние времена, в конце 19-го – начале 20-го века, в традиционном адыгском обществе еще были популярны народно-профессиональные певцы и сочинители, которых именовали джегуако. Корень этого слова - джегу, означает игра. Иными словами, джегуако по своей природе были близкими средневековым русским скоморохам. Адыгские «игрецы» были и сочинителями песен, и исполнителями своих и не только своих песен, и плясунами, и распорядителями на традиционном игровом круге во время всякого рода торжеств. Они были также профессиональными хранителями исторической памяти своего народа, поскольку не только развлекали народ, но и хранили в своей памяти многочисленные предания, песни, пословицы и поговорки, сведения о реальных событиях и личностях, причем не одного субэтноса, а, как правило, и всех остальных. Кроме того, они сами сочиняли песни о наиболее знаменательных событиях, свидетелями которых они могли оказаться. А если им не довелось быть прямыми очевидцами, то достаточно было им услышать рассказ из уст хорошо осведомленных людей, чтобы запечатлеть в тут же сложенной песне и само событие, и героев, и даже тех, кто проявил себя не с самой лучшей стороны. Поэтому люди влиятельные стремились иметь у себя при дворе или княжеской дружине, отправляющейся в поход, хотя бы одного, если не целый ансамбль джегуако.
Слово певца имело огромное влияние, поскольку своим метким словом он мог увековечить имя любого человека, независимо от его происхождения и положения в обществе. От отношения народного певца, от того, в каком свете он занесет на свои скрижали имя того или иного человека, зависело, какова будет слава - то ли потомки в веках будут почитать его имя, или же, напротив, это имя станет символом позора. Поэтому перед джегуако нередко заискивали не только простые люди, но и властители, и вольные абреки, и служители культа. Даже в бой они шли не с саблей и кинжалом, а, как правило, с шичепшином и пели героические песни, дабы подбадривать воинов. На собраниях народа джегуако имели право слова в любой момент. Любые народные празднества и семейные торжества, а также многие религиозные обряды сопровождались песнями. В 16-м – первой половине 19-го века были особенно широко распространены героические и исторические песни. Они повествуют о важнейших событиях в истории народа и о подвигах отдельных героев. Функции джегуако были достаточно широкими и не ограничивались участием в свадебной церемонии. Сцена рассказчика могла возникнуть в любом месте и при любых обстоятельствах, воображение зрителей покорно подчинялось экспрессивной речи и театрализованному слову. Кроме того, сказитель широко использовал интонационные возможности для стимуляции воображения и воодушевления аудитории. Здесь срабатывали принципы и площадного театра, и доверительной беседы - обращаясь ко всем, сказитель обращался к каждому. Балкарский просветитель С.-А. Урусбиев писал о джегуако: «Они, как древние пророки, восхваляли добродетель и карали пороки и проливали свет на самые глубокие вопросы народной жизни. Понимая, или лучше, чувствуя пользу, приносимую джегуако, народ уважал и любил их и обеспечивал им неприкосновенность и полную свободу: они могли смело говорить во всеуслышание обо всём и обо всех, предавать всенародному порицанию и посмеянию всё, что они признавали достойным».
СОВРЕМЕННОСТЬ
Как уже упоминалось выше, существует обычай сажать деревья на могилах святых людей, а как известно святыми у адыгов почитаются люди убитые молнией. Такие деревья тоже почитаются священными. По сей день в ауле Тхагапш Лазаревского района Краснодарского края женщины встают до рассвета и затемно отправляются к святой могиле, расположенной выше аула, к «Мыжьакъэ» (каменная плита) - священной могиле убитого молнией мальчика у аула. В качестве жертвоприношения они берут с собой ритуальные пирожки с сыром «мэтаз». Старая и хорошо знающая мусульманские молитвы женщина читает их у могилы, произносит просьбы, затем все возвращаются в аул и раздают родственникам и соседям кусочки ритуальной пищи. В случае тяжёлой болезни, при очень трудных жизненных обстоятельствах, в качестве жертвы, используют как правило козу. Одна из таких почитаемых и ныне святых могил находится в нескольких километрах от аула Наджиго, у моста через реку Макопсе. Здесь у дороги похоронен мужчина из рода Шхалаховых, убитый молнией в 50-е годы, когда он возвращался домой из армии. Автору одной из статей на эту тему (указана в начале поста) довелось впервые увидеть святую могилу Шхалахова в 1974 году. Тогда она представляла из себя небольшой каменный курган высотой до полутора метров и диаметром до четырех метров, с деревом алычи на вершине. В то время все ветви дерева были обвешаны цветными лоскутками, а сам курган буквально засыпан монетами. В настоящее время, после строительства новой дороги, курган почти сравнялся с уровнем почвы, подношений больше не делается, но само место и дерево аульчане огородили забором, чтобы на могилу не заходил скот. Летом 1998 года на этой могиле проводился обряд «ханцгуаше», то есть моление о ниспослании дождя. В ауле Большой Кичмай почитается святая могила Коблева Мишаоста Харуновича, убитого молнией в 1953 году, когда он переходил по висячему мосту через реку. В данном случае, поскольку погибшего нельзя было похоронить на месте смерти, его могилу возвели рядом с аульским кладбищем, но отдельно. Его дочь Мариет, пока она была маленькой, во время вызывания дождя обязательно бросали в реку. Это является отголоском человеческих жертвоприношений божествам воды. Стоит заметить, что святыми считаются все представители рода погибшего от удара молнии. Считается, что ритуалы вызова дождя в их присутствии всегда достигают эффекта.
Озеро Хуко
В 1998 году применение описанных обрядов не произвело ожидаемого эффекта и дождь не пошёл. Тогда шапсуги из аулов Тхагапш и Кичмай применили обряд, почитаемый самым действенным. Аульчанами были направлены посланцы к высокогорному озеру Хуко, расположенному на отроге Главного Кавказского хребта недалеко от горы Фишт, на высоте 1740 метров над уровнем моря. Хуко, в буквальном переводе, означает «сын моря» или «морская свинья» то есть дельфин. Адыги считают воды этого озера священными. Посланцы набирают из него воду и возвращаются в аулы. Считается, что если вылить воду из озера в реку, то когда она достигнет моря, обязательно пойдёт дождь. По другим поверьям нужно лишь опустить бутылку с водой в море, но если бутылка разобьётся, случится страшное наводнение. По словам информаторов, наводнение летом 1991 года произошло как раз по этой причине. Подобный ритуал описан в одном из рассказов (якобы в качестве очевидца) в "Кавказских повестях" Александра Александровича Бестужева (Марлинского) в 1830-е годы, но у дагестанских народов, когда святой Дербента Искендер-бек был выбран горожанами для похода на гору Шахдаг за водой из снегов вершины, которую необходимо было пронести в кувшине, не поставив его на землю, к Каспийскому морю и вылить в него. Таким образом люди намеревались справиться с засухой и у них все получилось.