Варенье из грустники 3

Евгения Савера
24 января 1988 г.

Поездка прошла.

Когда станем делать газету-статью. Наметки – Апатиты, кафе «Заполярье».

Кафе абсолютно не подготовлено к выступлению. Ситуация в двух словах – первый вечер совпал с банкетом по поводу юбилея в торговле. Жующие морды и лирические стихи плохо гармонировали друг с другом. Все-таки надо выбирать, или духовная пища, или наполнение желудка.

Клуб самодеятельной песни. Они поступили иначе – спели пять песен, но тоже не выдержали и ушли. И увели с собой действительно заинтересованных зрителей.

Вечер, как таковой, состоялся в комнате горкома ВЛКСМ. И разошлись заполночь.

***

Второе выступление, полностью наше, было не лучше. Молодые люди собрались на дискотеку, перед которой их попытались завлечь поэзией и снова при еде. Расхаживали официантки, шумела кофеварка в баре, смех, разговоры – микрофон не помогал.

Организация на будущее – не перед дискотекой, и не при еде. Если и в кафе, то в маленьком, а не в ресторанном зале. Оставьте их для юбилеев и банкетных речей. Наша публика не слишком интересуется поэзией – лучше всего проводить в небольших помещениях с небольшим количеством народа, действительно заинтересованного.

***
И погода была чудная, деревья в инее – сказка. Уехали ночью, на поезде.

Шли в шесть утра по городу, и нашли рыжего «собачонка». Собачонок пошел с нами и, если не убежит, будет жить теперь у Аркадия.

Если готовить выступление, на Л(арионова) надеяться нельзя.


20 февраля 1988 г.

Ну, вот, могу себя поздравить с первой публикацией. Три стихотворения, одна выброшенная строфа, один напечатанный рисунок. Участие в семинаре, вскользь упомянутая фамилия. Забавно.

Поразила встреча с Э(доковым), немного неприятно  от его резких высказываний в разные адреса. Ничего не знаю, с трудом во всем разбираюсь, картина расклеивается.

Сегодня разбор моих стихов на ЛитО.   За прошедшие две недели четыре новых стихотворения, из которых три посвящения, и, конечно, автоматически вне игры.

К А. не хожу, отчасти специально, отчасти некогда.  На улице ясно. Но, мороз.

В душе тепло, но потемки. Что дальше?


25 марта 1988 г.

Только шагая по дороге, можно понять и ощутить свой город и  картину природы вокруг. Надо двигаться самым простым и естественным способом, чтобы («мыслезнанием») углубиться в окружающее.

Тогда будет видна разница между суетой, в которой все существуем, и вечной красотой мира.

Достаточно один раз промочить ноги в подтаявшей снежной каше, вдохнуть весенний ветер, посмотреть на светлую зыбь залива, ровные облачка в небе, достаточно устать в пути. О, эта ненасытная душа, за которой всегда не поспевают как будто сами собой переставляющиеся ноги. Можно будет сказать – я жила, остался мой след, и мой взгляд, даже если ничего больше за этим не произойдет.

Город большой муравейник, это хорошо видно с пустой горы, где гуляет ветер и лежит почерневший снег, в литературе у него есть эпитет – «ноздреватый».

В то же время «нельзя не любить» это гадкое скопление построек, помоек, выхлопных газов от машин, портовых сооружений…

А еще на заливе у причалов корабли, в небе кто-то огромной рукой набросал горстку чаек, а еще дороги здесь имеют свойство упираться в небо.

А еще над всем этим, над застывшими волнами сопок, над жирным пятном города, над серебряной водой есть тихая, ноющая, похожая на звук гудящей струны грусть. И перехватывает дыхание от «вечной» не проходящей тоски по чему то несбыточному.

Иногда хочется сделаться бессловесным существом, замолчать и только слушать, внимать всему остальному, чтобы оно переполняло душу через край.  Так холодный весенний воздух наполняет комнату.


28 марта 1988 г.

Снова были в театре на ул. Радищева.

***

Таня сегодня поедет в Москву.

***

Слушаю звук едущего в гору автобуса. На дворе какой-то снежок, хотя, кажется, что вот-вот развиднеется. В небе белая поволока.

***

У Инны ребенок четырехмесячный, странно, надо бы зайти посмотреть, поздравить.

***

Стать бы бесплотным духом и жить независимо ни от чего, невидимо, не трепыхаться в обстоятельствах.

***

В кухне, на форточке возится голубь.

***

Посмотрела фильм «Золотая цепь», еще более тоскливо стало. А сквозь нытье все равно хорошо. Одновременно грустно и хорошо.

***

На подоконнике роза. Подойду поближе, вдохнуть ее тонкий аромат. Роза красная, если присмотреться – красно-розово-фиолетовая.


29 марта 1988 г.


Сегодня шла на гору и видела, как на снегу играется какой-то мальчонка. Снег глубокий с настом, ноги проваливаются, и он как звереныш ползет на четвереньках к дороге. То остановится, и начнет рыть снег, то припустит во всю прыть к дороге, барахтаясь в сугробах. Свободен. Ни до кого ему нет дела в эту минуту. А вокруг гаснущий белесый мартовский день, прихваченный морозом. Солнце розовое, закатное едва подкрашивает Кольскую воду и крыши домов в городе. Пусто в небе, холодно. Кубики крыш лепятся друг к другу, теснятся вдоль улиц. На розовой дорожке воды застыл на рейде корабль. Кораблик с вершины сопки совсем игрушечный. В сердце печаль и холод.

19 мая 1988 г.

Привязанность к месту.  Даль во времени.

Неразрешенность в подавляющем большинстве вопросов жизни. Но, способность к «плаксивой» грусти многое искупает, хотя бы прощения просит у всего остального.

Прошел первый дождик. Первый дождик, под которым хорошо гулять и дышать озоном. Тучи клубятся, борются с синими пятнами, дождик накрапывает, пахнет мокрой землей и пожухлой прошлогодней травой. Повсюду незаметно нарождается молодая зеленая трава…

Случай закинул сюда, на небольшой клочок северного города, и, увы, мне его достаточно пока, чтобы не желать решительной перемены мест в ближайшем будущем.

Странно обнаруживать, что ты консерватор. Но, любая перемена воспринимается болезненно. Все эти новостройки, увы, хочется их оплакать иногда, просто жалко тех мест. Жаль, что они изменились не в лучшую сторону. Все понимаю, жилье и т.д., но что делать…

Дождик прошел, выглянуло солнце. Светлое, ослепительное. Ручейков в эту весну совсем мало, да и в прошлую их было немного – только самые неизменные,  для которых проложены водостоки. Прозрачная вода в бетонированных канавках переливается в солнечных лучах, можно представить, что это большие каналы, вместо щепочек плывут корабли.

Чинные «взрослые» девочки сидят у подъездов, маленькие и резвые девчонки прыгают через резинку. Мальчишки гуляют с собакой по кличке Дик и меряют сапогами талую лужу.

Конец улицы. Задворки, гаражи, за ними широкая долина. Сначала болотце в низине, потом повыше старое кладбище с памятником (военные-иностранцы, погибшие во время  интервенции), за пригорками мусоросжигательный завод и строения промзоны. Все это облагорожено дымчато-зелеными соснячками на буром фоне сопок. И сами сопки в воздушной голубой светотени – длинная «бархатная» гряда холмов. Синева неба с кипящими облаками, быстро меняющими форму.

31 мая 1988 г.

Уезжать никуда не тянет.  «Шевелиться» не тянет совсем.

Настя в Ленинграде, я же не знаю…

На деревьях почки распускаются, а вчера все равно шел снег, крупный и белый.