Свиток и сапог. Главы 21-24

Леонид Бликштейн
Глава 21.

1. В прошлой главе мы видели каким образом Марк Аврелий решил для себя проблему шестого шага основного алгоритма идентичности, интеграцию несовершенного мира (D)и совершенного природного космоса мироздания (В), на принципы которого он хотел бы ориентироваться. Это решение определило собой его подход к следующим трем шагам основного алгоритма идентичности: седьмому донативному/дарительному(ВЕ), восьмому эстимационному/оценочному (ЕН)и девятому элективному/избирательному (НG).

2. В этой главе мы посмотрим, как Марк Аврелий осмысливает проблемы, связанные с осуществлением этих шагов. Ниже я привожу соответствующий отрывок из Второй книги его размышлений, который мы будем разбирать с помощью матрицы идентичности.

Писано в области квадов близ Грана.
     1. С утра говорить себе наперед: встречусь  с  суетным,  с
неблагодарным,  дерзким,  с хитрецом, с алчным, необщественным.
Все это произошло с ними по неведению добра и зла. А я усмотрел
в природе добра, что оно прекрасно, а в природе  зла,  что  оно
постыдно,  а еще в природе погрешающего, что он родствен мне --
не по крови и семени, а причастностью к разуму и  божественному
наделу.  И  что  ни от кого из них не могу я потерпеть вреда --
ведь в постыдное никто меня не ввергает. а на  родственного  не
могу  же  я  сердиться  или держаться в стороне от него, раз мы
родились для общего дела, как ноги и  руки,  как  ресницы,  как
верхний  ряд  зубов  и  ряд нижний. Так вот: противодействовать
другому противно природе, а негодовать  и  отвращаться  --  это
противодействие.
     2.  Что  бы  я  ни  был  такое -- все это плоть, дыханье и
ведущее. Брось книги, не дергайся -- не дано. Нет, как  если  б
ты уже умирал, пренебреги плотью; она грязь, кости, кровянистая
ткань, сплетение жил, вен, протоков. Посмотри и на дыханье: что
оно  такое?  дуновение, да и не постоянное, а то изрыгаемое, то
заглатываемое вновь. Ну а третье -- ведущее. Так  сообрази  вот
что: ты уже стар; не позволяй ему и дальше рабствовать и дальше
дергаться  в  необщественных  устремлениях,  а  перед судьбой и
дальше томиться настоящим или погружаться в грядущее.
     3. Что от богов, полно промысла; что от случая -- тоже  не
против  природы  или  увязано  и  сплетено с тем, чем управляет
промысл. Все течет -- оттуда; и тут же  неизбежность  и  польза
того мирового целого, которого ты часть. А всякой части природы
хорошо  то,  что  приносит  природа  целого и что ту сохраняет.
Сохраняют же мир превращения, будь то  первостихий  или  же  их
соединений.  Прими это за основоположения, и довольно с тебя. А
жажду книжную брось и умри  не  ропща,  а  кротко,  подлинно  и
сердечно благодарный богам.

3. Первое, что мы видим здесь это философское обоснование необходимости великодушно и терпеливо относиться к дурным, дерзким, неблагодарным, хитрым и алчным людям ( контекстное поле "чужих" "иных" аутсайдеров Е или в алгоритмическом смысле контекстное поле экзистенциальных вызовов). Такое философски обоснованное великодушие передается полугоризонтальной рекогнитивной/признавательной линией ВЕ.

4. Марк Аврелий обьясняет это тем, что по отношению к природному космическому целому, достигнутому на шестом шаге алгоритма идентичности все люди родственники и следовательно к чужим Е нужно в этом контексте относиться как к "своим" G, тем самым установив с ними связь по центральной горизонтальной коммуникативной линии GE. Иными словами Марк Аврелий использует здесь дорономику GBE(от греческого дорон дар), специфическую полугоризонтальную парадигму идентичности, которая является верхней половинкой одной из главных нравственных парадигм горизонтальной этономики СЕВ, которую я подробно обсуждал в первом томе книги Время Смыслов. Именно дорономика здесь обеспечивает седьмой донативный/дарительный шаг ВЕ основного алгоритма идентичности.

5. Восьмой оценочный/эстимационный шаг ЕН того же алгоритма также обсуждается в этом приведенном выше отрывке (во втором параграфе этого отрывка). Определяя себя как плоть, дыхание и ведущее (то есть свободную волю) Марк Аврелий убеждает себя пренебречь плотью, относящейся к смертному телу, как части преходящих данностей мира/рынка D и не позволять воле Н вслед за телом увлекаться настоящим и будущим и тем самым порабощать себя иллюзиями контроля над тем (D), что на самом деле не принадлежит человеку и находится во власти эманационной судьбы BD.

9. Таким образом подготавливается девятый и последний (для Марка Аврелия) элективный/избирательный шаг HG алгоритма идентичности. Этот шаг обеспечивается электономной HGB парадигмой идентичности. Смерть человека, объясняет себе Марк Аврелий в третьем параграфе цитированного выше отрывка, является частью процесса превращений необходимых для сохранения и нормального функционирования космического целого (контекстное поле совершенных природных форм В).

10. Условием прекрасного дара жизни является неизбежность смерти. Марк Аврелий начинает с благодарности родственникам и друзьям, судьбе и богам за дар достойной жизни и кончает убеждением своего "ведущего" начала то есть воли согласиться (отсюда элективность/избирательность) с неизбежностью смерти и умереть без ропота и с благодарностью, присоединившись к умершим родственникам G.

11. Электономная парадигма идентичности HGB замыкает круг. Все величественно, логично и печально.Дважды Марк Аврелий уговаривает себя бросить книги. Что может достичь книжный свиток, если на тебя наступает сапог судьбы? Остается полагать что он делает это во имя высшей цели, умереть не дергаясь (телу ведь свойственна смертность)и быть благодарным сапогу.

12. Ни разу в этих размышлениях не появляется мысль о том, что инстинктивное неприятие смерти, с которым так настойчиво и добросовестно борется Марк Аврелий в этом отрывке, может быть чем то большим, чем неразумной иллюзией загипнотизированного данностями сознания.

Глава 22.

1. В прошлой главе мы закончили разбор той части основного алгоритма идентичности, которая рассматривалась стоиками (шаги 1/9). Вне этого алгоритма личностного развития осталась динамика данностей с ее неизбежными антиномиями и парадоксами, которые были прекрасно описаны стоическими философами.Они хорошо понимали гипноз данностей,привлекательность момента с его перспективой забыть о себе и об ограниченности собственной жизни ради удовольствий,гнева,успеха,украшений,денег и других аффектов, средств и обстоятельств,создающих иллюзию воплощения реальности в тот или иной вид данности.

2. Вот как пишет об этом Сенека в своем трактате О скоротечности жизни.

Большинство смертных жалуется, Паулин [1], на коварство природы: дескать, рождаемся мы так ненадолго и отведенное нам время пролетает так скоро, что, за исключением разве что немногих, мы уходим из жизни, еще не успев к ней как следует подготовиться. Об этом всеобщем, как принято считать, бедствии вопит не только невежественная толпа; не только чернь, но и многие славные мужи не сдержали горестных жалоб перед лицом такой напасти. Вот величайший из врачевателей восклицает: "Жизнь коротка, искусство длинно" [2]. Вот Аристотель предъявляет природе претензию, мало приличествующую мудрецу: "Иным животным она по милости своей настолько удлинила век, что они переживают по пять, а то и по десять поколений; а человеку, рожденному для великих дел, положила конец куда скорейший" [3].

Нет, не мало времени мы имеем, а много теряем. Жизнь дана нам достаточно долгая, и ее с избытком хватит на свершение величайших дел, если распределить [4] ее с умом. Но если она не направляется доброю целью, если наша расточительность и небрежность позволяют ей утекать у нас меж пальцев, то когда пробьет наш последний час, мы с удивлением обнаруживаем, что жизнь, течения которой мы не заметили, истекла.

Именно так: мы не получили короткую жизнь, а сделали ее короткой. Мы не обделены ею, а бессовестно ее проматываем. Как богатое царское достояние, перейдя в руки дурного хозяина, в мгновение ока разлетается по ветру, а имущество, пусть и скромное, переданное доброму хранителю, умножается, так и время нашей жизни удлиняется для того, кто умно им распорядится.

Что мы жалуемся на природу вещей? Она к нам благосклонна, и жизнь длинна, если знаешь, на что ее употребить. Но чем мы заняты? Один погряз в ненасытной алчности, другой – в суете бесконечных трудов и бесплодной деятельности; один насасывается, как губка, вином, другой дремлет в беспробудной лени; одного терзает вечно зависимое от чужих мнений тщеславие, другого страсть к торговле гонит очертя голову по всем морям и землям за наживой; иных снедает воинственный пыл: они ни на миг не перестают думать об опасностях, где-то кому-то угрожающих, и тревожиться за собственную безопасность; есть люди, полные беззаветной преданности начальству и отдающие себя в добровольное рабство; многих захватила зависть к чужому богатству, многих – попечение о собственном; большинство же людей не преследует определенной цели, их бросает из стороны в сторону зыбкое, непостоянное, самому себе опротивевшее легкомыслие; они устремляются то к одному, то к другому, а некоторых и вовсе ничто не привлекает, они ни в чем не видят путеводной цели, и рок настигает их в расслаблении сонной зевоты. Вот уж поистине прав величайший из поэтов, чье изречение мы могли бы принять как оракул: "Ничтожно мала та часть жизни, в которую мы живем" [5]. Ибо все прочее не жизнь а времяпрепровождение.

Со всех сторон обступили и теснят людей пороки, не позволяя выпрямиться, не давая поднять глаза и увидеть истину, уволакивая вниз, на дно и там накрепко привязывая к страстям. Человек не в силах освободиться и прийти в себя [6]. Даже если случится вдруг в жизни покойная передышка, в человеке не прекращается волнение, как в море после бури еще долго несутся волны, и никогда он не знает отдыха от своих страстей.

Думаешь, я говорю об общепризнанных неудачниках? Взгляни на других, чье счастье всем кружит головы: они же задыхаются под тяжестью того, что зовут благами. Сколь многих гнетет богатство! Сколько крови портит многим красноречие и ежедневная обязанность блистать умом! А сколькие теряют здоровье в нескончаемых наслаждениях! Скольким не дает перевести дух неиссякающий поток клиентов! Да перебери ты, наконец, всех их, снизу доверху: этот ищет адвоката, этот бежит ходатайствовать, тот обвиняется, тот защищает, тот судит – никому нет дела до себя, каждый поглощен другим. Спроси о тех, чьи имена у всех на устах: чем таким они примечательны? А вот чем: один – попечитель одних, другой – других, только о себе самом никто не печется.

Иные возмущаются, жалуются, что вот, мол, высокопоставленные лица презирают нас, не находят, видите ли, времени нас принять, когда мы желаем их видеть: чистейшее безумие! Да как смеешь ты сетовать на высокомерие другого, если сам для себя никогда не находишь времени? Он-то тебя, какой ты ни есть, все-таки заметит иногда, хоть и с досадой на лице; он тебя все-таки выслушает и домой к себе пустит; ты же сам себя никогда не заметишь, никогда не выслушаешь. А значит и нечего тебе роптать на кого-то, будто тебе отказали в твоем праве на внимание; ты говоришь, что хотел побыть с другим, но ведь ты сам с собой ни минуты побыть не в силах.

Всякий светлый разум, всякая голова, хоть раз в жизни озаренная мыслью, не устанет удивляться этому странному помрачению умов человеческих. В самом деле, никто из нас не позволит вторгаться в свои владения и, возникни хоть маленький спор о границах, возьмется за камни и оружие; а в жизнь свою мы позволяем другим вмешиваться беспрепятственно, более того, сами приглашаем будущих хозяев и распорядителей нашей жизни. Нет человека, желающего разделить с другими деньги, но скольким раздает каждый свою жизнь! Мы бдительны, охраняя отцовское наследство, но как дойдет до траты времени – сверх меры расточительны, а ведь это то единственное, в чем скупость достойна уважения.

Хочется остановить в толпе какого-нибудь старика и спросить: "Достиг ты, видно, последнего доступного человеку возраста – лет тебе, верно, сто, а то и больше; попробуй-ка припомнить свою жизнь и произвести подсчет. Прикинь, сколько отнял из этого времени кредитор, сколько подружка, сколько патрон, сколько клиент; сколько ушло на ссоры с женой, на наказание слуг, на беготню по делам; добавь сюда болезни, в которых сам повинен, добавь просто так без пользы проведенное время, и ты увидишь, что тебе сейчас гораздо больше лет, чем ты действительно прожил. Вспомни, когда ты исполнял свои собственные решения; посчитай дни, прошедшие так, как ты наметил; вспомни дни, когда ты располагал собой, когда твое лицо хранило свое естественное выражение, когда в душе не было тревоги; прикинь, сколько настоящего дела успел ты сделать за столь долгий век, и увидишь, что большую часть твоей жизни расхитили по кускам чужие люди, а ты и не понимал, что теряешь. Вспомни, сколько отняли у тебя пустые огорчения, глупые радости, алчные стремления, лживолюбезная болтовня и как ничтожно мало осталось тебе твоего, подсчитай, и ты поймешь, что в свои сто лет умираешь безвременно".

В чем же дело? – А в том, что вы живете, как вечные победители, забыв о своей бренности, не отмечая, сколько вашего времени уже истекло; вы бросаетесь им направо и налево, словно его у вас неисчерпаемый запас, а ведь, может быть, тот самый день, который вы так щедро дарите какому-нибудь человеку или делу, – последний. Вы боитесь всего на свете, как смертные, и всего на свете жаждете, как бессмертные.

2. Попробуем осмыслить то, что пишет Сенека: погоня за масками реальности, данностями ведет к утрате внутренней свободы. Избегая встречи с самим собой каждый выбирает себе господина. Для одного этот господин алчность, для другого человекоугодие, для третьего карьера, для четвертого вино или секс, для пятого тревоги и страхи. Люди ищут освобождения, но вместо этого лишь меняют господ.

3. Внутреннее освобождение требует усилий и лишь затем приносит результаты. Внешнее освобождение(=внутреннее порабощение)вначале выдает результаты, плату за лояльность в виде,так сказать кредита, а затем требует долг с процентами. Причем процент в данном случае чрезвычайно высокий в виде собственной жизни.

4. Сформулируем общее правило: степень внутреннего освобождения общества и личности прямо пропорциональна интенсивности основного алгоритма идентичности и связанных с ним ситуативных алгоритмов и обратно пропорциональна интенсивности антиномий идентичности и связанных с ними ситуативных алгоритмов.

5. В цитированном выше отрывке Сенека дает блестящий анализ одной из таких антиномий идентичности: противоречия между почти всеобщим человеческим желанием жить как можно дольше и повсеместным пренебрежительным, расточительным отношением к жизненному времени, как будто его запас бесконечен.

6. Если соотнести эту антиномию с основным алгоритмом идентичности можно глубже понять ее смысл. Так как данности мира/рынка D представлены кратковременными ситуациями, человек, ориентированный на эти данности, а не на жизнь как целое, как конкретную форму (контекстное поле жизненных форм В), представляет себе жизнь в виде бесконечного количества таких моментальных ситуаций, которые он может свободно расходовать, не рискуя исчерпать наличный запас времени.

7. Но и шестой (интеграционный DB) и седьмой (донативный/дарительный ВЕ)и девятый (элективный/избирательный НВ/НG) шаги алгоритма идентичности непосредственно тематизируют (активируют) контекстное поле жизненных форм В и тем самым приоритет восприятия целого (не сводимого к сумме его частей, так же как кувшин не сводится к сумме его обломков) и поэтому способствуют ослаблению описанной Сенекой (см.выше) антиномии и связанных с ней типов внутреннего порабощения в контуре мира/рынка (контекстное поле D),как хаотического агрегата неупорядоченных данностей.

8. В следующих главах мы продолжим анализ соотношения между находящимися в центре внимания стоиков антиномиями идентичности (многие из которых легко узнаваемы и в нашу собственную эпоху)и основным алгоритмом идентичности.

Глава 23.

1. В прошлой главе мы поставили вопрос об антиномиях идентичности и их соотношении с основным алгоритмом идентичности.Но это значит, что нам предстоит изучить антиномии идентичности (которыми мы до сих пор не занимались),чтобы иметь возможность конкретно соотнести их с этим алгоритмом. Сочинения римских стоиков, особенно Сенеки, содержат большое количество наблюдений и размышлений,связанных с антиномиями идентичности.В прошлой главе на  примере фрагмента из  сочинения  Сенеки О  краткости жизни мы уже познакомились с одной такой антиномией,а именно формативной (DB в терминах матрицы идентичности) антиномией части, точнее агрегата частей (время как сумма моментов)и целого (жизнь). Антиномия всегда включает подстановку, подмену,контекстное замещение: в данном случае часть подменяет собой целое: жизнь, разложенная на кусочки, бессмысленно растрачивается по мелочам.

2. Чтобы избежать этого Сенека предлагает рассматривать момент,как своего рода копию, воспроизводящую не просто элемент целого, но его минимальное подобие, слепок, воспроизводящий структуру целого, также как карта или модель воспроизводит структуру целого и соответственно относиться к моменту с такой же бережностью, как если бы речь шла о всей жизни, наполнить его смыслом. Вот,что он пишет об этом в первом из своих писем к Луцилию.

Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую. Но позорнее всех потеря по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую – на безделье, и всю жизнь – не на те дела, что нужно.

Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, – ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежат смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день – меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится.

Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешевое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе счет; а вот те, кому уделили время, не считают себя должниками, хотя единственно времени и не возвратит даже знающий благодарность.

Быть может, ты спросишь, как поступаю я, если смею тебя поучать? Признаюсь чистосердечно: как расточитель, тщательный в подсчетах, я знаю, сколько растратил. Не могу сказать, что не теряю ничего, но сколько теряю, и почему, и как, скажу и назову причины моей бедности. Дело со мною обстоит так же, как с большинством тех, кто не через собственный порок дошел до нищеты; все меня прощают, никто не помогает.

Ну так что ж? По-моему, не беден тот, кому довольно и самого малого остатка. Но ты уж лучше береги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как считали наши предки поздно быть бережливым, когда осталось на донышке1. Да к тому же остается там не только мало, но и самое скверное.

3. Сенека предлагает другу рассматривать момент прежде всего как воплощение жизни, то есть не просто какую то малую часть жизни, но такую часть, которая существенным образом отражала бы в себе жизнь как целое, тем самым непосредственно участвуя в динамике идентичности как самоподобия.

4. Вот это более или менее интенсивное свойство самоподобия (включая сюда и подобие части и целого, также как клетка до некоторой степени выражает в себе свойства организма, а структура атома напоминает солнечную систему)является наиболее характерным признаком идентичности. Математически оно может быть иллюстрировано логарифмической равноугольной спиралью, сохраняющей свою форму на всех витках. В своем небольшом этюде Числа и идентичность я рассматривал соотношение между такой спиралью и матрицей идентичности. Как мы увидим в дальнейшем основной алгоритм идентичности также имеет отношение к этой спирали.

5. Предлагая другу ценить и беречь время как часть жизни Сенека тем самым подключает к разрешению антиномии седьмой эстимационный/оценочный шаг ЕН алгоритма идентичности, связывающий контекстное поле "чужих" Е с контекстным полем ценностей Н:превращая время Е в ценность Н (непосредственно связанную с автономной личностью/личностным проектом С в рамках обеспечивающей седьмой шаг парадигмы идентичности прециономики СЕН) мы тем самым преодолеваем отчуждение от самих себя, страх встречи с собственным несовершенством. Стремление избежать этой встречи и заставляет нас транжирить, разбазаривать время (тем самым превратив само это время в механизм самоотчуждения в рамках антиномии и присущего ей ситуативного алгоритма СЕD), но без такой встречи невозможно начать продуктивное движение самосовершенствования, связанное с основным алгоритмом идентичности.

Глава 24.

1. В прошлой главе мы изучали антиномию части и целого в отношении человеческой  жизни и то как Сенека использует основной алгоритм идентичности для разрешения этой антиномии. Ну а теперь посмотрим на три других антиномии: 1)внешнего и внутреннего;2)сходства и различия; 3)покоя и движения. Все они упоминаются (первые две явно, а третья неявно)Сенекой в пятом письме к Луцилию.

Я радуюсь твоему упорству в занятиях и рвению, которое побуждает тебя, забросив все, только о том и стараться, чтобы с каждым днем становиться все лучше, и хвалю тебя за них. Будь и впредь так же упорен, тут я не только поощряю тебя, но и прошу. Об одном лишь хочу предупредить тебя: не поступай подобно тем, кто желает не усовершенствоваться, а только быть на виду, и не делай так, чтобы в одежде твоей или в образе жизни что-нибудь бросалось в глаза.

Избегай появляться неприбранным, с нестриженной головой и запущенной бородой, выставлять напоказ ненависть к серебру, стелить постель на голой земле, – словом, всего, что делается ради извращенного удовлетворения собственного тщеславия. Ведь само имя философии вызывает достаточно ненависти, даже если приверженцы ее ведут себя скромно; что же будет, если мы начнем жить наперекор людским обычаям? Пусть изнутри мы будем иными во всем – снаружи мы не должны отличаться от людей.

Пусть не будет блистательной тога – но и грязной тоже; пусть не для нас серебряная утварь с украшениями из литого золота – но не надо считать лишь отсутствие золота и серебра свидетельством умеренности. Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить. Из страха, что придется подражать нам во всем, они не пожелают подражать нам ни в чем – только этого мы и добьемся.

Первое, что обещает дать философия, – это умение жить среди людей, благожелательность и общительность; но несходство с людьми не позволит нам сдержать это обещание. Позаботимся же, чтобы то, чем мы хотим вызвать восхищение, не вызывало смеха и неприязни. Ведь у нас нет другой цели, как только жить в согласии с природой. Но противно природе изнурять свое тело, ненавидеть легко доступную опрятность, предпочитая ей нечистоплотность, избирать пищу не только дешевую, но и грубую и отвратительную.

Только страсть к роскоши желает одного лишь изысканного, – но только безумие избегает недорогого и общеупотребительного. Философия требует умеренности – не пытки; а умеренность не должна быть непременно неопрятной. Вот мера, которая мне по душе: пусть в нашей жизни сочетаются добрые нравы с нравами большинства, пусть люди удивляются ей, но признают.

"Как же так? Неужто и мы будем поступать, как все прочие, и между ними и нами не будет никакого различия?" Будет, и очень большое. Пусть тот, кто приглядится к нам ближе, знает, насколько отличаемся мы от толпы. Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной. Слаб духом тот, кому богатство не по силам.

Но хочу и сегодня поделиться с тобой моим небольшим доходом: я нашел у нашего Гекатона1, что покончить со всеми желаниями полезно нам для исцеления от страха. "Ты перестанешь бояться, – говорит он, – если и надеяться перестанешь". Ты спросишь, как можно уравнивать столь разные вещи. Но так оно и есть, мой Луцилий: хотя кажется, что между ними нет ничего общего, на самом деле они связаны. Как одна цепь связывает стража и пленного, так страх и надежда, столь несхожие между собой, приходят заодно: вслед за надеждой является страх.

Я и не удивляюсь этому: ведь оба они присущи душе неуверенной, тревожимой ожиданием будущего. А главная причина надежды и страха – наше неуменье приноравливаться к настоящему и привычка засылать наши помыслы далеко вперед. Так предвиденье, величайшее из данных человеку благ, оборачивается во зло.

Звери бегут только при виде опасностей, а убежав от них, больше не испытывают страха. Нас же мучит и будущее и прошедшее. Из наших благ многие нам вредят: так память возвращает нас к пережитым мукам страха, а предвиденье предвосхищает муки будущие. И никто не бывает несчастен только от нынешних причин.

2. Сенека подчеркивает внутренний характер настоящего философствования, по его мнению оно не должно выставляться и противопоставлять себя людским мнениям и обычаям. Такое противопоставление подчеркивало бы тщеславные потуги самих философствующих индивидов и дискредитировало бы философию в глазах толпы.Настоящая философия стремится к умеренности и избегает внешних крайностей.

3. Таким образом, если антиномия внешнего и внутреннего предполагает подмену внутреннего внешним (философствование как тщеславие и хвастовство), то настоящая философия основывается на их различении и разделении. Не нужно ни гоняться за толпой как частью рынка/мира (репрезентационная линия беспринципного конформизма CD) ни возноситься над ней с помощью внешних отличий (диссоциативная линия CF философского властолюбия и тщеславия). Вместо этого нужно нечто среднее, а именно ориентация на принципы разума, благоразумие (Первый шаг СА основного алгоритма идентичности, где С контекстное поле совершенствующейся автономной личности, а А контекстное поле общих принципов разума) и общительность (ассоциативная линия СЕ, соединяющая автономную личность с чуждой ей толпой, отображаемой в матрице контекстным полем "чужих" Е, в данном случае вспомогательный ситуативный ход, задействующий парадигму социономики СЕА и связанный с основным алгоритмом идентичности).

4.То же различение между внешним и внутренним определяет и отношение к богатству: "Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной. Слаб духом тот, кому богатство не по силам.". Сам Сенека был очень богат.

5.Тот же аргумент относится и к антиномии сходства и различия: Сенека предпочитает внешнее сходство при внутреннем различии конформистской готовности усваивать мнения и предрассудки толпы и нонконформистскому эпатажу.Для разрешения этой антиномии он использует (неявно и может быть подсознательно)восьмой эстимационный/оценочный ЕН и девятый элективный/избирательный HG шаги основного алгоритма идентичности: толпе нужно отдать те ценности, которые принадлежат ей и являются для нас чужими (контекстное поле "чужих" Е и супплементальная/снабжающая угловая диагональ ЕН, связывающая его с контенкстным  полем ценностей Н), как то одежда, домашняя утварь и внешние стандарты поведения.

6. А себе нужно оставить те нравственные ценности,которые являются нашими собственными, поскольку относятся к нашему выбору и к использованию нашей разумной воли (проприономная парадигма идентичности АHG, включающая контекстное поле категорий разума А, контекстное поле ценностей Н и элективную линию HG девятого шага алгоритма идентичности,соединяющую ценности с контекстным полем G "своих", "наших", инсайдеров).Этот ответ можно сопоставить со знаменитым ответом Иисуса на вопрос о выплате налогов императору с той  разницей, что в ответе Иисуса более отчетливо просматривается сознательное использование восьмого и девятого шагов основного алгоритма идентичности.

7. И  наконец третья из упомянутых выше антиномий идентичности: антиномия покоя и движения. Сенека указывает, что предвидение и память являются благами, но с этой способностью предвидеть будущее и вспоминать прошлое связаны мучающие человека тревоги и страхи,от которых он хочет избавиться.Сенека предлагает радикальный способ избавиться от страхов: отказаться от надежд, это должно вернуть душе устойчивость, исключив неуместное смешение внешнего покоя и воображаемого движения характерное для этой антиномии. Речь идет о втором планировочном ходе AF основного алгоритма идентичности, связанном с метаномной парадигмой идентичности CAF.

8.Сенека хочет исключить неоправданное и "неразумное" движение вверх по диссоциативной линии CF этой парадигмы от контекстного поля автономной личности (личностного проекта) С к контекстному полю субьекта власти F, откуда человек затем осуществляет свой план, приводит его в исполнение, двигаясь вниз по инструментальной линии FH от целей к результатам (ценностям Н). Поскольку диссоциативное движение CF не продумано  и не оправдано логикой  основного алгоритма  идентичности оно порождает излишние страхи и надежду, мучая душу неуверенностью. Вместо этого необходимо правильное движение к контекстному полю F через первый (систематизационный)СА и второй (планировочный)AF шаги алгоритма идентичности. К сожалению этой конкретной альтернативы Сенека в данном случае не предлагает, вместо этого он советует избавиться от надежд, чтобы избавиться  от страхов.

9.Но, как сам Сенека отчетливо сознает в других местах, движение, активность (а следовательно страхи и надежды, связанные с предвидением и памятью) неизбежны. Можно избежать только напрасных страхов и надежд, заменив необоснованное и поспешное движение вверх по диссоциативной линии (обозначающее излишнее честолюбие,карьеризм и жажду власти)и связанные с ним излишние надежды и страхи, движением вверх по нормативной СА линии и затем движением влево по левому отрезку АF верхней сигнификативной горизонтали в соответствии с первым и вторым шагами основного алгоритма  идентичности.