За поворотами лет - 12

Анна Боднарук
     Как обычно в селе каждая улица, каждый двор – на особицу. Люди во всякое время  ходят по одним и тем же улицам, со всеми здороваются, знают какая женщина в каком платке ходит, даже не спрашивая могут догадаться кто куда идёт. Конечно же - знают какая у кого собака во дворе, какой масти корова или коза, чьи вёдра оставлены у колодца, у кого какой петух и даже курочки у кого какие, каждая хозяйка знает наперечёт.
     В нашем дворе курочки были самые разные. Бабушка особо дорожила двумя курицами. Это потому, что они большие, породистые. Чёрная курица у нас несколько лет кряду высиживала цыплят. Её считали умной. Курица сама переворачивала яйца при высидке, старалась не застудить их, а потом всех цыплят растила до определённого возраста, пока сама не начинала нестись. Мы, дети, считали её вредной. Если она со своим выводком гуляла по двору, то ей пёс, кошка и даже коза уступали дорогу. Ни сорока, ни ястреб не смели даже пролететь над нею. Цыплят своих она точно не даст в обиду. Другое дело, когда её саму обманет бабушка и подложит под неё утиные яйца. Она потом водит утят и даже пытается их научить разгребать лапами землю. Но это куриное воспитание длится до той поры, пока утята воду не почуют. Тогда наступает в нашем дворе великий переполох и пару дней бабушка усердно перевоспитывает курицу, смиряя её вздорный норов, окуная её в кадку с водой. Мне даже жаль её порою было, ведь это она, примерная воспитательница, вынуждена ходить – мокрой курицей.
     Вторая, большая породистая курица, по мнению нашей бабушки, считалась придурковатой. Нет, она исправно несла крупные яйца, за них даже платила приёмщица яиц не по 7 копеек, а по 8 копеек. Но бабушка их складывала отдельно и меняла на мыло или на синьку. Однажды даже выменяла на них рулон рубероида. Курица чудила по доброте своей. Нашей бабушкой она была замечена в неблаговидных деяниях, чего другие курицы не делали. Если наши котята и щенки греются в непогоду под её крыльями, то это вызывало разве что только насмешки, но когда к ней стали прилетать соседские голуби, то этот её поступок чуть было ни вызвал скандал между соседями.
     У дяди Вани (Павельчук) голуби и куры до больших холодов ночевали на высоких деревьях турецкой акации. Птицы привыкли спать и кормиться вместе. Но это взрослые птицы. Маленьких голубят увидеть мне ни разу не удавалось. Но в природе всякое случается. Молодую пару голубей почему-то невзлюбили на птичьим дворе дяди Вани полудикие птицы. До нашей хаты от них довольно таки далеко, хоть и огороды через межу. Голубей, спрятавшихся в высокой траве, обнаружила и привела в наш двор наша курица. В курятник она их не повела, а сама свила тёплое гнездо в стожке кукурузины. Опасаясь неприятного разговора, будто бы мы приваживаем в свой двор чужих птиц, бабушка позвала в наш двор соседку, тётю Олю. Соседка пришла к нам и, посмеявшись над сообразительностью нашей курицы, обнимавшей крыльями голубят, совсем ещё толком не оперившихся и далеко не таких красивых, как взрослые птицы.
      Тётя Оля не стала их забирать. «Подрастут, сами прилетят…» Со временем так и получилось. Вот только курицу эту бабушка стала недолюбливать, а дедушка и мы, дети, стеной за неё стояли. Ни пёс, ни кошка, никогда не ссорились с курицей, даже если видели, что их детки (котята и щенки) греются у курицы под крыльями…
     Тем и запомнилась нам заботливая курица.

                ***

Мы жили, дом на горе,
Нам в окна свет на заре,
В небо посмотришь – даль далека,
Лес, да река.
Там только жил бы и жил,
А только Бог не судил,
Вот и печалят издалека
Лес да река…
            Влад Дагун

     …В том-то и вся беда, что молнии сверкают неожиданно и где именно она полоснёт, наперёд не угадаешь.  Дождей и гроз в моей жизни было много, молний и раскатов грома – ещё больше. Но запомнились мне чем-то необычным всего несколько. В основном это детские воспоминания.
     Одной идти через поле – это для меня радость великая. До самого горизонта всё видно, как на ладони. Никакие неприятные неожиданности не подстерегают, разве что ящерица из-под ног выбежит или кусачая муха привяжется. А так – иди себе и иди, мысли рисуют сказочные сюжеты, руки веночек плетут из полевого разноцветья. Главное -  никто не ощупывает тебя оценивающим взглядом, не донимает вопросами, а того хуже – не пытается свои проблемы повесить на мои плечи. И отказаться - не откажешь, а то ещё в селе осудят и ославят… А как известно – чужая ноша тяжелей своей вдвойне. Ни собака не выбежит на дорогу, ни заполошная бабёнка не перебежит дорогу с пустыми вёдрами, и чёрная кошка не посулит мне неожиданную напасть от своих же, домашних.
     Поле – это прекрасно, разве что только погода может враз перемениться, а спрятаться в чистом поле негде.
     В тот день я носила маме на летнюю ферму обед. Мама дежурила, и это было ещё хорошо, что выкроила время поесть. Пока мама ела, я старалась что-то сделать, что было в силах восьмилетней девочки. Чаще всего мама отправляла меня подметать в «комнате отдыха» (перевозной вагончик) и сломанными ветками белой акации нужно было выгнать из комнаты мух. Для меня выгонять мух было самым трудным и в общем-то бесполезным делом. Эти зловредные мухи каким-то непонятным образом опять залетали…
     Вот, иду я себе, иду по полю. Ветерок приятно холодит спину. Я и не заметила, как сзади стала надвигаться туча. Только, когда порывом ветра подол платья подняло вверх выше головы, оглянулась. В этот момент сверкнула молния. С испугу я тут же присела. А шла я тропинкой через ржаное колосящееся поле. И конечно же я бы не запомнила в этот короткий миг вспышки, но он у меня отпечатался на сетчатке глаза. Стояло только закрыть глаза, как огненная река с множеством речушек, уходящих в землю, за шоссейной дорогой, обсаженной стройными высокими тополями, почему-то на фоне лиловой тучи, возникала перед моим взором. Слёзы катились не столько от страха, сколько от рези в глазах.
     Как я бежала, как кололо в груди от нехватки воздуха, этого словами не передать. Благо, что ветер дул в спину и мне иной раз казалось, что мои шаги втрое шире обычного.  А бежала я к колодцу, который был за селом. Там дядя Ваня, сосед наш, посадил три ветлы, которые теперь извивались в страшных конвульсиях от беспощадных порывов ветра.
     Добежала я, а спрятаться от накрапывающего дождя некуда. И мне пришло в голову спрятаться под козырёк колодца.
     Колодцы у нас особенные, вроде как вход в погреб, с каменной плитой над входим, наподобие козырька. Вода в колодце близко, наклонись и зачерпни. Вот я присела в уголочке под этим козырьком и, дрожа всем телом, пережидала летнюю грозу. С одной стороны – в колодце вода, с другой – дождь, как из ведра. Молнии сверкают, отражаются в колодезной воде, прямо как пламя в печи… Вот где я малая страху натерпелась. И что самое интересное, рада бы забыть, так нет же. В снах я вновь и вновь во всех подробностях переживаю тот день…

                ***