Ты не поверишь, дружище, весь мир охвачен «синдромом дяди Вани»… Помнишь, я рассказывал тебе о своем наставнике, заслуженном слесаре-ремонтнике?
Дядя Ваня был, светлая память праведнику, некурящим человеком. Но сигареты, которые на заводе выдавали людям с большим стажем, получал исправно. Сигареты эти он лично выдавал желающим, которые без стеснения приходили «стрельнуть» у него.
Привадил дядя Ваня широтой своей души одного «стрельца», человека робкого и не наглого.
- Сколько раз я говорил тебе, – ворчал дядя Ваня, – не спрашивай меня, ты видишь, где они лежат, проходи и бери.
Но «стрелец», как я уже тебе говорил, человек необычайно робкий и интеллигентный, каждый раз терпеливо ждал, когда дядя Ваня выделит ему собственноручно сигаретку.
- Ну что за человек, – сетовал дядя Ваня, обращаясь к нам, когда мы в перерывах между работой сидели в "слесарке", – только от дела отрывает, нет, чтобы взять самому. Так нет, интеллигент, видите ли.
Но в один из дней, дяди Вани в слесарке не оказалось. «Стрелец» долго ждал, и мы уговорили его взять сигаретку из шкафчика дяди Вани, благо, праведник всегда говорил ему об этом. За этим занятием дядя Ваня и застал «стрельца». И мгновенно из добродушного дяди Вани превратился в злобного, брызжущего слюной человека.
- Кто тебе разрешал? – возопил Иван Иваныч. – Да по тебе тюрьма плачет, вор, наглец, а еще интеллигентом прикидывался!
Дядя Ваня еще долго бы в праведном гневе крыл несчастного «стрельца», но тот, швырнув сигарету на пол, выбежал из помещения.
После этого случая все остальные «стрельцы» дружно отвернулись от дяди Вани, посчитав за благо курить свои. Но Иван Иванович не унывал и, когда кто-либо из них находился поблизости, с азартом рассказывал о десятках людей, благодарных ему за его сигареты. Создавалось впечатление, что он хочет рассказать им всем, насколько он в них нуждается, для того, чтобы сказать, насколько в них не нуждается.
Говорят, дружище, что добро не забывается, и я даже был свидетелем этого. Оказалось, что у дяди Вани изумительная память, – он не забыл ни одного доброго дела, которое сделал для этих неблагодарных людей.
Я так впечатлился от этого случая, что мне приснился сон, в котором Иван Иванович жаловался мне на «стрельца»:
«Он не должен был этого делать, – говорил мне во сне дядя Ваня. – Я принял этого проходимца за честного человека, ведь я видел по нему, что сам он сигарету никогда не возьмет. Если бы знал что на самом деле возьмет, так разве предлагал бы?»
Тогда я не смог, дорогой Зигфрид, понять эту метаморфозу, но история эта не изгладилась из моей памяти, и снова я обратился к той самой книге, чтобы разобраться с этим вопросом.
Дядя Ваня считает, что творит добро, а этот наглец посмел лишить его удовольствия быть источником блага. Ведь человек готов делать добро, только если ощущает от этого свою значимость, а тут «стрелец» сорвал дяде Ване его спектакль. Ну, посуди сам, зачем ему теперь дядя Ваня, если есть тумбочка, сигареты и свободный доступ.
Знаешь, после того случая, когда я думаю о себе как о человеке далеко не самом худшем, то начинаю всерьез сомневаться, а способен ли я вообще делать добро для других.
Нет, надо прекращать копаться в себе, врачи говорят, что это дурная привычка, которая может привести к тяжелым последствиям. Ладно, пусть мир охвачен «синдромом дяди Вани», но я-то при чем, ты же знаешь, сколько добра я людям сделал? Ой, кажется и у меня начинается…
Дорогой друг, я вынужден попрощаться, до следующей встречи, как всегда, у тебя на кухне.