ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
книга пятая: "Мир вечного лета"
Глава 11. Профессор Романов. Одна из граней Создателя
- Итак, что мы имеем?
Этот вопрос полковник задал только теперь, спустя почти месяц после трагических событий, унесших жизнь сразу полутора десятков горожан. Еще шестеро ждали своей участи; единственного шанса, который им все-таки предоставили на спасение. Точнее, предоставил - полковник Кудрявцев. В этот месяц Александр Николаевич словно забыл о своей приверженности к демократии. Железная дисциплина; строгий режим работы и отдыха; неуклонное следование основному армейскому принципу - это сообщил профессору Толик Никитин - "Не важно, чем занят солдат; главное - чтобы он был занят всегда!".
Как ни странно, это помогло. И жуткие картинки кровавых расправ; и трогательная, и одновременно какая-то ожесточенная церемония похорон; и долгие ночные думы о происшедшем - все как-то размывалось повседневными заботами... Хотя нет - думы оставались; даже после утомительных дней, заполненных работой, к какой бывший профессор Санект-Петербургского университета не привык.
- Лучше бы в разведку, в поиск, - вырвалось у него однажды за обедом.
Он тут же прикусил язык - ведь рядом, за одним столом, сидели кроме Александра Николаевича и Анатолия еще три молодые мамы, недавно выписанные из "роддома". Малыши тоже были здесь; в колясках из той же пластмассы. Изготовил их, конечно же, сам Кудрявцев. Профессор Романов хорошо запомнил слова вождя русов; точнее, одной из трех его ипостасей. Слова колдуньи местного племени амазонок о том, что стены тюремного блока буквально кричат о своей неприступности; о том, что они готовы защищать врученное им имущество (в данном случае - живые тела преступников) всеми возможными, и невозможными способами. А главное - что их слышал, и вполне серьезно воспринял полковник Кудрявцев.
Вручая чете Романовых коляску для двух малышек, он улыбнулся:
- Держите. В этой коляске Тане с Тамарой ничто не грозит.
Профессор поверил, и немного ужаснулся. Его аналитический ум, настроенный на рассмотрение всех возможных и совершенно невероятных вариантов развития событий, вдруг в каком-то из снов представил, как он - папа двух крошечных; самых прелестных во вселенной девочек - тянет руки к коляске, а та не отдает их; требует помыть руки, принести кучу справок, допуск к общению с новорожденными, в общем - кучу всяких бюрократических проволочек, от которых он проснулся в холодном поту.
Сам Кудрявцев, кстати, все дни напролет пропадал в лаборатории; что-то химичил, проектировал. Но сейчас, вопреки всем правилам приличия потянувшись за столом так, что в широких плечах что-то хрустнуло, он неожиданно поддержал профессора:
- А что, Алексей Александрович, пожалуй, я тебя подержу. Хватит отсиживаться. К тому же интересно будет посмотреть, как произойдет встреча вождей.
Командир намекал на тот факт, что «Железный Капут» усилиями Никитина с Дубовым, и, конечно же, самого полковника, получил новый двигатель – вместо старого, чадящего угольным дымом. А еще – солнечные батареи, которые позволяли этому движку работать под солнцем беспрерывно. Учитывая, что ни одного заката в этом мире никто так и не увидел, двигатель был вечным.
- Я думал, что эта «встреча на Эльбе» давно уже произошла, - удивленно вскинул брови Анатолий.
Командир усмехнулся с хитринкой в губах.
- Вы что же, ребята, думаете, что полковник Кудрявцев в лаборатории только игрушками для детей занимался? Нет… Сейчас я определенно могу сказать, что «тридцатьчетверка» до сих пор движется по прямой. Кстати, с остановками – через те самые триста-четыреста километров. Думаю, мы сможем догнать их до побережья. Если выступим завтра утром.
- Как завтра?! – воскликнула Оксана, едва не уронившая одного из близнецов в коляску.
Коля (или Дима) все же оказался на своем месте – мягко и бережно, как обычно, а Кудрявцева с видимой обидой на лице повернулась к мужу: «А мы?!».
- А они? – ответил вопросом на вопрос Александр Николаевич, так же бережно подхватывая на руки Диму (или Колю).
Скандал, который явно собирались учинить своим половинкам воинственные мамаши, так и не разразился. Но только после того, как командир торжественно пообещал – в следующий рейд; в крайнем случае - через один - разведгруппа отправится в полном составе.
- Только вот когда он начнется, этот следующий рейд? - читалось в глазах Кудрявцева.
Алексей Александрович не был бы столь категоричным; больше того – предполагал, что в этом мире, полном неожиданностей, загадывать наперед нельзя. Даже на несколько минут. Пока же экспедиция тронулась в рейд точно по графику – в восемь ноль-ноль третьего ноября первого года. «Варяг» гудел двигателями обиженно – так казалось профессору Романову. Не удивительно – грозного бойца в этом рейде превратили еще и в тягач. Кому в голову пришла удачная мысль позаимствовать опыт путешествий аборигенов – самому Кудрявцеву, или гораздому на выдумки трактористу, профессор не уточнял. Он просто констатировал факт – за боевой машиной на таких же громадных колесах медленно «плыл» по траве еще более громоздкий прицеп.
- Чего там только нет, - неторопливо размышлял профессор, сидевший между товарищами – командиром и Никитиным, рулившим этим автопоездом, - в том числе и страшный груз, от которого, наконец, избавился город.
Действительно, в огромном фургоне, в отдельных отсеках, лежали в бесконечной коме шесть преступников. Ни у кого из горожан не поднялась рука отправить их в степь, на медленную смерть – так предложил поступить с шестеркой вождь русов. И профессор видел; скорее, чувствовал – командир колеблется, ждет какого-нибудь сигнала. И, очевидно, получил его. Потому что все разговоры о судьбе арестованных резко прерывал – первые два дня. А потом они сами прекратились; после такой явной демонстрации.
И вот теперь профессор, и, конечно же, Анатолий, надеялись услышать объяснения. Но командир первым задал свой вопрос. И повторил его:
- Ну, и что мы имеем?
- Да, что мы имеем, товарищ полковник? - переспросил Никитин, явно намекая на то, что командиру есть чем поделиться с товарищами.
- Прежде всего, конечно, тем, зачем мы везем с собой преступников? – добавил про себя Романов.
Но полковник Кудрявцев предложил другой вариант беседы.
- А ведь ты, Алексей Александрович, так и не закончил своей лекции. Сейчас, с новыми данными, что ты мог бы добавить? Почему мы оказались тут? Почему здесь раньше появились аборигены – столь же странные, сколь похожие на нас. Тебе не кажется, что эти племена больше похожи на какую-то карикатуру. Страшный, но все же фарс? И, наконец, почему вместе с нами сюда переместились души давно погибших маньяков? И не «проснется» ли в наше отсутствие еще кто-нибудь?
- Это тебе лучше знать, Александр Николаевич, - чуть улыбнулся Романов, - ты же у нас больше других общался с Виталькой Дубом, и с колдуньей, что живет внутри него. Кстати, насчет самого имени. Думаю, в нем как раз первая разгадка и кроется. Что-то мне подсказывает, что вот так назвать созданное им существо Спящий бог – если это его причуды – просто не мог. Тем более, выдумать всяких так обезьянов, неандерталов…
- Или жидовок-амазонок с "Железным Капутом", - подхватил командир, - Анатолий, в твоих фантастических романах таких племен не встречалось? Сдается мне, что в городе Дубова Виталькой только ты называл… и называешь. Ни в чем не хочешь нам признаться?
«Варяг» чуть притормозил ход, но в сторону не вильнул; побелевшие руки водителя не шелохнулись на руле. Но сам Никитин отчаянно замотал головой:
- Если я даже и подсказал что-то вам, товарищ полковник… ну – там, где вы были «богом»; спящим, или каким другим, - тракторист повернул голову к товарищам, ничуть не боясь попасть в какое-то местное ДТП (ни одного препятствия за полтора часа езды по бескрайнему оранжевому морю травы им не попалось), - то эти шутки были вполне безобидными.
- А какие были не… такими?
Это уже заинтересовался профессор.
- А такие, Алексей Александрович! Подумайте, кто мог призвать сюда чудовищ, которых мы везем с собой в прицепе? Только тот, кто сталкивался с ними прежде; кто, быть может, уже ощутил на собственной шкуре их ярость и колдовство. Много таких людей вы знаете, товарищ профессор?
- Да, уж, наверное, хватает, - протянул в сомнении Алексей Александрович, - да это можно прямо сейчас выяснить. С памятью у нас все в порядке…
Он принялся лихорадочно примерять – с кем контактировали; кто имел такое «счастье» - общаться с чудовищами в человеческом обличье. Примерять прежде всего к себе. Его губы беззвучно шептали, глаза даже закрылись; перед внутренним взором вставали поочередно страшные картинки: торжествующее безумное лицо Виктории - в тот момент, когда она опускала молоток на его череп; еще более яростный взгляд разоблаченной Зинаны Арчелия. Наконец, он – словно со стороны – увидел себя, обнаженным, висящим вниз головой с дерева. А напротив – кровожадный взгляд дикаря с костью в ноздрях. Даже меховую трубку в паху – единственное одеяние каннибала – разглядел в подробностях, а потом, и все остальное.
Наконец, он тряхнул головой, открыл глаза, и с нескрываемым торжеством выпалил:
- Есть такие люди! Да я сам, можно сказать, пострадал от каждого из них. Сталкивался глаза в глаза.
- Вот именно, - чуть смущенно подхватил его слова Никитин; он теперь смотрел ровно вперед; даже чуть в сторону от профессора, - сталкивался с каждым. Только ты, Алексей Александрович. А все остальные… вспомните, товарищ полковник – даже вы некоторых видели только на расстоянии выстрела. Того же дикаря, к примеру.
Командир молчал; тоже глядел в сторону – вправо по курсу. И только когда Романов, прокрутив историю кровавых тризн, устроенных чудовищами еще в прежнем, их родном мире, заполнился ужасом от своей предполагаемой причастности к злодеяниям нынешним, полковник Кудрявцев, наконец, повернулся к нему.
Его слова были жесткими, почти грубыми; но они лились словно бальзамом на корчащуюся в самобичевании душу профессора Романова.
- Да, это так, Алексей Александрович. Судя по всему, именно твоим сознанием была призвана сюда вся эта гвардия дьявола. Но не тобой – не гордись. Скорее всего, и не тем, кто влился общим сознанием в так называемого Спящего бога. Или в кого другого. Сейчас неважно. Такого желания, скорее всего, ни у кого не было. Как не было у меня – бросить нас в этот мир вечного солнца; у Анатолия, наделившего аборигенов чудными именами и, быть может, видением мира. И твое неосознанное НЕЖЕЛАНИЕ еще раз встретиться с этими нелюдями кто-то, или что-то уловило – и трансформировало их в реальность; с противоположным знаком. В результате мы имеем то, что мы имеем.
- И что мы имеем?
Это уже Анатолий – третьим, вслед за командиром и Алексеем Александровичем, повторил тот вопрос.
- А имеем мы то, - так же жестко, как прежде, ответил полковник, - что в прицепе мы везем не Викторию и Зинану, а Ради и Лари – обычных тайских девушек, наших подруг. И они, быть может, присутствовали при злодеяниях, чинимых их руками, и страдают сейчас куда сильнее нас с вами. И именно их мы убили бы, если бы выгнали без защиты под солнце – как предлагал Виталька Дуб. Продолжить список?
- Я бы на их месте сам сказал – убейте меня, друзья. Убейте, сожгите и развейте ветер по степи – чтобы скверна никогда не вернулась в город! – ожесточено выкрикнул Анатолий.
- Я бы тоже… быть может, - глухо продолжил Кудрявцев, - а если бы на их месте были бы…
- Нет! – это Романов вдруг представил, что к крохотном отсеке кунга, куда доступ имел лишь полковник, лежит, одурманенная крохотной порцией «молока от бешенной коровки», его Таня-Тамара, а рядом, с двух сторон…, - нет! Если есть хоть малейшая возможность вызволить наших товарищей из такого плена, сделай это, Александр Николаевич. Сделай!
- Вот за этим мы и едем, Алексей Александрович!
- Ага, - воскликнул раньше Романова Анатолий, - значит, Виталька что-то пообещал, товарищ полковник?
- Скорее уж колдунья, которую он призвал к жизни, - добавил свою лепту профессор, - твоя Бэйла, Толик.
- Вот тут я, друзья, вынужден вас разочаровать, - командир пожал плечами, - на эту тему и вождь, и та, что помогла нам вычислить преступников, говорить отказались наотрез. Но есть такая наука – читать между слов. Не знаю, есть ли насчет этого солидные научные труды, но меня в свое время этому обучали.
- И что, товарищ полковник?
- По-моему, они внутри себя договорились. Все трое. И спешили домой главным образом решить вопрос разделения душ… или как это правильно называется. Нам бы тоже что-то такое придумать. Единственное – изгнать чудовищ; любым способом. Ну, а если не получится… Придется решать... Мне.
Профессор думал было возразить; предложить разложить эту ответственность; хотя бы на троих – тех, кто и стал невольным виновником бед. Но полковник уже всматривался вперед – туда, где почти сутки ничто не нарушало однообразия оранжевого травяного океана. Теперь и Алексей Александрович увидел темные клубы дыма, растворяющиеся под жаркими лучами солнца. Лобовое стекло «Варяга» имело свойство очков-хамелеонов.
- Если уж сквозь него я сумел разглядеть этот дым, значит – там горит что-то вроде… того самого угля, с которым состоялось наше первое знакомство с аборигенами, - это сказал уже Анатолий, тоже вглядывающийся вперед, - сдается мне, что это «Железный Капут» чадит. А зачем? «Батарейки»?...
И сам же засмеялся такой невероятной мысли – разрушить солнечную батарею из пластмассы во всем этом мире не мог никто. Кроме ее создателя, конечно – полковника Кудрявцева. А тот уже готов был предложить свою версию.
- Нет, мужики, дело не в батарее. Движок на «Железном Капуте» мы энергией обеспечили. А пушку? Думаю, что там дело дошло до орудий главного калибра. А оно там одно – в танке. Прибавь-ка ходу, Анатолий.
Алексей Александрович каким-то внутренним чувством понял, что могучие двигатели «Варяга» победно взвыли, и вездеход рванулся вперед, хотя внешне для разведчиков ничего не изменилось. Оранжевое моря по-прежнему лениво колыхалось за бортом сухопутного «корабля»…
- А, нет! – тут же опроверг свое предположение профессор.
Корпус «Варяга» ощутимо тряхнуло, и Никитину пришлось уменьшить скорость – даже без команды Кудрявцева. Невидные пока под высокой травой камни встречались все чаще и чаще. Если поначалу разведывательная машина с ходу форсировала эти пока вполне приемлемые препятствия, то скоро валуны стали видны – на травой; и видны тем более отчетливо, чем быстрее росла впереди какая-то горная гряда. Она была не всеобъемлющего оранжевого цвета, а серой, и профессор невольно порадовался ей. Глаза уже устали от веселенького апельсинового цвета, каким бы жизнерадостным он не казался поначалу. А совсем скоро и «хамелеоны» лобового стекла машины отключились – когда валуны превратились в настоящие скалы, лишенные всякой растительности, и «Варяг» окунулся в густую тень. Теперь ему приходилось лавировать меж высокими утесами, все реже оказываясь под жестокими лучами солнца.
- А мы в тупик не заедем? – повернулся профессор к водителю.
Тот даже засмеялся.
- Сразу видно, товарищ полковник, что ваш заместитель по науке ни разу не водитель. И не тракторист! Смотри не только вперед, товарищ профессор! И вниз не забывай – там ямки попадаются, и камешки. А еще – след от «Железного Капута»!
Профессор вгляделся вперед и вниз; ничего не увидел – до тех пор, пока полковник Кудрявцев рядом не кашлянул как-то предвкушающее (профессор даже различил издевательские и торжествующие нотки в этом звуке, полном ожидания чего-то…). Дорога перед Алексеем Александровичем резко скакнула навстречу; так, что он даже отшатнулся назад, на мягкую спинку сиденья. Теперь он видел дорогу во всех подробностях; каждый камешек и рытвину. Профессор глубокомысленно кивнул, хотя никаких видимых признаков – колеи, перевернутых валунов, и ничего подобного не разглядел. Командир рядом хмыкнул (теперь Романов не понял – одобрительно, или иронично) и картинка на лобовом стекле вернулась к своему нормальному состоянию.
А «Варяг" резко затормозил – перед обрывом. Дорога вела направо, теперь уже под уклон, и вилась серпантином вниз – к побережью сверкавшего золотом моря. Оно, как понял Алексей Александрович, никогда не было ласковым и бирюзовым – как в Ялте, где любил отдыхать профессор. Нет – сейчас оно все сверкало, словно в него окунули кусок солнца; во время штормов оно, несомненно, было свинцово-серым, а может, и черным. Этот мир не признавал полутонов. Вот и клубы дыма теперь выглядели четко-очерченными; практически черными, без серого и белого оттенков. Они действительно исторгались из «Железного Капута», вокруг которого копошилась шестерка аборигенов. Что-то необычное царапнуло глаз профессора, но командир уже показывал ниже – туда, куда, скорее всего, целилось дуло пушки.
А мгновеньем позже Александр Николаевич опустил пальцы на панель перед собой, и эта цель выросла; так же, как прежде дорога перед колесами «Варяга». Теперь Романов видел перед собой человеческие лица, и узнавал их. Прежде других на экране оказалось лицо Самчая – очень старого, но вполне узнаваемого. Лицо тайского чемпиона местного разлива было искажено от ярости. А еще – понял профессор – страхом и нетерпением. Так глядят в будущее люди, поставившие перед собой цель (неважно – благую, или человеконенавистническую); идущие к ней, и обнаружившие вдруг, что времени может не хватить, и что появился новый, неучтенный фактор.
Картинка чуть дернулась в сторону; теперь Алексей Александрович видел перед собой Жюля Ранье, за которым толпа была чуть пожиже, чем за «Самчаем». Француз-абориген был гораздо моложе своего тайского визави, но лицо его было искажено яростью и страхом еще сильнее.
- Впрочем, нет! – понял профессор, - у этих людей одна цель; не общая, но одна. И ее, эту цель, олицетворяет один человек. Зато какой!
Против двух толп, явно разогретых яростью своих вождей, стоял Анатолий Никитин. Тоже постаревший, в звериных шкурах, он смотрел на противников (или врагов) точно таким же упрямым взглядом, как и настоящий тракторист, сидевший рядом с Романовым. Профессор бросил быстрый взгляд на друга, и поразился – тот сейчас смотрел вперед с такой же ненавистью, и вызовом: «Не пройдешь!». Его пальцы стискивали руль с такой силой, что практически побелели, выгнав кровь в другие части тела; так же сильно дикарь внизу стискивал двумя руками огромную шипастую дубинку.
Картинка еще раз сменилась – теперь к ним повернулся рядом с танком Виталька Дуб. Его лицо было не менее страшным, чем у других вождей, противостоящих сейчас Трактористу. А еще – веселым, предвкушающим. Как раз в это мгновение (как только командир угадал?!) он махнул рукой; «Железный Капут» окутался теперь дымом весь. А потом донесся и грохот выстрела, и даже – показалось Романову – свист воздуха, который неспешно рассекал глиняный снаряд, полный жужжащих рассерженных насекомых. Это было еще одной загадкой – как дикарям удается сохранять им жизнь; что за гениальный ученый из местных открыл такое явление, как анабиоз?
Но другая загадка была сейчас актуальней – попадет ли снаряд в цель? Каким-то чудом экран поймал полет этой «биологической» бомбы; зафиксировал ее в перекрестье прицела, и довел ее до того валуна, который располагался как раз межу двумя племенами. Глиняные осколки брызнули во все стороны впереди громадных ос. Кто-то из аборигенов испуганно вскрикнул. Но настоящий крик, ор, перешедший в слитные вопли боли и ужаса, раздался, когда в дело вступили именно они - беспощадные осы-убийцы.
Следующая картинка показала то место, где недавно стоял местный Анатолий; теперь вход в пещеру, который он прикрывал собственным телом, закрывала шкура мехом наружу. Ни одна оса – отметил Алексей Александрович – даже не подлетела к этой преграде.
- Может, - решил он, - потому, что им хватает жертв и снаружи?
Картинка, словно отвечая на вопрос, опять вильнула назад. Но перед пещерой никого не было – ни Самчая с Жюлем, ни их подданных. Профессор даже чуть разочарованно вздохнул, тут же сам отругав себя за излишнюю кровожадность. Он-то ожидал, что кругом будут кататься от жуткой боли аборигены; кто-то, быть может, даже дергаться в предсмертных судорогах. Нет – местные жители явно имели иммунитет к осиному яду, каким бы сильным он не был.
Командир уже переводил экран на победителя – троицу в теле Витальки Дуба. А потом сказал; словно ответил на давний вопрос вождя:
- Ну вот, Виталик, ты вернулся – как и обещал!