Все замерло. В такие моменты даже время милостиво замедляет свой стремительный бег, позволяя испить нектар агонии всех органов чувств. Затхлый и душный, будто мертвый воздух накрыл путников тяжелым покрывалом, забивая нос давно истлевшими запахами. Недовольная темнота разрезалась робкими лучами света, доносившимися из зева врат, оставленных далеко наверху. Уши оглушила тишина, такая же неживая, вторящая окружению – но иногда ее нарушали проклятия, доносившиеся из глоток нарушителей спокойствия древнего места. Сорвавшаяся из губ хула тут же замирала, не собираясь лететь дальше в вязкую тьму, где ее могли поджидать ужасы седых времен. Самые яркие эмоции дарили многочисленные ушибы по всему телу: результат внезапного падения в раскрывшиеся в полу врата – сложность конструкции не позволяла окрестить их просто "люком" – и дальнейшего скатывания по наклонному полу в жадный зев руин. Как никто из четверки не сломал себе шею, станет еще одной непостижимой загадкой затерянных в лесах катакомб.
Когда проклятия затихли, а последствия падения устранились искусным лекарем отряда, на припасенных факелах наконец-то заплясали высекаемые огнивом искры. Набросившийся на паклю огонь по молодой дурости разросся, мигом отвоевав у темноты огромный кусок пространства, но потом вдруг одумался, струхнул и съежился так, чтобы его хозяева хотя бы могли разглядеть, что же у них под ногами. Вскоре уже два робких огонька стали разгонять темноту, чтобы открыть взору удивленных гостей древнего места широкий тоннель с высоким потолком, тянущийся во многих метрах под поверхностью земли.
– Вот тебе и лесные монументы, – уважительно протянул бородатый глава экспедиции. – Да тут армию можно провести развернутым строем.
Его спутник, облаченный в черные одежды и обмотанный крупными цепями, подошел к стене тоннеля и разочарованно провел рукой по ее шершавой поверхности. На ней виднелись странные следы, которые можно было принять за останки нанесенной многие столетия назад краски.
– Время сожрало тысячи историй, которые хранили эти стены, – разочарованно прошептал он.
– Нет худа без добра, друг мой, – заявил низкорослый командир, поправляя ярко-красный капюшон. – Иначе мы бы тебя никоим образом от них не оторвали, пока ты все не изучишь.
– Нерационально тратить силы. Приглядитесь к полу: мы далеко не первые, кто нарушает покой этих мест.
Напарники послушно уставились на указанные цветастым членом группы отпечатки ног, виднеющиеся в толстом слое пыли. Поверхность под ногами испещрялась многими цепочками следов, разной степени стертости временем – все они принадлежали либо обладателям одинакового размера обуви, либо – что более вероятно – одному человеку.
– Следы мертвого, – промолвил четвертый член отряда. – Теперь им предстоит провести нас сквозь мрак. Плохую примету увидели многие бы в столь символичном совпадении.
– Ох, Арчи, – скривился седобородый. – Нам предстоит отправиться черте куда с посредственным запасом факелов, оставь уж скверные предзнаменования и леденящие кровь истории нашему языкастому товарищу – а то еще сочтет, что ты его на соревнование в этом ремесле вызываешь, коль на хлеб претендуешь. И, пожалуйста, господа, я понимаю, что куда приятней самому себе путь освещать, но с факелами поэкономнее: кто знает, насколько далеко пролегают эти тоннели. А лично я хочу уделить свое внимание как можно большему километражу.
– Боюсь, не хватит ни времени, ни припасов удовлетворить твой аппетит, – охладил пыл командира колдун в черном. – Размеры коридоров, странный монолит на входе, мольбы первостихиям – указывает все на то, что угодили мы в легендарные Жилы глубины, а в местных легендах их чаще называют Трактами древних.
– А, слышал, – встрял Келласт прежде, чем сказочник ударится в длительный рассказ. – Это такие огромные тоннели под землей, по которым путешествовать в разы быстрее, чем по поверхности. Похоже, похоже. Только сказки это все – кто-нибудь да наткнулся бы на них и раньше и раструбил на весь мир об этом месте.
– Пока что расхождений с описанием не вижу, – оскорблено отозвался сказочник и первым шагнул навстречу тьме в тоннеле, чтобы поскорее отыскать доказательства своей догадки.
Сверху раздался страшный грохот – стало заметно темнее. "Площадка захлопнулась – пар кончился", – могильным голосом констатировал факт Фобос. Келласт лишь махнул рукой, не позволяя накапливаться панике: ведь снующий сюда ранее покойный крестьянин как-то умудрялся выбираться наружу. Если, конечно, это именно его следы, а не какой-нибудь безымянной догадливой жертве руин, что в отчаянии бродила туда-сюда, прежде чем рухнуть мертвой тушей где-нибудь во мраке тоннелей. Заполняя голову мыслями о возможных сокровищах, наверняка ждущих повторных открывателей неведомых залов, бородач отправился догонять струхнувшего сказочника – за ним послушно последовали остальные.
Треск факелов нахально разгонял темноту и тишину тоннелей. До ушей нарушителей могильного спокойствия забытых подземных дорог не доносилось ни малейших посторонних звуков, даже ожидаемого капания воды. Гладкость стен тоннеля, доселе нарушаемая только каменными кольцами – предположительно держателями для факелов, стала искажаться проходами в небольшие квадратные комнаты. Внутри путников ожидали пустые каменные столы, стоящие по периметру помещения, и все те же съеденные временем истории, некогда покрывающие стены. По центру стены комнаты, напротив входа, располагалось отверстие, обложенное камнем – почуяв легкий ток воздуха, Фобос предположил, что они использовались для вентиляции; упрямый Келласт все равно каждый раз приказывал просветить его факелом: мало ли что там припасено. И каждый раз, когда кто-то из спутников залезал на многострадальные плечи Арчибальда – потолок был достаточно высоким для таких манипуляций – слышал, что сокрыты в каналах только пыль и редкие насекомые. Отчаяние, вызванное огромными пустынными пространствами, без какого-то намека на оставленное добро или даже мебель, побуждало обыскивать даже эти неприметные уголки.
Часы, проведенные в тоннеле, скрупулезно отсчитывались Фобосом – но другие члены группы не уличили бы его в обмане, начинай он называть случайные числа. В забытых путях исчезало само время: казалось, что отряд следует за вереницей следов, отпечатавшихся в пыли тоннелей, уже долгие годы. Мрак разгонял единственный огонек факела – многие его предшественники остались тлеть позади, образуя своеобразную путеводную нить. Вопрос, почему же до сих пор не встретилось аналогичных следов от протоптавшего тропу в пыли, тревожил каждого авантюриста, но озвучивать его никто не хотел. Наконец, спустя кажущуюся бесконечной череду обысков боковых комнат, которые были похожи друг на друга как близнецы, ход тоннеля внезапно прервался, чтобы выпустить путников в еще более огромную залу, потолок которой терялся во мраке. Несколько шагов вперед – и они заметили: пол заканчивался пологими лестницами (каждая шириной в два десятка метров, и отступали они друг от друга в треть этого расстояния), уводящими далеко вниз. Проверять, куда же они предлагают отправиться, никто не торопился, ведь у самого их начала, на широком каменном кругу, возвышалась высокая колонна, на которой была закреплена вырезанная из дерева статуя человека без лица, обвешанная пожухлыми листьями и перьями. В одной из пяти рук он держал копье, а остальные делали вид, будто он что-то пытается схватить. Каждый из четверки отшатнулся, едва сдержав вскрик, когда ореол света выхватил эту образину из тьмы. По периметру круга, у самого края, стояло множество давно потухших свечей, а у ног статуи, вымазанных в чем-то темном, валялись всяческие безделушки вроде украшений и даже серебряных монет. Их вид отбил желание начать громко жаловаться на удушливый гнилой запах, царивший в зале, и спровоцировал приступить к обсуждению о корректности мародерства.
– Позабытые всеми руины и странные надписи, которые мне предстоит перевести, – устало пробормотал сказочник, усаживаясь на пол, чтобы было удобнее листать книгу: лидер группы сразу же его озадачил, едва заметил надписи. – Сколь все ново и свежо, подстать тлетворным ароматам залов.
– Несколько свечей еще функциональны – их тушили, поэтому прогорели не все, – протараторил Фобос и отобрал у Келласта огонь, чтобы зажечь их.
Фитили вспыхивали с тихим хлопком, отзывающимся кажущимся оглушающим эхо из колыбели мрака. В робком пляшущем пламени множества свечей статуя стала выглядеть еще более жутко.
– Да что там долго переводить – наверное, имя этого... божества, которому местный крестьянин поклонялся, – отмахнулся бородач. – Арчи, тут по твоей части – это кто перед нами?
– Не логично, – Фобос перебил Арчибальда, все время разговора выражающего смесь досады и гнева. – Статую принесли совершенно недавно – с поправкой на возраст этого места – дерево бы истлело, следовательно, колонна имела иное предназначение. Не вижу смысла тратить время на переводы, пусть даже если это единственная надпись во всех катакомбах.
– Меня, Фоби, интересует ее смысл исключительно с позиции, будет ли наш безликий друг против того, чтобы эти безделушки у его ног пошли на куда более благое дело.
– Возражений не поступит – для него они лишь прах, – Арчибальд наконец-то включился в диалог. – Пред вами сам Лтоцонгклаи, забвенья и покоя страж. Сознанья мастер удушенья – неважно, в смерти иль во сне. Дары ему здесь подносил безумный, глупый эпигон – но про серебряную реку он трактовал неверно. Вот дурак! Его старания, ритуалы – все трата времени, не боле. Безликому молитвы остались шепотом тоннеля.
– Арчи, будь добр, немного поконкретнее.
– Монеты можем мы забрать. Коль не побрезгуем, конечно. Все эти пятна, безусловно, гнилая кровь от подношений. Предполагаю, что животных – какая дерзость! Вот деревня...
– Что в таком случае изображено на самой колонне? – напомнил о себе сказочник. – Причем тут божество сна и огромная змея с выпирающими зубами?
– Невежа! То великий Цлитогкули – священный змей начала из начал. Легенд оружие ковали из его великой кости. Сейчас богов деянья славить им уготовано лишь мне.
– Полагаю ошибочными все ваши поспешные суждения, – высказал свое мнение Фобос и затих, продолжая оглядывать статую.
– Фоби, будь добр, поясни, – медленно и с выражением проговорил Келласт, опасливо поглядывая на монеты, которые уже успели скрыться в его кошельке. – Что за дурная привычка к вам привязалась: вечно все недоговаривать.
– Вы связываете два артефакта, разделенные временем, которое даже мне не поддается для быстрого счета, и расстоянием, находя общие зацепки, но игнорируя расхождения.
– Ты меня напугал, дружок, – хохотнул бородач, продолжив сгребать ценности.
– И, безусловно, нельзя отбросить тот факт, что действия эпигона все же имеют эффект: все убийства и ритуалы, что он совершил, создали аномальные колебания вокруг алтаря.
– Подношения собраны, но не отправлены, – задумчиво протянул Арчибальд. – То означает, что в точности он повторил все таинства молений. Не только это: святилище – не посмешище, а связь с Лтоцонгклаи. Быть может, что еще не поздно старанья эпигона завершить.
– Потому что, – голос сказочника слегка подрагивал из-за внезапного осознания последствий, – коль не развеем мы окрещенные Фобосом колебания – на них сможет претендовать нечто другое, по сравнению с которым покажутся безобидными овечками божества, пирующие на крови...
– Арчи, не тяни, что тебе для этого потребуется? – Келласт поспешно перебил колдуна, пока он не спровоцировал очередной теологический спор.
– Три серебряных монеты – все так же мне нужна река. И уйма времени, пожалуй. Чтобы привлечь вниманье божества.
– Славно, – кивнул Келласт. – Значит, пока ты будешь утрясать все эти тонкости, мы сможем продолжить обыскивать глубины. Свет у тебя есть, а моя безграничная щедрость позволяет оставить тебе один факел, но здравый смысл умоляет напомнить, что у нас их осталось не так уж и много.
Седобородый объявил приказ и направился к лестнице столь быстро, что если кто из окружения и хотел оспорить его, то просто не успел, а потом отложил в дальний угол, ведь разговор уже стремительно уплыл – что прошлое ворошить? По мертвым закоулкам древних тоннелей тем временем разливался мощный голос рыцаря Цтейя, восхваляющий Лтоцонгклаи: "Спасающий от всех ненастий, даритель свободы от плотских оков, заливающий мрак в глаза и тишь в уши! Лишенный личины и носящий их во множестве безграничном, сидящий в ослепительных чертогах черного света, испивающий пустоту и позволяющий прикоснуться к ней в своей милости!"
– Я просто уточню: ты отдал ему три серебряных монеты, ради этого звукового сопровождения?
– Михалыч, в точности разделяю твой скептицизм по отношению к религиозным пристрастиям нашего бойца, но не считаю большой утратой плату за то, что на нас никакое проклятие или иная немилость этого прекрасного места не тронет. Арчи занят, мы – тоже при деле. Так что идем искать остальные сокровища древних времен.
– На данный момент из находок лишь гора тушек жертвенных зверей, – безразлично заявил Фобос, глядя во мрак под лестницей.
Заинтригованный сообщением колдуна, отряд припустился бежать по пологой лестнице – барабанная дробь их шагов аккомпанировала басу Арчибальда. После к нему присоединился одновременный вскрик сказочника и Келласта, когда факел вырвал у тьмы источник гнилостного запаха. Под огромной толщей земли, сокрытое от взглядов, развалилось, процветая, чудовищное кладбище зверей, которым не посчастливилось стать подношением богу забвения – пусть всех он в итоге милостиво принял в свои объятия. Трудолюбие крестьянина впечатляло. Его истинные мотивы отправились в могилу, указанную эльфийской стрелой, но своему делу он отдавался целиком и полностью: даже педантичный Фобос отказался от идеи сосчитать количество загубленных жизней в неведомых целях.
– Зачем? – сказочник удивленно склонил голову на бок. – Я слышал предания о жестоких завоевателях, бросающих в топки войны тысячи жизней во имя великих целей, истории о кровавых убийцах, прокладывающих себе дорогу костьми жертв – но везде был смысл. Тут же – бездумный фанатизм.
– А теперь представь себе, что случилось бы, коль этот чокнутый крестьянин затащил сюда кого-нибудь, понимаешь, позначительнее?
– Мифические боги глухи к завываниям в глубинах. Но после убийства человека в таком окружении на пир с радостью пожалуют демонические отродья. Похоже, нашли мы причину, почему древнейшие послали лесной народ обезопасить эти залы: гибель воцарится в Бертисе и его окрестностях, коль адские орды прорвут завесу. Это место должно быть очищено.
– И ушастые пройдохи даже не собирались этим заниматься – им по душе больше крестьян терроризировать. Но с радостью на наши головы задачку эту обрушили. Сжечь все – да и дело с концом. Фоби, что думаешь?
– Строители хорошо наладили вентиляцию: не будь тяги – факела стали бы катализатором. Трупные газы.
– Я очень надеюсь, что ты это вычислил заранее, а не когда мы полезли на рожон, – буркнул сказочник.
– Полагаю, в твоем духе зафиксировать в своих историях нечто вроде "Надежда – наш единственный светоч в равнодушной тьме бытия".
Пока черононарядый быстро что-то записывал в одной из своих книг, Келласт принялся замешивать содержимое указанных Фобосом склянок, оставшихся от прозорливой бабки из лесной деревеньки. Никого не предупреждая о последствиях, колдун, после нескольких минут непрерывной медитации над получившимся раствором, небрежно вылил жидкость на ближайшую гору органики и прикоснулся к ним факелом. Последующие слова, вырвавшиеся изо рта Арчибальда, никак не вписывались в текст молитвы, но Лтоцонгклаи следовало благосклонно войти в положение аколита, ведь поток отдающего зеленцой пламени, взметнувшийся до самого потолка зала, жадно накинувшийся на останки жертвоприношений, яростно принуждал к активному словоизлиянию. Еще больше фраз застряло в глотке у двух спутников экспериментатора, отпрыгнувших от пожарища метра на три, которые все же нашли в себе силы промолчать и отправиться дальше во тьму, прочь от рассыпающегося в извинениях перед своими кумирами рыцарем Цтейя.
Зала медленно сужалась, пестря проходами в похожими как две капли воды на встретившиеся в начале пути комнаты с пустыми столами. Подгоняемые нехваткой времени путники решили все же двинуться дальше по предлагаемому коридором пути, игнорируя мерещащиеся в каждом портале сокровища. Тогда-то Фобос, будто в отместку за наставления от обоих спутников заранее предупреждать о спецэффектах, сопровождающих большую часть его идей, оповестил о множественных движениях, заявляющих о себе в самых темных уголках залов. Следуя робкой просьбе Келласта конкретизировать очередные лаконичные донесения, колдун спокойно отступил прочь из пятна света, разливаемого факелом, чтобы приглядеться.
– Это гуманоиды, наблюдаю двадцать восемь особей, разделенных на три группы.
– Фобос, больше сведений! – взмолился сказочник, следом за выхватившим ружье Келластом подготавливающий цепи. – Что с тобой – раньше же тараторил без умолку!
– Корректирую свое поведение, анализируя вашу реакцию. Ростом до полутора метров, чрезмерно сутулые и худые, покрыты жестким мехом. Что характерно – огромные глаза в половину головы – логично, раз живут во мраке.
– А, – облегченно выдохнул чернонарядый. – Так ведь это же темныши!
– Тон твоих речей подсказывает мне, что они не собираются нас сожрать, я прав? – с сомнением протянул Келласт, вглядываясь в темноту, куда таращился Фобос.
– Ох, нет, они по грибам и лишайникам – иначе бы ту кучу тел давно растащили. Полагаю, раньше мы их не встречали, потому они боялись огней у статуи: у них очень хорошая память, а свет они ненавидят всем своим естеством.
– Неужели хорошие новости? – хохотнул бородач. – Неведомые твари во мраке подземелий, которые не хотят разорвать нас на части.
– Опрометчивый вывод, – сказочник тут же одергивает главаря и пытается за шиворот затащить Фобоса назад, ближе к факелу. – Я же сказал: свет они ненавидят – или ты уже забыл, какой огненный шторм мы учудили полчаса назад? Заметь, про факел даже не заикаюсь. Пожалуй, хуже оскорбить их мы могли только если бы гнезда разорили. Вот тогда они совсем с катушек слетят – а когти у них острые, будь здоров.
– Фоби, не вредничай, давай назад к свету. К счастью, в наши планы не входит соваться в эти их гнезда – как бы по пути случайно не наткнуться. Только орд мстительных подземных троглодитов нам не хватало.
– Мстительные – не то слово. У них, кстати, очень интересные обычаи, если так можно выразиться. Они утаскивают в гнезда все, что хорошо отражает. Удивительные чудаки, наверное, думают, что таким образом смогут защитить свой мрачный мир от посягательств света. Поговаривают, что в них находили зеркала, полированный металл, даже монеты и украшения.
Первое гнездо было обнаружено в одной из многочисленных комнат залы – туда опрометчиво побежали темныши, когда группа бросилась на одно из их скоплений. Доселе молчащие создания разразились глухими уханьями, обнаружив незваных гостей на своей территории. Нападать они пока что не собирались, но сгрудились в комнате, не желая отступать – тогда Келласт все же сделал пару предупредительных выстрелов, а когда они не принесли никакого эффекта – разжег еще один факел. Верещание темнышей выросли в тональности, а сами источники звуков зацепились когтями за стены и устремились к узкому вентиляционному отверстию – путники с удивлением уставились на то, как вытягивались их тела, чтобы влезть в крошечный лаз. Не теряя больше ни минуты, мародеры принялись разорять нелепое нагромождение мусора в центре комнаты – на них из вентиляции уставилась пара злобных глаз. Другие семьи темнышей таращились за злодеяниями из большого зала, не рискуя приближаться.
– Какие-то они шибко мирные, – протянул Келласт, пряча находки в мешок. –Похоже, твои источники не отличаются достоверностью.
– Я не давал гарантий, что тебе сразу вцепятся в глотку, – оскорблено отрезал сказочник. – Пусть и неразумны они в стремлении запрятать блестяшки – не переплюнуть бы нам их в глупости из-за желания все прикарманить. Терпения предел есть у всякого, не стоит давать алчности волю искать его.
Число гнезд, которых подвергли досмотру, перевалило за десяток – и счет закончился только потому, что дорогу исследователям преградили массивные металлические врата. Багаж отряда пополнился стертыми со временем кусками меди, серебра и золота, бывшими некогда деньгами или ювелирными безделушками. Навряд ли кто-то из ныне живущих мог точно сказать, сколь велико количество лет, затраченное темнышами на сбор своих коллекций, но если что создатели ходов и забыли вывезти с собой бесчисленные века тому назад – все, что не было намертво сцеплено с полом, утащили мраколюбивые создания на возведение своих чудных селений. Тем временем, внимание троицы было целиком и полностью поглощено высоченными вратами, над которыми, теряясь во мраке, красовались крупные буквы, в которых сказочник опознал словосочетание "Конец света". Чего греха таить, этому предшествовало долгое копание в книгах, а ему, как водится, небольшой скандал. "Я что, по-твоему, ходячая энциклопедия? – вдруг взорвался сказочник. – Почему ты считаешь, что я непременно должен знать о каждой надписи, которую мы обнаружим в любом злачном закоулке?" Интерес к расшифровке древних тайн, конечно же, быстро свел на нет вспышку гнева, и тогда чернонарядый без лишних слов углубился в свои справочники.
– Так прямо "Конец света" – присвистнул Келласт.
– Конец, край, окончание, возможно – гибель, – начал перечислять сказочник, кивая головой из стороны в сторону. – Света, земли, сущности – тут, сам понимаешь, контекст нужен, чтобы понять, о чем конкретно речь идет.
– Ну, что же, еще одни добрые новости, – седобородый хлопает в ладоши и хватается за огромное металлическое кольцо, висящее на двери. – Ты, Михалыч, не то словосочетание из потока синонимов составил. Ну-ка, подсобите. Значит, эти залы – действительно Тракты древних. И ведут они аж к Краю земли, Финистере. Очень, очень кстати: мне как раз надо пополнить запасы пороха. А обратно, друзья, не поедем – полетим! Слышали, небось, про эти их дирижа...
Окончание слова несколько исказилось, чтобы точнее передать эмоции, охватившие главу экспедиции и всю группу. В лицо ударил затхлый – и это по сравнению с пройденной частью подземелья – сухой душный воздух, в котором чувствовались мерзкие примеси серы, а размеры открытого помещения так и остались тайной из-за ставшего привычным покрова темноты. Едва стих оглушающий скрип открывающихся врат, как в могильной тишине подземелий, тревожимой доселе только голосами мародеров и недовольным ворчанием десятков глоток темнышей, стали раздаваться громкие ритмичные удары, слишком уж походящие на чьи-то агрессивные шаги. Без лишних слов Келласт пихает Фобоса в спину, выталкивая его в темноту.
– Это тоже походит на гуманоида, – невозмутимо доложил колдун. – В высоту пять метров тридцать четыре...
– Знаете, не особо нам и в Финистеру надо-то, если так подумать...
Ворота захлопнулись с громким грохотом, закрыв от троицы источник жуткого топота. В отсветах факела блеснули десятки или даже сотни глаз, пока держащихся на почтительном расстоянии. Седобородый невольно крепко сжал мешок с награбленным. Темныши и не думали трусливо убегать от нарушителей спокойствия – просто сновали по соседям за помощью, пока троица ломилась дальше в тоннель. Хмыкнув, Келласт шагнул вперед – стена созданий послушно отступила на шаг. А потом дружно швырнула в нарушителей горсти пыли и песка. Факел чихнул на мгновение – но его хватило, чтобы толпа дернулась вперед и успела царапнуть края одеяний путников прежде, чем убраться назад во тьму. В ту же секунду авантюристы, не сговариваясь, рванули вперед – темныши на пути с воем от них шарахнулись, остальные принялись швырять в мародеров все, что только под руку подвернется. От тяжелых ударов троицу спасало только то, что создания брезговали кидаться частями своих гнезд, а ими за многие года стало практически все более-менее травмоопасное. Обкидываемые мусором и подгоняемые гневными воплями любителей темноты, путники позорно бежали прочь, держа факел высоко над головой. Слишком рано они решили, что уже отделались от внимания мстительных созданий.
Сначала в руку Фобоса, сжимающую факел, полетел один из темнышей, которого швырнули собратья. Крепко зажмурив глаза, он вцепился в конечность колдуна внушительными когтями, и только неестественная реакция факелоносца, тут же отправившего снаряд другим вектором, спасла его от разодранных сухожилий. Келласт сразу среагировал: "Михалыч, готовься цепями их отшвырнуть, если они все решат... сейчас!" Отчаявшиеся темныши зажмурили глаза и бросились на обидчиков, расставив когти. Компаньоны едва успевают подпрыгнуть, чтобы цепи сказочника прошлись по окружности, сбивая с ног первые ряды атакующих. О них споткнулись следующие, прозвучали выстрелы, Фобос швырнул несколько искрящихся шаров, от которых у жертв попаданий загорелся мех. Обитатели глубин испуганно заухали – весь их боевой пыл мгновенно улетучился, уносимый бегущими со всех ног нарушителями. Оставив идею о преследовании, перепуганные насмерть темныши разбежались по своим разоренным норам: разожженная гневом за вторжение храбрость растворилась во мраке.
Группа обнаружила Арчибальда угрюмо сидящим возле статуи, на самой границе светового пятна свечей. В воздухе упрямо держался едкий запах горелого мяса и дыма. "Весело там у вас было?" – уныло протянул он, поднимаясь. Келласт решил ограничиться кратким отчетом по найденным сокровищам, игнорируя менее славные деяния. "А у меня вот", – буркнул в ответ рыцарь Цтейя, выставляя всем на обозрение легкое костяное копье. Удивленные возгласы путников вынудили его удариться в подробное описание ритуала, в конце которого деревянная статуя вдруг ожила. Лтоцонгклаи, по утверждению Арчибальда, протянул к нему одну из своих рук – воин не нашел решения лучше, чем вложить в нее свой меч: иного подношения он предложить не мог, а коль беспокоить божество по пустякам – смертный покой будет самым маловероятным, но желанным из даров, принесенных его гневом. И тогда случилось немыслимое: статуя сложила вместе руки, в которых сжимала свое копье и меч Арчибальда – остальные развела в стороны. Из ниоткуда полилась музыка, одновременно леденящая кровь и успокаивающая, а глаза будто стали не нужны: рыцарь видел слухом. Разум воина летел над невероятной страной, в которой народ Цтейя здравствовал и поныне. Он едва успевал дивиться чудесам, сделанным руками талантливейших из рода людского, прежде чем воспоминания о них исчезнут из головы. Когда кажущаяся бесконечной божественно-дьявольская пляска звуков и цветов улеглась, в руках Лтоцонгклаи осталось только одно оружие – и его статуя протягивала очистившему алтарь чемпиону. Закончив повествование, Арчибальд заставил оружие снова превратиться в булаву и закрепил ее в кольце на бедре.
– Коль все так произошло – отчего же ты невесел? – удивленно протянул сказочник, поражаясь про себя, сколь сильной может быть вера, чтобы так затуманить рассудок: ведь всем известно, что древние места пропитаны колдовством – но глупо связывать его с божественным вмешательством.
– Воина оружие достойное – то, что в атаку поведет. Копье же – это средство для защиты. И стыдно в руки брать его тому, кто должен первым среди всех бросаться в гущу битвы.
– Друг мой, расширь же свои взгляды: недалеко потоки времени в забвенье с кнутохвостом отнесли сраженье: копье в атаке, я напомню, ценнее было ста мечей.
– Ну, так-то оно так, согласен. Вот только то был кнуторыл.
– У меня снова дегидратация, – напомнил про себя Фобос.
– И на кой ляд нас сюда понесло, – едва слышно чертыхнулся Келласт. – Шкатулка черт знает где находится, а мы аборигенов по древним канализациям гоняем.
***
Город приветствовал путников звоном массивных колоколов, находящихся на двух высоких башнях, зажавших своими боками ворота, сообщая гостям, что они потратили около полутора часов на путешествие от деревеньки Липата до величественного Бертиса. Стоявшие на страже солдаты уделили незнакомцам лишь мимолетный взгляд и снова уставились на дорогу. Вечерело, поэтому адская тяжба на солнцепеке завершалась: трудно было представить, каково было несчастным торчать на жаре в своих высоких шлемах и желтых плащах Стералии с широкой вертикальной полосой зеленого цвета по центру. Аналогичного формата знамена висели на башнях и зданиях города, и ни одно строение (по крайней мере, на главной улице или достаточно высокое, чтобы наблюдаться из любой точки города) не обходилось без широкого пояса из малахита на своих стенах. Город стоял прямо на торговом тракте, который пронзал его насквозь – поэтому правители с годами сделали все, чтобы главная и самая широкая улица города, выложенная, по примеру Стераля, крупной брусчаткой, олицетворяла собой величие Бертиса. В зданиях располагались многочисленные торговые лавки и мастерские, жилые кварталы благоразумно убрали вглубь города. Все строения на тракте могли похвастаться узкими окнами и железными дверьми – врата не закрывались на ночь, чтобы не перекрывать дорогу. Ночная стража же шастала прямо по крышам домов, переходя через редкие проспекты, уводящие прочь от тракта, по каменным мостам. Мимо путников то и дело проносились экипажи, развозящие влиятельных господ по их бесчисленным делам. Базировались они на главной площади, огромном пространстве, центр которого, опять-таки по примеру Стераля, занимала гордость города: здесь ей была огромная женская статуя на высоком постаменте, разводящая в сторону руки. У ее ног лежали щит и внушительный меч, а голову венчал высокий шлем, аналогичный тому, что носили стражники города, но украшенный крыльями по бокам. Огромный желто-зеленый плащ, уже сделанный из ткани, лениво свисал с ее плеч. Позади статуи начиналась дорога, ведущая вглубь города, а лицом она смотрела на обширное пространство рынка.
– Это что еще за баба? – произнес Келласт, с подозрением оглядывая памятник.
– Да как ты смеешь не узнать? – притворно удивился сказочник. – Имей уважение: это сама Сандарайн – защитница человечества. Поговаривают, именно она была первой правительницей Бертиса. По крайней мере, по легендам, родом из этих мест.
– И, дай угадаю, родилась она прямо в боевом облачении и сразу отправилась на войну, вместо того, чтобы папке портки штопать?
– Острота шутки не умаляет глубину невежества, – скривился чернонарядый. – Смиренным следует быть перед верной подругой Последнего героя – ведь ее история сияет благодаря его величию.
– Ах, та самая персона из Сказаний о Храбрых? Тех самых, что сокрушили титанов, якобы эльфийских богов?
– Именно так.
– Как же на удивление часто стала судьба сводить нас с ними, – съехидничал Фобос.
– Удивительно – не то слово.
– Думаю, мы окажем ей достаточно почестей, коль отправимся по единственному указанному ей направлению, – примирительно заявил Келласт. – Благодарим тебя, о Сандарайн-воительница, что взором своим освещаешь нам путь к рыночным рядам. А теперь быстро разбежались по прилавкам и отыскали, где можно загнать темнышевские побрякушки, да повыгоднее!
Миг – и четверку как ветром сдуло в сторону обители галдящих торгашей, спешащих сбыть товар до закрытия. В бешеной гонке с колесницей самого светодающего, стремящегося как можно быстрее убраться в свой ночной чертог, авантюристы сбывали добытое, спорили за лучшую цену, облизывались на дорогие диковинки города вроде складного ножа, прячущегося в носок сапога или массивного шейного обода, способного стрелять ядовитыми иглами, а также пару раз чуть не подрались с особо наглыми продавцами, имеющим наглость нелестно отозваться о качестве предлагаемых украшений. Удалось сбыть и остатки зелий странной старухи из глуши, а главное – успеть убраться прочь с рыночной площади, когда недотепа-подмастерье разбил одну из склянок и отправил все вокруг на десятки метров в непродолжительный сон. Пронесшаяся мимо недоумевающих наемников стража заблокировала вход на рынок прямо у них за спинами: припозднившихся же покупателей долго еще будут обыскивать на тему сворованного в результате инцидента – а список украденного у предприимчивых торговцев рос на глазах.
– Что-то мы ничем и не обжились, – гнусавым тоном промямлил сказочник: глава экспедиции пожадничал кругленькую сумму на золотое перо, отделанное малахитом и столь же искусно выполненную чернильницу.
– Михалыч, сначала – узнаем цены в местных конюшнях, – уже, наверное, в пятый раз осадил друга бородач, – По нам Стераль уже неделю плачет.
– А в конюшнях вы сейчас только плач и найдете, ага, – раздался голос паренька, развалившегося на телеге, в которую была впряжена нетерпеливо переминающаяся лошадка.
– Что под вечер уже поздно? – опрометчиво среагировал седобородый.
Парень, почуяв клиентуру, сразу спрыгнул с телеги и залихватски сбил щелчком шапку на бок.
– В войну всегда вечер, дедуля! Всегда поздно. Свободных лошадей верховым раздали – будто не знаешь, что за дела творятся.
– Я смотрю, секретность в славной Стералии далеко не в чести? – хохотнул Келласт.
– Да какая секретность, коль солдат гоняют взад-вперед и обозы заготавливают, а некоторые толстосумы, слышь, свое пособирали – и двинули не пойми куда. Вот так оно и бывает.
– Недостаточные и обрывочные сведения для таких выводов, – скривился Фобос.
– Я тебе вот что скажу, пестрота, – парень подскочил к колдуну, оперся о его плечо и указал пальцем под ноги, – вот это – торговый тракт. И ходят по нему, значит, торговцы, как водится – издалека. И вот они-то и говорят... – тут он сделал страшное лицо и понизил голос, – всякое!
Келласт кивнул, соглашаясь: уж что-что, а торговля – первый враг государственных тайн. Парень, быстро определив, кто из четверки главный, тут же подскочил к нему.
– Я – Эварист. И в чем я хорош – так это в извозах. До Стераля, значит, довезти надо, так? – тут, заметив скептический взгляд бородача, встает между ним и телегой, закрывая ее плачевное состояние. – Нет, ты на качество не смотри, ты на скорость и цену смотри! Сотню за четверых – и к концу недели будете в своем Стерале! А накинешь еще десятку сверху – так я еще вам и тент приделаю, чтобы солнце не пекло.
– Твоя кобылка-то нас пятерых точно сдюжит? – скептически заметил сказочник.
– Да выдюжит, – с некоторым сомнением протянул Эварист. – Мы и не таких возили. Слушай, я вот что скажу, – тут он согнулся в коленях, чтобы облокотиться уже на Келласта. – Я же вижу, вы не из тех, кто готов деньги просто так на ветер выбрасывать. Вам четыре лошади до Стераля знаете, во сколько обойдутся? Ого-го! Так их еще и возвращать же надо. Вон того, с покосившейся каретой видите? Так вот, он до Стераля за две сотни возьмется, о как!
– Так вроде, у него и лошади-то две.
– Лошади – две, а в карету только трое влезают! – сразу выкрутился Эварист. – А четвертого – за доплату, конечно, только на крыше разместит – так с такой-то погодой можно зажариться насмерть! Что удивленные глаза делаешь? Я тут уже всех изучил, да.
– Ну, значит, если мы все-таки не лошадей, а извозчиков рассматриваем – от ста монет поездочка выйдет.
– Что, не хватает? – присвистнул парень. – Ну, вы подумайте, может чем другим откупитесь. Вон, у тебя амулет какой здоровый висит – авось, хватит на полдороги-то.
Пока группа разглагольствовала, к статуе подъехала огромная вычурная карета, в которую была впряжена шестерка поджарых скакунов. Кучер ловко спрыгнул с облучка, чтобы открыть дверь и подать руку пассажиру. О брусчатку звонко цокнули каблуки единственной пассажирки шикарного экипажа, элегантно одетой девушки, парфюм которой мгновенно долетел до каждого посетителя площади. Не давая четверке незнакомцев вглядеться в черты своего лица, показавшегося им отдаленно-знакомыми, девушка поспешила куда-то вглубь города.
– Это у нас этот, экспресс, – просветил Эварист. – До Стераля за три дня домчит. Только стоит, ага, столько, что вы за поездку все свое имущество отдадите, и еще столько же должны будете. Удобства, знаете ли, дорогого стоят.
– Удобства рабов удовольствий удел, – фыркнул Арчибальд. – Свободны от проклятий мирских мы – не стоит вниманья они.
– Да вот и я о том же, – махнул рукой парень. – Заплатите десятикратно – и что? Сиденья мягкие? Освещение в дороге? Как ее, отделка шкурами и кожей внутри – да кому оно в жару-то нужно? Эти, рессоры, видите ли, в колесах – а что они, рессоры, сдались-то? Тю, с простым людом надо попроще быть.
– Да нам хватает, в принципе, – пробормотал Келласт, заглядывая в кошель.
На улицы города постепенно наползала ночная темнота. Карета отправилась в дальнюю дорогу, увозя прочь из Малахитового двора мимолетных гостей. Когда она проносилась сквозь врата города, на которых уже зажгли фонари, Эварист все еще стоял столбом, раскрыв рот: перед глазами замер необъятных размеров кошель, который бородач достал из-за пазухи. Экипаж несся вперед с ошеломительной скоростью, не обращая внимания на встречных, в том числе – и на странного типа на уставшем скакуне, который вдруг повалился на землю, схватившись за голову, а едва карета пронеслась мимо – вскочил и что-то стал орать вослед, размахивая руками. Мало ли сумасбродных по дорогам бродит.