Ничего не попишешь,
там отпустит, здесь жмёт;
каждый в собственной нише
в мире этом живёт.
И меж словом и делом,
то ленясь, то спеша,
тяготиться вдруг телом
начинает душа.
Ей, возвышенной, тесно
на земном вираже,
да и телу, коль честно,
нелегко с ней уже.
В нише собственной каждый
обитает давно,
только творческой жажды
утолить не дано.
Есть оазис в пустыне,
полынья в толще льда,
эта жажда поныне
от веков навсегда.
Град сечёт, или ветер
трубно воет лосём;
всё бывает на свете
да подвластно не всё.
В гуще звездной метели
зреет зло, как нарыв:
мы печемся о теле
о душе позабыв.
Кипарисы над крышей,
как ракеты в час N,
волны тише и тише
трутся к ночи у стен.
Городок засыпает,
затихают сады,
и песком засыпает
время наши следы.