(из бесед с Лампадовной)
Хорошо ли, плохо ли, вольно или строго, по правде иль не совсем живётся человеку на землице-родине нашей?
Поговорить бы об этом с Лонгиной Лампадовной, да вот исчезла куда-то моя собеседница. Уж она-то умеет давать определения происходящему, что называется, бьёт в десяточку.
Вновь набираю её номер и слышу: «…оставьте сообщение после сигнала…» Вот Лонгина! Удумала! Прыгнула до уровня «крутых», овладев нынешней мудрёной нАворотью телефонки.
Оставила это самое сообщение с несколькими не столь ласковыми словами за молчаливое убытие в невесть куда, заодно тоненько подметив её теперешний статус «с техникой на ты».
Домофон заподвывал – Лонгина! Затем – звонок в мою «крепость» на четвёртом этаже…
На пороге – сама Лонгина Лампадовна: платье – петух расписной, шляпа – чуть набекрень (прямо скажем, с привкусом несколько хулиганистой моды), через плечо сумка, величиной в полмешка из-под лошадиного фуража, на ногах ярко-оранжевые кроссовки высотой до колен… Бесподобный прикид, одним словом. Сам Заяц ещё до такого дива не докатился… Правда, лицо не потеряла, прежним осталось: семидесятилетним, но всё ещё приятным.
– Нет, нет, тебе не почудилось! Я это, я, Лонгина. С ристалищ парижей да
мадридов – прямо к тебе! Неделя по заграницам – и тебе мой портрет: любуйся
произведением искусства… – с порога затараторила гостья, выказывая намеренно
игривое настроение.
– Да уж. Общеголяла нашего главнейшего на телеэкране закройщика-сборщика штанов
семи радуг сразу, таких же кричащих рубах да ошейников. Одно лицо только твоим
и осталось. Поведай, зачем тебя туда понесло. Не за женихом ли иностранцем,
что ныне в моду пошло-поехало у девиц с набитых сеном муляжами на плечах.
Валяй выкладывай, какого козла словила-заарканила…
– Понимашь, опоздала. Сбросить бы этак … ряд косых десяточков, годков-то.
И я бы … ух! … Ладно, щегольнула перед тобой этим маскЕрадом – и будет. Скину
его, сегодня же.
Там наших-то, этих «муляжей с сеном», хоть пруд пруди. И каждая метит «на
ловлю счастья, женихов», пусть даже одрябших, но только б с виллой в горах ли,
у моря ли…
– И что? Небось, уж все виллы взяты штурмом «муляжек»? Осталось только
поздравить их с «взятием правильного» запада? Подумать только – без единой
ракеты экспроприировали… Так-то, Лонгина, эти «муляжки» скоро все земли-
государства к русским ногам расстелют…
– Кабы так… Хотя некоторые, давно там обитающие общинами, так и обещают. Мол,
дойдут и до них выборы – тогда гуляй Русь-матушка от Тихого до Атлантики...
«Придётся ждать. Как думаешь, доживём?» – поставила вопрос рассказчица.
– Ну ты горазда слушать всякую небыль, примеряя её на контурную карту… Лучше
скажи, чему там дивилась-радовалась, – прервала я Лампадовну.
– Прямо сказать, дивилась мало чему. Всё чужое. У нас другое дело: каждый раз,
бывая в Петербурге, хожу с открытым ртом, дивясь на его красоты. Про Москву
слова – те же, про Вятку, Тобольск – про всю Россиюшку раздольную нашу…
Про «радости» мадридопарижские особый сказ получается. В Париже зашла в
православный храм. У иконы Казанской Богоматери молодица слёзно шепчет
по-русски молитву: «… Помоги вернуть деток, коих я безмерно люблю. Помоги
вернуться на родину…»
Из храма выходили одновременно. Извиняясь, спросила её, не смогу ли
чем-то помочь.
Тут она поведала типичную для нынешних дней историю: нашла богатого француза,
родила от него двойняшек, теперь им три годика… Да только счастье оказалось
недолгим. Француз объявил её никудышной матерью, охотницей за деньгами да
салонами красоты, где торчит днями, забывая про детей. И однажды, когда она
только к вечеру явилась из салона « с очередной парижской размалёвкой», он
встретил её у ворот своего старинного замка и произнёс одно краткое: « Вон!»
Детей оставил себе, а суд признал его «вердикт» обоснованным (у малышей
французское гражданство).
Выслушала её, и меня естественно замутило … (успела только за угол
забежать). И – ни на йоту жалости к ней. А историй таких … о-о-го сколько.
Такой вот сказ… Как тебе это? – закончила наисложнейшим вопросом Лонгина.
– А что? Мсье прав. Детей жаль, что без мамы. Да вот назвать её мамой и я
затрудняюсь. Ведь настоящая МАМА, как степная чайка, вьётся над детьми своими,
забывая порой сама умыться. Она – вся в них, в своих кровиночках…
Меня не покидает одна простейшая философия: есть ли счастливцы среди
покинувших свою землю-родину… Заканчивают все – как истёртый половик: у одного
растаяли краденые у своего народа миллиарды, другой опустошился в чужой
лаборатории, третьему не пишется ни строки, сколь ни красиво вокруг…
Одолевает ностальгия… В лучшем случае – слёзы в тамошних «независимых» судах,
годы скитаний. Хуже – повесился, отравился…
Отчего так? Может, и правда: каждому народу Бог отвёл определённую землю,
и предавать её – наказуемо? А ещё и грабить её…
– Насчёт грабежа… Пожелай власть добра своему народу – ощипать вора-миллиардера
не есть труд. Стоит только перед вором поставить условие: верни народу его
деньги – тогда не в магаданы, а на все четыре. Мигом правильный выбор сделает.
И так всю нечисть с земли нашей… – закипятилась Лампадовна.
– Жаль, что не мы с тобой, Лонгина, творцы законов. Изобретают их те, у кого всё
«за бугром»: и деньги, и дети, и замки, и планы…
Однако же, беседу закончили с надеждой на нашего Главного: он же – разведчик. А бедноватых умом на сие служение не привлекают.
28.07.2017 г.