Вместо меча -- слово,
Вместо тела -- душа.
Удар за ударом снова и снова
Под знаменем языка.
-- Что? Что, прости?
-- Не… Не вернулись…
Картина, словно маслом писана: рассерженный донельзя, злой на весь белый свет герцог, подрагивая черными усиками, выслушивает отчет опустившего глаза, заикающегося, белого как полотно советника. Герцог со сложенными за спиной руками стоял у окна. Он глубоко вздохнул, услышав недобрые вести, принесенные этим маленьким, ни в чем не повинным человеком, потом вздохнул еще пару раз, глубоко и очень громко в наступившей нездоровой тишине. Нервы его все же сдали…
-- Как они, черт их побрал, могли не вернуться?! Три дюжины огромных дуболомов, семь напастей на их голову! Как, мать твою, так? Отвечай! – герцог кричал, размахивал руками, бешено выпучивал глаза. Волосы на его голове, до того аккуратно уложенные, растрепались и теперь подпрыгивали при каждом взмахе его рук, готовых, кажется, свернуть чью-нибудь шею. Речь он держал долго, и черт – это самое безобидное и невинное ругательство, скатившееся с его грешного языка.
Герцога Гранопольского нельзя было назвать деспотичным, пользующимся неограниченной властью самодержцем. Вся власть в герцогстве, конечно же, принадлежала ему, но использовать ее в корыстных целях он себе не позволял, что непременно составляло одно из его достоинств. Но если б не гордыня и самовлюбленность, которые просто не разрешали ему выглядеть в глазах своих подданных как законченный эгоист и неумелый правитель, то и такое хорошее в каких-то случаях качество – самоотверженность – не водилось бы за герцогом и не украшало его и без того красивое лицо. Он всегда был тихим, аккуратным, осторожным и, если кричал, то только будучи маленьким глупым ребенком. Но внезапно, совершенно неожиданно огромная проблема свалилась на герцога Гранопольского и его горнодобывающее хозяйство. Ниточка, сдерживающая истерику, лопнула. И герцога понесло.
-- Я… Я п-просто доложил… -- руки советника дрожали. Он стоял перед герцогом, согнувшись, сжавшись в комок, как кот, приготовившийся к очередному удару веником. Вновь в зале воцарилась нерушимая тишина. Слышно было только, как за окном весело щебечут птицы.
Герцог, хищно уставившись на своего советника, подошел к нему вплотную, нагнулся, чтобы заглянуть ему в глаза, хотел что-то сказать, но сдержался, лишь пыхнул ему в лицо, будто огнедышащий дракон, своим разъяренным дыханием. Советник вздрогнул. Он так и стоял, не смея поднять глаза. Герцог выпрямился, оправил плащ, заложил руки за спину и, обойдя советника, быстрым шагом направился к двери.
-- Пошлите за тем оборванцем! – крикнул он бедняге, так и стоявшему согнутым, -- А мне, Солотин, прикажи подать карету, -- Солотин кивнул, -- И ты едешь со мной.
-- Непременно, ваша светлость.
-- О, Бенкант! Соизволил ты наконец-таки нанести визит своему давнему другу! – с украшенного резьбой и увитого виноградом крыльца сошел навстречу герцогу, раскинув руки для объятий и широко улыбаясь, толстый, с огромными ушами мужчина. Он подошел, они обнялись.
-- Здравствуй, здравствуй, Пелаид, -- герцог поспешил вырваться из огромных, тюленьих объятий своего друга.
-- Кусат, заруби свинью! Ту, что вчера решила сбежать, -- крикнул ушастый Пелаид в сторону хлева.
-- Слушаюсь, сэр, -- донеслось оттуда.
-- Нет, нет, я ненадолго, -- отмахивался Бенкант.
Пелаид посмотрел на него обиженно, надул и без того пухлые губы, отчего уши его слегка шевельнултсь, и развел руками.
-- Кусат, не трожь свинью! Поросенка заруби.
-- Слушаюсь, сэр.
-- Я по делу, -- сказал герцог, когда они взбирались на крыльцо. На его плече лежала тяжелая рука Пелаида. Позади шел Солотин.
Они уселись в плетеные кресла на задней веранде, Бенкант и Пелаид друг напротив друга, а между ними, чуть поодаль, Солотин. Посредине стоял небольшой деревянный столик, на котором, переливаясь на солнце, словно рубин, красиво расположился графин с какой-то холодной (стеклянные стенки графина затуманились) карминной жидкостью и несколько маленьких тарелочек с закуской. С веранды открывался отличный вид на сверкающее в золотых лучах солнца озеро, идущее мелкой рябью от прохладного, свежего ветерка. Чудно пахло цветами и свежескошенной травой. Птицы, не умолкая ни на секунду, заливались и тянули свои трели.
-- Даже ничего не скажешь? – спросил Пелаид, разглядывая на солнце стакан с налитой в него рубиновой жидкостью и искоса поглядывая смеющимися глазами на своего друга.
-- Ох, извини, напиток невероятно вкусный! Как, впрочем, и всегда, -- ответил Бенкант, ставя на стол пустой стакан, -- Вишня, полагаю. И что-то еще… Яблоки?
-- Яблоки. Вон те, -- толстяк ткнул пальцем, на котором сверкали два огромных перстня, в сторону сада и широко, похабно улыбнулся, отчего глаза его превратились в две маленькие щелочки, прикрытые густыми, небрежно торчащими во все стороны света бровями, -- Смотри, -- произнес он тихо, не отводя взгляда от сада. Бенкант и Солотин посмотрели в ту сторону.
Внимание их приковала следующая картина. На лестнице, прислоненной к разросшейся яблоне, стояла молодая девушка. Она тянулась к верхним веткам, чтобы сорвать с них желтые, тяжелые, невероятно пахучие плоды. Она в очередной раз подняла руку, другой опираясь о ствол, встала на цыпочки. Легкий ветерок трепал поля ее тоненького голубого платья, отчего оно приподнималось и обнажало ее стройные загорелые ноги до середины бедра.
-- Недавно ее нанял. Смотреть, как работает – одно удовольствие, -- пошлая улыбка не сходила с заплывшего лица Пелаида, а глаза, наглые и прищуренные, не могли, да и не хотели оторваться от длинных ног работницы.
-- Тебя ничем не исправить, друг мой, -- вздохнул Бенкант.
«Только могилой», -- подумал Солотин, но ни одной чертой своего смуглого лица не выказал отвращения и неприязни, давно имевшихся у него к барону Пелаиду.
Пелаид знавал многих людей не только в округе, но и за пределами герцогства Гранополе. А все потому, что если какому-нибудь его знакомцу нужно было нанять подешевле хорошего садовника или чуточку отступить от закона и оставить это незамеченным, он обращался к барону, у которого непременно найдутся приятели, умеющие все устроить как надо. В общем замкнутый круг. Бенкант, герцог Гранопольский, знал о проделках своего друга, тот сам обо всем ему рассказывал, но, учитывая то количество пользы, которое может принести барон, втихаря проворачивая свои темные делишки, герцог позволял ему этим заниматься. Как и его правая рука Солотин, Бенкакнт испытывал все же некоторое отвращение к Пелаиду. Солотин же испытывал не просто «некоторое отвращение», а прямую, но умело скрытую, отвратность, даже в каком-то роде ненависть к тучному, ушастому барону целиком и его поведению в частности. Солотин считал его грязным, подлым пошляком, не в меру охочим до женских прелестей, и, сказать по правде, был прав.
-- Но давай все же приступим к моему делу, я спешу, -- Бенкант до ужаса не любил медлительность своего друга, его убийственную манеру говорить, как будто прямо сейчас он застынет, словно огромная восковая фигура. А тем более этот его темп не нравился Бенканту сейчас, когда он действительно спешил.
-- Дела, дела… -- Пелаид будто сожалеюще вздохнул и нехотя отвел-таки глаза от девушки, но улыбка, по-видимому, не собиралась покидать его пухлогубого рта; фантазия пошла дальше глаз.
-- Помнишь того оборванца, которого ты нанимал для убийства водяного? – Бенкант наконец перешел к тому, ради чего сюда приехал, говоря быстро и по существу, наклонившись в кресле, облокотясь на свои колени.
-- А-а, того умника. Конечно, помню. Работу свою хорошо сделал, -- как нарочно Пелаид говорил медленно, растягивая слова.
-- Сколько ты ему заплатил? – герцог подался вперед, готовый, кажется, как голодный мальчишка хватает пирожок, поймать скорее волновавший его ответ и убежать.
-- Хм… Не помню уж… Викарт! Викарт!
На веранде буквально через две секунды появился молодой паренек лет девятнадцати. Как только он предстал перед бароном, хмурая мина его сменилась деланной улыбкой, причем улыбался только рот.
-- К вашим услугам, сэр, -- произнес он почтительно, вытянувшись в струнку, умело скрывая свою неприязнь к Пелаиду.
-- Позови сюда счетовода. Ох, позабыл… Как там его… Имя его позабыл… Пусть он захватит с собой отчеты за прошлый месяц.
-- Слушаюсь, сэр, -- парень быстро скрылся.
Бенкант еще раз отметил для себя то, что друг его обожает иноземные порядки. В обращении, в одежде, в расположении и устройстве сада и ухода за ним, в еде. Герцог и сам всерьез подумывал о замене уже приевшихся «ваша милость», «ваше сиятельство» и т.п. более кратким, звучным и новым «сэр». «Может быть, в будущем?» -- думал он. А что, может быть.
-- А что там у тебя? Я слышал, что-то с шахтами?
-- Да. Добыча прекратилась две недели назад. А работники не вернулись. Ни один. Я посылал отряды…
-- И что они? – спросил Пелаид, наливая себе еще настойки. Потом он протянул графин Бенканту, -- М? – Бенкант отмахнулся. Толстяк взглянул на Солотина, стакан которого был полон, и поставил графин на место.
-- Отряды не вернулись, -- со вздохом ответил герцог. Он все ждал появления счетовода. Да, несомненно, Бенкант любил посещать своего друга, но только тогда, когда целью визита был отдых, вкусный ужин, какая-нибудь настойка. Кстати сказать, настойки подопечные Пелаида мешали просто безупречные. Нигде больше герцог Гранопольский не пробовал настолько ароматных, сладких напитков. Так вот, именно так, как он любил настойки Пелаида, Бенкант ненавидел простаивание дела. А сейчас его дело стояло.
Пелаид удивленно поднял брови, уши его опять шевельнулись:
-- Четыре отряда по сорок человек? И не вернулись?
-- Именно. Ни один из них.
-- Боже мой! Что ж за чудище у тебя там обитает? – Пелаид охнул и сжал свои пухлые, мешковидные щеки не менее пухлыми, увешанными перстнями руками.
-- Добрый день, господа, -- на веранде появился дряхлый старик-счетовод, появился так убийственно медленно, что руки герцога в этот момент пожелали сомкнуться именно на его шее, -- Чем могу помочь? – казалось, он прямо сейчас на этой треклятой веранде рассыплется в прах, словно древняя мумия.
-- Сколько я отдал денег тому парнишке за убийство водяного? В прошлом месяце, -- Пелаид сложил руки на своем огромном животе и из-под полуопущенных век презрительно глянул на старика, как он обычно глядел на всех людей, которые разваливались на ходу.
-- Одну минуту, -- старик порылся в бумагах, которые держал в руках, ровно минуту, как и обещал, -- Пять тысяч пятьдесят семь вартов.
Бенкант подался вперед, выпучил глаза и приоткрыл рот.
-- Пять тысяч?!
-- Да, друг мой, -- Пелаид усмехнулся, -- А еще этот умник выпросил пятьдесят семь вартов за утопленные в болоте сапоги.
-- За одного водяного… -- Бенкант упал, облокотился на спинку кресла.
-- Дам тебе совет: не торгуйся с ним. Изначально голова водяного стоила две тысячи и один шикарный ужин. Я же заупрямился, хотел скинуть цену. До тысячи. Но, -- Пелаид развел руками, -- не вышло.
-- Я могу идти? – спросил, чуть наклонившись, и без того сложенный пополам счетовод.
-- Да, пожалуй, -- ответил толстяк, махнув рукой. Старик прошаркал к двери. Солотин взглянул на то место, где он стоял: ожидал увидеть кучку песка, -- Но поверь, друг мой, он – профессионал. Хотя на него и не похож. Но на твоих шахтах завелось действительно что-то страшное, -- Пелаид допил настойку и удовлетворенно вздохнул.
Бенкант взглянул на Солотина и в его глазах, имевших всегда одно выражение, увидел: «Да, герцог, ничего не поделаешь. Не заплатишь сейчас – и вовсе разоришься».
К слову сказать, герцог Гранопольский на каждую такую встречу брал с собой верного Солотина (и поддержка, и свита), который тупо сидел возле своего герцога все время, пока тот выяснял суть дела и разрешал дела государственной важности. И только спустя целый разговор Бенканта с нужным ему человеком, когда уже собирались уходить, герцог вспоминал о присутствии своего лучшего советника, смотрел ему в глаза и видел в них подтверждение, одобрение пришедшего к нему решения.
Вот и сейчас, как всегда, во взгляде Солотина Бенкант усмотрел, к счастью или к сожалению, всегдашнее «да».
-- Вас вызывает герцог Гранопольский, -- доложил, войдя в столовую, высокий, чрезвычайно худой, чернобородый мужчина в темном плаще.
-- Одну минуту.
На столе стояло множество тарелок со всякой всячиной, три графина, два из которых уже сверкали дном, и лежали ноги, обутые в недавно купленные черные кожаные сапоги, до блеска натертые заботливой рукой. Рука эта в данный момент держала у жующего рта стакан с глянцевой золотистой жидкостью. Напиток отправился туда же, куда скоропостижно попали и многие яства, до того украшавшие расписанные цветами блюда. Пока та самая заботливая рука ставила пустой стакан на стол, другая, не менее обеспокоенная состоянием организма, тянулась к яблоку.
-- Мне с собой заверните, -- сказал все еще жующий рот стражникам. Говоря это, владелец рта повелительно махнул рукой в сторону стола, потом последовал за пришедшим за ним чернобородом.
Миновав два длиннющих коридора, увешанных картинами и застеленных коврами, двое мужчин оказались перед дверью, ведущей в комнату, где герцог Гранопольский принимал важные государственные решения, от которых порой зависела судьба всего герцогства, и выслушивал отчеты советников, докладывающих о том, верно ли было то или иное решение и как оно претворилось в жизнь. Чернобород открыл дверь, хотел представить герцога, но не успел.
-- Добрый день, господа! – гость при входе поклонился, улыбаясь и жуя яблоко. Потом плюхнулся в кресло, стоящее напротив стола герцога.
-- Добрый день, Силентио Миркопоне, наемный убийца нечисти, как мне вас представили. Все верно? – Бенкант, говоря это, поднялся, оценивающе и явно недоверчиво глядя на гостя.
-- Да, все правильно, ваше сиятельство. Рад знакомству, -- он встал и, дотянувшись до герцога, пожал ему руку. Судя по тому, как дернулись его черные усики и изогнулись аккуратные брови, Бенканту это не очень понравилось, -- Вы же герцог, да? А это ваша правая рука, так? – Силентио протянул руку и Солотину. Тот пожал, не испытывая, казалось, никаких чувств, не дрогнув ни одной чертой лица, как, впрочем, и всегда. Все наконец-то уселись. Силентио догрыз яблоко и протянул огрызок в сторону стражников, даже не смотря на них. Герцог, облокотившись на стол и сложив пальцы рук домиком, молча кивнул чернобороду. Тот вздрогнул и с недовольным видом взял огрызок за плодоножку. Из него вывалилась косточка, упала на ковер и исчезла. Чернобород это видел. Герцог тоже. Сделав еще более недовольное лицо, сжав зубы так, что по скулам его забегали желваки, слуга нагнулся, с трудом отыскал на ковре косточку, взял е и направился к двери. Когда он проходил мимо стражников, один из них, давясь от смеха, еле сдерживаясь, повилял из стороны в сторону задом, играя при этом черными дугами бровей. Другого, старавшегося не смотреть на все это, внезапно затрясло от смеха так, что брякнули латы. Чернобород, сначала удивившийся такой дерзости, а потом еще более разозлившийся, быстро вышел из комнаты.
А пока все это происходило, герцог пытался объяснить суть дела «наемному убийце нечисти».
-- То есть порядка двухсот шахтеров куда-то пропали, верно? – Силентио полулежал в кресле, вытянув ноги и сложив на груди руки со сплетенными пальцами.
-- Мы полагаем, что они, скорее всего, мертвы, -- ответил Бенкант.
-- Уважаемый герцог, -- Миркопоне подтянулся, положил руки на стол и приблизил свое лицо к удивленной и, вместе с тем, раздраженной физиономии Бенканта. Тот при этом чуть подался назад. Силентио продолжал, -- при всем моем почтении к вам прошу: отвечайте на мои вопросы четко и ясно. Не надо ходить вокруг да около. Так все шахтеры пропали? – последнюю фразу он произнес менее настойчиво, чем предыдущие, и как-то непринужденно; вновь сполз вниз, выставив вперед ноги.
-- Именно так, -- испытывая недовольство, герцог все же послушался просьбы Силентио.
-- Все исчезли одновременно?
-- Да, получается. Обычно по вечерам ко мне приходил голова или кто-то из его помощников с отчетом, но в тот вечер никто не явился. На следующее утро у ворот уже стояла толпа их жен, требующих подводы. Некоторые, как выяснилось позже, уехали сами или ушли на своих двоих.
-- И так же не вернулись, -- закончил Силентио.
-- К сожалению, -- герцог вздохнул, опустился на спинку кресла и вновь поднялся, -- У вас есть предположения, кто там может обитать?
-- Да, пожалуй, есть. Как минимум… Шестнадцать.
Бенкант удивленно и недоверчиво взглянул на убийцу нечисти.
-- Ох, я, кажется, ошибся, герцог. Не переживайте – пятнадцать.
-- То есть на моих шахтах может сидеть пятнадцать тварей? – герцог был явно раздосадован, зол и не меньше того шокирован от такого большого количества нечистой силы, обитающей на его шахтах и пожирающей его людей.
-- Не-е-ет, пятнадцать видов. Шесть из которых живут колониями. Это важно.
Глаза герцога округлились, а Силентио – сощурились. Парень он был не из хвастливых, но кому не нравится в удобном ситуации блеснуть умом? Он любил проворачивать такие штуки, а потом гордился собой, особенно если его знания и опыт (причем, в таком-то возрасте) поражали и пугали какую-нибудь важную особу, навроде герцога.
-- Давайте на чистоту, юноша, -- Бенкант встал из-за стола, подошел к окну. Он всегда так делал, когда его что-то волновало или нервировало. Сложив руки на груди, не смотря на Силентио, он говорил, -- Если бы у меня был другой выход из создавшегося положения, я бы воспользовался им – никак не вами. Не люблю я, знаете, людей без рода и знамени, которым показал монетку, а они уже стоят под твоим флагом в предвкушении. Но выхода как такового у меня нет, -- герцог взглянул на Солотина, увидел на его лице всегдашнее «да» и повернулся к Силентио, -- Сколько?
Миркопоне улыбнулся. Своими словами Бенкант задел его, можно сказать – унизил. В таких ситуациях Силентио всегда вел себя спокойно и сдержанно, никогда и никому (будь то крестьянин или король) не позволял себя опускать. Поэтому «человек без рода и знамени», готовый продаться кому угодно за пятак, решил отомстить Бенканту.
-- Много, герцог, вам не по карману, -- Силентио сделал вид, будто собирается уходить.
-- Я знаю, что ваши услуги стоят дорого, но, сколько бы вы не попросили, оплатить их мне не составит труда, -- как же мог герцог Гранопольский (!) позволить втоптать себя в грязь!
-- А я не собираюсь просить, герцог. Просите вы, -- Миркопоне поднялся и оперся о стол, -- Ну так что, уважаемый, я могу идти?
Бенкант пришел в ужас. Какая дерзость! И как мастерски, как ловко и непринужденно этот паршивый мальчишка завел его в тупик! А Силентио ждал ответа. Легкая улыбка непобежденного блуждала на его лице.
-- Я повторяю вопрос: сколько? – герцог также оперся о стол.
-- Пятнадцать тысяч, -- Миркопоне не отводил прожигающего насквозь взгляда от глаз Бенканта. Надо отдать должное герцогу: он сдержался. Не отвел глаза, не ахнул, не закричал, не изумился, не произнес ни единого скверного слова, даже не плюнул Силентио в лицо (при всем желании). Ни один мускул, ни одна черточка, ни одна морщинка не дрогнули на лице Бенканта. Только чуть-чуть, почти незаметно вздернулись черные усики. Он сел, следом за ним и Силентио.
-- Вот и договорились…
-- Пока еще нет, -- Миркопоне улыбнулся. Какой милой, очаровательной, прекрасной улыбкой одарила его природа! – Восемь тысяч отдадите сейчас, остальные семь – после. Также осмелюсь просить у вас еще девять вартов: надо приятелю долг отдать. И, если вам не в тягость, -- он снова обаятельно улыбнулся, -- предоставьте мне комнату на пару дней. Не должен же герой ночевать на улице!
«Оборванец! Прохиндей! Прощелыга! Да как так можно… Господи, ты хочешь меня разорить?! Одно спасение, один путь… Но какой! Ужас! За что?! Я жадный? Нет. Мои подданные не жалуются. Мне не составит труда отдать этому говнюку пятнадцать тысяч, но вдруг это все будет зря? Вдруг он так же не вернется? Хотя он профессионал, как говорят… Но, черт, все может быть! Я уже потерял достаточно денег и поэтому вынужден рассматривать все варианты, перепроверяя каждый по несколько раз. Боже! Шахты – это все. Без них все пропадет! О, Господи… Как тяжко понимать, что выход из создавшегося положения всего лишь один и еще хуже, что он такой!.. А, может, поверить ему? Вернее, довериться? Хуже не будет… Может, перестать уже травить себе душу этими страшными думами о начале конца?.. О, красиво вышло… Начало конца!.. Красиво, но грустно… Все, не буду больше думать об этом. Постараюсь не думать. Ох, как я устал… Поговорю с Солотином», -- в голове герцога, как мясо в горшочке, варились измученные мозги. Мысли беспорядочно бегали, как мыши, роились, как пчелы, взлетали, как птицы, и падали, как трупы, заставляя Бенканта страдать. Но размышления эти были лишь началом… Началом чего? Начала или конца? Во всяком случае, пока герцогство Гранополе твердо стояло на распаханной щедрой земле.
-- Я, знаешь, чего не могу понять, Пегий? Куда можно было деть столько людей? Почти три сотни! Сожрать такое количество мяса за неделю под силу только черному дракону или дюжине василисков. Я надеюсь, такой нечисти там не водится. А то ведь при всем нашем уме, опыте и силе придется на себе испытать, каково это: в развороченном виде пройтись по желудку этих прожорливых тварей. Но быть их там не может. Там что-то другое сидит. Знаешь, почему я так решил, Пегий? Во-первых, потому что того же дракона, например, за десятки верст видно. Так там еще и леса. Куда такой громаде приземляться? И еще: ни один шахтер не вернулся! А такая нечисть, как василиск или, скажем, крепевл, а тем более дракон, не очень наблюдательна. Своего не упустит, может, дело ясное, но, пока приятелей разделывают на обед, сбежать может даже безногий. Так что скорее всего там обитает кто-то небольшой, внимательный и, наверное, умный. И, кроме того, он там не один. Их там много. Справились с шахтерами, их женами, вооруженными до зубов отрядами. Так ведь еще уследили, чтобы ни один человек не вернулся. А это, знаешь ли, непросто. Кто-нибудь да проскочит! Обязательно! Но никто не проскочил. Понимаешь, Пегий, никто!
Силентио нашел замечательного собеседника, отличного слушателя и неутомимого путешественника в одном лице. Вернее, в одной морде. Он вслух разговаривал со своим конем, неспешно, но безостановочно поднимавшимся в гору уже два часа. Силентио был в отличном настроении, как и всегда. Обычно, отправляясь в гнездовье нечистой силы, которую предстояло свести со свету, он был в прекрасном расположении духа. Но не от того, что после этого сведения сорвет куш (всегда этот проныра мог уговорить заказчика на большую сумму), не от того, что работа обещала быть несложной и не от того, что он – Силентио Миркопоне, наемный убийца нечисти, самоуверенный и не знающий поражений. Все из-за нервов, его расшатанных нервов, словно накачанных опиумом или страдающих особым видом морской болезни. Он не боялся, возможно лишь самую малость, но волнение присутствовало чуть ли не в полном объеме. Он нервничал. А когда Силентио нервничал, он говорил, говорил без умолку, говорил с кем попало. Он вообще никогда не мог молчать. Говорил обо всем и всегда. Говорил о погоде, о каких-то сражениях, о всяких тварях, которых когда-либо видел; рассказывал всякие истории, давал советы, делился своим опытом, которому, кстати сказать, мог бы позавидовать и семидесятилетний старик. Силентио мог найти тему для разговора даже с глухонемым, не говоря уже об иноземцах, ведь, на их беду, Миркопоне в идеале знал пять языков. Наверное, это талант… Талант для Силентио и наказание для его окружающих. Но Пегий не жаловался, шел и иногда пофыркивал.
-- Ну и глухомань… -- Силентио продолжал, -- Даже мухи не пролетит… И куда нас с тобой занесло, Пегий? Вернуться бы еще обратно…
-- Не вернетесь!
Конь заржал и встал на дыбы. Посреди тропы внезапно появилась черная фигура в капюшоне. Резко контрастируя с одеянием – иссиня-черной накидкой --, совершенно белая борода опускалась до середины груди. Ног видно не было, и казалось, что мужчина парит в воздухе.
-- Тьфу ты, черт! Штаны мне новые купить желаешь?! – Силентио резко остановил коня, натянув удила. Тот перетоптался на месте, чуть попятившись назад, и недовольно фыркнул.
-- Поворачивай, -- мужчина вытянул вперед руку.
-- А ну, пусти, старикан! Под копытами давно не лежел? Уйди с дороги! – Миркопоне сделал вид, что сейчас направит коня вперед и не понятно откуда явившийся незнакомец действительно окажется растоптанным.
-- Поворачивай, -- повторил мужчина.
-- Глухой ты что ли? Пусти!
Вытянутая вперед стариковская рука засветилась кармином, и в ту же секунду задние, а потом и передние ноги коня подогнулись и Пегий, всхрапнув, упал на бок. Силентио успел вовремя спрыгнуть с седла.
-- Ах ты шельма! Колдун треклятый! Ты чего с конем сотворил?! Старикан ты пакостный! – Миркопоне замахнулся и хотел было ударить колдуна мечом. Он быстро приближался к нему, ругаясь и рыча от ярости. Вдруг другая рука старика поднялась и также осветилась призрачным красным сиянием. И тут же меч вылетел из рук Силентио, -- Черт кривоногий! Бес! – продолжал распинаться Миркопоне.
-- Остановись!
Силентио немного приутих.
-- Подымай коня! Живо!
-- Клянись, что повернешь обратно! И конь тогда подымется.
-- Может, еще и кровью расписаться?!
-- Коли желание такое есть…
-- Ишь чего захотел, дьявол! Подымай коня, сказано тебе! Нечего чужое имущество губить! Все равно пойду туда!
Колдун поднял руку и Пегий зашевелил ногами. Бока его стали сильнее раздуваться от могучего дыхания. Силентио поднял с земли меч, протер рукоять от пыли и сунул его в ножны. Конь наконец твердо встал на ноги. Миркопоне подошел к нему, погладил по морде и залез в седло.
-- Но! Пошел, Пегий! – он дернул повод, и конь послушно пошел вперед. Проезжая мимо старика, отошедшего на край тропы, Силентио, нагнувшись к нему, прошипел:
-- Антихрист.
-- Коли вернешься, передай герцогу Гранопольскому поклон от его друга, и пусть заезжает за настоечкой, -- крикнул вслед Миркопоне колдун и исчез в лесной чаще.
-- Стой здесь, дружище. Никуда не уходи, -- Силентио крепче затянул повод на стволе дерева, -- Хотя ты и так никуда не денешься.
Он пощупал себя: грудь, руки, пояс, бедра, голенища, залез даже за ворот жилета. Так он делал всегда перед тем, как с головой окунуться в работу, в этот особенный, жестокий, наполненный до краев мир. Да, убедился он еще раз, все на месте.
Тропа, на которой стоял Силентио, вела к шахтам. Слева и справа был лес, впереди – поляна. Он дошел до ее края и приметил отличную раскидистую черемуху. Она стояла, словно снегом припорошенная, вся мелких, кипенно белых цветочках, источающих дурманящий, сладкий аромат. Силентио влез на нее, выбрал сук потолще и уселся. Снизу его определенно не было бы видно: он сидел, укрытый пушистыми ветвями, подтянув колени к груди. В таком виде он был похож на маленького воробушка, пережидающего дождь.
-- Эй! – Силентио поднес ко рту сложенные рупором руки и крикнул, -- Есть кто дома? Выходите!
Молчание. Гробовая тишина.
-- Встречайте гостя!
Ничего не изменилось.
-- Эй! Оглохли вы что ли?
Вдалеке заржал конь. Пегий. Силентио сразу его узнал: у жеребца была особая манера ржать: грубо, неумело, будто в первый раз.
Силентио оглянулся, вслушался. С ветки черемухи ему открывался отличный вид на поляну и несколько шахт, расположенных у ее ближнего края, но вот сзади все было скрыто ветвями. Он решил спуститься, проверить коня и забраться на другое дерево, ближе к поляне. Спуститься ему весьма любезно помогли. Он почувствовал острую боль в ягодице, подпрыгнул на ветке и полетел вниз, по пути ударившись лбом о толстый сук и тесанув ногой ствол. Всю свою стремительную дорогу он мужественно молчал.
-- Черт возьми… -- он лежал на земле и тер одной рукой лоб, другой – задницу.
-- Кто ты такой?
Это была зарисовка из сказки «Белоснежка и семь гномов», написанной братьями Гримм в девятнадцатом веке. Конечно же Силентио не знал, ни кто такие эти братья, ни, тем более, кто такая Белоснежка. Но сейчас роль обворожительной лесной красавицы выпала честь сыграть именно ему, а гномов было куда больше, чем семеро.
-- На, -- совершенно рыжий, с пушистой, словно одуванчик, бородой, весь в веснушках гном передал своему товарищу длиннющую пику, которой и ткнул в бедного Силентио. Он осторожно слез со спины другого гнома, взял обратно свое оружие и принял воинственную позу.
-- Кто ты такой? – встав над Силентио так, что тот чувствовал его дыхание, тыча ему в лицо огромной, черной, как смоль, бородой, басил широкоплечий угрюмый гном.
-- Так это вы тут людей губите, -- приподнявшись на локте, произнес Миркопоне. Он даже слегка улыбнулся, как-то победно. А отчего не улыбнуться? Силентио ожидал, что будет бой, кровавый, беспощадный, жестокий… Оказалось же, что поединок откладывается, вернее, откладывается поединок, в котором предстояло махать мечами. Впереди была словесная дуэль – бой, в котором, Силентио Миркопоне обладал бессмертием.
Только на официально объявленной войне или при угрозе жизни гномы на месте убивали своих врагов. Сейчас же они знали, что Силентио один (последние два километра пути они за ним следили) и вреда им нанести не сможет (их же целая дюжина). Поэтому два здоровяка-гнома (действительно здоровяка и не только среди своих) взяли своего случайного знакомца за руки и ноги и быстро понесли к вождю. Миркопоне обмяк в их руках, устало прикрыл глаза и уже перебирал в голове фразы, которыми будет приветствовать «достопочтенного гномьего короля».
Минуты через две-три вся эта свита подошла к входу в шахту. Силентио кинули на землю.
-- Оружие, -- потребовал тот черный, как вороново крыло, гном, указывая на большой плоский камень слева от входа.
Бедняга с досадой вздохнул и начал обиженно снимать и вынимать оружие отовсюду. Меч с пояса, лук со спины, полдюжины метательных ножей из-за ворота; достал откуда-то шэнбяо, четыре самодельных хира-сюрикэна, маленькую дымовую бомбу; засунул руки за спину и вынул оттуда мизерикорд.
-- Руки, -- снова настойчиво потребовал гном.
Пришлось снять с запястий перчатки с клинками.
Чернобород (он, видимо, был главарем отряда) махнул рукой. Двое гномов тут же подбежали к Силентио и ощупали его.
-- Чисто, -- произнесли они в один голос, отойдя в сторону.
Главный взглянул на Миркопоне недоверчиво, прищурился и скомандовал:
-- К вождю его.
Силентио опять улыбнулся, еле заметно. Когда он не имел при себе никакого оружия, ему становилось, прямо скажем, дурно. Конечно же, его главным атрибутом был язык, который много раз вытаскивал его за шиворот из ямы, где бедняга Миркопоне порой (и даже частенько) оказывался именно по его вине. Но сейчас все было хорошо, на душе спокойно (относительно этого), а на сердце прямо-таки отлегло, когда гномы, которые ощупывали его, пропустили за голенищем сапога кинжал.
Силентио бесцеремонно затолкали в вагонетку и в сопровождении двух гномов отправили вглубь рудника. Он крикнул напоследок:
-- Коню моему овса насыпьте.
Еще через пять минут вагонетка выехала из широкой внутри, плохо освещенной пещеры. В лицо Силентио снопами брызнул яркий дневной свет. Остановились.
-- Вылазь, давай! – один из двух сердитых гномов, встретивших вагонетку с важным пассажиром, выставил вперед пику, приветствуя мсье Миркопоне новым тычком в зад. Второй, не менее сердитый, со сдвинутыми щетками бровей стоял чуть дальше, держа оружие – толстую дубинку – наготове.
-- Эй, эй, эй! Меня и так чуть на кол не посадили! – Силентио вылез из вагонетки и в сопровождении новых знакомых направился к небольшой бревенчатой хижине в центре поляны.
Вокруг нее отлично расположились точно такие же избушки, только меньше в размерах. Повсюду ходили вооруженные отряды: мелькали пики, широкие клинки мечей, толстые дуги луков, огроменные дубинки. Серебрились латы и щита, на которых красовались красные с черным гравировки: медведь с разинутой клыкастой пастью. Такой же герб золочеными нитями пронизывал чепраки, укрывавшие некоторых лошадей. По всему было видно, что это военное поселение. Его окружал густой лес, в основном хвоя, над которым возвышались скалы. Вдали искрилась на солнце заснеженная вершина Бунтура. Попасть сюда можно было только одним путем: через тоннель, которым привезли сюда Силентио.
Они подошли к той самой центральной избе. На ее крыше неподвижно застыл флюгер-медведь, чуть ниже, под срубом, висели два флага. Возле двери, на крыльце стоял молодой, с небольшой кудрявой бороденкой гном, который при приближении троицы как-то особенно и громко постучал в дверь, открыл ее. Он странно посмотрел на Силентио своими неестественно светлыми глазами, когда тот проходил мимо него в хижину.
-- Вождь! – одновременно крикнули сопровождающие Миркопоне гномы и проделали следующее: подняли свое оружие в вертикальном положении вверх, резко опустили его, прислоня к правой ноге, и быстро кивнули. Тот, что с пикой, доложил:
-- Привели иноземца, вождь. Отобрали все оружие. Кто он, говорить не пожелал. Что прикажете делать?
И тут широченная спина развернулась, взгляд карих, невероятно проницательных глаз, оторвавшись от окна, остановился на Силентио. Огромные, все пересеченные, словно распаханное поле грядами, выступившими венами руки так и остались сложенными на груди. В тишине, облаченной лишь в бряканье лат и оружия, топот копыт и воинственные крики с улицы, пронесся, будто ураган, громкий, полногрудный вздох. Черная борода, прошитая серебряными нитями, дрогнула, и густой, низкий, всеобъемлющий бас произнес:
-- Что вам тут понадобилось?
«Прямо в делу», -- подумал Силентио.
-- Зашел по работе, -- ответил он.
Вождь минуту молчал, пытаясь, наверное, пробурить взглядом глаза Силентио. Но Миркопоне устоял.
-- Герцог Гранополький? Он вас послал? – все тот же прожигающий взгляд.
-- Да, именно он, -- все та же упрямая стойкость.
-- Тогда мне не о чем с вами говорить, -- вождь махнул рукой, и гномы схватили Силентио за руки, -- Дайте ему отвара, -- он отвернулся к окну.
Миркопоне стал брыкаться.
-- Вам должно быть стыдно! – крикнул он, -- Вы, гномы, легли под человека!
-- Что ты сказал?! – вождь произнес это предельно спокойно, но слова его прозвучали, как удар грома, кулаки-молоты обрушились на деревянный стол, чуть не переломив его.
Силентио с гномами, по-прежнему его державшими, стоял на крыльце. Отряды, бороздившие поляну, останавливались. Никогда еще они не видели такой дерзости. Повисла нерушимая тишина. Все замерли в замешательстве и ожидании дальнейших действий чужеземца.
-- Вам должно быть стыдно!, -- повторил Силентио, -- Вы порочите имя своих предков! – он уже не кричал, но говорил уверенно, настойчиво, убедительно, -- Ваши отцы, деды, прадеды были свободными, они подчинялись только кодексу гномов! А вы – рабы! – по мере того, как Силентио все глубже и яростнее ворочал гномье самосознание, глаза вождя расширялись от изумления, их заволакивала пелена: вождь уходил далеко отсюда, размышляя и думая, -- Вы насыпаете человеку в кошель золотые монеты, когда сами, обливаясь потом и кровью, не получаете и трех медяков! – Миркопоне продолжал, уже сам забывшись, войдя в кураж, -- Вы опорочили гномье имя, гномье знамя, при виде которого враги падали на колени, шепча молитвы! Издавна рудники были вашими, и никто не смел посягать на них, разве что полные идиоты! – Силентио освободился наконец из рук гномов, которые его уже и не держали, ткнул пальцем в сторону вождя, -- Вы – раб! Вы не вождь! Вождь никогда бы не позволил кому бы то ни было использовать свой народ! Именно использовать! Вы превратились в стадо! И кто ваш пастух? Пелаид из Донкарта!
На поляне движения не было вовсе. Все замерли, как море в штиль, и наблюдали эту не бывалую до сих пор картину. Вождь отвернулся от окна еще в самом начале сильной, убедительной и, видимо, удавшейся тирады Силентио. Его глаза были наполнены страхом и стыдом. Он выпрямился, вновь сложил руки на груди, вздохнул, вернулся обратно в эту хижину, оторвавшись от своих невеселых дум, приказал Силентио войти. Его угрюмые гномы-сопроводители двинулись за ним, но вождь их остановил. Дверь закрылась. Они остались вдвоем, один на один, стояли и молча смотрели друг на друга. Вождь как-то сожалеюще, досадно кивнул и понял, что человек, осмелившийся на такую дерзость, вполне сможет и даже вправе узнать все гномьи тайны. К тому же он устал их хранить. Гряда неизвестности, призрачности уже не выдерживала. Воинственная гномья натура рвалась наружу, стремилась быть замеченной.
-- Мы пытались… Рудники, те, что дальше отсюда, ближе к Бунтуру, были нашими. Но что мы, три сотни гномов, могли сделать с тысячью людей? Не цеплять же нам латы на детей и женщин! – он говорил тихо, по-прежнему не отводя взгляда от Силентио. Разница лишь в том, что взгляд этот, до того уверенный, стал теперь сожалеющим, -- После того, как сто двадцать восемь наших бойцов полегли, мы запросили мира. Но этому подонку Пелаиду мало было белого флага! У многих из нас есть семьи. Кому они будут нужны после нашей смерти? Кто о них позаботится?
Они помолчали.
-- Почему вы не обратились за помощью к герцогу Гранопольскому?
-- Все просто. Наши семьи находятся в окружении войск Пелаида. Если бы кто-то из нас доложил герцогу о том, что здесь происходит на самом деле, то кольцо бы сомкнулось.
-- Неужели одного гнома непременно бы засекли?
-- Я не знаю кто, но во дворце герцога есть предатель. Доносчик Пелаида. Что бы здесь у нас не произошло, этот паскудник все знает.
Они снова помолчали.
-- Давайте мы с вами разберемся во всем этом просто и честно, без всяких проволочек. Придется довериться друг другу, -- он подошел к столу, -- Силентио Миркопоне, наемный убийца нечисти, -- он протянул руку.
-- Верган, Бунтурский вождь, -- он принял руку. Несмотря на гномье происхождение, он просто утопил руку Силентио в своей громадной лапище. Да и ростом он был не мал.
-- Итак, вождь. Давайте на чистоту. Герцог думает, что здесь, на его шахтах живет какое-то прожорливое существо, съедающее каждого, кого приметит. А видит оно всех. Где все люди?
-- Пелаид приказал перевозить их на Бунтурские шахты. Они там работают.
-- Войска герцога, посланные сюда, там же?
-- Да, именно там.
-- Они живы? Все? – Силентио имел все основания сомневаться в этом.
-- Не могу сказать. От нас все они ушил на своих двоих. А потом за дело взялся Пелаид.
-- Верган, надо действовать. Понимаете? Немедленно.
-- Понимать – одно. Действовать – другое… Помочь нам сможешь только ты, Силентио, -- вождь по-прежнему смотрел своими карими, невероятно проницательными глазами в глаза Миркопоне.
-- Да. Я все понимаю.
-- Но пойми еще и то, что ты чужак. Мне сложно было доверить тебе эту тайну. Еще сложнее будет тебя с ней отпустить.
-- Знаю. Но у меня есть работа, за выполнение которой мне платят деньги, работа, которая меня кормит. Сказали убить – я убиваю, сказали поговорить – я говорю; сказали – и я делаю. За деньги. Мне не плевать на мораль, законы, какие-то нормы, нравственные ценности. Но они меня не накормят, не оденут, не дадут крышу над головой. А бегать с голым задом по улицам или гнить на кладбище я пока не собираюсь. Герцог заплатил мне, чтобы я решил его проблему, чтобы шахты, его шахты снова работали на него. Вот я и пришел, чтобы честно, добросовестно отработать эти деньги.
Вновь молчание. Они все смотрели друг другу в глаза, не отрываясь.
-- Если это твоя работа, то сколько тебе нужно заплатить?
-- Мне уже заплатили, вождь. Сполна.
Левый уголок рта Вергана чуть приподнялся, некое подобие улыбки на миг скользнуло по его лицу.
-- Кстати, вождь. Я и не знал, что бывают гномы-колдуны. Если б не такой уникум, вы бы не стали со мной говорить.
-- Ферни, тот парень, что стоит у дверей, он уникум. Телепат. Но не гном.
-- Карлик, -- Силентио улыбнулся, -- карлик-телепат. А тот старик, с которым я так неожиданно встретился по пути сюда? Кто он?
-- Про него я слышу в первый раз.
Минуту помолчали.
-- Ну что ж. Спасибо. Ферни говорит, что ты честен, твои слова искренни, в твоих глазах правда. Я ему верю. Мы, гномы Бунтура, тебя не забудем.
-- Готовьтесь к бою, вождь. Отряды герцога скоро прибудут.
Силентио развернулся и вышел. Сходя с крыльца, он улыбнулся и помахал рукой Ферни. Тот ответил тем же.
Некоторые, даже многие, отряды уже принялись за работу: чистили оружие, расхаживали взад-вперед, снаряжали лошадей в путь; но какие-то, видимо, самые любопытные, еще стояли в стороне и тихо переговаривались. Те два гнома, что сопровождали Силентио, переглянулись и одновременно посмотрели на Ферни. Тот кивнул. Гномы, удивленно поднявшие брови, снова их сдвинули, взглянули на Силентио угрюмо и властно и повели его к шахте, более не тыча в него пикой и дубинкой.
-- Вы вернулись! – герцог вскочил навстречу Силентио, забывшись, протянул ему руку. Он не спал всю ночь, не ел весь день, волосы на его голове торчали в разные стороны, хотя было видно, что он все-таки пытался расчесать их; наверное, машинально. Силентио пожал ему руку, мысленно улыбаясь. Усики герцога подергивались, руки дрожали, -- Наконец-то! Рассказывайте же!
Бенкант сел в свое кресло, встал, опираясь о стол. Солотин спокойно сидел на своем месте, невозмутимо и беспристрастно глядя на Силентио. Миркопоне же с равнодушным видом подошел к нему и стал медленно доставать из ножен меч. По мере того, как лезвие покидало свои кожаные доспехи, глаза Солотина, герцога и стражников расширялись. Силентио рывком вырвал меч из ножен и приставил его к горлу доносчика. Бенкант при этом отскочил к окну. Стражники посрывались было со своих мест, но Миркопоне их опередил: кинул на стол плоский металлический предмет с ручкой.
-- Вам придется мне поверить, герцог.
Стражники замерли. Солотин, казалось, не дышал. Бенкант взял со стола предмет.
-- Печать…
-- Бунтурских гномов, -- закончил Силентио, -- Медведь с разинутой пастью.
-- Что это… значит? – герцог посмотрел сначала на Миркопоне, потом на Солотина и снова на Миркопоне.
-- Я думаю, ваша правая рука, герцог, не откажет нам в объяснении? – Силентио улыбнулся, глядя на Солотина, а тот сидел, едва дыша, втянув голову в плечи, слегка подрагивая всем телом. Просьба Миркопоне была вполне убедительной и настойчивой, к тому же весьма серьезно подкрепленной металлом. Пришлось ее удовлетворять.
-- Ну что, Пегий? Куда теперь?
Конь фыркнул.
-- Правильно, в Лаизву! Куда же еще с такими-то деньгами? Отдохнем… М-м-м… -- Силентио похлопал Пегого по шее, тот снова фыркнул, понимая все, что ему говорили.
Было раннее утро. Солнце едва выглядывало из-за горизонта. Роса искрилась под его одинокими лучами, уже хорошо припекавшими. Но все-таки пока было прохладно и свежо. Над рыжими полями висела полупрозрачная туманная дымка. Где-то вдалеке протяжно мычала корова.
Они уже порядочно отдалились от границы герцогства Гранополе, снова процветающего и разрастающегося.
Прошлым вечером, сразу после возвращения Силентио во дворец Бенкант отправил на шахты войска. Двигаясь вперед мощной, плотной волной, они дошли до Бунтура. Битва была недолгой. Воодушевленные гномы сражались с удвоенной силой, смело и браво. Пелаиду отрубили голову во время его жалкой попытки бежать. Солотина кинули в темницу в ожидании смертной казни – его приговорили к повешению. Бунтурские шахты вновь вернулись во владение Вергана. Семьям гномов, как и им самим, больше ничего не угрожало. Отряды герцога и шахтеры, а также их жены, вернулись, пусть и не все, но живые. Рудники Гранополя возобновили добычу. Ну и какой же счастливый конец без свадьбы? Викарт и Динва, та работница, что собирала яблоки, в скором времени поженились.
А Силентио Миркопоне, наемный убийца нечисти, стал одним из немногих людей, попавших на страницы гномьей истории.
(июнь-июль 2017)