«Когда сам из себя ничего не представляешь, а славы хочется, то ничего не остаётся, как только фотографироваться на память с разными знаменитостями...»
( М.Леванте)
Я всегда был таким белобрысым мальчиком, не важно, что потом стал седым, но хоть не лысым, да и всегда мог позволить себе купить краску и почти, как Киса Воробьянинов, если повезёт, снова стать светлым блондином.
А потом я стал таким долговязым, и таким и остался до старости. Я мог позволить себе сыграть в дядю Стёпу милиционера уже в 14-летнем возрасте, но я предпочёл дождаться своих 18-ти, и поступил в театральное училище, чтобы потом участвовать в более значимых спектаклях, но на поверку вышло так, что сыграл я совсем не ту роль, о которой всегда мечтал ещё с детства, когда был белобрысым мальчуганом, я окунулся в такой анекдот, который мало напоминал даже смешную жизнь, потому что вынужден был стать почти тем дядей Стёпой, но чуть в другом направлении, которое для себя не выбирал, мне его помогли выбрать, сделав однажды такое предложение, от которого я просто не сумел отказаться. Но всё равно, в душе я всегда оставался актёром, я даже научился чисто по-актёрски закатывать глаза, в драматические минуты своей жизни, но это настолько вошло у меня в привычку, что я их закатывал даже тогда, когда этого вовсе и не требовалось.
Помню, давал я как-то интервью по поводу своей деятельности, той несостоявшейся карьеры актёра, но я же писателем стал, потому что обязан был сначала записывать, а потом описывать всё то, что вытворял дядя Стёпа, но в моём лице. И корреспондент меня, что-то спрашивает, что-то такое очень серьёзное, а я ну, просто не могу удержаться, даже конца вопроса дождаться не могу и всё закатываю и закатываю свои глазёнки под небеса, так меня на первом курсе театрального института научили, когда я репетировал роль бессовестного Фигаро, ну, того, что из комедии Бомарше.
А потом, вдруг, как вспомню, о чём речь - то идёт на этом интервью, как вскинусь, почти по стойке смирно в кресле, то есть ноги свои до того я расставил на ширине плеч, а тут от заданного вопроса совсем невпопад моих мыслей, я их как сдвину, и сел, как прилежный ученик, и снова пытаюсь не закатывать свои глаза, а смотреть прямо в глаза корреспонденту, и всё равно, как-то у меня не получается это, потому что вру-то я на каждом, можно сказать, его вопросе и своём ответе, так что, лучше мне, конечно, про свою несостоявшуюся актёрскую деятельность рассказывать, ну, немного про писательскую, так что б не касаться того предложения, от которого я отказаться не смог, да, даже если бы и захотел, так тогда припёрли к стенке со своим, тем предложением, что просто вынужден был с благодарностью, а больше со смирением принять.
Но, если честно, я совсем не жалею, и даже не стесняюсь, что поработал тогда дядей Стёпой, но не регулировщиком, а немного в других структурах, я же был высок и статен, как и сейчас, ничуть не утратил свой былой запал.
Ну, а театр, карьера актёра, ну что ж, я ж всегда могу на память сфотографироваться с кем угодно, что собственно и делаю всю свою анекдотическую жизнь.
Вот я в кресле, и в гримёрной, в театре на Таганке, нет, не в своей гримёрке и не в своём кресле, а в кресле Владимира Семёновича Высоцкого, того давно уже нет в живых, ну хоть я теперь, хоть для фото, посижу на его месте, помечтаю о великом, представлю, что это я, а не Высоцкий, создал такие шедевры в своей жизни. А фотограф запечатлит этот момент навсегда.
Потому что, потом я пойду и сфотографируюсь уже с Золотухиным, он тоже из того же театра и на Таганке, что и покойный Володя, а так как он ещё не умер, а жив, то я встану на передний фланг, чтобы повиднее было, а Валера, ну, что Валера, его все и так знают, фотографируют же меня… Это же я делаю фотогалерею самого себя и для себя.
Вон, как меня много – то… Вот, я с Братьями Вайнерами, вернее с одним из них, с Аркадием, тут мы на фоне какого- то столика в кафе стоим, а, вот тут я уже с хоккеистом Александром Якушевым, но как-то он повыше меня-то будет, потому и пришлось мне обняться с ним, чтобы на одном уровне в фотообъективе смотрелись, а не он впереди, а я где-то сзади, несмотря на рост дяди Стёпы, вот и стоим мы так, обнявшись, как закадычные друзья, а фотограф опять запечатлевает этот момент нашей одномоментальной дружбы.
Ой, а это-то я с кем, уже и не помню, столько воды утекло, а главное, со сколькими людьми нафотографировался-то я… Наверное, не такая знаменитость, я же только с известными людьми обнимаюсь на фото и на долгую память и для себя самого, потому и не помню.
А-ааа, вот и надписулечка тут имеется… Это же надо, всего-то 2002 –й год, а я уже и не помню… Какие люди в Голливуде, это оказывается киноактёр Илья Басков…. Ну, мы тут так солидно оба выглядим, он, даже не закатывая по-актёрски глаза ввысь, просто в упор смотрит в фотокамеру и большими губами почти упирается в тот же объектив, ну, а я… я тоже не отстаю, и очками, надетыми для солидности, тоже пытаюсь достать до фотоаппарата, который держит в своих руках снимающий.
И, глядя сейчас на себя на этом фото, пусть и сделанном в 2002 году, понимаю, как же я был тогда счастлив, в том Голливуде и в те минуты этой фотосессии, потому что на моём лице не просто сияет улыбка, я в ней просто расплылся, утонул и потонул и вынырнул, потому что вот я опять на фото, но уже на другом и с другим героем не моей жизни…
Но я-то пошёл дальше и уже сменил антураж, потому что больше не фотографируясь в гримёрке Высоцкого, тем более что он уже давно мёртв, а я вот жив, и потому рядом со мной теперь, все дяди стёпы мира, с разным количеством звёзд на сияющих погонах, целая плеяда, ну просто замечательных людей…
И их так много, этих знаменитостей, правда, зачастую, известных только мне одному, и всё равно, их много, а я-таки один, один, как перст, как тот белобрысый мальчуган, которого никто не знал тогда, зато теперь, теперь за счёт всех этих фотографий меня будут знать многие, и потому я решил создать уже фотогалерею, посвящённую самому себе, как я жил да был, то здесь, то там, то с тем, то с этим, как сфотографировался в чёрной куртке-косухе и такой же косоворотке, что б никто не догадался, какой же я Джеймс Бонд, в соответствии с тем, принятым предложением, на Бруклинском мосту, потом в полюбившемся мне больше жизни Нью-Йорке, я там тоже был, стоящий вплотную у мусорного бака, наполненного отходами, которые ещё не успели растащить местные американские бомжи, зато я успел запечатлеть себя и свой образ несравненный в этом месте, я уже тогда знал, что буду создавать галерею имени самого себя.
И потому, эх раз, ещё раз, и я сфоткался уже перед отъездом на родину, опять в той самой косоворотке в чёрных тонах, но надев уже поверху голубую джинсовую куртку, за столиком в кафе, чтобы никто не подумал, что осваивал я, находясь в Америке, исключительно бедняцкие районы Нью-Йорка, где у заборов, за которыми расположились новостройки, один в один, что наши родные спальные районы, а перед ними вся нищета любимого мною Нового Света, разный народец с котомками, с сопливыми, голодными детишками, которых я не смог тогда даже накормить, зато я сумел опять сфотографироваться, отойдя от них на значительное расстояние, и то, зажав нос, перед тем, как прозвучал щелчок затвора фотокамеры. И... Я оставил позади себя Гарлем в знаменитом Манхэттене.
А тут я, проходя мимо, присел за пустой столик какого-то кафе, всего на минутку, а на самом деле бухнулся от усталости в плетёное кресло, чуть не принакрывшись тенточным зонтиком из- за жары, с трудом водрузил свои длинные ноги одну на другую, чтобы было понятно, насколько я крут и Джеймс Бонд даже в ту минутку, и о, счастье, меня снова сфоткали. И я даже успел нацепить на себя очки, чтобы выглядеть, как всегда солидно, и упереться ими, как тогда, прямо в камеру.
Но там я один. А зде-ееесь... Здесь нас много, много-много разных Андрюш, коими являюсь я, дядя Стёпа, бывший милиционер, но не регулировщик… А остальные, ну, там разные высоцкие, вайнеры и прочие, это так, моя массовка, главное, что я всё же сумел создать фотогалерею, о которой мечтал ещё с детства, научившись правильно закатывать глаза, но мне всё попортило то предложение, от которого я не смог тогда отказаться, зато сейчас я не смог отказать самому себе в удовольствии, лицезреть себя самого на множественных фото, среди разных знаменитостей, просто составивших мне кампанию на фотосессии, для того чтобы все узнали насколько я знаменит.
Осталось только разослать пригласительные билеты всем – всем, всем тем, кто ещё не знаком со мной, Андрюлей, и я даже снова смогу закатить в очередной раз глаза от удовольствия, не потому что все пришли и увидели, и узнали Братьев Вайнеров, Александра Якушева и прочих, а потому что больше всего я люблю самого себя, для этого я и нацепил под завязку на голову шапочку с цветком нарциссом на ней и ещё раз сфотографировался, сделав культовое, памятное фото с самим собой -
" Я и цветок нарцисс на моей поседевшей голове, которую я в любой момент могу вернуть в первозданный вид, купив себе краску. Только бы не стать Кисой Воробьяниновым, с зелёным вместо белобрысого цветом волос, а то, как меня кто-то узнает-то? Меня - самую великую непревзойдённую знаменитость в этом мире…"