Наталья Сафронова
Милый странник
Горький этот диалог
длится-длится-длится...
Если бы ты не был строг,
не пришлось бы виться
белой лентой между строк
злой пути-дороге,
ты бы о чужой порог
не сбивал бы ноги,
не кричала бы тебе
во чужие страны,
и не плакалась судьбе,
где ж мой милый странник...
***
Как жаль, что не могу тебе писать.
Теперь ты подконтролен, под запретом.
Как жаль, что кто-то высадил десант
и захватил волшебную планету.
Теперь в опале сказки и стихи,
и под обстрелом солнечные розы.
Когда-то были вечера тихи...
А на войне быть волшебства не может.
Танец
1
И слово стало всем.
Началом и концом.
Врагом и другом.
Чем ты не стал.
Спасало от невзгод.
Баюкало и пело.
Что ты не дал.
Нарисовало дом.
И сеяло. И жало.
И хлеб пекло.
Но если бы не ты,
я б слово не искала.
Оно б - не жгло.
2
А песнь моя тиха, не много я умею.
Но час от часу все ж не становлюсь я злее.
На небо не смотрю с обидой и опаской.
И дни не тороплю, и в жизни вижу сказку.
В ней для тебя ищу забавные сюжеты.
И плачу, и молю. Люблю, как все поэты.
Но если нежных снов вдруг у тебя не станет,
ты за меня допой любви веселый танец.
***
Холодные ночи и лунные,
не спится под полной луной.
Когда еще мерзли в июле мы?
Кровать вдруг качнет подо мной,
поднимется парус, и звездные
навстречу взметнутся моря...
Покатится время по слезонькам
в морозный конец ноября.
Увидеть глаза твои горькие
разок бы еще, и опять
остывшие ноченьки долгие
до вечности черной считать.
У тебя было в небо окно
У тебя было в небо окно, ближе звезд я не видела боле.
В лунном свете боярышник спал, и казалось все время, что мерз.
Я все знала тогда наперед, прописала в стихах наши роли
и заранее долго пила я разлуки болезненный мед.
Провожала тебя на вокзал и платочком, прощаясь, махала.
Возвращалась домой и ждала, календарь обрывая вослед.
Но, когда ты ушел, все равно не стерпела такого накала,
добела распалилась луна репетицией нынешних бед.
Пожалей же ее, оглянись, одиноко теперь твое небо.
Если хочется плакать - поплачь, оплати же судьбе ее часть.
А давай повторим все опять, ты веселым со мной еще не был.
Напишу снова пьесу для нас...
Камушки
1
Душа не постарела, и однако
не так уже испуганно чиста.
И лечится готовностью не плакать,
но радостью извечного поста.
Вбирает свет протяжного заката,
хмелеет негой горного ручья.
Она непринадлежностью богата.
И не твоя. И не моя. Ничья.
2
Отступает душа и не так уже бьется.
Все случилось, как есть. Не зову. Не виню.
Нам достанет с тобой неприметного солнца,
не пристало теперь поклоняться огню.
И когда поутру ровный свет разольется,
ты вдыхай и смотри, где-то я прохожу
зачерпнуть той воды из святого колодца.
По чуть-чуть ее пью. И глотком дорожу.
3
Не я к тебе, а ты ко мне пришел.
А я тебя искала долго-долго
на этом, том ли берегу, за Волгой,
и не нашла. Что хочешь ты еще?
Всех камушков твоих не перечесть,
твоя корзина золотом богата.
Я - галькой под ногою виноватой,
голышек серый, взгляда не согреть .
А все-таки меня не забывай.
Посмотришь на просвет - и солнце блещет
рекой граненых неприметных трещин,
и остается в них, не остывает.
***
Это солнце так жжет беспощадно,
словно не было в мире дождей.
Словно бог за любовь не прощает,
а казнит в центре всех площадей.
Неужели последней надежды
лишена я отныне и впредь,
вопросить небо: где ты? ну, где же?
и в глаза хоть миг посмотреть.
Пташечка
Ты превращаешься в сны, таешь рассветною дымкой.
Это не сказки тесны, жжет вековая мораль.
Не обещает покой диск недозрелою дынькой.
Белая пташечка сыть звезды склевала, и жаль.
Сколько их было, стихов! Голубем почта летела.
Стайкой прозрачною рыб в сети сбирался улов.
Черная пташечка сыть песни бездомным не пела.
Если сгорели дрова, стены не сложишь из слов.
Бабочки
Ни руки не удержала,
ни сердечного тепла.
Ты смотри, какая жалость,
мимо долюшка прошла.
Долго вслед тебе глядела,
у окна тебя ждала.
Только ты такой несмелый,
не посмел желать мне зла.
Не хотел большого горя,
искры потушил огня.
Бабочки летели в море,
тихо крыльями звеня.
Той тропой
1
Когда уйду туда, где нет тебя,
не оглянусь, письма не напишу.
Скажу, ну, что ж, наверно, не судьба.
Передохну и снова задышу.
Глаза другие, кожа, и ступни
иначе будут по земле ступать.
Когда-то были мы с тобой - одни.
Теперь - одна, и снова, и опять
делить мне одиночество - с собой,
не пополам. И надо привыкать,
что станет нормой этот странный сбой,
и звезды по ночам ложатся спать.
2
Мне порою хочется спросить,
ты-то помнишь, как это бывает?
К памяти тихонько прислонись,
память дышит, теплится, живая.
Солнца луч среди волос твоих
я искала, в небо отпускала.
Согревала бесполезный стих,
польза от стихов когда бывала?
Посадила на твое плечо
правое, пусть землю охраняет,
по которой ты пройдешь еще
той тропой, что я и не узнаю.
На рыбалке
1
Ветер морщит озерную гладь.
Я листаю Тарковского книжицу.
Будет время на месте стоять?
Время по небу медленно движется
и быстрей по листам, по воде,
по траве за моими следами,
и гудит, и щебечет везде,
обгоняет, бежит перед нами.
Не присядет и на поплавке,
не замрет стрекозой на цветке.
Кто торопит его или гонит?
В камышах выпью плачет и стонет.
По дороге идет стариком,
не скорбит ни о чем. Ни о ком.
2
Вот это мой улов - стихи,
легки, а может, глубоки.
А рыбу отпустили всю,
пусть подрастет еще.
Стихи как раз нам на обед,
таких наделаем котлет!
А в день другой придем сюда,
разбавимся лещом.
Захватим мы с собой кота,
ведь для кота здесь - красота!
В траве полно мышей, ежей
и много птичьих гнезд.
А ночью - звезды собирать,
что падают в озерну гладь.
Кукушка будет куковать,
считать остаток грез.
Деду
Мы тебя поминаем, дед.
Ты бы вышел к нам, посидел.
Двадцать шесть уж минуло лет,
как остался ты не у дел.
Мне тебя не хватает так,
даже слов не найти, пустяк.
Просто нет твоего плеча,
просто не с кем мне помолчать.
Я на небо смотрю, терплю.
По земле прохожу - люблю.
Тишину по утрам ищу,
да детей перед сном крещу.
Переписка
1
А ты не забываешься, увы.
А может, благо. Ну, конечно, благо.
Как родина, что окрыляет флагом,
как Кремль, где бьют куранты из Москвы.
Сверяется биение сердец
по кукованью: ты-то помнишь - помню,
по облакам, что по небесной ванне
плывут ко мне. Их не прочтет слепец!
И столько можно разобрать посланий
в их тихом незатейливом письме...
Не плачу я и не горю в огне,
но все же помни, помни обо мне.
Пусть длится переписка между нами.
2
Облако как будто лист бумажный,
просто сядь и сказку напиши,
коль достанет для нее отваги
и волненья сумрачной души.
В сумраке моем гуляют тени
беспокойно и бегут огня,
преклоняют тонкие колени,
просят: в сказку ты возьми меня,
чтоб пожить мне жизнью настоящей,
шпагу взять и на коне взлететь!..
Будет эта сказка ночи краше,
да тебе успею ли напеть?
На юру
Я говорю, а ты молчишь.
Не изменил привычке.
Звенит от напряженья тишь,
и так опасны спички.
Бессмысленно густеет боль.
Пролиться в небо ей позволь,
и улетит она - звездой.
Иначе - упадет бедой.
Беду в охапку соберешь
и ей заткнешь в кармане брешь.
И никогда мне не соврешь,
что от себя меня берег.
Когда стоишь ты на юру,
не перечтешь все звезды...
Мечтала - небо подарю,
в корзине только слезы.
Не...
Ночью ложусь потихоньку в кровать
и начинаю тебя забывать.
Я забываю глаза твои, губы,
то, каким был ты и нежным, и грубым.
Как говорил, как молчал и как плакал.
Счетчик часов понемножечку каплет,
я все листаю открытую книгу,
время назад неумело, но движу.
Встречу за встречей тебе я перечу,
словно играю азартно в чет-нечет.
Ведь проиграю, тягаться ль с тобою?
Словно боролась с самою судьбою!
Разве ее переспоришь, уймись!
Снова читаю, еще один лист.
Ты-то читаешь? Ведь книга открыта.
Жаль, что непрочными нитками сшита.
В небе ночном разлетаются строчки,
не разберешь, далеко ли до точки.
Было тепло, коль приникнешь к плечу...
жарко глазам, а реветь не хочу.
Скоро светает, родной мой, уснуть бы
хоть ненадолго. Сложились ведь судьбы.
Ночью, во сне, ну, какой я портной?
Не перекроишь, так бог же с тобой,
пусть же все будет и ровно, и ладно,
бог рассудил за нас, видимо, складно.
Скоро забуду, и строчки уймутся,
новые звездочки в небе зажгутся.
Ты улыбнись, коль приметишь такую...
не беспокойся ты, нет, не реву я.
***
На заброшенной теткиной даче
запустенье, по пояс трава,
и безлюдье, и змеи впридачу,
да у тетки болит голова,
как там спеет клубника, малина,
сморода с твой, сыночек, кулак,
а какая вкуснющая слива!
Не проехать туда, жаль, никак.
Дачу строили с мужем, и печку
Он своими руками сложил.
Председатель-то хлюст был, конечно,
в девяностые деньги умыл,
без дороги, без света оставил,
без воды. Просто Бендер Остап.
Посадили калину, а после
умер муж, подкосила страна.
Сдало сердце и разум, ты помнишь,
как дитя я водила его.
Повторял все: ну, как же так, Рая?
В общем, стало мне не до того.
А теперь вспоминаю, и тяжко
на душе… как живое, в глазу...
Там кирпичик, там камешек каждый...
Отвезешь ли, сынок? - Отвезу.
Добрались в это прошлое чудом.
И пока мы косили траву,
все вздыхала: ведь было же, было,
и теперь еще как наяву.
Слушать
1
Дождь стучит по стеклам сильно,
словно просится: впусти!
Дома тихо-тихо-тихо,
как лишь в дождик может быть.
С ним и книга интересней,
и приятнее мечтать.
Если дождь грустит, не весел,
хорошо с ним помолчать.
Можно о своем подумать,
он услышит и поймет.
Ни о чем меня не спросит
и с собой не позовет.
Полетит к тебе неспешно -
и привет не передаст.
Ты, конечно, не поверишь
и навстречу выйдешь в сад.
Будешь слушать-слушать-слушать,
подбирать в ответ слова...
А молчать намного лучше,
память тишиной жива.
2
Вот так и привыкаешь к тишине,
когда ни вести, ни письма оттуда.
А если все же ожидаешь чуда -
томительней и сладостней вдвойне.
Медлительные сумерки длинны,
и с наслажденьем ловишь их движенье.
И ночи так мучительно ясны,
следишь в окне то всполохи, то тени.
И дни полны, как солнцем дни полны!
Река неспешно катит к морю волны.
И горы темно-синие видны...
И где-то ты живешь, смеешься, помнишь...
***
Навряд ли я сумею набело.
Навряд ли я смогу с тобою вровень.
Когда-то повстречаться повезло,
потом - расстаться. Ты был слишком строгим.
Не верил снам и не дарил слова.
Растил цветы садовникам на диво.
И отрицал возможность быть счастливым,
и поспевал за временем едва.
Ни суток не хватало, ни чуть больше,
и возвращая праздности часы,
твой бился пульс все тоньше, тоньше, тоньше...
Ты не на «вы» был с временем, на «ты».
Все рассчитал так точно и сурово,
как на картинах призрачных Дали...
И лишь цветы, разлук не веря слову,
но в память обо мне еще цвели.
Когда в моем альбоме так печально,
в воспоминаньях запах истончив,
сухой цветок, хранить не в силах тайну,
рассыплется в живой горячий стих...
июль 2017