Я знаю, цитировать себя неприлично и глупо, но ещё глупее формулировать свои мысли дважды, особенно, те, которые совсем не постарели. Пару лет назад я уже рассказывала об одной авантюре, в которую была активно вовлечена по малолетству (что такое двадцать лет для городского ребёнка). Но рассказала я только дорожную часть той истории о поездке в южные_степи_Украины и обратно, оставив за кадром самые захватывающие её эпизоды, чтобы рассказать позже. Ну вот и ещё для одного эпизода пришло время. Расскажу о неделе в_Одессе после трёхнедельного пребывания на полевом стане одного из хозяйств в городе Снигирёвка (написание верное) в составе группы студентов авиационного института Казани. Начну с личных цитат, как и обещала:
>>> Интересно, что прицепив свой вагончик к внезапно возникшему... локомотиву дорожных воспоминаний, с удивлением поняла -- не цепляют меня столь давние воспоминания. Краски впечатлений полностью выцвели под жёстким излучением времени, оставив чёрно-белые факты.
Вообще-то у меня никогда не возникало ностальгии по прошлому -- наверное, какой-то дефект личности. Или особенность восприятия информации. Её мне всегда мало. Любого вида. К ощущениям это тоже относится. Например, я не могу ходить на работу одним и тем же маршрутом. Или долго жить/находиться на одном месте. Но есть одно исключение, когда воспоминания цепляют -- это так называемая коллективная память (тех же сокурсников). Хотя строго говоря, это чужие воспоминания, а чужие -- это уже не память, а информация.<<<
Это я всё к тому говорю, чтобы пояснить свою мысль, что воспоминания -- это не информация для вспоминающего. Они могут генерировать ощущения и другие реакции человека, часто даже на физиологическом уровне -- слёзы, смех итд. Но для меня такие вторичные эмоции не интересны почему-то. Поэтому и ностальгии не возникает. Тут, конечно, ещё есть нюанс -- всё, что впереди всегда интереснее прожитого. И по факту, и в ожиданиях.
В случае с_Одессой ностальгия никак не может охватить меня ещё и по причине сразу возникшего активного неприятия как города нами, так и нас городом. Когда работы по уборке урожая овощей и фруктов в Снигирёвке закончились, коллектив отъевшихся на натуральных продуктах и свежем воздухе молодых авантюристов мелкого пошиба разделился на малочисленные группировки и, согласно личным предпочтениям, разлетелся по окрестным городкам на побережье -- вроде Очакова, Керчи, Николаева, _Одессы -- чтобы за последнюю неделю августа догнать упущенные из-за спортивных сборов и трудовых напрягов возможности отдохнуть тем летом. Наша женская институтская волейбольная команда решила, что компенсировать ущерб от лютого дауншифтинга последнего времени может только такой монструозный результат многовековой урбанизации, как_Одесса.
И мы приехали в_Одессу. В основном, всё же, из-за Ленки. Она была младше нас на пару лет, но твёрдо стояла на практической плоскости и представления о жизни имела самые приземлённые с циничным отливом, что совершенно не влияло на её жизнерадостный характер и невероятно мощную способность нравиться мужской категории граждан. Была она из многодетной профессорской семьи и жила в так называемом ректорском доме авиационного института в самом центре Казани, на площади Свободы. Я уже говорила, что Казань насмешливый город. Дома, кварталы и даже целые улицы, заселённые добропорядочными гражданами самого интеллектуального рода занятий, типа профессуры всех высших учебных заведений, руководителей разного ранга вплоть до республиканского уровня итд, плотно граничили (а часто просто смешивались) с районами старой застройки и традиций, маргинальный характер которых был хорошо известен местному населению и становился причиной отсутствия массовых прогулок по улицам типа Подлужной или Федосеевской. Мы с Ленкой знали об этом, естественно, ещё и из собственного опыта -- пару раз попав в перестрелку в Фуксовском садике сразу за обкомовскими домами недалеко от ленкиного дома, где любили поболтать и выкурить пару сигарет после тренировки. Теперь я думаю, что, наверняка, это происходило из-за Ленки, потому что она просто притягивала маньяков. Она даже всегда носила обувь на мощном таком каблуке, чтобы эффективно отбиваться от них, например, в собственной парадной. Ну и бегала, конечно, хорошо. Мы все бегали в то время хорошо. Редко когда удавалось дойти до своего дома от остановки трамвая неспешным шагом после вечерней тренировки. В общем, хочу сказать, что иллюзий у нас, выросших в той суровой казанской действительности, не было. У Ленки, конечно, тоже, кроме одного нюанса -- она верила, что есть места, где жизнь светла и удивительна, люди приятны и предупредительно улыбчивы, а маньяки в чистом виде отсутствуют, как класс. И одним из таких мест она считала чудный город_Одессу. _Одесса_ -- европейский город, говорила она авторитетно, и этот аргумент стал для неё и для всех нас основополагающим.
И мы приехали в_Одессу. Посмотреть на европейский город. Но сначала надо было найти жильё на неделю. На шестерых. Помню, что мы сели на трамвай и куда-то поехали, совершенно не ориентируясь в пространстве нового для нас, европейского, типа. Как оказалось, ехали в район Молдаванки (ну, а куда ж ещё), где у одной из нас жила дальняя родня. Родня посмотрела на шесть лоснящихся, обветренных, обгорелых девичьих лиц и сказала, что пустит в свой дом только троих из шести возможных. Мы с Ленкой в число отобранных родней не попали, а поскольку уже вечерело, и казанский опыт пульсировал в висках одной важной мыслью -- ночью без крыши над головой оставаться никак нельзя даже в европейском городе -- то, встав посреди большого хаоса большого одесского двора на Молдаванке, мы заголосили недуром и с подвывом -- люди добрые, помогите кто чем может, лучше сразу жильём, и немедленно, а то мы никуда отсюда не уйдём. На это зрелище быстро собралась толпа женщин. Нет -- евротолпа женщин, это ж была_Одесса -- европейский город. Сначала они немного попричитали, разминаясь. Потом поняли, что мы и, правда, не уйдём, и сказали -- надо сходить за Тосей. Сходили и из бездонных недр, увешанного сохнувшим на растяжках разночинным бельём, двора привели Тосю. Тося, скромная простая женщина (благослови её все боги мира) сказала, что у неё есть однокомнатная квартира, где никто не живёт, но она её никогда не сдавала. И растерянно посмотрела на толпящихся вокруг нас женщин. -- Надо, Тося -- ответили они. И Тося, святая женщина, поселила нас в этой чистой, уютной, никогда не сдававшейся квартире бесплатно, потому что, во-первых, была святой, как я уже сказала, а, во-вторых, не знала, сколько это стоит -- сдать квартиру на неделю трём не совсем адекватным девицам из неведомой Казани. И просто не стала этим вопросом заморачиваться.
И мы стали жить в_Одессе. В первое же утро мы надели те летние платья, в какие могли ещё влезть наши сильно поздоровевшие организмы, и решили прогуляться до Привоза. Первый звонок прозвенел именно там, на этом сильно приукрашенном в одесских легендах, рынке, где Ленка вызвала какой-то пристальный к себе интерес всех, с кем пыталась пообщаться на предмет чего-нибудь купить из еды. Интерес носил характер достаточно агрессивный, чтобы мы, наконец, не сказали -- да ну их, продукты эти, готовить их ещё потом. И мы рванули на пляж. Потом в порт. Да, чтобы спуститься / подняться по Потемкинской лестнице и полюбоваться кораблями исключительно ради меня. Наконец, мы выдохлись и сели в трамвай, чтобы доехать до Оперного театра и купить билеты на любое доступное время и постановку -- хотелось посмотреть сам знаменитый театр, поэтому выбор конкретной оперы нас не тяготил. Одесские трамваи тогда ходили переполненными, кажется, с утра до вечера, поэтому посадка в них была связана с некоторым риском для целостности экипировки и причёски. Мало того, нас с Ленкой железный поток входящих в трамвай граждан разнёс по разным вагонам, и целую вечность до следующей остановки я даже не знала, села она в этот трамвай или нет.
Хорошо, что я не люблю вторичные эмоции, а то сейчас, при воспоминании о той картине, которую я увидела, как только выскочила из трамвая, у меня снова забилось бы сердце. Ленка соскочила с подножки растрёпанная и красная, а за ней следом вышли и что-то кричали несколько мощных тёток с квадратными фигурами. Когда мы ушли от преследования, скрывшись в соседнем дворе, я смогла, наконец, узнать, что произошло. Оказывается, Ленка нарушила негласные нормы приличия этого европейского города, войдя в трамвай в сарафане с сильно открытой спиной и декольте. В этот момент я впервые услышала в голосе подруги сомнение в статусе Одессы, как еврогорода. Зато сомнений, что надо переодеться прежде, чем добраться всё же до Оперного театра, а потом прогуляться по Дерибасовской, не было.
Было часов пять вечера, когда мы оказались у Городского сада на пересечении Дерибасовской и Преображенской. Желание посидеть в тени у фонтана было естественным и легко исполнимым. Сели на скамейку и закурили, ощущая, как тепло начинающегося южного вечера осторожно обнимает нас. Подошёл и сел на скамейку рядом со мной парень странной внешности -- слишком гладкой, без стигм. Мы поболтали с Ленкой ещё немного и собрались уходить. Я встала и вдруг почувствовала какой-то укол в спину. Оглянулась -- сзади, почти прислонясь ко мне, стоял этот человек и что-то держал в руке. Ленка первая увидела -- что. И сказала -- стой спокойно, не ори и не дергайся. Тут я поняла, что, действительно, хотела заорать. Потом Ленка спросила того, кто стоял за моей спиной и уже крепко сжал мою руку в запястье -- чего надо?
-- А ты не знаешь? Зачем же тогда вы тут сели?
-- Где, тут?
-- Тут, в саду.
Ленка, наконец, удивилась:
-- А что с ним не так?
-- Всё так, как и всегда, здесь сидят те, кто ищет... приключений
-- Ааа, вот оно что. Так мы не знали этого, мы первый день здесь.
-- Ладно врать. В общем, идём, нечего тут разговаривать.
Он ещё раз ткнул меня заточкой в ребро, и, велев, Ленке идти рядом с ним с другой стороны, повёл нас в сторону Преображенской. Поскольку мы до конца не верили, что это всё происходит с нами, и что перемена участи произошла так внезапно, то мы шли, во-первых, в некотором размышлении о путях спасения, а, во-вторых, на всякий случай, тихо скандалили и по очереди давили на жалость. Захватчик наш тоже не молчал, а в меру своих литературных способностей расписывал наши перспективы на текущий вечер. Они были таковы, что совсем не могли нас устроить. Мы уже прошли пару кварталов, а плана спасения так всё и не было. И тут стали переходить какую-то улицу, по которой как раз в это время к остановке подошёл трамвай и встал перед нами неожиданной преградой. Кажется, он немного не доехал до остановки, или у него было не два, а три вагона -- не помню. Вокруг нас вдруг образовался людской водоворот, и я почувствовала, что моя рука свободна. Видимо, в какой-то момент наш маньяк отвлёкся и отпустил меня. Я рванула к женщинам, выходившим из трамвая, и крикнула -- Этот человек преследует нас. Ленка уже стояла рядом со мной.
-- Какой человек? -- женщины сомкнули ряды, поставив нас за собой, и двинулись к маньяку, явно собираясь задать ему несколько интересных вопросов. Почти сразу после этого наш захватчик исчез, и только тогда женщины стали расспрашивать нас с Ленкой и по мере сил утешать. Несколько человек, наиболее активно душевных, проводили нас до самого дома, где мы уже окончательно пришли в себя. Особенно, после того, как поздно вечером к нам заглянула Тося, чтобы сообщить, что завтра большой праздник -- День Шахтёра.
И тогда мы засмеялись.