Михаил

Посвящается всем, кто не дожил до Победы.

Недаром говорят: “Как день начнёшь, так его и проведёшь”. Саша в этой поговорке убедилась сполна седьмого июля 20** года. Не сказать, что день закончился плохо, скорее даже наоборот, но должным потенциалом он обладал.
А вообще, ясен пень, что не может день начаться хорошо, если в семь утра вместо чашечки кофе вас ждёт пробежка вокруг общаги, в качестве наказания за вчерашнюю провинность. Тут, опять же, вину свою Саша признавать отказывалась. Просто тренер – зануда, вот и всё. Подумаешь, засиделись немного с девчонками после отбоя, это же спортивные сборы, в конце концов, а не концлагерь. И вообще, теннис теннисом, а  общение тоже никто не отменял! Надо же поддерживать дружеские отношения с ребятами из других групп, такими же собратьями по несчастью, которым тоже пришлось проводить июль не на море, не на даче, а в Литве на сборах. Мог бы уж тренер войти в положение! Но вот Алексея Анатольевича не особенно интересовали Сашины соображения на этот счёт, а за пререкания девчонка заслужила к уже положенным пяти кругам в наказание ещё два.
Но наказание было не первое, да и, судя по всему, не последнее, поэтому особенно огорчаться и уж тем более думать о нём Саша не стала бы, если бы, наворачивая круги вокруг злополучного общежития и засыпая на бегу, не попала ногой в яму. Нога тут же заболела, и Саша даже успела обрадоваться, что теперь от неё  “травмированной” все отстанут на денёк-другой. Но звёзды явно были не на её стороне.  Ни растяжения, ни вывиха обнаружено не было, а посему пришлось юной теннисистке идти вместе со всеми сначала на стадион, потом на тренировку на корт, а в довершение всего ещё и на вечернюю пробежку по лесу. Именно с этой пробежки и началась та странная, почти мистическая история,  которую Саша рассказывала впоследствии только совсем близким и родным людям.
Теннисисты облюбовали тихий литовский городок Виссагинес очень давно, традиция проводить здесь сборы имела советские корни. И место действительно было очень удобным: общежитие, в котором зимой жили студенты, несколько теннисных кортов неподалёку, стадион и главное – сосновый лес прямо через дорогу. Лес был фантастический, будто сошедший со страниц старых сказок. Светлый, пронизанный лучами солнца, тихий, полный ягод и грибов. В свободное от тренировок время, юные спортсмены частенько ходили гулять в бор, где успевали и вдоволь надурачиться, и наесться вкусной черники. Правда, в  лесу тренера обычно заставляли своих подопечных не ягоды-грибы собирать, а бегать кросс. Что очень жаль.
В ту вечернюю пробежку было прохладно, по прогнозу обещали туман, и тренер решил, что младшим спортсменам (от семи до десяти лет) можно остаться дома, а вот четверо старших (лет тринадцать-четырнадцать) в состоянии добежать до Красной горки и обратно. Это было, конечно, далековато, но всё же не самый худший вариант. Так, во всяком случае, думала Саша, пока, стараясь держать темп и дыхание, неспешной трусцой бежала вместе со своими друзьями по лесной тропинке, вслед за тренером. Нога немного ныла, но было терпимо, поэтому девочка не отставала.
До Красной горки они добежали быстро и хотели было остановиться передохнуть, как вдруг Алексей Анатольевич, который до этого сосредото-ченно хмурился, будто решал про себя сверхсложную задачу, видимо, принял какое-то решение и, кашлянув, озвучил его восстанавливающим дыхание воспитанникам:
– Я сбегаю подальше, до Святого озера. Или хотя бы до магистрали. Сами обратно добежите?
Саша встрепенулась. Вот это подарок судьбы! Если так подумать, то обратно можно не бежать, а не спеша дотопать пешочком, ну или быстрым шагом, на совсем крайний случай. Другие ребята, видимо, подумали о том же и дружно закивали:
– Конечно, добежим, недалеко же совсем!
– Сто раз бегали!
– А не заблудитесь? – всё-таки засомневался тренер. Саша не сдержала пренебрежительный фырк.
– Да вы чего, Алексей Анатольевич, мы же не в первый раз, да и светло ещё совсем, – выступила, как самая старшая, Сашина соседка по комнате – Мила. Её дружно поддержали двойняшки Данил и Дима:
– Добежим, не беспокойтесь!
Ну, в общем, тренера убедить удалось, да тот не особенно и пытался сопротивляться. Поэтому в обратный путь компания двинулась неторопли-вым шагом, мило беседуя, шутя, смеясь.
А солнце опускалось всё ниже и ниже. И чем краснее становились его золотые лучи, тем тише звучали голоса ребят, тем чаще они ускоряли шаг. И, когда они дошли до болота, от которого было ещё приличное расстояние до общежития, на землю спустились мягкие июльские сумерки, ребята, не сговариваясь, побежали.
От земли поднимался густой туман. Лесная тропинка терялась в молочно-белой дымке. Юные спортсмены выстроились в неровную шеренгу, хотя следовало бы бежать друг за другом. Но в души ребят закрался смутный страх, внезапно захотелось как можно быстрее добраться до общаги и напиться припасённого горячего чая с припрятанными конфетами. Поэтому с лёгкой  трусцы они перешли на почти полноценный бег.
Вот тут случилось то, чего никак нельзя было ожидать. Саша, которая бежала с самого краю, неожиданно почувствовала, что наступила на что-то твёрдое и узкое, вроде плотного резинового шланга. Сначала она даже не испугалась. Однако спустя доли секунды пришло осознание, что никаких шлангов посереди леса быть не может. Рефлекторно отпрыгнув в сторону, девочка обернулась... и пронзительно завизжала, взмахнув руками:
– А-а-а-а!!! Змея!
– Змея! – тут же подхватил бегущий рядом Данил, выпучив от страха глаза и подаваясь вбок, чуть не сбивая своего брата. Дима только открыл и закрыл рот, а вот Мила поддержала соседку по комнате, завизжав ещё громче.
То, что произошло дальше, Саша вспоминала с трудом. Она помнила только, что они все четверо бросились бежать, сломя голову. Перед глазами у неё стояла одна картинка: туман, песчаная дорога – и узкая головка серой змеи, злобно распахнувшей рот.  Помнила, что сама она споткнулась обо что-то больной ногой и, пропахав носом землю, плюхнулась на траву. А когда она поднялась, то её товарищей, как говорится, и след простыл.
Оставшись одна, Саша, с трудом отыскивая теряющуюся среди хвой-ных иголок в тумане и сумерках тропинку, ещё некоторое время шла через лес, стараясь не дать страху и горькой обиде на согруппников завладеть разумом. Окончательно стемнело, только рыжая полоска зари мигала своим умирающим золотым светом сквозь деревья, догорая где-то далеко за лесом, на западе.
Сначала юная теннисистка шла даже уверено – всё-таки в лесу она была не в первый раз и знала его неплохо. Во всяком случае, достаточно, чтобы выйти хотя бы к железной дороге, откуда было рукой подать до города. Да и тренер должен был бежать обратно по тому же пути – так утешала себя Саша, стараясь держать в узде то и дело накатывающую панику. Сосновый лес, такой светлый и дружелюбный днём, после заката стал тёмным и пугающим. Дорожка то и дело пропадала, раздваивалась, соединялась вновь. И в какой-то момент, обманутая сумерками, девочка свернула не туда и поняла это слишком поздно. То есть тогда, когда тропинка окончательно исчезла, а на небе появились яркие звёзды.
– Классно, – саркастично резюмировала Саша, останавливаясь и осознавая, что окончательно заблудилась. Звук собственного голоса среди молчаливых сосен показался чужим и чересчур громким, но всё равно это как-то успокаивало. Хотя, что говорить – нервы у девчонки, медленно скрипя, как слишком сильно натянутые канаты, стали сдавать. Саша несколько минут рассматривала идею попытаться пойти назад и выйти обратно к широкой тропинке, но тут где-то в глубине леса ухнула сова, и желание продолжать бродить по лесу пропало как-то само собой.
– Ну, всё. Хьюстон, у нас проблемы, – снова пробормотала себе под нос девочка, всё ещё пытаясь справиться с нарастающим ужасом: – чёрт! Вот зачем я вообще поехала на эти проклятые сборы! Чёрт!
Саша со злым бессилием стукнула кулаком по стволу ближайшего дерева и, не выдержав, заплакала. Слишком много всего и сразу. Угораздило же её вообще согласиться на этот лагерь! “И что дальше? Допустим, я сумею пережить эту ночь”, – тут девочку прошиб холодный пот. Ночевать в лесу? Одной? Неизвестно где?
– Вот почему, Господи, почему я победитель по жизни? – всхлипнула, вытирая слёзы Саша. – Почему вечно какая-нибудь шняга случается именно со мной?
Ответа не было. Только звёзды загадочно мигали в бездонной вышине, а ветер пел тихую песню в верхушках деревьев. Ни птиц, ни сверчков – ничего. Это ещё больше напугало девочку, но она снова попыталась взять себя в руки:
– Так, тряпка, не ныть. Сейчас ты сядешь, успокоишься, закутаешься потеплее, и попробуешь вздремнуть. Хорошо бы залезть на дерево, но у сосен очень гладкие стволы. Также неплохо было бы лечь ногами в ту сторону, откуда ты пришла, но... знать бы, откуда, – Саша зябко поёжилась, кутаясь в спортивную кофту. Ночи в Литве были прохладными, несмотря на то, что на улице стоял июль. Тут девочка заметила, что дерево, по которому она минут пять назад молотила кулаками, обливаясь слезами, было берёзой.
– О, землячка. Уже не так грустно, – снова вслух заметила Саша, пытаясь приободриться и бездумно гладя гладкую кору берёзки. Сев около ствола дерева, она подтянула ноги к груди и уткнулась носом в колени, так было теплее. Ею снова овладел полуживотный ужас, но девочка безумно устала и быстро провалилась в сон без сновидений.
Проснулась Саша от того, что кто-то настойчиво тряс её за плечо. Не сразу вспомнив, что она в лесу, Саша глухо рыкнула:
– Милка, отстань, будильник ещё не звенел.
– Ещё как звенел. Просыпайся! – Ответил ей странный, незнакомый, молодой мужской голос. Тут воспоминания прошедшего дня волной хлынули в сознание Саши, и девочка похолодела. Медленно оторвав голову от колен, она с ужасом посмотрела на разбудившего её человека, ожидая увидеть кого угодно – маньяка, упыря из просмотренного недавно фильма ужасов – но не то, что предстало пред её глазами.
“Наверное, я всё ещё сплю”, – протирая глаза руками, подумала Саша, так как иначе объяснить странную внешность незнакомца она не могла.
Ничего пугающего в нём не было. Это был всего лишь долговязый парень лет двадцати, круглолицый, русоволосый, голубоглазый, с весёлой, добродушной улыбкой. Словом, внешне он ничем не отличался от, например, старшеклассников из Сашиной школы. Человек человеком. Но на этом сходство заканчивалось. Одет парень был в измазанную солдатскую форму, высокие сапоги, на голове красовалась лихо сдвинутая набок пробитая каска со звёздочкой посередине. Лицо парня было очень бледным и будто излучающим собственный свет, а на лбу запеклась кровь.
“Либо тут проходят съёмки какого-то исторического фильма, либо я спятила, – подумала Саша, – Либо это какой-то двинутый местный прико-лист”.Однако, как ни странно, присутствие незнакомого, но судя по всему, неопасного человека приободрило.
– А ты... Ты кто? Призрак? – Почему-то страх пропал, его сменило любопытство. Парень недоумённо приподнял одну бровь:
– Разве я похож на призрака?
– Немного, – призналась Саша. Странно одетый человек неожиданно широко улыбнулся, показывая белые крепкие зубы, и рассмеялся.
– Призрак, так призрак. Давай, вставай, – он протянул ей руку, явно предлагая свою помощь. Девочка, не долго думая, схватилась за неё и поднялась, чувствуя, как ноют затёкшие мышцы. Ощущения были такие реальные, будто это всё было наяву. Рука у неожиданного спасителя была сухая и тёплая, вполне человеческая.
– Заблудилась? – поинтересовался он у отряхивавшей кофту Саши. Девочка кивнула.
– Ага. Мы вечерний кросс бегали, я на змею наступила и... вот.
Парень цокнул языком и покачал головой.
– Негоже в лесу тебе ночью сидеть. Замёрзнешь, да ещё и съест кто. Пойдём, провожу.
– А ты знаешь, куда идти? – странный человек (или призрак) вопрос проигнорил, грубо говоря. Просто взял Сашу за руку и потянул куда-то вперёд. Девочка, чувствуя странное спокойствие и уверенность, покорно пошла за ним.
Некоторое время они шли молча.  Наконец, Саша решила выяснить ответы на все интересующие её вопросы.
– Слушай... А ты кто всё-таки? – парень повернул голову и ответил:
– Я – солдат Красной армии. Мы освобождали Литву, здесь тяжёлые бои шли. Много наших тут полегло, – тут в ярких голубых глазах мелькнула грусть. Саша моргнула.
“Либо реально больной во всю голову, либо... Нет, ну этого быть не может...”.
– Ты тоже здесь погиб? – всё-таки спросила она, уже ни в чём не уве-ренная.
– Да. Ты под моей берёзкой как раз уснула, меня на том месте убили, лет семьдесят назад, может чуть больше, – объяснил он и показал на свой окровавленный лоб. Саша смогла увидеть след от пули. И сомнения, как-то сами собой рассеялись.
– Господи... – глаза у Саши округлились, и она чуть не отшатнулась, – какой кошмар...
– Нет, почему же, умереть за свою Родину – не худшая судьба, – заметил солдат, раздвигая рукой попавшиеся по дороге кусты. Его рука так же как и лицо, мягко светилась в темноте.
– Значит, здесь шли бои? – зачем-то уточнила Саша, следуя за своим провожатым. Тот кивнул.
– Да. Ты, наверное, видела, тут полно заросших окопов. Местные ребятишки иногда гильзы от пуль находят.
Да, Саша видела эти окопы.  Точнее, они их считали просто канавами. В них росла черника и мох. И в них было весело прятаться.
“Господи”.
– Я родился на Волге, знаешь такой город - Сталинград?
– Волгоград?
– Уж не знаю, как его сейчас называют, – снова улыбнулся парень, – А ты откуда будешь?
– Москва.
– О-о-о, – по-мальчишечьи восхищённо воскликнул солдат, – столица! Кремль видела? Красную площадь?
– А то, – кивнула Саша, – это все видели.
– А я вот не видел, – вздохнул он, – Всё собирался, как война закончится...
“Пока не похоронен последний солдат, война не окончена”. – Всплыло в мозгу девочки. Она вздрогнула, будто от порыва холодного ветра. Подумать только. Она идёт по лесу за руку с человеком, которого убили семьдесят лет назад. И почему-то это не кажется абсурдным или ненормальным, а даже каким-то... естественным?
– А ты сам воевать пошёл? Или заставили?
– Сам, конечно! Какое там заставили! Ты что! Война же! – удивился странному вопросу солдат, а Саша с тоской подумала, что с трудом представляет себе какого-нибудь одиннадцатиклассника из своей школы, готового по первому зову пойти в армию и умереть в какой-то Литве, где, насколько говорили её скудные знания истории, против фашистов откровенно ничего не имели против. А всё для того, чтобы погибнуть за свою страну. “Наверное, люди другие были”.
– Слушай, а почему ты не до конца умер? Ну, в смысле, я думала, что после смерти люди куда-нибудь попадают. В Рай или Ад, или перерождаются, – прежде, чем подумала, спросила Саша. Солдат как-то сразу поник, погрустнел, даже свет, который он источал, стал тусклее.
– Дело в том, что я непокоен. Моя душа не отпета, за неё не молились. Поэтому нет мне места ни на Небе, ни под землёй. Не отпускает меня этот свет.
– Да? – опешила Саша.
– Да. Поэтому я тут семьдесят лет... Маюсь, – как-то криво улыбнулся парень.
“Война не закончена, пока не похоронен последний солдат”...
– ...У меня невеста была, под Сталинградом жила, Варенька. Мы пожениться хотели, да только вот убили её в сорок втором. И деревню сожгли, – рассказывал тем временем попутчик Саши, – вот и с ней встретиться никак не получается.
– А её что, отпели?
– Бабушка у неё верующей была, она за неё молилась. А за меня не кому было, мы все из городских, атеисты, грех сказать, мой отец сам церкви грабил и священников вешал. Заслужил я, можно сказать, – вздохнул солдат. Его круглое доброе лицо, запачканное кровью, потемнело. Саша же почувствовала прилив негодования и желания чем-нибудь помочь такому славному юноше, который погиб семьдесят лет назад, исполняя воинский долг, защищая свой дом, свою землю, свою семью. “Несправедливо, что он не может обрести покой. Нет, нет и нет!”.
– Ну, вот мы и пришли, – голос солдата вывел Сашу из напряжённого размышления. Она моргнула и обнаружила, что они вышли к железной дороге, от которой до общежития было не больше километра. Стояла глубокая ночь, но где-то далеко, в конце железнодорожных путей робко выглядывала только начинающая зарождаться заря. С наслаждением вдохнув сладкий, пахнущий соснами и мхом ночной воздух, Саша решилась:
– Послушай, ты крещёный?
– Да. Меня крестила бабушка, когда я был совсем маленьким. – Кивнул солдат, с некоторым удивлением взглянув на девочку, будто он не ожидал такого вопроса.
– Тогда скажи мне, как тебя зовут, и я буду за тебя молиться, в храм схожу, свечку поставлю, – предложила Саша, – и за упокой молитву закажу, давай?
Не успела она договорить, как лицо солдата будто преобразилось. Глубокая печаль исчезла, потухшие было голубые глаза вспыхнули новым, каким-то неземным светом. Никогда ещё в своей жизни Саша не видела на лице человека такого счастья. Парень, не говоря ни слова, сгрёб её в охапку и крепко обнял. Саша ткнулась носом в его одежду, чувствуя запах свежей земли, махорки и ещё чего-то необыкновенно родного и близкого, чему не могла дать точного определения. Ей почему-то захотелось плакать.
– Спасибо тебе, спасибо, сестрёнка, – прошептал парень. Саша ничего не ответила, только шмыгнула носом, понимая, что сейчас разревётся. Сердце сжимала какая-то необыкновенная тоска, смешанная с болью и горечью. “А сколько их таких, как он? Лежат и не могут заснуть”. Мысль об этом оказалась настолько невыносимой, что Саша всё-таки заплакала, и потёртая гимнастёрка впитала солёные слёзы.
– Ну, что ты, не плачь, – ласково проговорил солдат, гладя её по спу-танным волосам. Саша постаралась справиться с собой, но никак не могла – слёзы водопадом текли по лицу, а грудь содрогалась от рыданий. А парень всё обнимал её, утешал, шептал какие-то успокаивающие слова и гладил по голове.
А у Саши в голове мелькали воспоминания о её собственных родственниках, для которых эти четыре года между 1941 и 1945 оказались роковыми. Погибший под Питером и до сих пор лежащий в братской могиле дядя Серёжа – ему было всего девятнадцать. Оба прадеда по маминой линии, прабабушка – и всё это среди тысяч, среди миллионов лиц. Тех, кто не вернулся.
Наконец, оторвавшись от промокшей гимнастёрки, она взяла носовой платок, протянутый солдатом, и вытерла слёзы. Почувствовав, что способна говорить, спросила чуть хриплым, зарёванным голосом:
– Так как тебя зовут?
– Помолись за раба Божьего Михаила, – просто ответил парень. Лицо у него снова сияло, даже ещё ярче, чем прежде. Будто Саша пообещала ему какой-то бесценный подарок.
– Хорошо, – кивнула Саша, протягивая платок обратно, но парень отстранил её руку.
– Оставь себе на память, чтобы не забыла, – он снова улыбнулся. И Саша улыбнулась в ответ, чувствуя, как на смену боли и горечи приходит какое-то ласковое, убаюкивающее спокойствие. Глаза как-то сами собой закрылись, лес поплыл, и единственным воспоминанием осталось звёздное небо и голубые глаза Михаила, горящие, как два огонька, едва ли не ярче всех звёзд.
***
– Эй, Локалина! – Раздался встревоженный знакомый голос над ухом Саши. Девочка распахнула глаза и подскочила от неожиданности. В лицо ей ударил слепящий искусственный свет, который неприятно обжёг привыкшие к темноте глаза. Сощурившись, Саша вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Господи, Божье наказание! – ругнулся всё тот же знакомый голос, в котором она узнала... Тренера?
Отняв от лица руки, Саша неожиданно обнаружила, что лежит на земле, а вокруг неё с фонариками толпятся несколько тренеров, среди которых был и её Алексей Анатольевич. Лица у всех были напряжённые,  почти испуганные. Увидев, что Саша снова открыла глаза, тренер облегчённо выдохнул, и потушил фонарик, которым светил прямо в лицо Саше.
– Жива? Здорова?
– Ага, – кивнула девочка, которая всё ещё не отошла от... Что это было? Сон?
Оглядевшись, Саша осознала, что лежала она прямо рядом с железной дорогой, точнее, недалеко от неё. Именно в том месте, куда её привёл тот странный...
“Михаил?”.
– Что ж ты до железной дороги добралась, а дальше не пошла? – допрашивал её тренер. Саша, которой было не до того, пожала плечами.
– Не знаю.
– Не знаю, – передразнил тренер, – учти, завтра снова семь кругов. Чтоб неповадно было. Ну и напугала ты нас! Полночи тебя искали!
Саша только кивнула, крепче сжимая в кулаке белый платок.
Прошло несколько дней, наконец-то, наступили выходные. В субботу, после традиционных утренних соревнований, Саша с Милкой и девчонками из других групп отправилась в торговый центр «Домино», который был самым людным местом в этом городке. Там было много кафе, магазинов, даже боулинг.
Саша всё это время ощущала странное волнение. Её мучили сомнения: реальность и сон спутались в её сознании в одно целое. Был ли тот солдат? Или это всего лишь её больная фантазия? Погружённая в эти мысли, Саша не вникала в разговоры подруг, отвечала односложно и невпопад, что не осталось незамеченным. Её начали расспрашивать, но Саша отшутилась и, сославшись на кое-какие дела (ей совершенно не хотелось никому ничего говорить про солдата, про церковь и своё обещание), после прогулки по торговому центру не пошла с ними обратно в общагу, а отправилась прямиком к храму Иоанна Предтечи исполнять обещанное.
В полупустом храме было прохладно, пахло ладаном и воском. Полным ходом шла подготовка к вечерней службе. Саша, которая любила ходить в храм даже пожалела, что не сможет задержаться подольше – до шести часов надо было вернуться обратно. Купив у добродушного вида матушки свечи и заказав заупокойный молебен, Саша подошла к иконам. Свечек было всего три, и девочка долго думала, куда их поставить. Одну, почти не рассуждая, поставила к распятью, вторую - Богородице, а третью – Георгию Победоносцу, покровителю русского воинства и столицы России, вспоминая слова Михаила о его желании увидеть Москву. Затем, перекрестившись, Саша вышла из церкви, чувствуя свой долг выполненным.
В ту же ночь, Саше приснился чудесный сон. Ей снилось огромное ласковое голубое небо, слепящее белое солнце, золотое поле ржи, которому не было конца и края. По этому полю, обнявшись, шли знакомый Саше парень в солдатской гимнастёрке, с лихо сдвинутой на бок пилоткой и невысокая девушка в простом ситцевом платье. Саша не видела их лиц – они шли к ней спиной, уходя по полю прямо туда, где на горизонте горело солнце. Солнце светило прямо в глаза и создавалось впечатление, будто наконец-то обретшие друг друга во смерти влюблённые уходят прямо в этот белый свет, растворяясь в нём. Вскоре их силуэты было невозможно различить – они сами стали светом.
Саша проснулась в слезах, но на душе у неё было необыкновенно хо-рошо и легко, а в голове пульсировала только одна мысль:  «Смерти нет!».