В конце мая 1984 года врачи направили меня после плеврита в Ивановский противотуберкулезный санаторий. Находится он на окраине города в парке имени Степанова. Парк мне очень нравился, а сам вид санатория тогда оставлял желать лучшего. Это было 3 деревянных корпуса: два двухэтажных и один одноэтажный. В одном из двухэтажных корпусов были только женские палаты, в другом – только мужские, в обоих корпусах кабинеты врачей, а в третьем корпусе были кухня и столовая.
В одну из палат женского корпуса поселили и меня. Всех нас в палате было 6 человек. Самым интересным человеком в нашей палате была Паша. Работала она, точно не помню, то ли на камвольном, то ли на меланжевом комбинате. Любила играть на гармошке, все так и называли ее Паша-гармонистка.
Дни в санатории были довольно однообразны: лечебные процедуры, прогулки, чаще всего в парке, занятия по интересам. Кто-то из женщин, как и я, вязал, кто-то вышивал, кто-то делал из спичек домики, церквушки и даже дворцы, кто-то мастерил из трубок от капельниц игрушки. Словом все были при деле.
Вечерами, после ужина, Паша-гармонистка играла на своей гармошке, а женщины выстроившись кругом, одна за другой в затылок, плясали, идя по кругу, и пели частушки. Например, такую:
Гармониста я любила,
Гармониста тешила,
Гармонисту на плечо
Сама гармошку вешала.
Все остальные частушки были такого же характера.
Я, послушавши их 2 или 3 раза, больше на этих танцах не появлялась. Частушки каждый день были одни и те же, и даже пелись в том же порядке.
Но вот 9 июня мирное существование нарушилось. День был ветреный. А вскоре после полдника к нашим корпусам прибежали поварихи, до тех пор мы их даже и не видели. Они были в панике: отключили воду, а ужин еще и не начинали готовить. На весь санаторий воды требовалось очень много, так что просили мужчин привезти воды, объяснивши, что рядом с парком есть колонка, где можно ее набрать. Ветер, между тем, все усиливался. Выдали им тележку и фляги, и мужчины очень неохотно отправились за водой. Вернулись, впрочем, очень быстро и без воды, заявив, что никакой колонки они не нашли.
Паша-гармонистка вздохнула и сказала: «Бабы, мужики сдрейфили, надо нам идти. Кто со мной?»
Вся наша палата дружно пожелала отправиться за водой. Колонку мы нашли очень быстро, набрали воды во все фляги и вернулись в санаторий. Ветер уже сбивал с ног. Поварихи воде обрадовались, но того, что привезли, было мало, мы было собрались идти второй раз, но мужчинам стало стыдно, тележку они у нас отобрали и всю остальную воду привезли сами.
К тому времени, как ложились спать, ветер усилился настолько, что наше аварийное здание начало уже сотрясаться. Нам стало страшно, однако все же легли спать и заснули. Мы-то спали, а пожилая медсестра, дежурившая в эту ночь, обливалась по’том от страха, и не столько за себя, сколько за нас. Здание уже вовсю сотрясалось. Однако обошлось, и дом все же не развалился. Зато выйдя утром во двор, все были в ужасе: вокруг валялись вывернутые с корнем громадные деревья, а один, довольно могучий дуб, немного не долетел до нашего корпуса. Ну что ж, деревья очень быстро распилили на части и из парка увезли.
Позже нам рассказали, что в ближайших двух деревнях с домов посрывало крыши, что на железной дороге с рельсов сбросило громадный железнодорожный состав, а так как было воскресенье и на кладбище было полно народа, многие там во время смерча и погибли. Как это стало известно потом, во время смерча в Иванове, по разным данным, погибло от 60 до 70 человек и было ранено более 800 человек.
Мы все шестеро отправились к ближайшей деревне посмотреть на разрушения, но это не удалось, вокруг деревни было выставлено оцепление из солдат.
Вернувшись из санатория, я увидела, что деревья с корнем выворачивало не только в Иванове, но даже и в соседней Шуе.
Конечно, было много разговоров про этот смерч. А так как он для нашей полосы является необычным, то каких только слухов не ходило. Я сама слышала, как какой-то дедок серьезно толковал о взрыве атомной бомбы, который якобы и вызвал этот смерч.