- Григорий Викторович, - чья-то холодная костлявая рука легла на плечо профессора, вошедшего в тёмный подъезд.
- Нашла… – пронеслось в воспалённом жарой мозге. – Отмучился…. Возраст… Скорее бы … Только почему…
Кто-то включил свет, и неожиданно возникший потусторонний образ материализовался. Перед ним - соседка Анжелика Ароновна. Часто моргая слезящимися глазами, одной рукой поправляя седые букли, другой удерживая профессора, она пыталась коротко спросить о главном:
- Я понимаю, Григорий Викторович, Вы человек занятой: преподаёте в вузе, опять же науку вперёд продвигаете,статьи всякие пишете - не до меня, но никто лучше Вас на мой вопрос не ответит. – Профессор, почему у меня маленькая пенсия? А ведь обещали…
- Вопрос не по адресу, милейшая Анжелика Ароновна. Я пенсии не назначаю. И Вам ничего не обещал. Кратко могу сказать: «Они нарушили ошибку…" А теперь извините, некогда: у Оси с утра маковой росинки во рту не было.
Соседка в задумчивости пожевала нижнюю губу, потёрла пальцами виски:
- Они нарушили ошибку... Они нарушили ошибку… - повторяла она. – Вот, оказывается, дело в чём… Не забыть бы… Надо Марии Петровне рассказать… Мария Петровна! Вы дома? - загремел вверх по лестнице голос Анжелики Ароновны и упёрся в дверь тринадцатой квартиры.
Все в подъезде знали, что Григорий Викторович – добрейший человек: мимо чужой беды не пройдёт, тёплым словом согреет, последнее отдаст. За примером далеко ходить не надо. Шёл он зимним вечером мимо памятника известному художнику. Смотрит, а тот прямо на земле в лёгкой обувке стоит, пьедестала не удостоился. Одежонка на нём никудышная, на голове – шляпа, а мороз на дворе под тридцать градусов. Не пожалел профессор шарфа своего, повязал вокруг шеи художника – всё теплее будет.
Как-то ворона от стаи отбилась, а в другой не признают, совсем заклевали. Кричит она не своим голосом, крыльями хлопает... Подошёл Григорий Викторович,ласково заговорил:
- Что, матушка, голодно, холодно и опасно одной-то? А зачем стаю покинула? Вроде бы ты и не белая, но, видать, с норовом. В чёрный список, однако, попала? Как теперь выживать будешь, безработная? – профессор пошарил в портфеле, отщипнул от батона кусочек и скормил несчастной.
Многим холодно и голодно этой зимой – одним шарфом не согреешь, одним куском хлеба не накормишь.
Задумавшись о причине жизненной неустроенности, профессор потёр озябшие руки, подышал на них, согревая, и глубокомысленно произнёс:
- А всё происходит от того, что они нарушили ошибку…
Следующий раз эта фраза случайно вырвалась у него на заседании Учёного совета, кому-то понравилась и пошла гулять по страницам газет, зазвучала с телевизионных экранов. Удивительная фраза. Её эмоциональное звучание приводило к утрате подлинного смысла. Слово "нарушили" вызывало бурю негодования, а слово "ошибка" на этом фоне оставалось незамеченным.
- Голова… - говорили одни.
- Простая фраза, а сколько смысла! – восхищались другие.
- Да это в корне меняет дело! - делали выводы остальные.
С тех пор фраза стала для Григория Викторовича своеобразным зонтиком, которым он по необходимости прикрывался.
День за днём текла сама по себе чёрно-белая река его жизни: ни подводных течений, ни порогов, ни омутов. Да вот что-то мельчать стала. Речки и ручейки, её питающие, пересыхают. Волна слабеет. Течение медленное. Ни всплеска, ни шороха.
Семьи Григорий Викторович так и не завёл. Горести-радости делил с котом (по паспорту - Осириус, а в обиходе – Ося). Правда, родственников у профессора – тьма! И все чего-то хотят, советуются, просят, зовут. Вчера племянник к умирающей собаке пригласил. Пришлось на другой конец города ехать, чтобы глаза ей закрыть. А оно ему надо?
С трудом волоча ноги, профессор всё-таки донёс своё неторопливое достоинство до пятого этажа. Только вставил ключ в замочную скважину - зазвонил телефон.
- Да, - едва справляясь с одышкой, вымолвил Григорий Викторович. Это ты, Иван? Здорово, дружище! Что? Всё дурью маешься? Музе служишь? Ну-ну…
- Успокойся, правдоискатель. Если бы прозоряне умели что-нибудь, их давно бы призвали в издательства. Значит, недостойны, - продолжал он диалог.
- Иван, я давно понял, что не царёво это дело. Ни денег, ни почёта. Одни неприятности.
- Наставлять граждан? Занеслись. Молодость. Незрелость. Мнение? Собственное? Ни в коем случае! Ни-ни-ни! Только мнение вышестоящих! - профессор переложил телефон в другую руку.
- Изгои? Ты хочешь знать причину? – несколько секунд профессор молчал, затем выдохнул в трубку: «Они нарушили ошибку!»
– Да подожди, Иван... Можешь считать эту фразу началом концепции развития русской литературы. Всё. Отбой!
Наконец-то дома. Закрыть дверь. Отгородиться от всего мира. Лечь на диван. Попутно сделать замечание Оське: совсем бесполезный кот, хотя бы тапки научился хозяину приносить.
Осуществить задуманное помешал звонок. Знакомый голос за дверью признался:
- Это опять я, Анжелика Ароновна. Откройте, пожалуйста. Мне посоветоваться нужно.
Неохотно щёлкнул замок. Интеллигентный Ося вышел поздороваться, но, вдохнув резкий запах женских духов, презрительно фыркнул и умчался в комнату. Последовать за ним, профессору не позволило воспитание.
- Я что хочу, Григорий Викторович, у Вас спросить… Вы моего Костика знаете … Он пять лет при смерти… - соседка всхлипнула.
- Да, знаю... - пробормотал профессор.
Мысленно добавил:
- И только вчера видел его в компании алкашей. Как только Вы - из дома, он – к ним.
Но вслух сказал:
- А жив он до сих пор потому, что они нарушили ошибку...
- Всё та же причина… Надо же! Прямо напасть какая-то! – удивилась Анжелика Ароновна.
В арсенале средств воздействия на объект в целях получения желаемого результата у неё было ещё одно верное средство.
- Григорий Викторович, я на днях подушки родственникам раздала, – продолжила она. - Одну хотела подарить Вам. Вы такой одинокий, о Вас и позаботиться некому… Но подушек на всех не хватило. Ничего, если я её Вам подарю после смерти Костика?
Увидев вытянувшееся лицо профессора, Анжелика Ароновна поторопилась объяснить:
- Конечно-конечно, сначала я подушку в химчистку отдам… Сейчас хорошо чистят…
После продолжительной паузы соседка,так и не получив ответа, наконец-то осмелилась повторить главный вопрос:
- И всё-таки, Григорий Викторович, почему они нарушили ошибку только по отношению ко мне? Марии Петровне из тринадцатой пенсию добавили.
Профессор открыл рот, хотел что-то сказать, но попытка раскрыть зонтик успехом не увенчалась. Его сердце сжалось и с трудом выполняло обязанности. Лицо напомнило тетрадный лист с неумелыми каракулями-морщинами. Он тупо посмотрел на соседку и тяжело опустился на стул.
Анжелика Ароновна не стала дожидаться трагического финала и предпочла моментально исчезнуть.
- Всё! Не могу больше терпеть! – выдохнул Григорий и решительным жестом швырнул на стол связку ключей. – Уезжаем, сегодня же уезжаем. Вон из города!
Услышав в голосе хозяина решительные нотки, Ося, безмятежно возлежавший на одной из многочисленных подушек дивана, вопросительно на него посмотрел.
- Да-да, дорогой, уезжаем, - подтвердил тот своё решение. – Ты спросишь, куда? - хозяин прочитал немой вопрос в доверчивых глазах любимца. - «В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов», к чёрту на кулички… Но оставаться в этом аду - смерти подобно.
Его рука решительно потянулась к телефону. Набирал номер, здоровался, просил, объяснял, извинялся, прощался…
- Мне надоело стоять в позе обезьяны на холме и равнодушно наблюдать за тем, что происходит внизу, - сказал он кому-то.
Ося усталым взглядом следил, как остывает энтузиазм хозяина. Когда коту всё надоело и он окончательно убедился в бесперспективности действий друга, появился положительный результат.
- Ося, нас ждут! «И мы летим туда, где принимают… » - голосом победителя пропел профессор.
Минута… Респиратор, шорты, красная футболка, на волосатых ногах – кеды, в руках – большая красная сумка с мяукающим Осей: друзей не предают и в беде не оставляют. Вон из города, пропахшего дымом лесных пожаров, полыхающих вокруг! Подальше от проблем и надоевших вопросов, на которые нет ответов.
Неожиданно мозг пронзила неприятная мысль:
- А вдруг они нарушили ошибку, и самолёты не летают?