6
Начальник четыре раза в год встречался с Паханом и лично отчитывался ему о работе Комитета. Перед этим, обычно дня за два-три, в кабинете Начальника на седьмом этаже собирались все руководители поднадзорных Комитету министерств и ведомств с отчётами. Этот день в Комитете был не приёмным, никого из посетителей сюда не пускали, а число охранников утраивалось. Даже многим сотрудникам, чей статус был пониже, давали отгулы – чтобы не мешали заседать начальникам. Парковку освобождали для четырёх кортежей, в чьих сопровождениях приезжали главы Следственного Комитета, Министерства Внутренних Дел, Федеральной Службы Безопасности и Прокуратуры.
И только шестой этаж в такой день работал в обычном режиме. Громов, сидя за рабочим столом, лениво листал страницы новостей на ноутбуке.
… Молодая девушка, пропавшая в Подмосковье три недели назад, так и не найдена. После интенсивных поисковых работ волонтёрами, не давших результата, расследование передано в КНОПБ…
… В ближайшее время будет вынесен приговор убийце-водителю из К. Фёдору Тварину…
… Заведено уголовное дело на руководителей так называемого благотворительного фонда «Помощь»…
… В культурной столице второй раз за месяц была сожжена полицейская машина. Подозреваемые в акте вандализма разыскиваются…
Громов оторвался от новостей, когда ожила маленькая чёрная коробочка у него на столе. Он нажал на кнопку, и на синем экранчике, повисшем в воздухе, появилась элегантная секретарша Начальника, пригласившая Громова в кабинет.
Громов чуть напрягся. Совещание глав силовых структур почти никогда не прерывалось. Бывало, конечно, что Начальник вызывал кого-нибудь из подчинённых для уточнений по какому-то конкретному делу. Но такое случалось чрезвычайно редко и не предвещало ничего хорошего.
Осмотрев себя в зеркале, висевшем на стене, Александр Сергеевич одёрнул чёрный пиджак, пригладил волосы. Уже меньше, чем через минуту, он входил в начальственную приёмную.
Высокая миловидная секретарша в белой блузке и чёрной юбке уже ждала его.
– Он не в очень хорошем настроении, – предупредила она шёпотом Громова, – и вообще, там что-то странное. Иногда крики какие-то слышатся, а минуты три назад, такой резкий шум был, как будто шкаф упал.
«Что бы это могло значить?», – подумал Громов.
– А какой у него был тон, когда он меня позвал? – Тоже шепотом спросил Громов.
– Да резкий, как обычно, – пожала плечами секретарша.
Александр Сергеевич собрался с духом. Секретарша включила стоявший на её столе аппарат селекторной связи и доложила Начальнику:
– Александр Сергеевич прибыл.
Громов быстро зашёл в кабинет, дверь за ним закрылась.
Громов сделал всего один шаг от двери и обомлел. Он стоял, не очень понимая, что делать и как реагировать на происходящее. А удивляться было чему. В полнейшей тишине перед своим столом, пригнувшись, как партизан в окопе, стоял Начальник. В поднятой, вытянутой вперёд руке он держал лакированную туфлю. Иван Здорин – широколобый узкоплечий мужчина – глава Федеральной Службы Безопасности – стоял рядом. Босиком. Он, как и непосредственный начальник Громова, уставился на поверхность стола, вооружившись двумя ботинками, видимо, стоящими немалую сумму заграничной валюты. На длинном столе, предназначенном для ведения высоких переговоров, чуть согнув ноги в коленях, будто приготовившись прыгнуть, стоял Юрий Трясогузка – главный прокурор страны; невысокий, седеющий, хмурый мужичок в очках. Его ноги в белоснежных носках бесшумно топтались на лакированном покрытии. В левой вытянутой руке он держал синий китель с золотыми звёздами на погонах. Китель, как бы тоже притаившись, повис над столом. В правой руке Трясогузка держал ботинок; второй лежал на столе неподалеку.
Рядом с Начальником стоял и резко вертел головой из стороны в строну, пытаясь поймать что-то взглядом, высокий лысеющий мужчина в чёрном пиджаке – Виктор Церберев, глава Следственного Комитета.
И, наконец, сидя на стуле, и, облокотясь на длинный стол, сидел, потирая ушибленный лоб, полный мужчина – Игорь Семёнович Кислов, начальник Главного Управления Министерства Внутренних Дел.
Громов хотел спросить, что же тут происходит. Но Начальник опередил его:
– Громов! – Рявкнул он басом, продолжая всматриваться куда-то прямо перед собой.
– Да, Алексей Алексеевич, – сказал Громов, делая шаг в сторону собравшихся.
– Тихо-тихо, – вдруг остановил его Начальник.
В это время все пятеро присутствовавших в кабинете больших начальников вдруг начали судорожно оглядываться. Со стороны они походили на группу вышедших из транса не вполне здоровых людей, которые безуспешно пытаются понять, где же они находятся и что с ними произошло.
– Громов, – прошептал Начальник, – у тебя в кабинете, – он вдруг сделал паузу, как бы прислушиваясь.
Громов тоже прислушался.
– У тебя в кабинете, – продолжил он, – моль есть?
Громов сразу не понял, правильно ли он расслышал вопрос.
– Алексей Алексеевич, – он хотел переспросить, но Начальник снова его перебил.
– Моль у тебя в кабинете есть, я спрашиваю?! – Вскричал Начальник и со всей силы махнул в воздухе туфлёй.
– Я не думаю, – неуверенно промямлил Громов, – я не видел...
– Вот она, ****ь, вот!!! – Взвизгнул Юрий Трясогузка и замахал ботинком в воздухе.
– Я её вижу! – Заорал Здорин и метнул оба ботинка в сторону, противоположную той, куда махал Трясогузка. Ботинки с силой ударились о стену каблуками, оставив на ней две маленькие чёрные точки.
– Промазал, блин, – выдохнул Здорин.
– Может, уже хватит, а?! – Нервно спросил Кислов замахав руками. – Я уже оттуда грохнулся, ты тоже хочешь? – спросил он, повернув голову к Трясогузге. Тот снова замер, держа китель в вытянутой руке.
– Юра, и впрямь, – Начальник разогнулся, – тебе китель не жалко, а?
– А она его не тронет, – ответил тот язвительно, – она сядет, а её оп… – Сказал он и резко мотнул головой, чтобы все поняли, что он с ней сделает.
– Юра, слазь со стола, – сказал Начальник, – операция окончена, ты мне весь стол загадишь.
– Так я ж в носках, – сказал Трясогузка, надевая прокурорский китель и слезая со стола. – Они у меня знаешь какие? Белейшие.
– Вон, полюбуйся, – сказал Начальник Громову, указывая туфлёй на раскрытый шкаф.
Там висело длинное шикарное чёрное пальто, справа на груди виднелась крошечная дырочка.
– Ведь только купил, а? – Покачал головой Начальник. Он бросил туфлю на пол и вдел в неё ногу.
Громов внимательно осмотрелся. В углу на потолке он заметил маленькое серое похожее на мотылька насекомое. Оно сложило крошечные крылышки и замерло. «И ведь, правда, – подумал Громов, – моль».
– Эта тварь, как появится, её потом хер выгонишь. – Сказал Церберев. – Она так у моего знакомого за одно лето все шубы пожрала. Все! – Он махнул рукой. – Только дай этой суке волю.
Начальник осмотрел кабинет.
– Да.., – протянул он, – и ведь дезинфекцию сюда хер вызовешь, полгода всех проверять.
– Пусть тебе Сашка Громов поможет, – усмехнулся Кислов и хлопнул Громова по плечу, – за пару дней управитесь.
– Ой, шутник ты, Игорёк, – сказал Начальник, усевшись в кресло. – Ладно, идите, – он махнул рукой, – не буду вас держать.
Все распрощались и вышли, Громов сел на своё обычное место за длинным столом.
– Я так понимаю, вы меня только из-за моли вызывали? – Спросил он.
– Раз понимаешь, тогда что уселся? – Начальник уставился в один из мониторов, стоявших на столе.
– Как прошло совещание? – Всё-таки решился спросить Громов Начальника, развалившись в кресле и уставившись в потолок.
– Громов, ты опять от работы отлыниваешь? Или ты всё ещё не просох после вчерашнего?
Громов заелозил в кресле.
– Скоро к Пахану? – Спросил он.
– А ты как думаешь? Ты, кстати, дело Тварина закрыл? – Начальник нахмурился.
– Закрыл, – соврал Громов, не отрывая взгляда от потолка.
– И сколько ты ему дал? – Начальник поднял брови.
– Ну.., – протянул Громов. – А встреча с Паханом завтра? Льезгин принес вам отчёт, – он на секунду замолчал, – или доклад? Я не помню...
– Так, всё, – сказал Начальник, – хорош моё время тратить. Саша, иди отсюда. Поработай для разнообразия, – он сказал с укором.
– Алексей Алексеевич, – постарался разрядить обстановку Громов, – вы же знаете, как я усердно работаю. Вот дело закрыл. – Он выпрямился за столом, изображая возмущение несправедливыми упрёками в свой адрес. – Кстати, вы же знаете, какое это сложное было дело. Столько разных факторов, столько людей… Я, правда, в какой-то момент думал, что не справлюсь. Но вы же меня знаете... Если я что-то начал, то…
– Так, всё, Громов, – Начальник махнул на него рукой, – давай, чеши отсюда.
Громов встал.
– Завтра, как всегда?
– Давай-давай, – повторил Начальник, не отрываясь от экрана.
– Вот и отлично, – попрощался Громов. Засунув руку в карман брюк, он вышел из кабинета.
Вернувшись на своё рабочее место, он все-таки решил, что настало время покончить с делом Тварина.
Громову очень нравились эти моменты, когда он объявлял своё решение. Громов позвонил прокурору города К.
– Добрый день, Александр Сергеевич, – над столом Громова на синем экранчике появился молодой человек в кителе с погонами – главный прокурор города.
Громов откинулся в кресле.
– Здравствуйте-здравствуйте. Как ваши дела? – Спросил он высокомерно.
– Да, вроде всё хорошо, – неуверенно ответил прокурор.
– Как раскрываемость, всех поймали? – Съязвил Громов.
Прокурор чуть смутился.
– В процессе, Александр Сергеевич.
– Ну, и хорошо. Я вот что звоню-то. После разбирательства тваринского дела в Комитете, я и мои коллеги пришли к вердикту. Комитет считает правильным вынести Фёдору Тварину приговор: два года и восемь месяцев колонии общего режима.
– Как колонии? – Молодой прокурор не верил своим ушам, – но там же всё, вроде..? А как же Сергей Тварин?
Громов придвинулся к экрану и положил руки на стол.
– Что будет с Сергеем Тварином, это не вашего ума дело, – сказал он серьезно. – Ваше дело – это выполнять мои указания, – он вдруг осёкся, – указания Комитета. Мы тут лучше знаем...
– Да, Александр Сергеевич, – покорно согласился прокурор. – Всё-таки мрачно всё очень, мы такого не ожидали.
– Вам ваша должность нравится? – Спросил Громов.
Молодой прокурор испугано смотрел с экрана.
– Нравится, – еле слышно прошептал он.
– Вот и хорошо. А что вы там ожидали, меня не касается, мы вашими ожиданиями не руководствуемся.
Тот ничего не ответил.
– Всего хорошего, – Громов нажал кнопку на коробочке. Экран моментально исчез.
Он прекрасно знал, что Тварин не скоро окажется в тюрьме. В таких случаях приговор приводили в исполнение очень долго; если же поднятый недовольными шум затихал, то и вовсе не исполняли. Тогда человек, который по бумагам числился отбывающим наказание, на самом деле продолжал обычную жизнь в другом городе или даже в другой стране.
Громов потянулся и снова развалился в кресле.
7
На следующий день Громов провалялся в постели аж до одиннадцати: поскольку Начальник должен был всё утро провести на совещании у Пахана, Громов не видел смысла рано появляться на службе. К тому же, нового серьёзного задания он пока не получил, а всякой мелочью можно было и потом заняться.
В это утро Александр Сергеевич делал всё очень медленно, как бы нехотя. Не спеша позавтракал, широко зевая, шатался по комнатам, пытаясь собраться на работу. Несколько раз, забывая ключи от входной двери на одной и той же полке, он, наконец, покинул квартиру.
Добравшись до здания Комитета по Надзору, Громов отправился прямиком в кабинет Начальника. Тот, как сказала секретарша, ещё не возвращался с совещания. «Значит, поехал прямо в «Ставрополь», – подумал Громов.
Роскошный ресторан «Ставрополь» располагался в одном из переулков, прилегавших к Тверской. Там часто обедали работники Комитета и прочих силовых структур.
Громов остановил свой «форд» на тесной парковке перед рестораном. В стороне стоял бронированный лимузин «майбах» Начальника с синими мигалками и два больших чёрных «ауди» из его сопровождения. Около автомобилей стояла группа мужчин – все одинаковые, как на подбор: невысокие, крепкого телосложения, в неброских серых костюмах. Они здоровались с Громовым, тот отвечал кивком головы.
– Давно приехали? – Громов спросил одного из телохранителей на входе.
– Да минут двадцать, Александр Сергеевич, – ответил тот.
Громову открыли дверь, в грудь ударила волна теплого воздуха.
Сдав пальто в гардероб, он прошёл через большой зал на первом этаже с круглыми столами, накрытыми белыми скатертями. Громов кивнул нескольким обедавшем в чёрных костюмах и поднялся на второй этаж. Там, в зале чуть меньше, в одиночестве обедал Начальник.
Он сидел за большим столом, уставленным тарелками с едой. Не обращая внимания на всевозможные салаты и закуски, он уплетал огромный мясной стейк, расплескивая с тарелки на белоснежную скатерть тёплую телячью кровь. Перед ним стояли пустой графин и наполненная водкой рюмка. Начальник оторвался от куска мяса и осушил рюмку. Потом снова жадно вцепился жёлтыми зубами в молодое, розовое мясо.
– Я так и знал, – громко сказал Громов, проходя мимо барной стойки.
Он подошёл к столу, и Начальник, не вставая, пожал его руку.
– Ну, как? – Громов сел за стол.
– Жень, – Начальник окликнул официантку.
Молодая симпатичная девушка в униформе принесла меню и, развернув его, положила перед Громовым.
Начальник попросил ещё триста грамм водки.
– Шестьсот, – поправил его Громов, не поднимая головы от меню. Он вытащил красно-белую пачку сигарет.
Начальник с осуждением на него взглянул, но ничего не сказал.
– Простите, но тут нельзя курить, – робко попыталась заметить официантка.
– Жень, права тут не качай, лучше принеси водки, а? – Басом сказал Начальник.
– И пепельницу, – добавил Громов, раскуривая сигарету.
Официантка посмотрела в сторону барной стойки, где навытяжку, как солдаты на плацу, стояли метрдотель и бармен. Метрдотель одобрительно кивнул.
– Как вам угодно, – так же робко сказала официантка и удалилась.
– Избаловал я вас, – сказал Начальник и снова принялся за еду. – Курите в неположенных местах, пьёте на работе, да ещё потом, с пьяных глаз, за руль садитесь. – Он говорил с набитым ртом, и маленькие кусочки мяса то и дело падали на белую скатерть.
Громов внимательно перечитывал меню, выдыхая седые клубы дыма.
Официантка принесла серебряный поднос с графином водки, рюмкой и пепельницей. Поставив всё это перед Громовым, она спросила, готов ли тот сделать заказ.
– Под водку мне что-нибудь принеси, – сказал Громов и небрежно отбросил меню на белую скатерть.
– У нас сегодня очень вкусная селёдочка с картошкой или…, – начала она.
– Давай её, давай, – Громов стряхнул пепел сигареты в пепельницу.
Официантка неслышно удалилась, а Громов начал разливать водку по рюмкам.
Чокнулись, выпили.
– Ну, так что? – Повторил свой вопрос Громов.
– Ну, что-что, – Начальник развёл руками в воздухе, держа нож и вилку. – Как всегда. Есть замечания. Но, в общем, работой доволен. Как-то так.
– А сказал-то что? – Громов вжал бычок в стеклянную пепельницу.
– Саш, – Начальник поднял глаза на Громова, – да нихера я не понял. Я же говорю, вроде доволен, но не без проколов.
– Алексей Алексеич, – Громов потянулся за графином, – ты там три часа сидел.
– Тебе нажраться, что ли неймётся, – спросил Начальник. Громов проигнорировал вопрос и опять разлил водку по рюмкам.
Официантка принесла овальное блюдо и бережно поставила перед Громовым. На одной стороне белой фарфоровой поверхности лежала нарезная селёдочка, на другой – отварная холодная картошечка, нарезанная аккуратными кругляшками. Все это было присыпано мелко порубленной свежей зеленью и полукольцами белого лука. Масло блестело в лучах дневного света.
Громов насадил на вилку кусок картошки с селёдкой, поднял рюмку, и опрокинул её в рот. Потом он несколько секунд жевал.
– Саш, ну ты что, не знаешь разве, – сказал Начальник. – С ним можно и шесть часов сидеть, и девять. Все равно же нихера не ясно будет. Никто же не понимает, – Начальник развёл руками, – какого хера он говорит. Он после того удара сраного, как пацан шестилетний. А порой вообще, непонятно, то ли он здесь ещё, а то ли уже там, в лучшем из миров.
Громов не видел Пахана после случившегося с ним семь месяцев назад инсульта. Но слышал об этом достаточно от людей осведомленных, каковых, включая Громова, насчитывалось человек двадцать. Все понимали, что Пахан пребывает не в лучшей физической форме.
В ту тревожную ночь, чуть больше полугода назад, вся верхушка встала на уши. Всех охватила тихая, но почти смертельная паника. Начальник не вылезал из Администрации Пахана, запретил кого-либо подпускать к больному, сам проверял всех прибывавших врачей и потом по долгу с ними говорил о неразглашении информации. Благо, Пахан быстро поправлялся. «Он спортивный, ещё нас переживёт», – говорили в Администрации. Начальник тогда быстро сориентировался: он решил использовать представившуюся возможность и под предлогом угрозы переворота во время болезни Пахана продемонстрировать свою силу в госаппарате. Собрав команду сотрудников Комитете и поставив над ними Стычкина, он накопал компромат на нескольких высокопоставленных чиновников и топ-менеджеров госкорпораций. Двоих арестовали, напугали и отпустили; других – заменили на более покладистых. Подобные действия немного подпортили отношения Начальника с главами других силовых структур. Но Алексей Алексеевич снова доказал, кто в доме хозяин.
– Сидит он, значится, – продолжал Начальник, – смотрит на доклад этот, ссаный, который этот молодец накалякал, – он кивнул куда-то в сторону. – Ну и я сижу, молчу, жду. Он переворачивает страницы, облизывает губы. Потом смотрит на меня своим холодным взглядом. – Начальник чуть зажмурился, – и начинается: «Мол, вы, дорогой Алексей Алексеевич, не первый год на службе, да и опыт у вас богатый»… Рассказывает он мне мою собственную биографию. А ведь всё это на камеры записывают! По телевизору покажут! Он-то, старый маразматик, всё ещё пытается изобразить талантливого чекиста, который видит всё и вся насквозь. А у самого, один глаз открыт, а второй медленно закрывается, и он ничего не может с этим поделать. И продолжает, уверенно, причём продолжает мне рассказывать про меня же самого. К чему он всё это, – Начальник поднял брови, – не имею представления. Так он минут двадцать мне мои же мемуары читал. Я с ним соглашаюсь, киваю. И вдруг говорит: «Работа у вас идет хорошо, налажено. Управляете вы грамотно. Но есть и неувязки». «Где?» – я спрашиваю, – «укажите». А он снова начинает: «Алексей Алексеевич, мы всё решим. Будем думать, там и тут подправим, но, в общем, я работой вашей доволен. Но всё же, давайте признаем, что работать ещё есть над чем». Ты бы его видел…
– Плох? – спросил Громов, жуя картошку.
– Да, – протянул Начальник, – мог бы быть и лучше. Разливай. – Он махнул рукой.
Громов разлил водку.
– Дальше-то что? Планы-то какие? – Спросил он, поднимая полную до краев рюмку.
– За старину Пахана. За тяжкую его службу и усердную работу. – Съязвил Начальник и выпил.
– Аминь, – подтвердил Громов и тоже опрокинул рюмку.
– Всему своё время, Саша, – Начальник закусил водку ломтиком помидора. Сок потёк по гладковыбритому подбородку. – Поживём – увидим.
– Да, уж, – протянул Громов, достав ещё одну сигарету из пачки.
– Организация – это дело тонкое, требующее постоянного внимания. – Сказал Начальник.
– Это ты к чему? – Спросил Громов, закуривая.
– Не обращай внимания. Хорошо хоть анекдоты не начал рассказывать. Опять свои эти, ссаные. А то бы смеяться пришлось.
Начальник доедал стейк. Громов немного помолчал, наслаждаясь тёплым чувством – удовольствием, которое приносил ранний момент опьянения и вкус закуски. Он заговорил, как бы продолжая невысказанную мысль.
– Я вот что сказать хотел: Льезгин снова не справляется. – Он стряхнул пепел о толстое стекло пепельницы.
– Что? – Начальник поднял глаза от тарелки. – Снова? Снова вопросы глупые задает? Не догоняет?
Не вынимая сигарету изо рта, Громов снова разлил водку.
– Ну, да. Вечно, то интеллигента, то святого врубает. Не место ему у нас. Что с ним делать?
Начальник с минуту подумал.
– Это – проблема, однозначно. Я с ним поговорю. А там посмотрим. А для тебя, – он указал на Громова вилкой, – у меня новое дело. Хорошее дело. – Он широко улыбнулся и пару раз хихикнул, оголяя жёлтые зубы.
– Ладно, будем разбираться. – Громов попытался изобразить заинтересованность.
Допив водку и расплатившись, оба, пошатываясь, долго одевались в гардеробе; вышли на холодную улицу.
– А ты всё на этом хламе разъезжаешь? – Спросил Начальник, кивнув на «форд» Громова. Телохранитель открыл перед Начальником тяжелую бронированную дверь лимузина.
– Так он же коллекционный, – усмехнулся Громов, ища ключи по карманам.
– Саша, – Начальник поставил одну ногу в салон. Он хотел что-то сказать, но лишь усмехнулся и махнул рукой. Он залез в тёплое уютное нутро машины. Дверь тихо закрылась. Телохранители расселись по машинам сопровождения, синие огни на крышах заиграли, кортеж тронулся. Громов проводил их взглядом. Через минуту его старый «форд» уже вёз своего хозяина домой.
8
Начинался март. Народ радовался скорой весне, хотя до настоящего тепла было ещё далеко. «Форд» Громова, рассекавший по улицам Москвы, весь был покрытый чёрной мокрой грязью. Серый, надоевший за долгую зиму снег, лежал на обочинах, грязно-коричневыми струйками стекал с газонов; колёса то и дело попадали в ямы, наполненные смесью талой воды и противолёдных реагентов, которыми всю зиму старательно засыпали дороги города. Попав колесом в одну из таких ям и выматерившись, Громов повернул машину на Бережковскую набережную. Мимо него пролетел чёрный лимузин, сопровождаемый двумя джипами с мигалками, так быстро, что Громов не успел рассмотреть номера. Справа одна полоса перекрыта – там вот уже полгода никак не могли уложить толстые чёрные трубы – громыхали тракторы, а рабочие-гастарбайтеры в синих комбинезонах и белых касках кричали что-то друг другу на непотном языке.
Из-за этого дорога Громова из дома на работу занимала, как минимум, на полчаса больше. На встречу, по противоположной стороне улицы, меся жидкую грязь огромными колесами ехала колонна серых милицейских УРАЛов. Громов полюбовался: совсем новые грузовики, недавно ещё партию закупили. Правда, куда именно они ехали, он себе не представлял. Никаких митингов и демонстраций в ближайшее время не намечалось, иначе бы он знал. «Значит, просто на учения», – подумал он, – «новую технику осваивают». Проехав дальше по набережной, он остановился на светофоре. В стороне на тротуаре Громов заметил троих молодых людей в балахонах, которых о чём-то расспрашивал полицейский наряд. Рядом стояла полицейская машина; на заднем сидении сидели ещё двое. Улицу перебегали спешащие по делам столичных жители, среди которых заметны были раскосые лица граждан ещё не так давно «дружественных союзных республик» или, как теперь их называли, «приезжих из ближнего зарубежья». Проехав несколько улиц, Громов попал в пробку. Здесь такого же вида рабочие расширяли проезжие полосы после того, как год назад их сузили для тротуара. В результате на дороге – полный хаос. Три полосы вливались в одну. Водители, сигналя и чертыхаясь, пытались влезть не в свою полосу, не соблюдая никаких правил. Раскатанная грязь из песка и снега липла на кузова машин. Простояв минут двадцать, прокляв Московскую Мэрию и обматерив всех водителей столицы, Громов, наконец, вырвался из этого дорожного капкана. Ещё через десять минут, уже напротив Кремля, Громов увидел человека с плакатом. Вокруг него стояли не меньше дюжины полицейских, трое из них о чём-то беседовали с пикетчиком, остальные стояли неподалеку, просто так, на всякий случай. Ещё сотня метров дороги, и прямо перед лицом Громова появился большой баннер с лицом Пахана и лозунгом: «План Пахана – План России»; недавно этими баннерами завесили полстолицы. Проехав мимо, Громов моментально про него забыл и снова углубился в свои мысли.
Уже через полчаса он, обойдя толпу в холле первого этажа здания Комитета и поднявшись на седьмой этаж, стоял у двери, ведущий в кабинет Начальника. Громкий бас Алексея Алексеевича буйствовал из-за двери. Ничего не сказав секретарше, Громов открыл дверь и вошёл в кабинет.
– Дебилы вы! Какие же вы дебилы! – Орал Начальник, – за этим же полстраны следит. Эти идиоты такой шум подняли! Чуть ли не в газетах начали писать!
Стычкин и Здычкин стояли по стойке смирно и таращились на Начальника.
– Ну, Алексей Алексеевич.., – хором канючили они.
– Не могут они ничего сделать, – оправдывался Стычкин, – говорят, что пытались…
– Нам тут день и ночь названивали, – подтвердил Здычкин, – надо же было что-то решать…
Громов, молча, подошел к столу.
– Ты полюбуйся на этих двух даунов, – обратился Начальник к Громову. Он так злился, что с его лба стекали капли пота. – Что натворили, а? Угадай что?!
Громов пожал плечами, его лицо было безучастным.
– Они, козлы, ****ь. – Он тыкал пальцем в Стычкина и Здычкина, снова повысив голос, – велели ментам – ещё тем долбоёбам – окунуть мёртвую проститутку в кипяток, вытащить и заставить мать опознать её как свою дочь! – Он со всей силой ударил по столу кулаком. – Сказать, мол, вот она, нашли мы её.
Стычкин и Здычкин вздрогнули от удара и опустили головы.
Громов поднял брови, но ничего не сказал.
– Ну, Алексей Алексеевич, – умоляюще начал Здычкин, – кто же знал, что она такой шум поднимет.
– Кто знал?! – Взревел Начальник, – а то, что она шум подняла, когда дочь только пропала, вас не смутило, а? Козлы вы и есть козлы...
Начальник начал задыхаться и громко кашлять. Лицо побелело, кровь отхлынула от лица. Он достал платок и вытер пот со лба.
– Лучше бы ты, – обратился он к Стычкину, – запихнул его, – он показал на Здычкина, – в кипяток, а потом бы и сам туда прыгнул. – Идите вы с глаз моих долой, – отмахнулся от них Начальник, восстановив дыхание. – Если вы через два дня всё это говно не разгребёте, то я вам клянусь, – он погрозил им пальцем, – вот он, – показал на Громова, – вас в сточной канаве найдет. Заживо сварившимися. Поняли меня?
Стычкин и Здычкин кивнули и, пятясь, выползли из кабинета Начальника.
Громов сел за длинный стол.
– Как эти дебилы не понимают, – Начальник медленно опустился в большое коричневое кресло, – что сейчас не девяностые годы, что сейчас такое не простят.
– Да они вообще мало что понимают, – ответил Громов.
– Ты с прошлым делом всё решил? – Серьезно спросил Начальник. – А то, я вас знаю. Отчётов понапишите. А потом и выясняется...
– Да, решил, – как-то неуверенно подтвердил Громов.
Начальник вопросительно посмотрел на него.
– Да, решил, решил, – повторил Громов уже решительнее.
– Ну, хорошо. – Начальник достал из ящика своего стола чёрную папку.
– Вот Саша, ознакомься. – Он кинул её Громову, и она с хлопком ударилась о стол.
Громов пододвинул её к себе.
– Начинай как можно раньше. Там ****ец полнейший. – Сказал Начальник. – Мы всех уведомим, что дело передано тебе, так что жди, начнут звонить.
* * *
Громов вернулся к себе в кабинет, сел за стол и раскрыл папку. Из неё вывалилось содержимое: фотографии, листки бумаги, исписанной от руки или сплошь забитые компьютерным текстом. Новое дело, порученное Громову, было опять криминальным: в городе К…е подросток Евгений К. убил свою сверстницу. Это его отец плакал на одном из новостных каналов всего несколько дней назад.
Он начал читать показания родителей девочки. Такого-то числа в такое-то время, девочка, живущая по такому-то адресу в таком-то городе, сказала своим родителям, что пойдет гуляться с одноклассником часа на полтора-два и вернётся около восьми вечера. Когда она не пришла домой в назначенное время, отец начал звонить ей на мобильник; но тот молчал. Спустя полчаса мать тоже начала названивать дочери, но также безуспешно. Запаниковав, родители отправились её искать и, не найдя, обратились в полицию.
В ходе следствия выяснилось, что в тот вечер Евгений пригласил свою одноклассницу к себе домой, вернее, в коттедж отца, чтобы, как он потом объяснял, поздравить её с днём рождения – ей в тот день исполнялось шестнадцать лет. Та, ничего плохого не подозревая, согласилась. Что там между ними произошло, доподлинно неизвестно, но факт остаётся фактом: наутро девушку обнаружили в этом самом коттедже мёртвой, с семью ножевыми ранениями. Потом, оправдываясь, парень рассказывал, что между ним и его подружкой возник конфликт, в ходе которого его охватила ярость, и он начал избивать девушку. Та, как могла, защищалась. Как в его руке оказался нож, он вспомнить не смог, но обнаружили её на дорогом ковре в луже чёрной запекшейся крови, вытекшей из изрезанной шеи. В широко раскрытых глазах застыл ужас; губы были разбиты, лицо, руки, шея – в синяках. О том, что подросток не был в состоянии аффекта, говорил тот факт, что у него хватило ума взять её телефон, разблокировать его её же пальцем, набрать номера общих друзей, хвастаться им произошедшим. Всё это подтверждали не только следы крови девушки на руках и одежде убийцы, но свидетельские показания тех, кому он звонил в тот вечер. Чем мог руководствоваться в такой ситуации человек, взахлёб рассказывавший приятелям в деталях о только что совершённом им преступлении, о том, как кричала несчастная, Громов себе даже не представлял, разве что на него нашло временное помешательство.
Подростка в скором времени задержали и посадили под домашний арест, что возмутило родителей пострадавшей. О происшествии в подробностях рассказали все местные телеканалы, писала пресса. Все сошлись во мнении, что этого недоросля-убийцу надо посадить. Спорили только о том, куда: в тюрьму или в психушку. Расследование затянулось; проводили всё новые психологические экспертизы, которые как-то не давали однозначных результатов; срок домашнего ареста продлили. Возмущение родителей девушки и общественности нарастало. Никто не мог даже представить, что молодой подонок, совершивший такое зверское преступление, выйдет на свободу.
«Это не укладывается у нас в головах. Это же страшное убийство невинного ребенка», – говорила классная руководительница девочки корреспонденту местного телеканала. Она была права, это злодеяние не укладывалось в голове почти ни у кого.
Дело продвигалось медленно. Убитые горем, несчастные родители обратились в КНОПБ. Через несколько дней подростка посадили в местный СИЗО. Впрочем, его уже перевели в Москву, где он сейчас ожидал проведения решающей психиатрической экспертизы в институте судебной психиатрии. Сюда же, в столицу уже приехал и его отец – у него была в Москве квартира в элитном жилом комплексе.
«Хорошо хоть, что не придётся никуда ехать», – подумал Громов.
Тем временем в родном городе убитой собирались тысячные митинги, а корреспонденты местных СМИ и даже несколько столичных новостных телеканалов и газет подробно освещали ход расследования.
Перечитывая показания родителей Евгения К., Громов припомнил отца подростка – именно его он видел на экране телевизора несколько дней назад. Невысокий, с впалыми щеками, с дрожащей нижней губой, лопоухий; то ли со слезами на лице, то ли с каплями пота, он дрожащим голосом пытался оправдать сына.
Как он утверждал, девушка сама покончила с собой, а его «бедный сыночек» даже хотел покончить с собой вместе с ней, отец буквально в последний момент «вытащил его из петли». Они по непонятным ни для кого причинам решили совершить групповое самоубийство. Правда, эта версия была очень скоро опровергнута местным следствием, что, однако, не мешало отцу убийцы повторять её снова и снова на камеры и в диктофоны.
Сам отец – местный предприниматель, владелец предприятия по производству ювелирных изделий и сети ювелирных салонов – был далеко не последним человеком в городе, в местных силовых структурах у него было немало приятелей. На место происшествия, например, приехал не простой полицейский патруль, а сам начальник уголовного розыска города, по совместительству старый знакомый отца. Позже, в протоколе, он так описывал обнаруженное на месте происшествия, удивительным образом опровергая результаты первого осмотра этого самого места и повторяя версию отца, появившуюся позже.
«Евгений сказал мне: мы хотели совершить самоубийство вместе, долго готовились. Но когда я увидел, как моя подруга мучается, расставаясь со своей жизнью, я понял, что не смогу сделать то же с самое с собой.»
Точно такими же словами, в один в один, объяснял произошедшее и отец убийцы.
Начальник полиции в своих показаниях описывал, как сильно рыдал Женя и как он раскаивался.
«Когда я приехал, Женя плакал уже несколько часов. Его глаза опухли от слёз, лицо покраснело. Он был очень напуган. Он раскаивался, я сам это видел».
Громов отложил бумаги в сторону и потёр лицо ладонью: ему предстояли встречи с тем самым начальником полиции, рыдающим папашей и самим Евгением. Он решил позвонить Покрошину. Если дело дошло до Комитета, то от Покрошина можно будет узнать все детали дела, особенно о том, как действовал в той ситуации местный СК.
Нажав кнопку на чёрной коробочке, Громов вызвал Покрошина. Через несколько секунд тот появился на синем, висящем в воздухе экранчике.
– Надо разобраться с этим.., – начал было говорить Громов, как будто продолжая давно начатую беседу, но Покрошин его перебил.
– Слушай, я такую тему разрулил, ты даже не представляешь, – с энтузиазмом начал он.
– Так, – Громов был серьёзен, – давай сегодня вечером, а?
– Где? – Широкая улыбка озарила лицо Покрошина, оголяя желтоватые зубы.
– В «Ставрополе», – сказал Громов и повесил трубку.